Милосердие

Костёр потрескивал тихо и уютно. В воздухе светлячками витали искры, возле портала мерно жужжал собранный человеком механизм. От тепла и обволакивающего чувства спокойствия хотелось дремать: ресницы постоянно слипались, а рот непроизвольно открывался в зевке. Разморённый и уставший, Пеппер даже не следил за очагом, позволяя огню облизывать сложенные рядом дрова. Надеялся, что неокрепшее пламя наестся веток и само взметнётся вверх. Надеялся, конечно, напрасно, но вставать всё равно не спешил. Ждал, пока вернётся Уилсон. До странного знакомый и чужой одновременно. Непривычно дружелюбный. — Красивая ночь, — хоть треск цикад и усыплял, заставляя голову клониться вниз, заснуть никак не удавалось. Что-то мешало расслабиться, сверля слух. Злобное шипение? Шёпот? Девичий плач? Винегрет звуков сбивал с толку. И на удивление сильно дисгармонировал с мирными пейзажами: круглой пуговицей-луной, голубовато-зелёными елями и зеркальной гладью озера. — Моя любить ночи. Моя никогда их не замечать. Да. Прежде ему не приходилось ночевать снаружи. Да и полнолуния он раньше не видел — знал о них со слов других свиней. Агрессивные оборотни, разъярённые призраки, безжалостные тени… То, что происходило сейчас, ни капли не походило на описываемый ужас. Наоборот, казалось волшебной сказкой. Ни одного привидения, ни одного монстра. Злобные пауки, и те куда-то делись — их коконы исчезли с полянки. Вместе с покосившимися домиками и костяными курганами гончих. Со всем тем, что портило ландшафт. С грязными свиньями, с обломками механизмов, с лужами крови на дороге… И с воскрешённым человеком. Он пропал первым. Просто взял и растворился, бросив короткое: «Я вернусь». Его рюкзак остался лежать возле костра, нож упал в траву, а моток бинтов, который он всегда держал при себе в кармане брюк, размотался и повис на ягодном кусте. Странно. Если о чём чужак и беспокоился, так это о бинтах. По-видимому, привык к ранениям — заранее готовился к возможным травмам, держа наготове фляжку с «огненной водой» для дезинфекции. Сонный и вымотанный, Пеппер не мог сказать этого наверняка, но подозревал, что с набором скорой помощи человек расстался бы в последнюю очередь. Как и с самодельным складным ножом. В отличие от других чужаков с оружием Уилсон вообще не разлучался. Всегда имел при себе либо нож, либо острый камень. И, судя по количеству шкурок в рюкзаке, обращаться с ними явно умел — убивал быстро и ловко. Знал, куда метить, и наносил удары не вразброс, а точечно. Туда, где пролегали толстые жгуты вен и артерий. Перси тоже знал, куда бить. Пеппер убедился в этом, когда они дрались с отбившейся от стаи гончей. Каждый удар был направлен чётко в цель — в самые уязвимые места. В незащищённую челюсть. Во влажный нос. В мягкий живот. А чаще всего — в глаза. — Моя не понимать, — собственный голос прозвучал как-то глухо. Будто он очутился в глубоком колодце с мшистыми, поглощающими звуки стенками. — Куда все деться? Почему моя так тепло? Где привидения? Где все? Почему-то он никак не мог вспомнить, как оказался возле озера. Помнил, что сражался с собой, пытаясь не обратиться; помнил, что рычал на дрожащего от холода Уилсона. Однако то, как попал на поляну с костром, почему-то всё время забывал. Отчаянно напрягал память, но постоянно спотыкался о догадку насчёт Перси. Навязчивую и пугающую. От неё становилось не по себе. Настолько не по себе, что спокойные пейзажи вдруг начинали казаться опасными: сосны шумели уже не умиротворённо и безмятежно, а почти угрожающе; в озере появлялись инородные отражения. Тоненькая, как игла, девочка со светлыми волосами и Уилсон — напряжённый, подобравшийся. Иногда, когда отсветы затухающего костра скользили по водной глади, Пеппер даже видел их устремлённые друг на друга взгляды. Видел тонкие пальцы, комкающие какую-то бумажку. Видел блестящий в лунном свете нож. Видел раскрывшийся цветок в руках девочки. Ярко-красный. Пульсирующий. По ту сторону происходило что-то важное, а он, засыпая, оставался не у дел. Хотел предупредить о кошмарах, но не мог справиться с дрёмой. Мысли постоянно возвращались к другому Уилсону, что существовал по эту сторону озера. Уилсону, который сначала поблагодарил за оживление, а уж потом, восстановив базу, предложил путешествовать вдвоём. Уилсону, который никогда не существовал. Если что Пеппер и понял за время их короткого знакомства, так это то, что этот чужак не из тех, кто будет благодарить за помощь. Просить о ней… может быть. Благодарить — нет. Тени недостаточно сломали его, он по-прежнему не выглядел раздавленным. Уставшим и потрёпанным, но не раздавленным. Требовалось что-то посильнее смерти, чтобы выбить его из колеи. Ещё одна гибель? — Ох, — вздохнув, Пеппер потёр слезящиеся от дыма глаза и сел чуть ближе к костру. — Моя спать. Ночь красивая. Спать сейчас хорошо. Моя решать… — от мощного зёва свело челюсти, и часть слов прожевалась, превратившись в бессвязное блеяние. — Моя решать всё завтра. Всё завтра… всё… — улёгшись на соломенной подстилке, пятна крови с которой куда-то исчезли, он зажмурился и поджал колени к груди. Подумал, что полянка не очистилась бы так быстро от следов борьбы, но тут же осадил себя. Неважно, что случилось; неважно, куда он угодил — в мечту или кошмар. Имеет смысл лишь то, что в кои-то веки на острове царит покой. А он… он ведь заслужил немного отдыха. Разве нет? Где-то вдалеке снова послышался девичий плач, и он с сердитым хрюком закрыл уши. Вставать категорически не хотелось, но какое-то странное, смутно знакомое чувство вынуждало подняться и подойти к озеру. Чтобы притронуться к воде и убедиться — это иллюзия. Нет никакого чужака по ту сторону, нет и маленькой девочки. Отражения да и только. Успокоить себя этим не получилось. Заворочавшись, он всё-таки встал и заковылял к озеру. Сел рядом, потянулся к воде, но тут же замер, не решаясь прикоснуться. Отчего-то в грудной клетке, рядом с сердцем, появилась неприятная ноющая боль. Предчувствие. Такое же, как то, что когда-то, целую вечность назад, спасло ему жизнь в полном пауков лесу. Тогда ему хватило мозгов прислушаться и повернуть обратно, сейчас же… Сейчас он, заворожённый меняющимися картинками в зеркальной глади, сопротивляться соблазну не смог — осторожно прикоснулся к покрывшейся рябью поверхности. Что произошло, даже толком не понял — в лицо вдруг подул холодный ветер, и рядом возникли чьи-то тёмные силуэты. Озадаченный необычными ощущениями, он ничего не сумел сделать. Успел лишь заметить искажённое злобой лицо девочки и блеснувший в свете луны нож. Потом всё исчезло, и он, встрепенувшись, испуганно заметался по полянке. Чем бы ни были эти отражения, вели себя они очень естественно. Так естественно, что он почти верил в их реальность. И, поддаваясь сочащейся из озера магии, отчаянно искал выход. Подбрасывал в затухающий костёр дров, перебирал бесполезные предметы и, прислушиваясь к тихому шёпоту, всё отчётливей начинал осознавать: самому ему не выбраться. Он попросту не понимает, где оказался. И вряд ли уже поймёт. — Перси, — хоть он и знал, что ничем хорошим общение с теневым двойником Уилсона не закончится, всё равно обратился к нему. Не сразу, с неохотой, но обратился. Не видел другого выхода. — Моя нужна твоя помощь. Моя куда-то попасть. «Куда? — спокойный голос в голове заставил вздрогнуть. Где бы Перси ни пропадал на время смерти, он уже явно успел вернуться. Хотя высказываться по-прежнему не спешил. Наоборот, вёл себя на удивление тихо. Будто боялся, что его прогонят. — Не то чтобы я сам не знал. Просто интересны твои догадки. Здесь… здесь сложно быть уверенным в чём-то. Если ты не против, я ненадолго стану у руля. Ладно?». Его просительный тон на секунду напомнил о криках умирающего Уилсона, и одна из деталей мозаики, наконец, стала на место. Сосредоточившись, Пеппер сумел вспомнить, из какого момента его выдернули и сразу поёжился от неприятных ощущений. Обращение. С ним точно произошло что-то подобное — выросла шерсть, появились клыки и… Что случилось потом? Он не помнил, но подозревал — что-то нехорошее. Иначе почему так сильно болят глаза и дрожат руки? Почему в висках гулко стучит кровь, а по спине непрерывно катятся капли пота? Нет, в реальном мире — не этом лощённом и ненастоящем — приключилось что-то неприятное. Впрочем, могло ли случиться иначе? Вся его жизнь пропитана кровью и усеяна костьми. Как бы он ни убеждал себя в обратном, факт всегда остаётся фактом — в теневом мире нет места морали и состраданию. Либо убиваешь ты, либо убивают тебя. Без исключений. Он явно выбрал не тот вариант. «Забавно, — перехватив контроль, Перси подошёл к озеру и опустился рядом на корточки. — У тебя довольно любопытное мышление. Не человеческое, конечно, но… Перспективное. Только эмоций нерационально много. Над этим нужно поработать». Пеппер вздохнул. Понимать Перси сразу никак не получалось, приходилось напрягать мозги, чтобы вычленить из потока бусин-слов самое главное. Витиеватость сбивала с толку — он привык к простым рублёным фразам и притерпеться к речи Перси не мог. Мудрёная и замысловатая, та походила на кружево. Красивое, необычное и невероятно сложное одновременно. Как шаль старушки с книгами. Никакой практической ценности, никакой пользы, но завораживает. Ею можно лишь любоваться. Для другого она не годится. — Как наша выбираться? — сформулировать вопрос оказалось невероятно сложно. Мысли вдруг стали тяжёлыми и неподъёмными, как огромные валуны, и слова запутались окончательно. Он даже не спросил то, что собирался. Понадеялся, что Перси и сам его поймёт. В конце концов, Перси — не свинья и не марионетка. Теневой двойник. А тени… тени ведь умнее обитателей острова. Умнее Уилсона. И, возможно, умнее демона. «Интересно», — пару минут Перси молчал, изучая серебристую поверхность озера, а затем неожиданно, прежде чем Пеппер сумел ему помешать, нырнул в вязкую, как ртуть, воду. Не разрешил ни вдохнуть, ни выдохнуть — сразу потащил на дно. Луна тут же перевернулась, став похожей на обгрызенный сыр, спокойные пейзажи занялись огнём. Идиллический мир исчез, уступив место реальному, теневому, и Пеппер неожиданно для самого себя почувствовал облегчение. Игрушечно-ненастоящий, остров казался чересчур прилизанным и складным. Как кукольный домик, который настолько хорош, что с ним не разрешают играть. В нём явно был какой-то подвох. Опасный для жизни подвох. Кукольный домик. Он поймал себя на мысли, что использует слова, значения которых не понимает. Образы оплетаются буквами, одеваются в плоть и кровь, но он не знает, о чём говорит. Голову будто набили ватой — мысли вялые и тягучие, как тянучка. Никак не сосредоточиться, никак не разгадать, где твой разум, а где чужой. Плеск воды на мгновение оглушил его, и он, потеряв концентрацию, неосознанно забрал у Перси контроль. Как раз тогда, когда уже огромными скачками нёсся к трясущемуся от ледяного ветра Уилсону. Затормозить не успел — только с удивлением заметил, что напугавшая его девочка и чужак вовсе не воюют друг с другом. Напротив, малышка, выставив вперёд прозрачные ладони, пытается остановить окружающих их призраков. Отчаянно, но безуспешно. Просачиваясь сквозь деревья, те подбираются отовсюду — как бы она не озиралась, за привидениями не поспевает. Те двигаются слишком быстро, действуя на упреждение. Один призрак справа, другой — слева. — Сзади! — Уилсон тоже не справлялся. Крутился, как волчок, но отгонять врагов вовремя не успевал — то и дело пропускал атаки, дрожа от холода. И с каждым ударом выдыхался всё сильнее. Оживление явно не прошло без следа, он всё ещё выглядел слабым и неокрепшим. Однако дрался ничуть не хуже, чем тогда, ночью на полянке. Не ронял нож, не падал. И даже не вскрикивал, когда когти привидений полосовали его по обнажённым предплечьям. — Обернись! «Чёрт. Это неловко, — голос Перси едва смог заглушить шум битвы. Настолько громко шипели разъярённые призраки. — Неловко видеть себя со стороны. Хотя, надо сказать, причёска с этого ракурса смотрится отлично. Да и общий вид ничего… Хотя утешения от этого, конечно, не особо много. Грубо говоря, вообще ноль». Он замолк, словно подавившись словами. А затем, перехватив контроль, одним уверенным движением развеял подобравшегося к Уилсону призрака. Пеппер и удивиться толком не успел — Перси расправился с привидением буквально за секунду. Ловкий и скорый на решения, дрался он явно лучше оригинала. Возможно, потому что не боялся за чужое тело. Уилсон же осторожничал. По-видимому, болезненное оживление вернуло ему чувство реальности — он уже не кидался в гущу событий. Медлил, пытался отойти к озеру и, сражаясь, всё время сжимал в правой руке забрызганный кровью амулет. Будто боялся снова умереть и очутиться за гранью. Там, откуда в нормальном мире уже не возвращаются. «Я левша, — Перси ответил на вопрос прежде, чем Пеппер его задал. — Поэтому я… хм… он и держит нож левой рукой. Можно, конечно, и правой. Но сила удара будет чуть меньше, а в такой ситуации лучше использовать все ресурсы. Вдобавок правая повреждена. Уже давно, лет так пять. Неудачный опыт с фосфорной кислотой. Пальцы теперь не очень гибкие». — О! — на большее ума не хватило, Пеппер опять запутался в бисерном хитросплетении слов. Спохватился, ударил подлетевшего сзади призрака и тут же набросился на тянущуюся к Уилсону прозрачно-серую женщину. Женщину, пугающе похожую на женщину-из-мрака. Такая же короткая стрижка, такие же миндалевидные глаза… Только волосы не иссиня-чёрные, а рыжие. И вместо платья мужская одежда. Синие штаны, ярко-красная клетчатая рубашка и топор на поясе. На удивление знакомый топор. Такой же, как у бородатого лесоруба. — Моя помогать! Моя прогонять привидений! — приставленный к горлу нож обжёг кожу холодом, заставив замереть на месте. — Моя не оборотень! Моя Пеппер! Моя хороший… Уилсон не ответил — резко саданул его ботинком по колену, вынуждая рухнуть в снег. Лезвие опустил, но всего на секунду. В следующее же мгновение, сжав рукоять, ударил чуть выше головы Пеппера. Метил в хрупкую девушку с двумя по-детски легкомысленными хвостиками, а попал в лесорубшу с топором. Попал хорошо — прямо в янтарно-жёлтые светящиеся глаза, но призрака почему-то не добил. Позволил отлететь в сторону, подальше от поля битвы. И, замешкавшись, чуть не стал жертвой растекающейся, как смола, тени. Испуганный и непривычно быстрый, Пеппер едва успел оттолкнуть его, машинально отмечая, насколько ледяные его тонкие исцарапанные руки. Плохо. Раньше он не часто задумывался о хрупкости людей, но сейчас, притронувшись к предплечью Уилсона, вдруг с ужасом вспомнил: чужаки не переносят холод. Их миниатюрные тельца неспособны выдержать низкую температуру — кровь в их жилах не бурлит, как варево в котелке, а течёт медленно и неспешно. Не согреешься. — Твоя замёрзнуть? — хоть враги и наступали отовсюду, совсем как гончие, промолчать он не смог. Испугался, что человек превратится в ледышку. — Твоя не заболеть? Мог и не спрашивать — сам видел, что дела плохи. Мороз обгладывал кости, словно сотня голодных шакалов; ветер вымораживал лёгкие изнутри, а скользящие вокруг призраки жалили тело, как разъярённые медузы. Даже ему, покрытому шерстью оборотню, становилось непривычно холодно, что уж про тонкокожего чужака говорить? На нём-то и из одежды только рубашка с закатанными рукавами да потрёпанные брюки. Ботинки, и те не зимние — хотя с виду довольно крепкие: из толстой кожи, с замысловатой шнуровкой. Не то что у демона. Без лака, без пуговиц и других ненужных декоративных элементов. Очень практичные. Будто созданные для суровых условий. — Я в порядке, — усталый голос Уилсона мало чем отличался от голоса Перси. Приходилось следить за движением губ, чтобы понять: говорит оригинал или двойник. — Держись слева, Пеппер. Я тебя прикрою, — разбитый и измотанный, он принял тот факт, что оборотень сражается на его стороне, удивительно спокойно. Не задал ни одного вопроса, не спросил, что произошло. Просто сходу начал раздавать указания. — Призраков надо отогнать к озеру. Или хотя бы к кладбищу, там безопасн… Осторожно, справа. Несмотря на то, что в гуще битвы распознавать человеческую речь получалось с трудом, Уилсон не кричал — напротив, говорил тихо. Так тихо, что Пеппер едва его слышал. Звуки сплетались, как клубок змей, и, утопая в шуме, превращались в невнятное шипение. Если бы не Перси, услужливо озвучивающий слова оригинала, Пеппер не услышал бы и малой части сказанного. Слишком уж сиплым оказался голос Уилсона. Простуженным и больным. От жалости на мгновение стало стыдно. В чём-чём, а в жалости Уилсон явно не нуждался — что-то подсказывало, что узнай он о том, что его жалеет тупая свинья, пришёл бы в ярость. Или оскорбился бы. Или прогнал бы прочь. Предварительно разобравшись с призраками. В практичности ему, в конце концов, не откажешь. «Бей по глазам, — шёпот Перси переворошил мысли, как сквозняк, отвлекая от просачивающихся через деревья призраков. — Самое уязвимое место. И не бойся. Не бойся их, Второй. Это уже не люди, ты не причинишь им вреда. Ну… может самую малость. Но какая разница? Мёртвые должны оставаться в могилах, это аксиома». — Знаешь, — отступая к озеру, Уилсон успел поднять с земли брошенный впопыхах рюкзак и вынуть из кармана огниво, — это оскорбляет меня, как учёного. Ну эти привидения… Их не должно быть здесь. Это просто глупо, — на секунду он замешкался, но тут же выставил вперёд нож, разрезая подобравшегося к нему призрака, словно обычную ткань, а не сгусток чистой энергии. Превращая миловидное лицо лесорубши в сочащееся тьмой месиво. Вместо глаз — комок копошащихся червей, вместо огненно-рыжих волос — грязная пакля. Не человек, не привидение, а теневой монстр. Всё ещё до боли похожий на женщину-из-мрака. Кашлянув от попавшего в рот пепла, Пеппер попробовал отогнать кружащих вокруг призраков, чтобы позволить Уилсону и девочке отступить к озеру, но, не сделав и шагу, замер на месте. Круглая луна с кратерами-оспинами спряталась за рваными облаками, и призраки, зашипев, сразу разлетелись в разные стороны. Он и ударить никого не успел — застыл, глупо озираясь. Чересчур уж быстро исчезла многочисленная орда. Будто кто-то невидимый смахнул её с полянки, как шахматные фигуры с доски. Ни агрессивно-красных привидений, ни отвратительных, похожих на сколопендр теней… Пустота. Разъедающий кожу мороз. И дымящий вдалеке костёр. Стремительно затухающий и чадящий. — Ч-ч-чёрт, — трясясь от холода, Уилсон не смог прицепить нож к ремню. Пару раз слепо мазнул лезвием по бедру и, выругавшись, сел прямо в снег. — Они ещё в-в-вернутся, надо уходить, — несмотря на то, что окоченевшее тело уже явно отказывалось повиноваться, мчаться к костру он не спешил. Видимо, понимал — не добежит. Умирающее пламя далеко, его уже не спасти, а вот призраки совсем рядом. Затаились лишь на время. До тех пор, пока луна-пуговица не выглянет снова или пока тьма не укроет поляну. Нельзя сбрасывать их со счетов, поддаваясь обманчивым миражам. Нельзя и отдыхать. Иначе… иначе проблем не оберёшься. Сонное и спокойное, кладбище — это ящик Пандоры; под землёй спят мертвецы, которых лучше не будить. Ангелоподобные девочки, плетущие венки из позвонков. Хмурые старушки, одевающие книги в человеческую кожу. Бородатые лесорубы, рубящие хребты-сосны. И если с девушками ещё можно справиться, то с призраками мужчин хлопот не оберёшься. Они куда более мстительны и выносливы, они скроены из ненависти — теневой мир забрал у них кое-что очень важное. То, что не вернёшь так просто. Самоуважение. — Эй! Твоя в порядке? — лицо Уилсона заставило поёжиться: ресницы покрыты инеем, синие губы предательски дрожат. Замёрзший и ещё более бледный, чем обычно, человек выглядел совсем жалко. Почти так же, как тогда, когда умирал от лихорадки. — Твоя нельзя спать! Твоя не надо спать! Эй! Тщетно. Уронив нож в траву, Уилсон устало закрыл глаза и опустил голову. Не отреагировал на настойчивую тряску, не огрызнулся и не попытался подняться. Только слабо отмахнулся и, пробормотав что-то насчёт костра, обхватил себя руками. Так, словно старался сохранить остатки тепла, заперев их в тощей клетке рёбер. Помогло слабо — ветер без труда забрался под его рубашку и, гладя плечи ледяными пальцами, безжалостно впился в кожу. Непривычно восприимчивый и чуткий, Пеппер почувствовал это так, будто сам упал в снег, замерзая. Даже отличить чужие ощущения от своих не сумел — утонул в боли, как в топком болоте. «Какой же сильный мороз!» От ужаса перехватило дыхание. Мысли опять стали вязкими, и он, поддавшись, давящей на тело слабости, ненадолго отключился. Когда же пришёл в себя — быстро, буквально через секунду — с удивлением заметил, что небо ножницами разрезает молния. Длинная, острая, как заточенное копьё. С размаху врезается в землю и, осыпаясь фонтаном искр, оставляет змеистый след, похожий на расползшиеся по острову трещины. Дерево рядом вспыхнуло мгновенно. Иголки занялись огнём, кора взорвалась фейерверком — Пеппер забыл о безопасности, заворожённо уставившись на бушующее пламя. Если бы не Перси, дёрнувший его в сторону, так бы и сгорел, ошарашенный происходящим. «Что за… Второй?!» Уилсон очнулся быстрее. Вскочил на ноги и, забыв об опасности, протянул исцарапанные ладони к полыхающей сосне. Пару минут стоял, греясь, а затем сразу, прежде чем его смогли остановить, выдернул из гигантского костра пылающую ветку. Выдернул настолько быстро, что Пеппер, метнувшись наперерез, едва успел выбить её из его рук. Подпалил шерсть, обжёг лапу, но возмущаться не стал — лишь с укоризной посмотрел на неподвижно застывшую девочку, в зрачках которой плескалось пламя. Та стояла гораздо ближе, однако почему-то не сделала и шагу. Просто молча вперилась взглядом в разгорающийся огонь. — Твоя не брать огонь! Твоя сжечь деревню! — то ли от холода, то ли от волнения голос надтреснулся, став похожим на шуршание гравия. Почти неслышным. — Брось огонь! Пожалуйста. Твоя поджечь наша. Твоя всё уничтожить! Его слова не произвели никакого эффекта. Уилсон даже не обернулся, потянувшись за горящим прутом. Весь мир — начиная шумящими соснами, заканчивая покосившимися надгробиями — словно прекратил для него существовать; он опять утратил связь с реальностью. На его лице, худом и скуластом, застыло выражение упрямства, губы уже привычно сжались в узкую карандашную линию. Отгородившись от происходящего, чужак с явным удовольствием нырнул в своё безумие. Навстречу убаюканным страхам и приспанным фантомам. — Прошу! — мороз ужалил щёки, как пчела, не позволяя раскрыть рот. — Так нельзя! Твоя согреться. Твоя не надо поджигать! Сквозь вой ветра он не расслышал ответ, но увидел, что Уилсон замер, не решаясь ткнуть веткой в траву. Секунду медлил, раздумывая, а затем чуть отошёл в сторону. Ненадолго, буквально на мгновение. Затем снова протянул прут к сухим зарослям. — Зачем?! — от злости Пеппер едва не взвыл. — Твоя прекратить! Пожалуйста! — Нет, — твёрдость в голосе Уилсона удивительно контрастировала с его внешним видом. Прежде он казался потерянным и несчастным, теперь же словно обрёл внутренний стержень. Перестал поддаваться пинающим его обстоятельствам. — Если я сейчас не подожгу лес, призраки вернутся. А вместе с ними гончие и пауки. Я уж молчу про то, что замёрзну, как только сосна потухнет. Так что отойди, пожалуйста. Я не хочу причинить тебе вред. — Твоя сжечь всё! «Нет, — слова Перси прозвучали почти в унисон со словами Уилсона. — Я не такой уж и дурак. Достаточно устроить встречный пал[1], и огонь до нас не доберётся. Вот деревне не поздоровится, да. Но, будем честны, пустые дома ничего не стоят. Тебе ли не знать? Так что отойди, Второй. Или это сделаю я». Внутри, за толстыми стенками черепа, что-то неприятно шевельнулось, но концентрацию Пеппер не потерял — изо всех сил вцепился в реальность, не отдавая Перси контроль. Слишком хорошо знал, чем закончится их короткая баталия. Чем всегда заканчивалась. — Пеппер, пожалуйста, — хоть Уилсон и мог легко отстранить его, подпалив траву, импровизированный факел он не опустил. Дал шанс отойти. — Мы не продержимся до утра. А я… я не хочу снова умирать. Не заставляй меня нападать на тебя, — он замолк, отцепив с пояса нож. — Я уже убивал оборотней. И поверь мне, тебе лучше не проверять мои навыки. Пеппер лишь горько улыбнулся. Ну разумеется, убивал. Не поэтому ли демон пытался устранить его с поля игры? Доведённый до отчаяния, Уилсон, кажется, способен на многое. И простым полнолунием его не остановишь. Кем бы он ни был раньше, теперь стал машиной для выживания. Машиной, на чьём пути лучше не становиться. Об этом предупреждал Перси, об этом предупреждали поселившиеся в голове тени. И об этом же мимоходом говорил и демон. Когда-то давно, ещё в другой реальности. — Твоя спалить деревня! — и без того сумбурные слова спутались в один неразборчивый клубок. — Твоя убивать много… Твоя убивать всех. Уже который раз. — Там всё равно никого нет! — обычно спокойный, Уилсон тоже начал распаляться. Видимо, вместе с пламенем разгорелась тлеющая внутри него ненависть. Яркая и ядовитая. — Это… это то же, что стерилизация! Ты никого не убьёшь. Зато… — он нервно поёжился, наблюдая за мечущимися меж сосен призраками, — зато убьёшь нас. Если сейчас же — сию минуту — не отойдёшь! Ну же, Пеппер! Разве жизнь взрослых особей менее важна, чем жизни нерождённых?! Это неправильно! Это… — он выдавил из себя это слово с трудом, — нерационально. Пожалуйста, Пеппер. Не делай ошибку. Иногда лучше отставить эмоции в сторону. Да. Перси говорил о том же. Вот только он — Пеппер в этом убедился на собственном опыте — чужую жизнь совершенно не ценил. Рассуждал о гордыне, но сам мысленно возводил себе памятники. Осуждал насилие, но сам не гнушался убивать. И, вспоминая убийство девочки на болоте, никогда не признавал своей ошибки. Так, будто и впрямь считал, что поступил милосердно, избавив малышку от страданий ценой треснутого амулета. Если девочка его простила, у неё на то была очень веская причина. — Моя не решать, кому умирать! — такую длинную фразу без посторонней помощи он произнёс впервые. Раньше не смог бы и слова связать, но теперь совладал с собой. — И твоя не решать! Твоя опустить огонь! Сейчас! — он собирался сказать о ценности каждой жизни, однако промолчал. Промёрзший, злой после оживления, Уилсон не стал бы его выслушивать. — Моя защитить твоя. Моя согреть твоя. Только опустить огонь! Только не убивать! С грустной улыбкой Уилсон покачал головой. — Я не собираюсь умирать снова, — горящая ветка уткнулась Пепперу в лицо, опалив шерсть. — Мне жаль. Правда, жаль. Но по-другому, похоже, никак.