I am still learning to love the sound of my feet walking away from things not meant for me
Тэхен бежит и бежит, квартал за кварталом, дальше от Чонгука, до тех пор, пока легкие не начинают гореть огнем. Он тормозит, сгибаясь пополам, упираясь ладонями в колени, и тяжело дышит, как загнанный в угол зверь. До последнего ему казалось, что Чонгук бежит за ним. А, может, ему просто хотелось, чтобы Чонгук бежал за ним. Тэхен не жалеет, что оттолкнул его, но губы все еще горят огнем — он так истосковался по поцелуям Чонгука, по его присутствию, что теперь эта тоска ощущается еще яснее. Глупо отрицать, что он скучает по Чонгуку. Глупо отрицать, что он любит его, глупо убеждать себя, что сможет легко вычеркнуть его из своей жизни, потому что он не сможет. Ему хочется кричать, плакать, биться в истерике; ему хочется вернуться назад и утонуть в объятиях Чонгука, но его гордость, словно каменная стена, отгораживает их друг от друга. У Тэхена есть право не прощать Чонгука, и Тэхен это знает, но эта черта, которую он прочертил между ними, ранит Тэхена каждый раз, как он пытается ее преодолеть. Он бы хотел просто быть с Чонгуком. Он бы хотел этого больше всего на свете, но что-то внутри упорно мешает ему довериться Чонгуку вновь. Тэхен переводит дыхание и успокаивает себя тем, что со временем станет легче. Обязательно станет легче. Он победит в себе эту нездоровую влюбленность в Чонгука, он научится радоваться каждому дню и не думать о том, что с Чонгуком день мог бы быть лучше. Он идет к дому, не замечая, как глаза жжет от невыплаканных слез.***
Тэхен пьет чай, пытаясь сосредоточиться на сюжете какой-то комедии. За окном льет проливной дождь, и Тэхен кутается в одеяло, заедая плохое настроение пончиками из пекарни. Он успокоился после встречи с Чонгуком и в который раз порадовался, что не поддался тогда импульсивному порыву ответить на его поцелуй. Чонгук и так думает, что имеет над ним слишком много власти, — подтверждать его мысли не было никакого желания, хотя бы потому, что они абсолютно правдивы. Но Тэхен не хотел, чтобы его чувствами пользовались; он не хотел быть трофеем, игрушкой, тем, с кем Чонгук иногда может поразвлечься. Комедия подходит к концу, на часах уже около двух ночи, и Тэхена клонит в сон, когда раздается звонок в дверь. Он вздрагивает, и пустая кружка скатывается с колен на ковер. Тэхен обеспокоенно хмурится, торопливо идя к двери, — едва ли желанные гости приходят к ночи. Он смотрит в глазок и облегченно выдыхает — за дверью переминается с ноги на ногу Чимин. Он открывает ему, вопросительно приподнимая брови, и Чимин корчит смешную рожицу. — Подумал, что нам нужно устроить пижамную вечеринку, — пожимает плечами он, а Тэхен только закатывает глаза, пытаясь сдержать улыбку, и отходит в сторону, пропуская друга в квартиру. — Что, Хосок тебя кинул? — усмехается он, запирая дверь на замок и указывая рукой на гостиную. — Туда проходи. — Ой, — передергивает плечами Чимин, тут же забираясь на диван и укутываясь в плед Тэхена. — Он мне такси вызвал сюда. Ему Юнги позвонил, попросил срочно приехать, у них там с Чонгуком какие-то проблемы. Тэхен так и замирает у дивана, беспокойно закусив губу. Чимин ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, а потом переводит взгляд на Тэхена и непонимающе хмурится. — В чем дело? Тэхен стряхивает оцепенение, пряча глаза, и падает рядом с Чимином, тоже забираясь под плед. — Ничего такого, — отвечает он наконец, но чувствует, что Чимин так и не отвел от него изучающего взгляда. Тэхен упорно делает вид «ничего не знаю, моя хата с краю», но Чимин не сдается — тычет пальцем в его плечо и заглядывает в лицо. — Ты не хочешь рассказать мне, что происходит между тобой и Чонгуком? Тэхен непроизвольно вздрагивает и закрывает лицо ладонями, глухо простонав. — Чиминни… — тяжело вздыхает он, а потом вдруг поворачивает к нему возмущенное лицо. — А ты не хочешь рассказать, что происходит между тобой и Хосоком? Чимин мгновенно заливается краской до кончиков ушей. — Я первый спросил, — бурчит он, пихая Тэхена плечом, и Тэхен тихонько смеется, все же признавая поражение. — Хорошо, я расскажу тебе о Чонгуке, — сдается он, выпутываясь из пледа и поднимаясь. — Но только пойдем на кухню. На трезвую голову рассказать все слишком тяжело, а у меня как раз есть пиво и немного соджу. Чимин пожимает плечами, поднимаясь вслед за ним. — Давай закажем пиццу? — предлагает он, когда они вместе заглядывают в абсолютно пустой, если не считать пива, холодильник. — Так ведь поздно уже, — растерянно чешет затылок Тэхен. — Знаю один ресторанчик, — подмигивает ему Чимин, выуживая из кармана телефон. — Он круглосуточный. Тэхен улыбается и кивает.***
Когда привозят пиццу, они выпивают уже по бутылке пива. Чимин расплачивается сам, отталкивая протянутые Тэхеном деньги — «в конце концов, пижамную вечеринку предложил я». Они съедают по кусочку «маргариты», когда Чимин напоминает Тэхену о Чонгуке. Тэхен вздыхает, делает глоток соджу, пытаясь собраться с мыслями, а потом переводит взгляд на окно — в ответ на него печально смотрят его же глаза. — Мы с ним учились в одном классе в средней школе. Примерно тогда же я в него влюбился, — начинает Тэхен, и на этих словах на его губах непроизвольно появляется мягкая полуулыбка. Чимин откладывает откушенный кусочек пиццы и подпирает подбородок кулаками, готовясь внимательно слушать. Тэхен рассказывает ему все, начиная с истории с уборкой в классе. Он рассказывает про свою похожую на болезнь любовь, про то, как он не чувствовал никогда бабочек, эйфории и всего того, о чем пишут в романах о любви. Он чувствовал только тяжесть — словно любовь его была не крыльями, а стотонным камнем, тянущим его на дно. Он говорит о том, что смотрел изредка на Чонгука, а в ответ получал пинки, удары, слова, ранящие не хуже ножей. Он объясняет, что любил Чонгука, потому что знал, что за жестокой оболочкой прячется что-то нежное, что-то мягкое и испуганное, и именно в это Тэхен был влюблен. Он вспоминает, как иногда шел вслед за Чонгуком, вспоминает все то, что Чонгук делал, когда думал, что его никто не видит, и в этот момент его глаза наполняются слезами, а Чимин позволяет себе робко улыбнуться. Он рассказывает о том, что никогда не надеялся на ответ — убивал в себе эти надежды на корню, даже если это заставляло его рыдать в подушку от безысходности. — Моя любовь, — говорит Тэхен и улыбается, — похожа была на бесконечную пытку. А потом он доходит до того момента, когда Чонгук пригласил его на свидание, и тогда выражение его лица меняется. В чертах появляется нежность, улыбка смягчается. Тэхен может говорить об этом вечно — о том, как изменился его мир, когда Чонгук был рядом. Он рассказывает, как Чонгук говорил ему о море и был в этот момент таким прекрасным, что Тэхен готов был подарить ему свое сердце в мягкой коробочке. Он рассказывает о том, что чувствовал, когда ему казалось, что Чонгук влюблен в него в ответ, рассказывает о похожем на бескрайний океан счастье, рассказывает о пресловутых бабочках в животе, которые появились спустя столько лет, которые не знали покоя, потому что Чонгук такой прекрасный, такой идеальный, словно воплощение всех его желаний, словно герой его детских книг. — Я так хотел верить в его любовь, что и не подумал… — Тэхен замолкает, жуя губу и раздумывая над тем, как лучше выразить свои мысли. — Я не подумал, что тот, кто всю жизнь тебя ненавидел, не может внезапно тебя полюбить. Чимин, чувствуя, что приближается не самая приятная часть истории, прерывает Тэхена, протягивая ему кусок остывшей пиццы и доливая соджу в его стакан. Тэхен благодарно улыбается, но улыбка выходит слишком вымученная. Вспоминать то, чем закончилась их с Чонгуком история, до сих пор больно. Всегда, наверное, будет больно. Тэхен чувствует, как начинают дрожать кончики пальцев, и он залпом выпивает соджу, морщась и утирая уголок губ ладонью. Он сжимает пальцы в кулаки и упирается взглядом в деревянную поверхность стола. Слова даются ему с трудом, словно каждое приходится вытягивать из горла щипцами. Он говорит о фотографии, о споре, о бесконечной боли, в которой он тонул, и некому было вытащить его на поверхность. Он вспоминает ночи, когда ему казалось, что он задыхается, когда его ребра разваливались на части, обнажая искалеченные внутренности, когда его мучили кошмары, из которых он не мог выбраться. Он подробно описывает мокрые насквозь подушки, пустой холодильник, потому что было не до еды, «неудовлетворительно» по многим предметам, потому что ни одна формула, ни одно правило не лезло в воспаленную голову. Он рассказывает о том, как Чонгук запретил кому-либо трогать Тэхена, и вместо тычков теперь каждый день он получал холодное равнодушие со всех сторон; он говорит, что тогда ему было все равно — приказ Чонгука казался ему жалкой попыткой исправить содеянное, но исправить искалеченное тэхеново сердце было невозможно. — Он не чувствует себя виноватым, — качает головой Тэхен, облизывая губы и чувствуя, как щеки влажнеют из-за слез. — Мне кажется, он не чувствует. Мне кажется, что я нравлюсь ему, и он переживает только из-за своих чувств. Он не хочет, чтобы ему было больно, но он никогда не… никогда не думал, что делает больно мне. Чимин слушает молча, тоже плачет, утирая рукавом кофты влажные дорожки на лице. — Не плачь, — улыбается он Чимину сквозь слезы. — Ты-то чего плачешь? Чимин смотрит на него сочувственно, а потом поднимается, обходит стол и встает рядом с Тэхеном. Тэхен поднимает на него мокрые от слез глаза, а потом утыкается лбом ему в живот. — Сколько тебе пришлось вынести, — плачет Чимин, гладя его по всклокоченным волосам, пальцами массируя кожу головы. — Боже, Тэхен-а, сколько же тебе пришлось вынести… — Все хорошо, — шепчет он. — Когда ты появился, все стало хорошо. Чимин хватает его за плечи и отстраняет от себя, заглядывая в глаза. — Мы должны ему отомстить, — говорит он испугавшемуся такого напора Тэхену. — Мы ему отомстим, Тэхен-а. Тэхен удивленно округляет глаза, а потом улыбается. — Этому столику больше не наливать. Чимин хихикает, но потом серьезнеет, хлопая его по руке. — Я абсолютно серьезно! — Какая месть, Чиминни? — отмахивается Тэхен, отворачиваясь и хватая еще один кусок пиццы. — О чем ты вообще говоришь? Ты уже почувствовал на себе, что значит гнев Чонгука, неужели тебе не страшно? — Так мстить-то буду не я, — Чимин садится напротив и хитро улыбается. — Мстить будешь ты. — Думаешь, я Чонгука не боюсь? — усмехается Тэхен, но Чимин корчит рожицу. — Хосок сказал, что Чонгук никогда не посмеет больше сделать тебе больно, — непринужденно говорит он, а у Тэхена остаток пиццы выпадает из ослабевших пальцев. То, что Чонгуку не все равно… сбивает его с толку. — Месть, — откашливается Тэхен, — так месть. Будь что будет. Чимин восхищенно присвистывает и хлопает в ладоши.***
— Ого, — тянет Тэхен, глядя в зеркало на свои волосы. — Чиминни, ты просто герой. — Победа над мочалкой, которую ты называл прической, определенно самое серьезное достижение в моей карьере, — смеется Чимин, тут же получая расческой по лбу. — Ай! И это твоя благодарность?! Тэхен вновь переводит взгляд на зеркало, вытягивая прядку платиновых волос. Он не совсем понимает, как этим можно отомстить Чонгуку, но с Чимином спорить себе дороже — он понял это, когда Чимин надавал ему подзатыльников, пока Тэхен упорно пытался сопротивляться покраске. — Как тебе удалось сделать их такими мягкими? — восхищенно спрашивает он, а Чимин только небрежно ведет плечом. — Секрет фирмы. Потом, внезапно вспомнив о чем-то, хлопает себя по лбу. — Слушай, Тэхен, а у тебя не будет зарядки для айфона? Мне наверняка Хосок звонил, а телефон еще вчера вечером разрядился… Тэхен кивает, указывая на выдвижной ящик в компьютерном столе. — Там посмотри. Чимин находит зарядку, благодарит Тэхена, усаживаясь рядом с розеткой, и включает телефон. Тэхен продолжает вертеться у зеркала, но потом замечает, как Чимин резко бледнеет, поднимая на Тэхена испуганные глаза. — В чем дело? — тут же напрягается он, разворачиваясь и пристально глядя на друга. — Кажется, — едва слышно шепчет Чимин и гулко сглатывает, продолжая смотреть на Тэхена, но только теперь в его глазах помимо испуга появляется жалость, — Чонгуку уже отомстили и без нас. Тэхен пошатывается, опираясь рукой о стену, и чувствует, как холодеет тело. — В каком смысле? — глухо спрашивает он, хотя ему совершенно не хочется слышать ответ. — Их с Юнги избили, — осторожно отвечает Чимин, и Тэхен теряет опору, оседая на пол.***
Тэхен стремительно пересекает коридоры больницы, а Чимин едва поспевает за ним. Они замечают Хосока рядом с одной из палат, и тут Чимин обгоняет Тэхена, бросаясь к своему парню и крепко обнимая его за плечи. — С тобой все в порядке? Тебя не тронули? — слышит его бормотание Тэхен, и ему становится слегка неловко, но волнение за Чонгука оказывается сильнее чувства такта. — Где Чонгук? — не здороваясь, выпаливает он, и Хосок смотрит на него устало. На нем самом никаких ссадин и царапин нет, значит, Юнги позвонил ему уже после драки. — Да их уже выписывают сегодня, — отмахивается Хосок. — Я не понимаю, чего вы такой шум подняли. Чонгук не в первый раз дерется… Тем парням, к слову, тоже крупно досталось. — Что вообще произошло? — хмурится Тэхен. Он думал, что с Чонгуком что-то серьезное, действительно волновался и, честно говоря, не горел желанием быть замеченным самим Чонгуком. — Они с Юнги выходили из клуба и наткнулись на компанию отморозков, — пожал плечами Хосок, путаясь пальцами в волосах Чимина и то и дело отвлекаясь, чтобы поцеловать его в щеку. Тэхену так неловко наблюдать за этими естественными, ненавязчивыми проявлениями нежности. — Подрались, с кем не бывает. Было бы их поменьше, Чонгук обошелся бы без травм, но пятеро против двоих — сам понимаешь… Тэхен чувствует, как успокаивается судорожно колотящееся сердце, и от облегчения подкашиваются ноги. От падения его удерживает крепкая хватка на плечах. — Пришел, потому что переживаешь за меня? — шепчет Чонгук, прижимаясь губами к уху Тэхена. Тэхен на мгновение замирает, парализованный его близостью, а потом вырывается и разворачивается, готовясь дать Чонгуку отпор, но прикусывает язык, когда видит его избитое лицо. — Ого, — удивляется Чонгук, и в его глазах Тэхену чудится восхищение. — Тебе очень идет новый цвет. Ты такой красивый, Тэхен. Тэхен краснеет и ненавидит себя за это. — А тебе идет этот синяк под глазом, — фыркает он, складывая руки на груди. Хосок с Чимином сзади тихо хихикают, но, поймав раздраженный взгляд Чонгука, замолкают. — Видел бы ты, сколько синяков я поставил тем, с кем дрался, — не без самодовольства отвечает Чонгук, и Тэхен закатывает глаза. — Раз уж ты тут не при смерти, я, пожалуй, пойду, — он разворачивается, быстрым шагом идя по коридору, и Чонгук кричит ему в спину: — И все-таки, ты переживаешь за меня! — Конечно, переживаю, — шипит Тэхен себе под нос, — мудак.