Burn it down / Сжигая дотла

Сиэль окончательно потерял ощущение реальности. Ночи он проводил с судорогами боли и в объятиях своего чересчур реального спутника, не отдыхая по-настоящему. Он уже не помнил, когда спокойно, без сновидений, спал всю ночь, или же видел нормальные, сумбурные сны. Каждое утро он просыпался все более и более измотанным, со страхом ожидая наступления следующей ночи, а дневные события и проблемы казались ему куда менее существенными. Сиэль привык к непрекращающейся мигрени и своему бледному, словно нездоровому, отражению в зеркале. Даже мужчина, чье лицо Сиэль так и не смог ни увидеть, ни вспомнить,– казавшийся меньшей из проблем, такой безобидный в начале, и который помогал ему раньше, – стал другим. Он в чем-то винил молодого человека, что-то требовал, и Сиэль никак не мог понять, что именно. Его прикосновения стали менее трепетными, а тон превратился в укоризненный. Он повторял раз за разом, что «дальше так продолжаться не может». А еще он целовал юношу, уверенно, нагло, по-хозяйски, и это совсем не то, что Сиэлю было нужно или могло бы помочь. Молодому человеку не хотелось ни этих поцелуев, ни ставших слишком крепкими объятий, но, тем не менее, словно завороженный, он отвечал мужчине, в панике надеясь, что тому не придет в голову зайти дальше. Юноше казалось, что это было бы хуже, чем очередной приступ голода, неправильно; этот человек, а точнее, плод его подсознания, он отличался от тех любовниц и любовников, что уже были у Сиэля. Как только его рта касались неожиданно горячие губы, мальчик ощущал себя безоружным, сдающим позиции под алчным напором этого мужчины. Появились даже глупые порывы потакать чужим желаниям вопреки своим собственным, и, вспоминая глупые разговоры о взаимоотношениях, которые слышатся на каждом шагу в современном обществе, юноша думал, что у них уже «все серьёзно». Осталась только последняя грань, которую было до смерти страшно перейти. Даже при том, что одного из них даже не существовало, он умудрялся подавлять другого, юношу, не способного прогнать вон из своей головы навязчивую личность. Иногда днем он задумывался, каким бы был этот мужчина в реальной жизни: молодым или старым, красивым или обычным, а может быть, харизматичным настолько, каким Сиэлю не быть никогда. К тому времени, когда его перестал волновать сам факт наличия некоего альтер-эго, а бейспокойство стала причинять мнимая неполноценность собственного характера, так и не решенные проблемы из ночи перебрались в дневное бодрствование, и Сиэль понял, что просто потерял рассудок, а тело перестало подчиняться. Казалось, что его тень живая и ждет подходящего момента, чтобы напасть. Он слышал непрекращающийся шепот, то громче, то тише, слова, значение которых не доходило до его понимания. Во рту ни с того ни с сего появлялся тошнотворный вкус крови, который он пытался заглушить несчетным количеством сигарет. Сиэль сменил свой нелюдимый образ жизни, стараясь больше времени проводить с кем-то, с семьей или знакомыми – неважно, просто боясь оставаться надолго одному: помимо всего прочего, он заметил, что не всегда отдает себе отчет в том, что делает, и порой не может определить, что произошло пару минут назад. Когда он полностью погрузился в пучину отчаяния, все резко прекратилось, просто так, без причины. Несколько ночей он спал спокойно, и, что самое главное, один; затем выровнялось самочувствие, и сознание перестало подводить. Юноша хотел бы вздохнуть с облегчением, но не мог перестать относиться к себе с подозрением. Ему казалось, что резкая перемена состояния – просто затишье перед бурей; однако через пару недель против воли начал понемногу расслабляться, снова переключившись на свои ежедневные проблемы. *** Сиэль явственно ощутил, как кто-то с яростью бьёт по щекам. Пощечины сыпались одна за другой, а веки, еще тяжелые ото сна, не поднимались, поэтому он, сонно и немного неуклюже, попытался просто схватить за руки того, кто, помимо всего прочего, сидел на нем верхом. Как ни странно, ему это удалось, и Сиэль наконец смог сфокусировать взгляд и спокойно посмотреть на обидчика. В комнате было темно, но увидеть лицо человека, нависшего над ним, можно было без лишних усилий. Во-первых, он обладал настолько белой кожей, что, казалось, даже самая непроглядная тьма не может спрятать ее; во-вторых, его глаза ярко светились в темноте, как два раскаленных угля; в-третьих, одного короткого взгляда хватило, чтобы сразу узнать своего нового спутника, – с выражением крайнего недовольства на лице, шепча оскорбления и хмуро сдвинув брови, на Сиэля из темноты взирал он сам. Этот, другой Сиэль, почему-то выглядевший не старше лет тринадцати, без конца твердил: - Идиот, слабак, ни на что не способен, глупый мальчишка... – и с еще большей яростью, очень четко, – ты нас убьёшь. А юноша, не понимающий, в чем дело, растерянный, в ответ смог только пробормотать: - Что... что ты от меня хочешь? - Думай головой! Сиэль в ответ хотел возмутиться, сказать, что так и делает, отлично соображает, что галлюцинациям было бы лучше вести себя потише и не драться. Едко высказаться по поводу того, кто из них двоих тут мальчишка. Всего на секунду прикрыл глаза, что бы собраться с мыслями, а открыв их, увидел, что остался один в комнате. С небольшим разочарованием подумав о том, что тот таинственный мужчина больше не придет, и потирая все еще слегка ноющие щеки, Сиэль оделся и вышел на веранду, чтобы привести мысли в порядок и выкурить пару сигарет. С удивлением застав там отца, также с сигаретой в руках, – вообще-то, тот давно бросил, – он сел рядом и полувопросительно заметил: - Я думал, ты больше не куришь. - Так и есть, - и отец невозмутимо продолжил, - у тебя самого ведь тоже не все в порядке, да? - Всегда найдутся мелкие проблемы, способные выбить из колеи. Сиэль подумал, что пришло время озвучить то, что давно вертелось у него в голове. - Я, пожалуй, поживу какое-то время отдельно. Повисло напряженное молчание. Наконец, мужчина глубоко вздохнул и спокойно ответил: - Ты уже можешь сам о себе позаботиться, да? - Да. - Как хочешь. Только постарайся маме об этом поаккуратнее сообщить, ей и так одиноко. Он потушил сигарету в пепельнице и встал, уже собираясь уходить. Выражение его лица было еще печальнее и задумчивее, чем перед разговором, но Сиэль, поддаваясь внезапному порыву, остановил его и спросил: -Пап, ты не знаешь, где лежат мои старые детские фотографии? - А ты хочешь и их забрать? В библиотеке, на полке возле окна. Там почти все, кроме тех, что сгорели при пожаре шесть лет назад. - Тех, где я еще совсем маленький, ни одной не осталось? - Нет. Ты что, не помнишь, мать тогда еще закатила грандиозный скандал, мол, «я же тебе говорила сделать цифровые копии, а тебе все некогда, да ты меня никогда не слушаешь, да ты...» и все в таком роде. Как будто мне капитального ремонта и всех остальных сгоревших вещей было мало. Женщины... Как ни странно, воспоминания о том случае немного взбодрили отца. А может, вспыльчивый характер жены умилял его больше, чем тот хотел показать. Пожелав сыну спокойной ночи, он ушел к себе. *** На следующий день, решив прислушаться к словам своей маленькой копии, Сиэль добросовестно вспоминал и размышлял. В конце концов, словно утопающий, ухватился за единственную соломинку – тот дурацкий случай в Даффинс, и позвонил Себастьяну. Тот без малейшего удивления в голосе подсказал ему нужную информацию, ничего не спрашивая и не отпуская никаких комментариев. Отправившись по нужному адресу сразу после окончания занятий, юноша ощущал себя неловко и потерянно, он понятия не имел, что делать и говорить. Нажав на дверной звонок и испытав острое желание просто уехать оттуда как можно быстрее, забыть о своей дурацкой надежде что-то выяснить, Сиэль все же взял себя в руки, решив, что даже выставить себя идиотом на пару минут – это не самая страшная участь. Через несколько секунд дверь открылась, и с порога на молодого человека смотрела обычная женщина, с тем вежливо-равнодушным выражением лица, которым люди приветствуют незнакомцев, непонятно что забывших в дверях их дома. Сиэль смотрел на уже не молодое, когда-то красивое лицо, с печатью недавно пережитого горя, и не знал, как сказать о том, что пришел потревожить только затянувшуюся рану. Поэтому, невнятно поздоровавшись, на секунду замолчал, пытаясь как можно корректнее сформулировать цель визита. Именно тогда и началась сумасшедшая сцена в духе авторского кино: женщина резко, неправдоподобно быстро побледнела, и, словно в страхе, начала пятиться назад. Она издала громкий, жалобный то ли крик, то ли вой, и скрылась в недрах своей квартиры, оставив входную дверь открытой. Не задумываясь о том, что делает, Сиэль проследовал за ней, и, миновав прихожую и узкий коридор, нашел рыдающую женщину возле дивана на ковре, вблизи того места, где, как он помнил, и нашли труп ее молодого сына. Она невнятно что-то бормотала; прислушавшись, юноша расслышал лишь повторяющиеся слова «мой мальчик, мой дорогой мальчик». Подойдя чуть ближе к ней, Сиэль хотел сказать, что нет причины беспокоиться и так себя вести, что он всего лишь хотел спросить... Но женщина отшатнулась от него, как от прокаженного, и, посмотрев ему прямо в глаза, тихо произнесла: - Я знаю. Ты пришел за мной, - и после небольшой паузы продолжила, быстро и сбивчиво, - ты такой же, как тот, другой. Он убил его, а ты убьешь меня. Это моя вина, все моя вина... Я так старалась отговорить его, а мой сын, он только говорил, что уже поздно. - О чем вы? Я не понимаю, я не... – Сиэль так и не договорил о том, чего именно не собирался делать. Открыв рот, он не смог произнести ни звука, черные пятна запрыгали перед глазами, и все мысли исчезли из головы. Последнее, что он почувствовал, было похоже на резкое падение в глубокую, темную яму. Когда Сиэль очнулся, он ощущал себя и окружающую реальность так, как никогда раньше. В растерянности он пытался вспомнить, что произошло, что он употреблял, где и с кем был; первое наблюдение, пришедшее ему в голову, состояло в том, что мир перевернулся на девяносто градусов. На осознание того, что он лежит щекой на светлом, ворсистом ковре, ушло рекордно большое количество времени. Кое-как приняв сидячее положение, Сиэль сделал еще несколько открытий. Его голова раскалывалась, под кожу словно залили раскаленное железо, а шевелиться удавалось лишь с непосильным трудом. В то же время он мог бы сказать, что никогда не чувствовал себя так восхитительно. Казалось, его грудную клетку разрывало от скрытого внутри могущества, кости не выдерживали электричского напряжения, которым была наполнена каждая клетка, а глаза видели так чётко, что пришлось зажмуриться. Эти противоречивые чувства, впрочем, быстро померкли перед рациональным выводом: что-то определенно не так. Пока юноша оглядывался в поиске подсказок о том, что, собственно произошло, из кресла за его спиной донесся неожиданно довольный голос. - Я любезно взял самую ответственную часть на себя, - из тени к Сиэлю обращался он сам, более юный и с кровавыми глазами, как в тот раз. У его ног лежало тело, явно мертвое, той самой женщины, что всего несколько мгновений назад просила молодого человека о пощаде. - Ты убил ее? - Глупый вопрос. Она что, похожа на живую? – невозмутимо парировал мальчик, саркастично приподняв правую бровь, и продолжил о чем-то говорить, но Сиэль уже не слушал его, позволяя себе полностью отдаться панике. К горлу подступила тошнота, а мозг оказался затуманен, признавая потерю контроля над ситуацией. В голове крутилось лишь бесконечные «как это произошло» и «что делать». А его не по годам циничное альтер эго продолжало говорить. - Не самая вкусная душа, Себастьяну досталась лучше, но после стольких лет голода не станешь особо привередничать, - и, резко сменив тему на куда более волнующую Сиэля, обратился к нему.– Все выглядит естественно, да и полицию, насколько я помню, нет нужды специально вводить в заблуждение, но, из чистой вежливости... – невероятно выразительно глянув на стремительно зеленеющего юношу, и брезгливо поджав губы, мальчик быстро закончил, - не стоит оставлять содержимое желудка на месте преступления, - и кивком показал Сиэлю направление, в котором нужно искать ванную комнату. Через несколько минут страданий возле раковины, окончательно убедившись, что происходящее не просто ночной кошмар, Сиэль умылся холодной водой, и убедил себя, что готов взять все, что бы это ни было, в свои руки. Его отражение смотрело из зеркала красными зрачками, но сейчас это было меньшей из проблем. Вернувшись в гостиную, он убедился, что мертвое тело все еще там, хотя он подспудно и надеялся, что оно просто испарится. Его воображаемый друг, похоже, даже не шевелился с тех пор, как Сиэль вышел из комнаты, но, увидев молодого человека, он поднялся с кресла, видимо, собираясь начать раздавать поручения, однако внезапно настороженно посмотрел в сторону входной двери. - Кое-кто поднимается по лестнице. Сюда. Как ни странно, Сиэль тоже слышал шаги, да так отчетливо, словно сам находился возле ступенек. Паника, которую он только что смог подавить, напала с новой силой. Его же спутник, наоборот, выглядел еще более спокойным. - Ничего страшного, он все уладит. Надеюсь, со жнецами тоже. Немного устало прикрыв глаза, он вновь обратился к Сиэлю, серьезно, как никогда раньше: - Ты все равно не особенно доверяй ему. У него какие-то собственные цели, а причины поступков непонятны даже мне. Мальчик вел себя так, словно уже собирался уходить, и хотел дать последнее напутсвие своей неразумной девятнадцатилетней версии. Закатив глаза, он заявил: - Не знаю, зачем он устроил этот дурацкий каламбур, но он не... Скрипнула дверь и, меньше, чем через секунду, в комнате появился Себастьян. Сиэль отвлекся на него, а когда повернулся обратно, тот, другой Сиэль, уже исчез.