Urianoez

(1) Описывается занимательное путешествие в особо отдаленные и труднопроходимые места для Мелькора, всех его частей тела, валараукар, драконов и того паразита с дубиной. Также говорится, что сам посылающий уже пребывает в упомянутых местах, судя по тому, как ему сейчас нехорошо, и какие безрассудные личности его окружают. (2) Лисята (валарин) (3) Глупые лисята (валарин) (4) Серебряные-руки (квенья) (5) Руны (кхуздул) (6) Гномьи топоры на головы орков! Орки у горной крепости! (кхуздул) (7) Не обижай огонь в своем очаге. Я Урхан, слуга Махала, знаю Речь и Руны получше тебя, ибо сам Махал вложил их в мою память. (кхуздул) (8) Тьма раздери пополам черные горы! Юная леди, которой здесь не место, заткни уши на пару минут!.. (кхуздул)

Ночь прошла, будто прошла боль. Спит земля: пусть отдохнет, пусть. У земли, как и у нас с тобой, Там, впереди, долгий, как жизнь, путь. Р. Рождественский

Ночью над Анфауглит висела мертвенная холодная тишина, нарушаемая лишь порыкиванием варгов и отголосками грубой речи орочьих патрулей. Беззвездное небо казалось дырой в ту самую загадочную Бездну, которую так любили поминать некоторые майар. Лишь изредка в вышине слышался угрожающий шелест драконьих крыльев, да посверкивали из-за пепельных туч раскаленные угольки немигающих глаз. Потревоженный днем пепел лежал ровными дюнами, огибая валуны, скрывая кровь и трупы. Кое-где мертвые были свалены в высокие кучи, и они тоже напоминали валуны – только более остроконечные и бугристые. Несмотря на отсутствие ветра, было промозгло, из ртов вырывались облачка беловатого пара, в носах неприятно хлюпало, а пальцы мерзли. - Это совершенно точно здесь, - еле слышно сообщил Тансил, приостанавливаясь. На разведку он не надел доспехов, лишь кольчугу под куртку и плащ, а темные волосы стянул ремешком, чтобы не лезли в глаза. - Ты говоришь так уже в четвертый раз, - без особой радости напомнила Маэдель. Тансил внимательно огляделся по сторонам. - Нет, теперь я не ошибся. Вон валуны большие полукольцом, орочьи тела, а вот след от завесы, именно здесь она заканчивалась, видишь? Последний раз я видел Урьяно на этом месте. Маэдель тихонько прошлась кругом, стараясь не наступать на мертвых, но то и дело все равно попадая на дюны, слишком плотные для просто пепельных. - Здесь случилось страшное побоище… - Я знаю, - напомнил Тансил. – Потому я был против этой затеи. И уж тем более не следовало поддаваться на уговоры ребенка. - Я уже не ребенок, - насупилась Лимэ, стоящая тут же. Девочка старалась не отходить от старших и все время кусала губы, чтобы не расплакаться. Маэдель пожала плечами. - Скрутить ее веревкой ты посчитал жестоким, а в любом ином случае она бы все равно удрала вслед за нами. Лучше пусть так, под присмотром. Лимэ сейчас меньше всего походила на счастливую победительницу, добившуюся своего. За время пути она успела продрогнуть, устать и навидаться страшного. Но никакие силы мира не заставили бы ее сейчас в этом признаться. Иначе бы вышло, что старшие оказались правы, и сие путешествие не для юных девушек, не терпевших лишений хуже, чем нутро деревянной бочки, пропахшей солониной. - Где же он? – прошептала Маэдель, беспомощно озираясь. - Где угодно, - безнадежно выдохнул Тансил. – Он мог рассыпаться в пепел, как все мертвые майар. Или его сумели захватить живьем и утащили в плен… - Урьяно бы не дался живым! - Насколько я догадываюсь, однажды с ним такое уже случалось. Маэдель выпростала из ворота плаща заветную ракушку, сжала в кулаке, как всегда в минуты смятения и волнения. - Он здесь. - Ты чувствуешь? Она со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы, почти всхлипнула. - Я надеюсь. Тансил помолчал, раздумывая, и насколько мог твердо подытожил: - В таком случае, нам нужно его поискать. Лимэ, не стой посреди пустоши, отойди к камням. Если что, спрячешься там, ты умеешь. Я буду разрывать пепел. Возможно, Урьяно и впрямь лежит где-то здесь. Тивэ, будь рядом, посматривай наверх и прикрывай. *** Темнота ночи понемногу отступала перед густыми сероватыми сумерками раннего утра. Слабый, неяркий свет падал на истоптанный пепел, разворошенные дюны, полузасыпанные тела и двух усталых нолдор, в изнеможении сидящих среди всего этого. Чуть поодаль, у камней, сжалась на корточках, обхватив руками колени, тоненькая фальмарийская девушка. Маэдель всхлипывала, уже не таясь, и злыми, резкими движениями размазывала слезы по перепачканным щекам. Тансил ласково, как маленькую, гладил ее по спине, а у самого тоже блестели глаза. Они оба теряли Урьяно во второй, и теперь казалось уже в последний раз. Надежда таяла вместе с ночью и горстями перекопанного пепла. Нужно было уходить. Скоро зоркие глаза драконов начнут различать, что творится на земле, а орки – видеть пустошь на лигу кругом. Урьяно бы не хотел, чтобы друзья, за которых он так сражался, разделили его печальную судьбу. Лимэ поднялась с корточек и зашла за валуны, в полукольцо. Вряд ли в такой момент старшие осудили бы ее за слезы или посчитали это детским нытьем, но остатки упрямства не позволяли реветь у всех на глазах. За валунами девочка упала на колени, зарывая ладошки в пепел, зажмуриваясь от нестерпимой рези в носу… и вдруг почувствовала, как пальцы коснулись холодного, ребристого, металлического. Обмерев, Лимэ немного разгребла пепел в этом месте и увидела часть чего-то большого, кольчужного, блеснувшего серебром. …Подоспевшие на зов Тансил и Маэдель мгновенно опознали знакомый стиль плетения и, не сговариваясь, в четыре руки принялись копать. Лимэ помогала им, глотая невыплаканные слезы. Урьяно лежал ничком, подогнув колени. Он не пошевелился, когда его перевернули на спину, лишь голова безвольно мотнулась в стороны. Майа был весь в крови, кольчуга порвана, измазана копотью и местами оплавлена, через дыры проглядывала спекшаяся плоть. Шлем измят, особенно в области затылка, а остроконечная верхушка скошена, почти вдавлена внутрь. Непривычно безмолвный, холодный и неподвижный, Урьяно совсем не походил на живого. Маэдель закусила костяшки пальцев, до белизны сжимая кулак. Лимэ прижалась к ней, зарылась в складки плаща. Тансил из последних сил старался сохранять самообладание и не вспоминать, как еще несколько дней назад на этом застывшем лице была кривая усмешка, а закрытые ныне синие глаза сверкали. Он прикоснулся к холодной руке майа. Пальцы свободно сгибались, и Тансил чуть приободрился. - Мертвые айнур исчезают. А здесь нет даже обычного окоченения. Лимэ подняла голову. У нее были залитые слезами и полные надежды глаза. - Значит, Урьяно не умер? Тансил попытался выискать пульс, но не преуспел. - У кого-нибудь есть зеркальце? Девочка сокрушенно покачала головой, а Маэдель полезла в свой мешок. Заметив изумленный взгляд бывшего наставника, с вызовом осведомилась: - Леди я или чирей во вражьей заднице?! Тансил заверил, что, несомненно, леди. Зеркальце было совсем маленькое, запыленное, без оправы и с отколотым краешком, но, когда его поднесли к губам Урьяно, исправно запотело. Глаза Маэдель мгновенно просохли. Она осторожно коснулась лица майа, стирая часть пепла, а потом потянула с его головы шлем. Волосы Урьяно слиплись от крови, макушка и весь затылок были разбиты. Маэдель закусила губу и сдавленно велела: - Лимэ, достань из моего мешка бинты и флягу. Общими усилиями с Урьяно сняли кольчугу и прочий доспех, переложили на одеяло, взятое якобы на всякий случай, а на самом деле для Лимэ, никогда не ночевавшей на голой земле. Маэдель промыла все раны и ожоги, какие только нашла, а голову, живот и полуобугленные ладони забинтовала. Урьяно не приходил в себя, лишь ресницы дрогнули, когда его поили водой. К тому времени уже совсем рассвело. Тансил снял плащ, измарал его пеплом и повесил над головами, зацепив за камни наподобие тента. Так было меньше риска, что их заметят с воздуха. Над землей плыла сухая мутная дымка. Шальной сквозняк разбивался о валуны, поэтому в полукольце было теплее, а благодаря плащу – почти уютно. Конечно, насколько вообще может быть уютно ранней весной посреди кишащей орками выжженной пустоши неподалеку от недавнего побоища. - Следующей ночью нужно будет выбираться отсюда, - сказал Тансил. – Урьяно потащим на одеяле. - По пеплу будет легко тащить, - согласилась Маэдель. - А сейчас, - продолжил Тансил, - нужно хоть немного поспать. Мы всю ночь на ногах и следующая предстоит непростая. Но спать будем по очереди, чтобы орки не застали нас врасплох. - Спи первым, - предложила Маэдель. – Ты устал больше. - Хорошо, но разбуди меня не позже полудня. Девушка кивнула, украдкой подавляя зевок. В этот момент Урьяно поморщился, пошевелился. И спросил, не открывая глаз: - Откуда вы здесь взялись? Голос был тихим, но тон не предвещал ничего хорошего. - Какое счастье, что ты очнулся! – вырвалось у Тансила. - Мы пришли тебя спасти, - радостно подхватила Маэдель. - Не очнешься тут, - саркастично проворчал майа. – Пришли они, gêaŝnaz hasaîzcas! Ašata sâcarahäd zuiðla! Жить надоело? Naêmûzh… Хорошо, хоть ребенка с собой не взяли! «Ребенок» тут же насупился. Старшие виновато переглянулись, а потом Маэдель осторожно заметила: - Она сама за нами увязалась… Урьяно открыл глаза и приподнялся на локтях, держась за голову. Изучил три сочувствующие физиономии и снова откинулся на спину, что-то почти беззвучно бормоча. Тансил разобрал лишь про Мелькора и искаженный огонь. (1) - Бредит? – испуганно спросила Лимэ. - Не мудрено, так голова разбита, - решила Маэдель. - Угу, брежу, - Урьяно поднес к глазам перебинтованную ладонь. – Сейчас еще в жару метаться начну, потому что заработал насморк, лежа на холоде. И пальчик обжег. И коленку ушиб. Вы уж определитесь, кого спасать пришли: майа или хрупкую деву, - он зубами потянул за повязку, разматывая. – Понесло же крольчат за лисицей в волчье логово! А забраться на Тангородрим и поплевать с верхушки Мелькору на плешь вы не додумались? - А разве у Мелькора есть плешь? – заинтересовалась любознательная Лимэ. Урьяно желчно фыркнул. - Для чего-то же он носит корону. Полюбовался на сожженные почти до костей ладони и деловито принялся их зализывать. Вскоре бурая обугленная плоть посветлела и начала зарастать нежной розоватой кожей. Впрочем, ладонями он ограничился – разматывать повязки на голове и туловище не стал. - Как ты себя чувствуешь? – спросила Маэдель, когда майа приподнялся и сел, опираясь спиной на камни. - Сногсшибательно, - проворчал Урьяно. – Вместо того чтобы тихо отлеживаться до тех пор, пока не смогу убраться отсюда, я вынужден убираться прямо сейчас, имея на своей шее троицу dêzaleðűas. Что вы здесь забыли? Слава нолофинвиона покоя не дает? К вашему сведению, орел сюда в такое время не полетит, это самоубийство. - По-твоему, мы должны были сидеть сложа руки, зная, что тебе нужна помощь? – вспылила Маэдель. Тансил предпочел отмалчиваться. - И какую же неоценимую помощь вы намерены оказать? – язвительно поинтересовался Урьяно. – Поохать над моей бесчувственной шкуркой и замотать какими-то тряпками? Потрясающе, я исцелен и тронут до слез. А что дальше? Героически сдохнете у меня на глазах, если нас сейчас обнаружат? Самое умное, что вы можете сейчас сделать – это забросать меня пеплом и с темнотой бежать отсюда со всех ног. - Ни за что! – Маэдель уперла руки в бока. – Ты наш друг и наставник. Неужели ты и правда думаешь, будто мы сейчас уйдем, оставив тебя Морготу на растерзание? - Не тешу себя надеждой! Это было бы слишком разумно и просто для вас. Нет, вам надо потащиться в самое небезопасное место, прихватив с собой ребенка… - Я не ребенок! – обиженно вставила Лимэ. - Скажи это тому, кто не древнее мира, - отмахнулся Урьяно. – Kazaþâraigas lukha, âdeuzað hasűlawé zulmélli, čalé! Неужели вам действительно взбрело в голову, что дух огня, для которого эта война со злом не первая и даже не вторая, будет спасен сию секунду единственно благодаря вашему бесценному участию? Маэдель надулась не хуже младшей подружки. - Если ты нас постоянно спасаешь, почему мы не можем тебя спасти? Урьяно тяжело вздохнул и болезненно поморщился, в который раз коснувшись головы. - Можете. Но сейчас явно не тот случай, - он поднял на них чуть затуманенный, но все такой же проницательный взгляд. Теперь в голосе прозвучала почти мольба. – Что же вы натворили, nasseâs(2)?.. Так привязались к старому лису, что бросились в полымя, где вернее сгорите сами. У меня язык не поворачивается благодарить вас за это. В случае настоящей опасности я даже не сумею толком вас защитить. Пусть даже так я сильнее орка, но в ближайшие дни мне не тягаться с любым из темных сородичей. А вы пришли за мной туда, где и первые, и вторые кишмя кишат. - Но мы сами хотели тебя защитить, - тихонько сказала Лимэ. Урьяно лишь печально, криво усмехнулся и притянул девочку к себе. Лимэ уткнулась ему в подмышку – доверчиво и привычно. - Идите сюда все, - позвал он своим обычным твердым голосом. – Поспите, к вечеру я вас разбужу. - А как же ты? – переспросил Тансил, который помнил, сколько Урьяно спал, когда орел принес его в лагерь Нолофинвэ. - Спать, falêaz gasâd! – сердито повторил Урьяно. - Если пресветлый майа говорит тебе, что разбудит вечером, это не значит, что он намерен отрубиться от изнеможения вслед за вами и прозевать орочье стадо! Что за нолдорская черта: считать айнур более недалекими, чем они есть? А в итоге мы имеем либо Исход, либо сомнительные планы по спасению. Спать, nasseâs dêzaleðűas (3), и чтоб я больше ни слова возражения не слышал! *** То ли Урьяно исхитрился почаровать, то ли прошлой ночью они и впрямь слишком устали, но Тансил проснулся лишь с началом сумерек, когда ветер на пустоши стал холоднее и пронзительнее, а очертания пепельных дюн поплыли, изменяясь. Урьяно сидел неподвижно, но глаза его были открыты, а руки обнимали Маэдель и Лимэ, прижавшихся с двух сторон. Девушки спали так крепко и спокойно, что все это напомнило Тансилу их первую встречу в Эгларесте. Только тогда майа сидел у камина, лицо его не казалось таким предсмертно заострившимся, а серебристые волосы свободно ниспадали до плеч, не скрытые бинтами. - Вы все тогда сумели вернуться к основным силам? – тихо спросил Урьяно. Тансил кивнул, и вдруг понял, что ему во всей этой истории казалось самым невероятным. - Как ты уцелел? Там было столько орков! Когда мы искали тебя, видели по следам, что ты бился с ними. Я помню, как погиб третий из моих королей: его разорвали на маленькие кусочки… Майа дернул уголком рта – то ли хотел криво усмехнуться и передумал, то ли просто поморщился. - Мы умеем отводить глаза куда лучше, чем вы, квенди. - И ты отвел глаза тысяче с лишним орков? - Зачем? Только паре десятков, которые смотрели прямо на меня. Ну а дальше не так сложно подменить себя первой попавшейся шкуркой, самому улизнув за камни. - Но тебя успели сильно ранить. Я даже подумал, что тебе проломили череп. - Разве только самую малость, - Урьяно сказал это так беспечно, словно речь шла о начинке для пирожков. – Это немного неприятно, но по-настоящему не опасно. Тансил не поверил. - А то я не видел, что с тобой было, когда мы тебя откопали! - По-твоему, мне следовало забраться на самый высокий валун и стонать оттуда погромче? Я не люблю, когда моя шкурка самовольно рассыпается пеплом, но если уж ее снова угораздило дойти до такого состояния, пусть отлежится и отдохнет. Я спал, когда вы нашли меня: крепко, как умеют только айнур, оттого и проснулся не сразу, - Урьяно поправил сползшую на лоб повязку. – Не скрою, дорогой сородич здорово меня потрепал, именно поэтому я не могу с легкостью затянуть все свои раны. И вернее мне помогут не целебные зелья и глоток воды, а долгий сон или хороший полыхающий факел. - А почему ты не пошел за огнем к орочьим кострам, если умеешь отводить глаза? - Дело не в огне, а в том, кто его зажигает. Искаженные руки не высекут добрую искру. - Хочешь, я разожгу костер? – предложил Тансил. - Хочу, - согласился Урьяно. – Едва мы уйдем с этой проклятой пустоши. Иначе огонь мигом почуют драконы или мои сородичи. Тансил вздохнул. Ему казалось, что Урьяно отчаянно храбрится и пытается выглядеть беспечнее и здоровее, чем есть. - А сейчас я могу для тебя хоть что-то сделать? - Разумеется, - в голосе Урьяно послышались величественные нотки. – Поклянись, Тансил Телпэранко (4), что никогда больше вы не потащитесь спасать майа!.. Когда на пустоши окончательно стемнело, Урьяно разбудил девушек, и они все вместе двинулись в обратный путь. За считанные часы полукруг камней и следы на дюнах замело новым слоем пепла, стирая все воспоминания о том, что здесь недавно ходил кто-то живой. Анфауглит не любила гостей и быстро избавлялась от всякого воспоминания о них. А спустя еще несколько часов, незадолго до рассвета, вдоль дюн проскользнула фигура в сером дорожном плаще. У камней неизвестный остановился, прислушиваясь к себе и своему чутью. Потом метнулся в полукольцо и принялся торопливо раскапывать сыпучий пепел. Итогом поисков стали лишь обрывки кольчуги да несколько окровавленных тряпок. Неизвестный поднял голову, откинул капюшон и потянул носом. Под капюшоном было красивое лицо с огненными глазами, в которых сейчас горело чувство вины пополам с отчаянием. Взгляд беспомощно рыскал кругом, но не мог ни за что зацепиться. - Где же ты? – несчастным голосом прошептал Курумо. – Неужели тебя снова угораздило попасть к нему в лапы? Я опоздал, промедлил… Как я мог быть таким подлецом! Урьяно, прости меня! *** Урьяно остановился у большого валуна, сел, скрестив ноги, и объявил: - Привал. - Но мы совсем не устали! – нарочито бодро запротестовала Лимэ, украдкой растирая ноющую коленку. - Я устал, - сварливо пояснил майа. Было около трех пополуночи. Черная земля Анфауглит мешалась с небом. До края пустоши было еще далеко. Тансил и Маэдель могли бы идти быстрее и без остановок, но спустя несколько часов пути Лимэ начинала с особенным трудом переставлять увязающие в пепле ноги, а ее личико бледнело и принимало сосредоточенный вид. Урьяно вовсе шел медленно, хотя и ровно, но упрекнуть его в этом никому даже в голову не приходило – ведь изначально его собирались тащить на одеяле. Во время привала Тансил и Маэдель украдкой поглядывали на майа. Урьяно выглядел нездоровым, его била дрожь. Мятый шлем скрывал повязку на голове, сквозь дыры в тунике проглядывали бинты. - Может, тебе все-таки дать плащ? – в который раз предложил Тансил. Урьяно привычно мотнул головой и тут же болезненно покривился от движения. - Не нужно. Тряпки меня не согреют. Маэдель сунула руку в свой мешок, доставая флягу. - Водички? - Лучше сама попей. Лимэ поразмыслила, потом подобралась к Урьяно и крепко его обняла. Майа удивленно поднял брови. - Ты чего, raðelé? - Я тебя грею, - серьезно ответила юная девушка. – Тебе холодно, а плащ не поможет. Я - лучше плаща! - О, несоизмеримо… Тансил и Маэдель, не сговариваясь, последовали примеру Лимэ. Урьяно вяло проворчал, что nasseâs dêzaleðűas вздумали его задушить, но не заявил, чтоб оставили в покое, а через какое-то время перестал дрожать. Они сидели вчетвером посреди тьмы и пепла, тесно прижавшись друг к дружке, грелись и немного дремали. Почему-то рядом с майа, даже раненым и измученным, было удивительно спокойно. Словно около маленького, но яркого и жаркого огонька. Урьяно пошевелился, вытягивая шею и к чему-то прислушиваясь. - Идем дальше. Тихо и быстро. Поблизости орки. К утру в воздухе повеяло сыростью, на горизонте выросли пики невысоких скал, затянутые туманом, а под ногами стали попадаться мелкие кустарники. Путники прибавили шагу, и на рассвете почти достигли края пустоши. Тут уже росли невысокие кривые деревья, покрытые набухшими зелеными почками, сквозь марево облаков то и дело пробивались розоватые солнечные лучи, а вдалеке слышалось журчание какого-то мелкого, но бурного ручейка. - Незнакомые места, - обеспокоился Тансил. – Не могу понять, куда мы вышли. - Мы сильно забрали на северо-восток, - ответил Урьяно, который при свете незамутненного пеплом дня немного ожил и перестал напоминать собственную посмертную маску. – Там, где вы пробирались раньше, теперь полно орков, Мелькор стягивает войска для прорыва. Пришлось сделать изрядный крюк. - Со-олнышко, - блаженно протянула Маэдель. – И как, варги раздери, без него все обходились прежде? - Я слышал, синдар до сих пор ворчат, что при звездах было лучше, - легко подначил ее Тансил. - Врут, - безмятежно ответствовала леди. – Какое же счастье снова видеть солнце и деревья… - Вы могли смотреть на них и прежде, если бы не потащились меня спасать, - проворчал Урьяно. - Смотреть и знать, что этого не можешь видеть ты?! – фыркнула Маэдель. – Вот еще! Лимэ молчала. Она тоже радовалась солнышку, но слишком устала, чтобы делать это вслух. У нее давно болели ноги, а лямки мешка изрядно натерли плечи. Но ныть и жаловаться было не в правилах юной девушки. К тому же, за время пути Тансил переложил в свой мешок почти все ее тяжелые вещи. Ручей оказался дальше, чем можно было предположить по громкости журчания. Пришлось обойти каменистую низину и пересечь густой ельник, прежде чем взорам открылась мелкая и прозрачная водная ленточка, вытекающая из рощи напротив и делающая около края низины извилистую петлю. Здесь пепла не было совсем, только светлые плоские камни, похожие на осколки какой-нибудь здоровенной горы; ельник позади, такие же светлые ломаные скалы и скрывающий к ним подступы лесок. Было сыро и ветрено: здесь недавно прошел дождь. Первым делом Урьяно наклонился к ручью, снял шлем, стянул с головы перепачканную кровью и пеплом повязку и полил на макушку водой из горсти. Стекающие по его лицу капли окрасились алым. Тансил поставил на камни свой мешок и полез искать огниво. Лимэ села у воды, сняла сапожки, растирая стопы. Маэдель поудобнее перевесила лук и отправилась в ельник на поиски хвороста. - Надолго здесь останавливаться не будем, - Урьяно оттер с лица кровавые разводы, закатал рваную тунику и принялся разматывать бинты на животе. – Места пограничные. На Анфауглит дичи не добудешь, поэтому не удивлюсь, если в любую свободную минуту орки шастают сюда. Присохшую к ожогу материю майа отдирал без жалости, почти не морщась, и глядящим на это Тансилу и Лимэ было больно за него. След от огненного бича в несколько витков охватывал торс, словно багряно-черный пояс, вздутый волдырями и сочащийся сукровицей. Урьяно повернулся спиной – и Тансилу показалось, что он видит желтоватые кости позвоночника. Правда, непонятно, как майа ухитряется не просто жить с такой раной, но и успешно передвигаться на своих двоих. Урьяно глянул через плечо на их онемевшие лица и сдвинул брови. - Naêmûzh azukðulêz dhasïlia! Отвернитесь, не для квенди зрелище. - Я не могу не смотреть, во что тебе обошлось наше возвращение, - тихо возразил Тансил. - А я просто буду, - упрямо подхватила Лимэ, натягивая сапожки. Майа скривился и одернул тунику, пряча ожог. Снова покосился на нежеланных зрителей и бросил: - Это не настолько больно, как вам кажется. Тансил уже собрался возразить, как вдруг из недр ельника донеслись треск, крики и звон оружия, потом на берег ручья кубарем выкатилась встрепанная Маэдель, а ей вдогонку – несколько стрел. - Орки! Лимэ подхватилась, закидывая на плечи мешок, Тансил достал меч и уточнил: - Сколько? - Моргот! Как будто у меня было время их считать! – Маэдель развернулась, кладя стрелу на тетиву. – Много, кишмя кишат! Урьяно принюхался. - Три десятка, не меньше. Бегом отсюда! - А ты? – заупрямилась Маэдель. Урьяно пихнул ее к ручью. - И я тоже. Быстрей! Когда они вброд пересекли ручей и достигли рощи, из ельника выбежали первые враги. Орки были налегке, пешие, но, по сравнению с измотанными путниками – полные сил и жаждущие поохотиться. А квенди отличаются от местной дичи куда большим количеством мяса. Майа выставил перед собой ладони, и дюжина стрел сгорела в воздухе. После этого Урьяно спал с лица и чуть пошатнулся, опершись на ближайшее дерево. Но выпрямился и, игнорируя подставленное Тансилом плечо, вместе с остальными поспешил скрыться за деревьями. Вслед неслись новые стрелы, топот и глумливое гиканье. Петлять между деревьев было не проще, чем пробираться через пустошь. Лимэ споткнулась о торчащий из земли корень, кувыркнулась, беспомощно взмахнув руками, пролетела вперед и с глухим стуком затормозила носом об ствол. Хотела подняться, но вскрикнула, держась за лодыжку. Тансил без лишних слов подхватил девочку на руки и посадил себе на спину, передав Урьяно заплечный мешок. Лимэ обхватила друга за шею. В ее глазах стояли слезы, а из распухающего носа текла кровь. А позади уже орали, гоготали грубые голоса, по каменистой земле громыхали тяжелые сапоги. Маэдель на бегу оглянулась и приметила за деревьями первые темные силуэты. - Они нас загоняют, как дичь! - Беги быстрее и ничего не бойся, - коротко сказал Урьяно. – Даже если не убежим, вы – не умрете. - Мы? Моргот раздери, а ты?! Нет, так не годится! Но майа прошипел в ответ нечто настолько непонятное и отчетливо ругательное, что даже Маэдель умолкла. Местность шла в гору, и переставлять ноги было все трудней. Прерывалось дыхание, раздирая грудь, а преследователи и не думали отставать, даже наоборот, нагоняли. Лаяли за спиной по-волчьи, перекрикивались на черном наречии. Лимэ заикнулась просить, чтобы ее бросили, но получила в ответ одну бранную фразу на валарине, одну на квенья и относительно приличное предложение на синдарине не маяться дурью. Роща закончилась внезапно, и задыхающиеся от быстрого бега путники вылетели на крошечный каменистый пятачок, с трех сторон огороженный отвесными нагромождениями скал. Бежать отсюда было некуда. Маэдель повернулась лицом к надвигающейся погоне и прицелилась из лука. Тансил бережно опустил Лимэ на землю и заслонил собой, доставая меч. Лимэ тут же вытянула из-за пояса свой кинжал и стиснула зубы. Урьяно, собираясь с духом, прижался саднящим затылком к скале. Ничего, во второй раз почти не страшно. Вспыхнуть в полную силу, отпугнуть эту погань так, чтобы больше не вздумали лезть, потом немного боли, знакомый путь до Валинора и встреча с Ауле. Нет, сперва надо будет залететь к Эонвэ и предупредить, чтобы помог этим дурным квенди добраться до безопасного места. Только бы за Грань не утянуло прежде времени… Он провел ладонью по шероховатому родному камню. Слишком шероховатому. Слишком родному. - Arbul…(5) – прошептал майа. – Мы спасены. - Что? – не понял Тансил. Но Урьяно уже заорал что было сил: - Ai-oi baruk Khazâd ai-rakhâs! Rakhâs ui gathol gundabad! (6) Горное эхо подхватило его слова и разнесло от подножий скал до самых вершин. Орки уже выбрались на каменистый пятачок, когда из всех щелей на них хлынули гномы. Маэдель ахнула и спустила тетиву. Стрела улетела куда-то вбок, никого не задев. Лимэ зажмурилась – девочке показалось, что происходит нечто страшное. И только Тансил расслабленно опустил меч. Он не считал гномов врагами, немного знал их язык и доверял Урьяно. Крепко сбитые, коренастые, гномы двигались проворно, несмотря на длинные бороды и тяжелые доспехи. Остро наточенные секиры разили без промаха, вдобавок налицо было численное превосходство. Не ожидавшие такого отпора орки обратились в бегство, и вскоре все было кончено. Разделавшись с врагами, гномы плотным полукольцом обступили прижавшихся к скале беглецов. Смотрели они без лишней враждебности, но секир не опускали. Маэдель обхватила древко своего лука так крепко, что побелели пальцы, и прижалась плечом к Урьяно. Леди ощутимо трясло – как многие, кто жил в Дориате, она не питала к гномам добрых чувств, а напротив, изрядно опасалась. Лимэ шмыгнула носом, но не потому, что собиралась заплакать, а из-за подтекающей крови. Один из гномов, обладатель густой каштановой бороды, вышел вперед, с достоинством снял шлем и представился на вполне сносном синдарине: - Я Тувлин, сын Байна, комендант крепости по эту сторону Скалистого Хребта. Кто вы такие, откуда взялись, и где наш сородич, призыв которого мы слышали? Тансил обратил внимание, как Урьяно при его росте удается смотреть на гномов: не свысока, а точно на равных. - Мы от всего сердца благодарим тебя, Тувлин, сын Байна, и твоих славных воинов, - произнес майа с приветливой улыбкой. – Это Тансил Серебряные-руки, леди Маэдель из народа нолдор и Лимэ, приемная дочь Кирдана. Мы пришли сюда с пустоши Анфауглит, а сами из западного войска, что стоит нынче к югу отсюда. Среди нас нет вашего сородича, а звал я, распознав высеченные на камне руны. Тувлин, сын Байна, недоверчиво тряхнул бородой. - Этого не может быть! Никто из рода эльфов не мог узнать нашу Речь и Руны столь хорошо, что этих знаний хватило бы на слова призыва, какой слышали мы. Ты крутишь, чужак, и не называешь своего имени. - Дожил, - проворчал Урьяно. – Гномы зовут меня чужаком. Dah gurukh baraz az ui bara-dûm. Ai Urthan, Mahal felak, ai guzaran Aglâb ku Arbul fekulad zah ba oi, tu Mahal gunud ai khuzu(7). Я позабыл, что ваша память стала короче, и потому не назвал себя сразу. Гном задумался, изучая рваную тунику майа и его общий плачевный вид. - Ты не похож на слугу Махала. Урьяно с сердитым видом оттолкнулся от скалы, которую все это время подпирал, и выпрямился. - Buzundush gundabad nulbizar nargûn! Gutasharkûn khali, oe-oi duntag bar, dhilun khuzud arenab beraz!.. (8) После этой фразы у всех без исключения гномов вытянулись лица, а невысокий даже по гномьим меркам воин с короткой и светлой курчавой бородой, стоящий позади коменданта, испуганно прижал ладони к основанию шлема. Затем Урьяно разразился продолжительной тирадой на кхуздуле, из которой Тансил не понял ни слова, лишь пару предлогов, а лица славных воинов вытянулись еще сильней. - Тансил, - шепотом спросила Лимэ, - а что такое «balkhuzad»? У моего родного папы был знакомый гном, и он частенько повторял это, если чего-то не ладилось, но никогда не переводил. - Наверное, теперь Урьяно объясняет гномам, что именно не заладилось у него, - так же тихо предположил нолдо. Видимо, гномы нашли упомянутые объяснения убедительными, потому что когда Урьяно закончил, Тувлин, сын Байна, извинился за свою непочтительность к славному слуге Махала, попросил больше не сердиться и вместе со спутниками посетить их крепость в качестве почетных гостей. Урьяно тут же сменил гнев на милость, сказал, что он сам и его спутники почтут такое приглашение за честь, а потом побледнел, пошатнулся и все-таки повис на плече Тансила. Комендант тут же подхватил майа с другой стороны и крикнул своим пару слов, среди которых Тансил разобрал лишь «вода». - Да не воды ему надо, а огня, - тут же поспешил объяснить нолдо. – А лучше в кузню. Тувлин, сын Байна, понятливо кивнул и крикнул другое, после чего майа со всем почетом поднесли горящий факел. Урьяно обхватил смолистое древко и ткнулся в огонь лицом. Гномы слаженно ахнули, Тансил и Тувлин поспешили отпрянуть. Урьяно снял шлем, позволяя огню охватить голову, а затем стечь по спине вдоль позвоночника и перекинуться на пояс. Кожа засветилась изнутри синими и янтарными прожилками, а синяки и ссадины на глазах таяли, точно сгорая в факельном пламени. Огонь впитался под кожу, растекся по жилам. Урьяно легко поднялся на ноги, тряхнув копной серебристых волос, уже не обгоревших и не слипшихся от крови, и передал гному горящий факел. - Благодарю. Сохраните этот огонь и зажгите от него очаги, тогда Махал пребудет с вами. А сейчас все-таки пойдемте в крепость. Мои спутники устали и голодны, девочку нужно показать целителю. Гномы тут же засуетились, Тансил подхватил Лимэ на руки, а Тувлин, сын Байна, побежал вперед, показывая дорогу. Маэдель сама не поняла, как оказалась не рядом со своими спутниками, а в середине процессии. Среди гномов, даже дружелюбно настроенных, дориатской леди по-прежнему было немного неуютно. Рядом шел тот невысокий воин со светлой курчавой бородой, а в руках у него был невесть как там оказавшийся шлем Урьяно. - Хороший доспех, - обратился гном к Маэдель. Голос воина был неожиданно высоким, а слова произносились с сильным акцентом. – Но враги его хорошо сломать. В доспехе была голова, когда его ломать? С трудом сообразив, что у нее спрашивают, Маэдель кивнула. - Этот шлем был на Урьяно, когда он бился против целого войска орков. - Урхан очень хороший воин, - с уважением заключил гном. И благоговейно добавил: - Очень, очень крепкий голова. Голова-гранит! Маэдель тут же представила Урьяно с головой из гранита, и ей стоило больших усилий сохранить серьезное лицо. *** Ворота гномьей крепости выходили на круглую зеленую долину, скрытую от внешнего мира нагромождениями скал. Попасть туда можно было лишь по тайным тропам и только с помощью проводников. В центре долины разлилось глубокое озеро, прозрачное до самого дна, как чистейший горный хрусталь. Вокруг росли невысокие сосенки, по земле стелились зелеными островками кустарники шикши. Сама крепость была вырублена в толще камня. Полые внутри пики скал служили сторожевыми башнями, внизу ветвились целые лабиринты, ведущие к складам и продовольственным хранилищам. На жилых средних ярусах было тепло и сухо, никакой сырости и пещерного холода. Каменные полы и потолки пестрели искусными мозаиками, карнизы и дверные косяки были украшены затейливой резьбой. Сводчатые коридоры перетекали в залы, а во всяком помещении непременно горел камин или очаг. Гостям отвели комнаты по соседству, согрели воду для купания, накрыли стол в ближайшем зале и Тувлин, сын Байна, составил им компанию за обедом. Лодыжку Лимэ осмотрели, натерли мазями и туго забинтовали, а к носу приложили лед. Девочка не досидела до конца обеда, отправилась к себе и вскоре уснула в мягкой постели, согревшись под меховым одеялом. - Похожа на мою младшую дочку, - поделился Тувлин, сын Байна, с оставшимися гостями. – У меня есть маленький сын и две дочки. - Они тоже живут здесь? – спросила Маэдель. - Нет, - вздохнул комендант. – Прежде жили, а сейчас я их отослал. Здесь стало очень опасно, война приблизилась, много орков, драконы летают над скалами. Мы даже видели балрога, но он прошел стороной. - Где? – насторожился Урьяно. - К югу отсюда. Но это было давно, много месяцев назад. Злая война, долгая война. И Маэдель в который раз за сегодня подумала, что гномы не такие уж страшные. По крайней мере, у них тоже бывают сыновья и дочки, а еще они не любят долгую войну. Вскоре с грустных тем разговор свернул на интересные – то есть, на кузнечное дело и все, что с ним связано. Даже почтенные кумушки не перемывают косточки соседям с тем тщанием, с каким мастера своего дела способны это самое дело обсуждать. Особенно, если они изучали его с разных сторон, а рядом очень удачно сидит древнее мудрое существо, которое покровительствует ремеслу в принципе. Синдарин был отринут за ненадобностью, и под каменными сводами зазвучали всевозможные профессиональные словечки на квенья, валарине и кхуздуле, что привело к полнейшему взаимопониманию. Ближе к окончанию беседы Урьяно поднялся и сообщил, что намерен последовать примеру юной Лимэ. Все тут же вспомнили, кто здесь самый раненый и уставший, а Тувлин, сын Байна, предложил проводить почтенного слугу Махала в кузню. Но Урьяно отказался, пообещав непременно заглянуть туда после и от всех щедрот открыть мастерам пару секретов, которые их уважаемые пустоголовые предки подрастеряли за давностью лет. Оказавшись в своей комнате, майа небрежно взмахнул рукой, чтобы пламя в камине разгорелось жарче, присел на кровать, закрыл глаза и сосредоточился. Вот он, мир. Все кругом – существа, деревья, даже камни – живет и дышит, связанное тончайшими незримыми нитями из гобеленов Вайрэ. Огонь дает силу жить и чувствовать. Силу потянуться мыслью на юго-запад, туда, где в белом шатре сидит, склонившись над картой, Ветер в облике воина и легким орлиным перышком задумчиво чертит невидимые линии по нарисованным холмам. «Эонвэ!» «Я слушаю тебя, Урьяно». «Со мной все в порядке, и с этими авантюристами тоже. Мы у гномов на северо-востоке Скалистого Хребта». Волна недоумения в ответ, ее нагоняет беспокойство. «Погоди! Если сейчас в порядке, это значит, до сего момента не было? Разве ты не с Курумо?» «Ты ничего не знаешь? Он тебе не сказал? Может, не решился…» «Чего я не знаю? Что с тобой?» «Когда напали драконы, я прикрывал отход, немного повздорил с темным сородичем, а потом угодил под орочью дубину. Мои ученики и стрекоза не придумали ничего лучше, как потащиться на пустошь меня спасать. Теперь мы все выбрались с Анфауглит, и какое-то время погостим у гномов». «Почему ты рассказываешь это только сейчас? Почему сразу не позвал на помощь?» «Просить орлов было сродни самоубийству, а дозваться до тебя или Курумо мне не хватало сил». «Урьяно! Ты «немного повздорил» с валарауко или он довел тебя до Грани?» «Это я его довел. И перевел. Но было непросто». «Когда я говорил, что не надо бояться, это не значило начать кидаться за погибелью в гущу боя». «Но там же были квенди! Я не мог их бросить. Войска ушли, остался лишь небольшой отряд прикрытия, и я с ними…» За много лиг отсюда светлейший Эонвэ привычно возвел очи к небесам. «Сейчас точно все в порядке?» «Да. Только наша стрекоза очень устала, подвернула ножку и расквасила нос». «Ребенка-то зачем было тащить?» «Меня уверяли, что она увязалась сама». Образ Эонвэ поплыл, стал таять, и Урьяно уже подумал, что разговор окончен, как вдруг из щелей потянуло сквозняком. Крохотные потоки воздуха собрались посреди комнаты и соткались в единый голубой вихрь, в котором начали проступать знакомые черты. Еще пара ударов сердца – и Эонвэ сделал шаг навстречу. Урьяно встал с кровати и улыбнулся. - Рад снова тебя видеть. Эонвэ изучил его пристальным взглядом и недовольно передразнил: - «Все в порядке»! Урьяно, что за привычка! То ты с обугленными руками цветы из пепла выращиваешь, а потом Ауле не знает, что с тобой делать; то вызываешь на бой трех валараукар, и майар Намо месяцами разыскивают где-то над морем то, что от тебя осталось; то рассказываешь про подвернувшую ножку стрекозу, а сам вот-вот свалишься… Урьяно смотрел на ворчащего Эонвэ и ему впервые за последние дни было хорошо и спокойно. Еще бы Курумо сюда. И Ауле. Эонвэ заметил его блаженный взгляд и вздохнул. - Ложись и показывай. Урьяно устроился на кровати и закатал тунику. Ожог посветлел, но все еще был отчетливо заметен. Эонвэ сел рядом, осторожно положил ладони на рану. - Что с головой? - Просто удар, я сам его почти залечил. Ты не говорил с Курумо? Как там они? И есть ли вести от Арафинвэ? - Все хорошо, - в голосе сородича послышались легкие колыбельные нотки. – С Курумо я говорил сразу после вашего отступления, он сказал, что вы отошли со сравнительно небольшими потерями. Впрочем, теперь я намерен получше разобраться, какие потери он считает небольшими… Арафинвэ жив-здоров, им помогли орлы. Когда ты вернешься, я расскажу тебе все более подробно. У меня очень много дел в лагере, ваниар нельзя оставлять без присмотра, поэтому, к сожалению, я не смогу посидеть с тобой, пока ты спишь. Обещай, что хорошенько отдохнешь и позовешь меня, если нужна будет помощь. Урьяно кивнул. Глаза уже слипались, а боль под руками Эонвэ пропала вовсе. - Ты только Курумо сильно не ругай, его иногда заносит. Но я ведь был рядом, и все обошлось. - Будет по-твоему. А теперь – спи. Урьяно еще пару раз моргнул, потом его глаза закрылись, дыхание стало ровным. Эонвэ провел рукой по следу ожога, и тот растаял под пальцами. Затем все-таки коснулся головы, шеи, груди, пошептал над ладонями, и еще посидел рядом какое-то время. Потом укутал сородича в одеяло и тихо вышел из комнаты. Невесомый порыв ветра проскользнул за другую дверь, где спала юная фальмарийская девушка. Беззвучное пение, пара прикосновений – и распухший нос вернулся в прежний вид, перестала болеть лодыжка. Лимэ что-то неразборчиво бормотнула во сне и перевернулась на другой бок. Когда Эонвэ вошел в зал, там сидели только Тансил и Маэдель: гном удалился, оставив гостей отдыхать. Увидев главнокомандующего, оба изумленно встрепенулись. - Не будите Урьяно несколько дней, - попросил Эонвэ. – Ему нужно отдохнуть. - А все-таки правильно мы сделали, что его спасли! – выпалила Маэдель. Майа пристально посмотрел ей в глаза и чуть заметно качнул головой. - Правильно. Конечно, правильно. *** Проведенные у гномов дни остались в памяти Тансила чередой торжественных обедов, теплом мохнатых шкур, треском огня в каминах и бесконечными спорами о целях и методах художественного литья, плавно перетекавшими от теории к практике и обратно. Отоспавшийся Урьяно почти сразу очаровал всех без исключения жителей крепости своим непринужденным обаянием, древними знаниями и теми словами кхуздула, которые не следует произносить при юных девах, но зато правильно употреблять в кузне, если чего-нибудь не ладится. Впрочем, ладилось у Урьяно все, а слова он произносил просто так, из любви к искусству. Тансил обратил внимание, что если квенди были для майа скорее добрыми друзьями, то гномов он воспринимал исключительно как сборище любимых внучат. То есть, души в них не чаял и баловал без меры. Гномы без оглядки платили ему тем же. Над скалами все чаще пролетали исполинские орлы, а тени зла отступали вглубь пустоши. Время шло, и нежданный отдых близился к концу. В последний вечер перед возвращением квенди и майа вышли в долину к озеру полюбоваться звездами. Несколько гномов поначалу присоединились к ним, но не нашли в усыпанном огоньками небе ничего возвышенного, что заставляло бы забыть обо всем, замереть, разинув рот, и часами глядеть только туда, наверх, в недостижимые, по-неземному прекрасные, пленительные и притягательные высоты. Разочарованные, гномы вернулись в крепость, оставив гостей самих предаваться сомнительному развлечению. - Как красиво, - прошептала Лимэ, глядя вверх. – Почему они манят? - Потому что в вас тот же свет, что в звездах, - объяснил Урьяно. – Вы с ними родные. - А в гномах разве нет света? - Есть. Только другой. Не звездный, а… огненный, наверное. И немного отраженного блеска. Поэтому если под ногами гнома будет лежать крохотный алмаз, он уставится на него, сколько бы звезд ни горело над головой. - Странные они, - фыркнула Маэдель. - Не странные, а другие, - печально поправил Урьяно. Наверное, что-то вспомнил. - А в тебе какой свет? – продолжала любопытствовать Лимэ. - Никакого, - лукаво ответил Урьяно, полюбовался ее изумленным личиком и пояснил: - Я сам – свет. Свой собственный. - Значит, ты мог бы стать звездой? - Наверное. Они умолкли, думая каждый о своем, и в этот миг сознания Урьяно достиг отчаянный зов, исполненный вины, сожаления и надежды: «Где ты, откликнись!» «Я здесь, Курумо, слышу тебя, не надо так орать». «Эонвэ сказал, что ты жив, но при этом сердился. Что с тобой? Я искал тебя на пустоши все эти дни, я столько пережил!» «Со мной все хорошо, гощу у гномов, завтра вернусь». «Ты еще и каких-то гномов ухитрился найти… Это так в твоем духе! Урьяно, прости меня, прости меня за все, я поступил скверно, оставив тебя одного. Понимаешь, я ведь командир, я самый главный в войске, я не мог остаться вместе с тобой. Мне следовало отрядить кого-нибудь…» «Пустое, - искренне отозвался Урьяно. - Последнее, что мне надо в жизни – это держать на тебя обиду». «Значит, прощаешь?» - почему-то Курумо больше всего волновало именно это. «Конечно, прощаю. Было бы, на что обижаться!» Мысли Курумо потеплели. «Урьяно, ты… я счастлив иметь такого брата, и мне жутко от одной мысли, что я мог тебя потерять. Обещаю, нет, клянусь, Урьяно, я никогда больше тебя не предам!» «Я тоже тебя люблю, Курумо», - ответил Урьяно и поглядел на звезды. Наверное, им славно гореть там, в вышине, глядя на мир сияющими глазами. Но вот только ни у одной звезды нет таких дорогих и безрассудных друзей, которые посреди холодной пустоши вздумали бы греть ее теплом своих тел. Урьяно улыбнулся звездам. Ему было хорошо на земле.