***
— Он держит жертв подключенными к этой машине, к ПЭСИВу, — монотонно повторил Артур, терпеливо дожидаясь, пока его показания запишут. — И пытает во сне. Если бы он не потирал запястье, испещренное темными точками — следами от иголок, — не массировал и так уже покрасневшую кожу нервными, бессознательными движениями, можно было бы подумать, что он совершенно спокоен. Но Имс чувствовал там, за этим деловым, ничего не выдающим фасадом битое стекло, острые осколки самообладания, торчащие во все стороны и грозящие вот-вот прорвать кожу. Напряжение вибрировало и гудело. — Но почему тогда?.. — начал было Имс — и осекся. Почему он тебя изранил, хотел спросить Имс, почему он мучил тебя наяву, почему… Имс не мог закончить это предложение, не мог задавать такие вопросы. Не при Нэше. Возможно, даже не наедине. Нэш — это был офицер, который вел допрос. Он разрешил Имсу присутствовать «по дружбе», как он сказал, и Имс поблагодарил, потому что его свидетельства о гражданском партнерстве было недостаточно. А теперь Нэш бросал на Имса мрачные взгляды, недовольный, что его все время перебивают. Плевать Имс хотел, доволен он или нет. — Он сказал, что я не подхожу, — Артур как будто прочитал мысли и теперь отвечал на все невысказанные вопросы Имса разом. — Что? — Не подхожу. Глаза, кожа, — Артур повел рукой, точно указывал на свою внешность. — Не подхожу ему. — И он тебя отпустил? — спросил Нэш. Имс передернул плечами — он уже знал ответ на этот вопрос. Артур сказал ему в машине скорой помощи. — Он меня не отпускал, — спокойно ответил Артур, — я сбежал. Он собирался меня убить. И вернуть домой. Имс опустил взгляд на свои стиснутые на коленях руки. Он знал, видел как наяву, как это было бы: он пришел бы домой, измученный очередным днем бесполезных поисков. Сбросил бы куртку и кроссовки в прихожей. Прошел бы в ванную, не включая света в спальне, и принял бы душ. И все это время думал бы, что Артур, возможно, еще жив, все еще ждет помощи. А потом он включил бы ночник возле кровати. Так оно было бы, если бы Артур не смог спастись. — Имс, сходи за кофе, — попросил Артур, и Имс вздрогнул, часто моргая и отрывая, наконец, взгляд от своих судорожно сжатых пальцев. Артур прав, ему нужно немного проветриться. Встряхнуться. Взять себя в руки. Меньше всего сейчас самому Артуру поможет разбитый и расклеившийся Имс — Имс, который обязан быть сильным. Кто-то же обязан. Выйдя в коридор, Имс быстро оглянулся. Его глодала паранойя. Казалось, Иосиф прячется за каждым углом, в каждой медсестре, враче или пациенте Имсу мерещился затаившийся убийца, ждущий удобного случая проскользнуть в палату к Артуру и закончить начатое. Иосиф отпустил Роберта, верно, — но Артура он совершенно точно не хотел отпускать. Перед внутренним взором Имс стояло тело Тревиса Мерфи, который смог вырваться, но был убит сутки спустя в больнице. Убит зверски. И никто ничего не слышал, не видел, не замечал. Ни один посторонний даже не поднимался на этаж. Имс прекрасно знал, чего стоят все их тщательно соблюдаемые меры безопасности. То, что Артуру удалось сбежать, было чудом. Израненный, ослабевший, одурманенный наркотиками, он смог освободиться, когда у чертовой машины кончился заряд, смог понять, на каком свете находится, и сбежать до возвращения убийцы. У Иосифа не было логова, он прятал жертв в случайных местах, не всегда предназначенных для того, чтобы удерживать людей, — только это спасло Артуру жизнь. Когда спецназ ворвался в то место, где все происходило, там нашли только одежду Артура, чашку из-под воды и упаковки от одноразовых шприцов. Ни Иосифа, ни ПЭСИВа там больше не было. Имс не мог заставить себя горевать — Иосиф уничтожал улики вместо того, чтобы преследовать Артура. К черту улики в таком случае. Но теперь убийца был на свободе, жаждал крови Артура, и Имс все сильнее погружался в отчаяние. Все, что приходило ему в голову — спрятать Артура, убедить уехать и затаиться, воспользоваться программой защиты свидетелей — до тех пор, пока Имс не найдет Иосифа. Не уничтожит его. Но Имс не знал, как отпустить Артура одного, как позволить ему выйти из поля зрения хоть ненадолго. Как уговорить самого Артура, в конце концов, — Артура, который никогда не бежал от опасности. Не бежал. И теперь ему нужна долгая реабилитация, забота, помощь психолога, потому что этот подонок изнасиловал его, и пытал несколько дней, и угрожал убить, и Имс никак не мог как следует вдохнуть и хоть на что-нибудь решиться. Кроме как ночевать на пороге палаты Артура, молясь, что все обойдется. Руку обожгло, и Имс резко пришел в себя. Пластиковый стаканчик с кофе в его руке смялся, заливая пальцы кипятком. Имс с раздраженным шипением встряхнул рукой. — Вы не поранились? — спросил кто-то за его спиной с искренним участием в голосе. Имс обернулся. Девушка терпеливо ждала своей очереди у кофейного автомата, поглядывая на Имса с сочувствием и легкой тревогой. Мягкие карие глаза, волнистые каштановые волосы, милое личико — она была хорошенькой, и на мгновение у Имса возникло чувство дежавю. Словно он видел уже где-то эту детскую мордашку. Девушка протягивала платок. Поколебавшись, Имс осторожно выдернул цветастый квадратик ткани из ее пальцев — и в тот же момент на него нахлынуло воспоминание. Ариадна. Так ее звали. Ариадна, как та принцесса из греческого мифа. Красивое имя, но Имс всегда считал его дурацким. Потому что не любил Ариадну. Он любил Артура, а Ариадна — о, Ариадна была от Артура без ума. Все четыре года, что Артур учился в УКЛА, эта малютка вздыхала по нему, и добивалась внимания, и нахально лезла к тому, что Имс считал своим. Сам Имс встречался с ней всего лишь несколько раз, мельком, и не был уверен, что хорошо контролировал свои эмоции. Но Ариадна не была в курсе их запутанных — по тем временам — отношений с Артуром. Оно и к лучшему. — Ариадна? — неуверенно поздоровался Имс. В конце концов, он мог и ошибиться. Но девушка удивленно вскинулась, заглядывая ему в лицо, точно пытаясь вспомнить, и Имс понял, что не ошибся. — Я Имс, — напомнил он. — Помнишь, ты училась вместе с моим другом, Артуром? Ее глаза на миг расширились, и откуда-то из глубин этого маленького существа на Имса посмотрело темное, удушливое чувство, застарелая боль безнадежной любви. Артур не оставил контактов бывшим однокурсникам, не поддерживал связей ни с кем. Он ни разу не встречался с Ариадной после того, как получил свой диплом. Имс проверял. — Привет, Имс, — она взяла себя в руки, но Имс уже знал правду. — Я… да, я помню. Но я не видела Артура несколько лет. Имс выпрямился, расправляя плечи и улыбаясь ей самой приятной из своих улыбок — окрашенной, впрочем, изрядной долей беспокойства. — Он работал в Европе, — легко соврал Имс. — Но теперь вернулся. И сразу же попал в беду. Ариадна побледнела. — В беду? — дрогнувшим голосом спросила она. — Да. Авария, — Имс взмахнул рукой, — поэтому я тут. Навещаю его. — О господи, — прошептала девушка, — надеюсь, ничего серьезного? И Имс так сильно ненавидел ее в этот момент, что боялся утонуть в своей ненависти. А еще сильнее ненавидел себя — за то, что решил сделать. За выход, который не был выходом — и все же был единственным вариантом, что приходил ему в голову. За то, что собирался отдать Артура, своего Артура, этой прилипчивой девочке. Но Имс продолжал улыбаться. У него появился план. — Думаю, тебе тоже стоит его навестить, — настойчиво сказал Имс. — Он будет рад.***
С силой прикусив костяшки на правой руке, Имс заставил себя разжать кулаки и наклонился вперед, опираясь руками о подоконник. За окном — прямо за решеткой особо охраняемой палаты лучшего госпиталя в Лос-Анджелесе — покачивались ровно постриженные кусты акаций, но Имс не разглядывал кусты. Его глаза бездумно шарили по пластиковому подоконнику. — Ты не понимаешь, Артур, — сказал он в отчаянии. Хриплый смешок — сухой безрадостный звук — раздался за его спиной, и Имс невольно сжался, втянул голову в плечи, закрывая глаза. Глубоко, прерывисто вздохнув, он медленно выпрямился, отпуская подоконник, будто спасательный круг, — и обернулся. Артур смотрел на него. Смотрел, не отрываясь и не моргая, и тот зуд в затылке, который Имс чувствовал все это время, — это наверняка был его взгляд, просто Имс трусил посмотреть в ответ. Потому что не знал, как ему смотреть Артуру в глаза. Как ему осмелиться вообще смотреть на Артура. — Я не понимаю, — без выражения — это не вопрос, не утверждение, ничего — сказал Артур. Имс потер лицо. Его ладони вспотели. — Я хотел сказать, — прошептал он, — Артур, я хотел сказать, что что-то нужно делать. У нас по-прежнему нет никаких улик, никаких зацепок. Он захочет… закончить, ты ведь знаешь, он захочет — и я просто не могу позволить ему забрать тебя. Я просто не могу! Имс уронил руки, не решаясь завершить мысль, не решаясь произнести вслух: он уже позволил. Уже потерял Артура один раз, потерял его на бесконечные четыре дня, и почти отчаялся, и начал его оплакивать, и не мог думать ни о чем, кроме мести. Кроме своего всесокрушающего горя. Он утратил веру, надежду — и все это время Артур нуждался в нем. Он должен, обязан был искать Артура — а он искал тело. — Где твое хладнокровие, Имс? — Артур неловко шевельнулся, потянул одеяло, передергивая плечами, будто замерз. — Я думал, ты профессионал. Имс дернулся, хотя в словах Артура не было ни капли обычной язвительности — только усталость и пустота. В два шага преодолев расстояние между ними, он заботливо накинул на Артура одеяло и, не колеблясь, опустился на колени перед его креслом. Больничную койку Артур отверг, а Имс не нашел в себе достаточно смелости, чтобы настаивать. Потянувшись, он коснулся пальцами аккуратных стежков на виске Артура — и спешно отдернул руку. — Не осталось, — признался он. — Я не профессионал, я никто. Я допустил такое… такое, — горло перехватило, и Имс замолчал, но потом с трудом продолжил: — из моего собственного дома, я поверить не могу, этот ублюдок забрал тебя из моего собственного дома. Прикусив губу, он уткнулся лицом Артуру в колени. Хлопковая пижама отдавала хлоркой и йодом, мерзкий, мерзкий запах больницы, Имс его не выносил и боялся. — Это и моя ошибка тоже, — спокойно и отстраненно сказал Артур, — это прежде всего моя ошибка. Я должен был знать, что мне — нам всем — грозит опасность. Это случилось, потому что я плохо делал свою работу. Он мог взять тебя, Тедди, кого угодно. Я прокололся, Имс. Такое бывает. Имс покачал головой, не поднимая лица. Он не хотел слышать, что такое бывает. Не хотел думать, что ничем не отличается от жертв, от тех, чьих родственников он успокаивал, лицемерно улыбаясь и убеждая, что «все еще может обойтись». Зная, что не обойдется. Из семнадцати жертв Артур был вторым выжившим. — Я умоляю, — Имс был готов на все, — Артур, я умоляю тебя. Пожалуйста. Позволь мне подключить тебя к программе. Спрятать тебя. Это ненадолго — только пока я не найду этого ублюдка. Я перерою землю до ядра, но я его найду. Пожалуйста, Артур. Артур вдохнул, задержал дыхание и резко выдохнул, и каким-то шестым чувством Имс понял, что спора не будет. Не потому, что Артур согласен, а потому, что сейчас он не готов к борьбе. Слишком слаб, чтобы придумывать возражения. Стоять на своем. Что-то решать. На мгновение Имс почувствовал дурноту — он не думал, что годится для роли опоры, не после того, что произошло, не после своего провала. Сама идея воспользоваться апатией Артура казалась ему гадкой, низкой — и в то же время, он был благодарен этой апатии. Имс готов был на что угодно, согласен был чувствовать себя сволочью — да что там, он охотно совершил бы любое преступление, лишь бы только никогда не возвращаться в эти страшные четыре дня. — Что ты хочешь сделать? — спросил Артур. Его пальцы прошлись по затылку Имса, причесали волосы — легко, почти заботливо, точно он считал, что это Имса нужно успокаивать и утешать. Имс закрыл глаза, убаюканный этими неторопливыми плавными движениями. — Ты помнишь девушку, Ариадну, которая училась с тобой в Университете? Такая маленькая брюнетка? Сохла по тебе, все время пыталась обратить на себя внимание… — Нет, — безразлично ответил Артур. Движения его руки не убыстрялись и не замедлялись, оставаясь ровными и размеренными. Имс наслаждался каждой секундой, прекрасно зная, что Артуру не понравится план. — Не помню. А что? Имс собрал в кулак все свое мужество и выпрямился, неохотно высвобождаясь из-под ласковой руки. — Я хочу, чтобы ты на ней женился, — твердо сказал он. Артуру не понравился план.***
Хасан кричал, и ему казалось, что он сам давно оглох от собственных криков. Но он в жизни не испытывал такой боли, такой ужасной, невыносимой боли — господи, он даже не знал, что такая боль существует…