Диалоги России

Иван полюбил книги больше, чем когда-либо раньше. Собирал их, коллекционировал, с наслаждением и сентиментальными чувствами вчитывался в чернильные буквы на ароматной, шершавой бумаге. Что стало причиной? Он и сам точно не знал. Может быть, потому что ностальгировал по временам классиков, а в современных произведениях видел отражение своей собственной души, может потому, что видел в новоизобретённых жанрах особую прелесть и красоту, а может,в то время книги ценились интеллигенцией и она так влияла на Ивана? Наверное, всё вместе. Редкие, популярные, дешёвые, дорогие, от изданных по госзаказу до подпольных, классические и модернистские, о бытовом и экзистенциальном, стихи, проза - из книг всех категорий и жанров отбирались лучшие и почётно ставились на полки библиотеки в общем доме. Он любил иногда читать вслух, и делал это всегда на удивление хорошо. Взятые под крыло Советского союза южные, восточные страны всегда слушали с открытым, искренним интересом, для них каждый раз был, как первый. Сёстры тоже любили те редкие случаи, когда у их брата выдавалось лирическое настроение. Чего уж, даже прибалты заслушивались. Александр, связь между всеми ними воплоти, всегда в это время занимал неприметный угол и наблюдал издалека. Просто потому, что именно чего-то такого в этом духе от него все ждали, он, как-никак, играл роль главного. Но он был со всеми, и в такие моменты умиротворённого лирического единения он чувствовал себя счастливым. Хоть это не бросалось в глаза остальным. Однажды Александр вошёл в их общую с Иваном комнату. Его брат что-то писал за столом у окна в толстой тетради псевдо-кожаного переплёта. - Чем занят? - спрашивает СССР, меняя военную форму на своём теле на домашний свитер и матерчатые штаны. - Пишу стихи, - коротко отвечает РСФСР, спеша записать всё вовремя и ничего не упустить, в то же время старательно выводя все буквы, чтобы стих был записан красивым аккуратным почерком. И, конечно же, без чернильных клякс. - Свои, или опять какого-нибудь своего поэта? - Поэта, - не стал скрывать Иван. У него сейчас не было времени сочинять красивый изворотливый ответ, он не хотел отрываться от зарифмованных строчек. - Поди опять что-нибудь пустое, о бесполезных чувствах или ещё чём-то, как ты любишь. Стихи должны вдохновлять на подвиги и дело, учить чему-нибудь полезному, воспитывать, а не развращать разум. Всё-таки правильно делают, что вводят цензуру. Иван терпеливо сжал губы в тонкую нить, не отвлекаясь от своего занятия. По-крайней мере, он пытался. Старался сосредоточиться на стихотворении и его глубоком смысле, а не слушать неприятную нотацию брата. Александр повесил гладко сложенную форму в шкаф, подошёл к окну. Серо. Октябрьская осень. Скучающим взглядом обвёл комнату - серый полумрак. И только Иван наконец заметил, что для письма не хватает солнечного света, и зажёг свечу в старом одинарном подсвечнике. - Ты можешь воспроизвести любое стихотворение? - вдруг спрашивает Александр. - Наших поэтов. - Ну... да, - Ваня слегка озадачен вопросом. - А можешь Ахматову? Как ты умеешь. Иван округляет глаза, и поражённо поворачивается к брату, поражённо глядя на него. Саша смотрит куда угодно, только не в его сторону. Секунду спустя удивление превращается в мягкую улыбку, и Россия кивает: - Конечно.