Парящие цветы

Чимин не мог разобраться в причинах, но именно целующий его сейчас Юнги стал первым человеком, из-за которого рисунки на руках, бывшие у него с самого рождения, начинали наполняться светом и поблескивать в темноте. Да и не только в темноте; однажды они сидели на уроке, и Чимин случайно засмотрелся на своего соседа, который увлеченно игрался с пером и пускал его в полëт, пока учитель читал скучный параграф с пергамента, не поднимая глаз. Он проснулся, только когда кончик пера пощекотал его нос. Подперев щëку кулачком, Юнги издевательски улыбался и глазами контролировал движение своей ручки, невесомо гладившей по венке на шее Чимина. Тогда ему ещё не удавалось с легкостью использовать свою способность. И, если честно, Чимин скучает по тому времени, когда ему ещё не приходилось мучить своих хилайзов, чтобы облегчать последствия юнгиновских тренировок. - Чимин-а, - зашептал тот, уложив перо обратно, - у тебя опять... - взгляд скользнул по голым рукам, и через секунду они притянулись к Юнги ближе. Его указательный палец провел дорожку по мерцающим завиткам, и Чимина пробрало дрожью. - Бойскауты, чем занимаемся?! - учитель наконец оторвался от безэмоционального чтения и испугал обоих своим неожиданным замечанием. После этого случая Чимин старался прятать свои руки под рубашкой с длинными рукавами, потому что... Блин, ну потому что эта дурацкая реакция уже порядком выбешивала. В последнее время она уж слишком часто давала о себе знать. А Юнги это радовало. Даже не так; это делало его счастливым. Знать, что для кого-то ты особенный, что у кого-то тело так отвечает на его действия - Юнги это, несомненно, очень любил. А ещё больше он любил то, что он особенный именно для Чимина. Для его Чимина, чей запах уже жил в его легких. Бывало, когда зрение опять оставляло Юнги во тьме слепоты, только этот цветочный аромат вырывал его своим шлейфом в реальность. - Обожаю их, - прошептал Юнги между невесомыми поцелуями в цветы на руках. Завороженно наблюдая за этой лаской, Чимин понимал, что да, проблемы этого парня уже давно стали его собственными. Вот только его опасения почему-то не стали опасениями Юнги, хотя он желал этого всей своей душой. Если зрение, в конце концов, всë-таки исчезнет, то Юнги больше не сможет видеть эту цветочную роспись. Чимин не хотел этого. Он хотел, чтобы Юнги всегда знал, насколько сильно его любят. Не хвалят, не уважают, а именно любят. До жжения под кожей, где на поверхности горят мягкие линии художника-природы.