Драбблы по сериалу Hannibal NBC

Он приехал сюда за четыре часа до отлета вовсе не потому, что последние месяцы его жизни сводились к этому событию. По крайней мере, именно так предпочитает говорить себе сам Уилл. Зайдя внутрь Интернационального аэропорта Балтимора-Вашингтона, он быстро теряется: ослепленный мельтешением стрелок, цифр и надписей на каждом углу; оглушенный информацией из давящихся объявлениями громкоговорителей; растворенный толпами. Уилла с первых же минут до краев заполняет не стихающий гомон пестрого, переливчатого многоголосья различных акцентов и языков, в котором то и дело поднимаются детские крики и плач; голоса, отдельные от людей, несущих багаж и катящих груженые тележки, — белых, цветных, мужчин, женщин, колясочников, движущихся вокруг него по множественным траекториям, не замечая тонн пространства, прорезанного металлом поддерживающих конструкций над своими головами… С течением времени кресла пустеют, шаги и шуршание сумок и пакетов понемногу утихают. Только табло и мониторы продолжают щелкать письменами с той же громкостью: по экранам неровными строками сбегают вниз номера вылетающих/отложенных/отмененных рейсов: Альбукерке, Атланта, Бостон, Чарльстон, Чикаго, Цинциннати, Кливленд, Даллас, Манчестер, Майами, Новый Орлеан, Нью-Йорк, Орландо, Филадельфия, Сан Диего, Торонто… Его собственный возможный рейс появился в таблице интернациональных перелетов: почти шестнадцать часов полета во Флоренцию с одной остановкой во Франкфурте. При условии, что Уилл полетит. У него нет билета. Тени постепенно перестают смещаться по залам, исчезая вслед за светом снаружи. На их месте появляются огни и отблески в надраенном полу. Сваленных друг на друга повсюду людей все так же катастрофически много, и он по-прежнему чувствует каторжный ритм шагов в очередях, будто сам оказался одним из плеч в ряду на подступах к тормозящим движение множественным проверкам на безопасность под свисающими с потолка флагами США. Еще не поздно забрать собак. Еще не… — Знала, что появитесь первым. …поздно. — Из терминала в терминал переходить нельзя, а в нашем вместо кафе новостные киоски. Поэтому, Уилл, прямо сейчас вы упускаете свой последний шанс поесть. Не хотите это исправить и составить мне компанию? — Что вы здесь делаете? — Осматриваюсь. — С чемоданом? — Я пока не знаю, присоединюсь ли. А это уже зависит от того, кто еще соберется. Так вы идете со мной или останетесь голодать до посадки? Небольшое кафе «Зеленая черепаха» — это барная стойка из ореха с подвешенными над ней телевизорами, столы и стулья с темно-зелеными сидениями, стук приборов о тарелки и горький запах пережаренных кофейных зерен. Вальяжность Рэя Чарльза, искажаемая акустикой. Низко висящий светильник, который золотит кожу Фредди и ее салат. Сидя напротив, Уилл со стороны, должно быть, походит на ее осведомителя. Эта мысль внушает отвращение, перебивая вызванный горячей пищей аппетит. Фредди вытирает рот, откладывает вилку и смотрит на него, не моргая, и Уиллу кажется, что она держит его на прицеле. — Я слышала, доктор Чилтон сумел отсудить у ФБР неплохую компенсацию. Все, что говорит Фредди — провокация, она разбрасывает наживки, вытягивая из него слова, в сумочке у нее диктофон, она прослушивает его, Уилла, как запись, прямо сейчас… — …И что доктор Чилтон теперь носит грим. Полагаю, свои мемуары он назовет: «Лицо со шрамом». Тони Монтана ведь тоже кубинец. Уилл мгновение слышит шуршание оберточной бумаги и душистый аромат (ванильные бархатцы, белые лютики, белые розы, махровая гвоздика и аспарагус) из букета, принесенного Чилтоном, его жаждой реванша, легким сколиозом с перекосом на левое плечо, и тщательно замазанным пудрой провалом в щеке. Одетый менее формально обычного, он и впрямь походил на чертового мафиози — маленький человек большой проницательности, решившийся покинуть лягушатник своих интриг. — Не выносите конкурентов, Фредди? — Фредди вежливо задирает брови, прищурившись. Уилл облизывает губы, борясь с ухмылкой. — Фредерик ведь теперь ваш профессиональный конкурент? — Нет. В своих книгах мы описываем две разные части одной истории. — Гиена и гриф, объедающие одну тушу с двух сторон. — Я не написала ни слова об Эбигейл, как вы и просили. А что до всего остального… сейчас не девяносто пятый и писателя не арестуют по обвинению в нарушении общественной морали за пересказ своей версии случившегося. А я даже не воспользовалась творческой свободой в полную силу. Не стоит благодарности. — Все, что я скажу, будет использовано против меня, а если не говорить о своих поражениях, то найдутся те, кто расскажут о них своими словами. — Вы выжили, Уилл. Разве это поражение? — Я дал вам писать книгу о себе в расчете не дожить до публикации. — Вы хотя бы открывали мой подарочный экземпляр? — «Время покажет, вылечится ли Грэм, подобрав куски своей разбитой жизни. Но по-настоящему всех интересует только последует ли он за Лектером», — цитирует Уилл с брезгливым выражением лица. — И вы не разочаровали аудиторию! — Я ценю, что ты пришел. Все мы ценим. Фредерик пожимает его руку с излишним теплом, от улыбки его щека на секунду неестественно натягивается на протезе. — Значит, всего четверо? — Погодите, — Чилтон нервничает. — Здесь еще не все. И через четыре минуты после объявления начала посадки в зоне ожидания действительно появляется… — Что здесь делает Мэттью Браун? — спрашивает Джек, и лишает Уилла надежды на то, что зрение подводит его после полутора суток без сна. — Мистер Браун был выпущен из Балтиморской клиники для душевнобольных преступников в связи с моим профессиональным заключением о его психическом здоровье, — отзывается Фредерик само собой разумеющимся тоном. Залегшая в уголке его губ ухмылка говорит, насколько Чилтон рад поразить всех присутствующих. Мэттью Браун свежевыбрит, внешне отрешен, и внутренне натянут, как тетива арбалета, как канат под канатоходцем. Он подходит к ним, не сводя глаз с Уилла, с расползающейся по лицу улыбкой: — Мистер Грэм. Вам идет свобода. Очень. Уилл вспоминает все дни и ночи, которые провел в психлечебнице. Каждый принятый им поднос с едой, каждое касание санитаров, каждый взгляд посетителей и каждое слово охранников. И то, как Мэттью Браун, ожесточенный убийца-одиночка, ненавидящий быть один, вышел из тени, чтобы получить от него заказ на покушение. Несколько мгновений его душит тошнота. Преодолев ее, Уилл произносит: — Я тоже рад тебя видеть, Мэттью. — Это сумасшествие, — признается Уилл Джеку позже, разглядывая успешно полученный посадочный талон в своей руке с чувством полной и абсолютной нереальности происходящего. Подслушивавшая их разговор Фредди оборачивается: — А мы разве больше не психопаты? — и подмигивает ему. Шрам Джека скрывает шарф, шрам Уилла под одеждой, как и шрам Мэттью. Фредди беззаботно улыбается. Нет причин подозревать, что они бомбы с часовым механизмом: для окружающих они просто коллеги, летящие в Италию поразвлечься на выходных, а не отряд самоубийц. В наушниках Мэттью грохочет «Я люблю рок-н-ролл» Джетт и Блэкхартс, пока Чилтон ведет их на посадку.