Драбблы по сериалу Hannibal NBC

Вечера в бальных залах сочатся дорогим алкоголем и живой музыкой. Она улыбается каждому «да, мадам», «прошу Вас» и «как Вам будет угодно», как выдрессированный подавать лапу пудель — идеальная спутница на бесконечных раутах, не дающая повода для сплетен, — это и в ее интересах. Все прекрасные незнакомцы — аристократы и интеллигенты — бабочки-однодневки. Возможно, поэтому она не просит Ганнибала не убивать, держа в уме единственное имя, которое важно помнить: ее собственное, разное в каждой новой стране. Неутихающие разговоры, сверкание бижутерии, стоящей состояния, безупречные костюмы и платья — в плохие дни ей снится, что фанера обрушивается и погребает все это под собой. В хорошие дни Беделия верит, что глубокое погружение в среду пациента полезно для терапии; что становясь участницей действия, она получает доступ за кулисы; и кружится в калейдоскопе дробящегося света канделябров, пока волны вальсирующих вздымаются и опадают в такт мелодиям Зазеркалья. Их совместный эксперимент, их совместная пьеса в пышных декорациях барокко заканчивается через восемь месяцев в сердце Тосканы. В любимом городе Ганнибала, — итальянских Афинах, прославивших жестокость Средневековья и гуманизм Ренессанса, лежа в окружении кудрявых холмов, — они проводят больше времени, чем где бы то ни было. Светская жизнь давно претит обоим: Ганнибал посвящает дни картинам и статуям в галерее Уффици, пока Беделия бесцельно гуляет по улицам в одиночестве. Поначалу она восхищается вместе с толпами туристов — украшающими коржи этажей кремовыми балкончиками, карнизами и капителями, словно выдавленными кондитерским шприцом; манерными мастиковыми фасадами, на которых почти незаметен налет столетий, так что легко забыть, что архитектурное чудо Флоренции рождалось в муках осад и чумы. Затем, ее тошнит от гармоничности пропорций, величия симметрии, изящества деталей, мозаики и орнаментов, арок, ниш и балюстрад, занимающих предписанные им, точно рассчитанные места. Совместные вечерние променады под руку среди устремляющих купола в акварель южного неба дворцов случаются все реже. Ганнибал смаковал ее, как смакуют хорошее вино, но оба понимают, что Беделия мариновалась недостаточно долго и будет жить. Когда оставаться с Ганнибалом становится еще более опасно, чем расстаться, она оставляет его в пустом Дворце Памяти, наедине с мрачными сюжетами автобиографических фресок и витражей. Прежде чем Беделия успевает сбежать, она обнаруживает в их с Ганнибалом апартаментах молодую ласточку, приведшую за собой весенний ветер в проулки Флоренции. Скамья на многолюдной платформе Санта Мария Новелла пустует. Беделия видит ее из окна поезда и прижимает к себе единственную сумку — в ней нет никакого «Батард-Монтраше», только легкая кладь и кредитная карта доктора Фелла, которая ему не понадобится. Рядом с ней сидит девушка: гибкий силуэт полон сил, словно цветущее деревце сливы. Вопрос из ее рта журчит японским акцентом: — Откуда Вы знаете, что они не будут искать нас? — Я не знаю. Но надеюсь, что человеку, купившему Квестура, достаточно одной женщины Ганнибала. Голос Беделии тянется как мед, но страх в ее взгляде звенит струнами кото, а руки напряжены так, что сквозь них проступают вены увядающе-голубого цвета; рукава дорогого жакета скрывают следы от инъекций. Чийо нежно сжимает ее запястье — словно давит на спусковой крючок.