Драбблы по сериалу Hannibal NBC

...жется у него закружилась голова и он присел. Но он не присел. Он падал в объятия гравитации еще какую-то секунду назад. Что он пропустил? И когда?.. Уилл пробует двигаться, но не может, вокруг возникает странное сопротивление, словно он под водой. Он точно не под водой. Вокруг нет температуры. Но он и не дышит. Уилл не распознает положение своего тела в пространстве. Ощущений нет. Камера сенсорной депривации?.. Нет. Обрыв. Ганнибал. Он убил их обоих. Уилл мертв? — Он не один. Уилл не понимает, откуда эта информация, он положительно не воспринимает как умеет, но информация здесь: Уилл знает, что он есть и что где-то здесь, что бы «здесь» не значило, есть другой. Ганнибал?.. Нет, это... это Чилтон. Чилтон?! — Сейчас. Погодите. Уилл стоит в собственной столовой. В доме в Вулф Трап, который он продал три года назад. За окнами светло, но нет времени суток. Фредерик сидит на стуле перед ним. Он в костюме и не обезображен. Вообще никак. Трости тоже нет. — Вот. Так нам будет проще. Здравствуйте, Уилл. — Чилтон подмигивает ему. — Готовы к сеансу? Уилл открывает рот, чтобы ответить, в нем проступает что-то знакомое, громкое и сильное, и он хватается за это, он вспоминает: да это же эмоции! Уилл начинает удивляться, он чувствует, и это как надеть разношенную вещь: — Фредерик, какого черта вы не в больнице? Где ваши ожоги?.. Откуда вы в моем доме? Откуда я в моем доме?! — Да-да, и «какой сейчас год?». Оно неважно. Вы мертвы, Уилл. Не сошли с ума, не в коме. Мертвы как камень. Поздравляю с окончанием бездарной жизни. Вижу, вы уже осваиваетесь с эмоциями. И прежде чем вы начнете меня поправлять, рассказывая про эндокринную систему — нет, они пока что по-прежнему есть у вас, за исключением страха. Вы свое отбоялись, страх — это для живых. Уилл прислушивается к себе. Да, он удивлен, но не боится. — Значит, лимб — быть под вашим надзором? Я уже знал это. Фредерик приподнимает один уголок губ. — Во избежание недопонимания: я не «ваш» Фредерик. Со мной-мной не случилось ничего из того, что вы у себя натворили. Никаких ожогов и никаких больниц. Джек Кроуфорд не дал Уиллу Грэму из моей реальности шанса так напортачить, как умудрились вы. По-моему, вы вообще самый неудачный из Уиллов, попадавших в мой распределительный поток до сих пор. Уилл впервые совершенно не понимает Чилтона в разговоре с ним. — Доктор Чилтон, что вы несете? — Знаете поговорку «горбатого могила исправит»? Так вот: вы горбатый, Уилл. А моя обязанность, как самого разумного вашего кармического знакомого, помочь вам сделать то, что вы сами не смогли: решить уже, кто вы. И лучше бы вам поторопиться. На кону жизни. — Чьи? — Ваши. Пока мы беседуем, количество доступных вероятностей, параллельных Вселенных, согласных приютить вас, сокращается, поскольку их занимают другие Уиллы. — ...Тогда какого хрена вы болтаете? — «Ожоги». Чилтонская солидарность, если угодно. К делу. Так и быть. Чилтон наклоняет голову набок. Моргает. Уилл учит Эбигейл рыбачить, она улыбается и говорит ему, что он самый лучший отец, она больше ничего не боится, она бросается ему на шею на выпускном из университета, Уилл не тот, кто убил ее отца, он стал ей настоящим отцом, его дочурка, радость и гордость, она всегда спит безмятежно и ей снятся славные, солнечные сны — с весенним ветром, стрекозами на реке, проносящимися над головой облаками, Эбигейл щурится на солнце, обернувшись, одна из стрекоз, яркая и большая, проносится мимо его лица. Уилл пытается отдышаться. — Зря стараетесь, Уилл, у вас нет тела. Вы воображаете его по привычке. — Какого черта сейчас произошло? Что вы сделали? Где Эбигейл?! Она только что была здесь! Я, я, я только что был... Чилтон слушает его, раскрывая банан с выражением сосредоточенности на лице. — Не глупите. Это был просто трейлер. — Вы делаете это неправильно. Чистить нужно с другой стороны. Чилтон смотрит на него, затем на банан, состраивает рожу, откладывает банан на тумбочку, которая оказывается рядом, и молча пишет в возникающий в его руках журнал. Еще никогда Чилтон, делающий о нем записи, так не нервировал Уилла. — Что вы пишете? — Профайл. Прохожусь по контрольному списку. — Уилл хмурит брови, Чилтон насмешливо поясняет: — На вашем языке «игра с выпивкой». — Что именно вы сверяете? — Ваши грэмопризнаки. — Грэмопризнаки... — пауза. — И что дальше в списке? — Ваша яростная гетеросексуальность. Уилл... удивлен. И немного смущен. — Это означает, что я не могу быть в отношениях с мужчиной? — Это означает, что вы предпочитаете себя ограничивать. А так можете. Кроме одного конкретного. — Чилтон пронзительно смотрит на него. — Если я что-то о вас и усвоил на этой работе, так это то, что ваша жизнь, Уилл, должна быть свободной от Ганнибалов Лектеров зоной. Любая жизнь должна, если спросите меня, но именно ваша особенно. Список же мне нужен, чтобы определить вашу, м, крепость, скажем так, и куда мне вас девать. Готовы? Он живет с человеком со шрамом на подбородке — его лучшим другом, который готов отдать за него жизнь; Уилл любит его всем сердцем... — Кто это был?.. — Даже не помните? Мэттью Браун. Понравилось? Значит, запишем «не яростная». Кстати, вы тоже можете участвовать. Если у вас есть какие-нибудь пожелания для новой жизни, говорите обязательно. Просите, что хотите, не стесняйтесь. Я не разболтаю ваши сокровенные желания остальным мне за кофе. Поверьте, им своих Грэмов хватает. — Разве мое счастье — критерий выбора? — Вы должны не профукать себя. В наиболее подходящих вам условиях даже у вас, Уилл, будет меньше шансов испортить жизнь себе и другим. По крайней мере, всем хочется на это надеяться. Стены вокруг, воображаемые или нет, напоминают Уиллу о днях жизни, которые он провел в Вирджинии со своей стаей, и он спрашивает: — Вы можете сделать меня собакой? — Услышали про карму и сразу соотнесли с буддизмом, умник? Не все так просто. А вы халявщик. Ох, точно. «Собаки»... Чуть не пропустил. Спасибо. — Доктор Чилтон, вы сами сказали, я прожил бездарную жизнь. — Может, Уилл и мертв, но это не мешает ему чувствовать усталость. — Просто... дайте мне отдохнуть. — Отдохнете вы, но после штрафного круга. Уилл наблюдает за тем, как Чилтон пишет, и сглатывает ком в горле, вспомнив Чилтона из своей реальности. — Фредерик. Мне очень жаль. Из-за ожогов. Чилтон насупливается, но вскоре его черты смягчаются, он фыркает, и бормочет себе под нос: — Так-так, что тут у нас? Эмпатия? Значит, вы все-таки не совсем пропащий... Думаю, этого хватит. Готовы попасть в свой лучший возможный мир?