Лимонад

      — Работа! — схватился за голову Май, заходя в дом.       — Тебе нельзя, — строго ответил Силино, проходя следом, — я предупредил менеджера в магазине.       — В магазине — да, а кто в кафе босса предупредит? Опять штраф с зарплаты вычтут, — скидывая кофту на вешалку, возмущался омега.       Семейные разборки, которые грозился устроить юный альфа, было решено перенести в дом, и виновник отсутствия Мая, как один из главных участников будущего скандала, отправился вслед за многодетным семейством.       В доме, если не считать ванную с туалетом, было всего две комнаты: кухня, соединенная с гостиной, и крохотная спальня, где кроме кровати и шкафа не помещалось ничего.       — Присаживайтесь, а вы, Май, Крис, оставьте нас на несколько минут, — командовал Рик, усаживаясь напротив Силино в протёртое кресло.       В то время, как мужчина напряженно ёрзал на диване перед двенадцатилетним, но уже мужественным альфой, Май, стараясь сдерживать приступы смеха, прошёл на кухню и достал пару чашек из любимого кофейного сервиза — единственной вещи, оставшейся в наследство от папы. Поставив старый чайник на огонь, он вернулся в гостиную, чтобы лично послушать разговор.       — Вы заставили Криса и Юсти плакать, а Мая побили, — разгневанно выдал Рик, — извинитесь.       Силино молчал. Он растерянно оглядывался в поиске помощи: по его напряженным плечам и сжатым ладоням было видно, что с детьми он общался только тогда, когда сам был таким же. Но Май, застывший в проходе, не спешил геройствовать — каким бы добрым он ни был, а профилактическая лекция от Рика никому не повредит. Единственное, что не устраивало старшего из братьев — тягучий, давящий запах мускатного ореха маленького альфы, такой жгуче-пряный и похожий на отцовский.       — Крис, пожалуйста, — прошептал он, забирая у него Юсти.       — Прости, тебя не было, а я успокаиваюсь, когда слышу его, — пролепетал Крис и направился к кухонному окну, открывая скрипящую раму.       — Мистер, — отчеканил Рик, оттягивая внимание Силино с Мая на себя.       — Я уже извинился, маленький защитник.       — Май, ты простил его? — Рик улыбнулся, услышав понравившееся прозвище, умиляя омегу и заставляя его подойти и растрепать его спутанные тёмно-каштановые локоны, за которые сразу же ухватился Юсти своими маленькими, но цепкими пальчиками.       — Простил. Защитник мой, ты уже предложил гостю напитки?       — Забыл, — альфа подхватил малыша, залившегося смехом от лёгкой щекотки и непродолжительного полёта, в который его отправили руки старшего брата, и посмотрел на Силино. — Не хотите ли чаю?       — Не отказался бы от кофе, — ответил он.       Ему давно уже было пора домой, но этот детский сад, пропахший мускатом, и всё ещё бледный, но спокойный Май заставляли не замечать времени и всех недостатков дома: скрипящих полов, небольшой колонии плесени в углах и сырости, запахом которой пропиталось пространство маленькой комнаты. Вместо этого, Силино рассматривал десятки горшков с незнакомыми ему растениями и цветами, яркие игрушки, разбросанные рядом с небольшим манежем, где сейчас стоял Юсти.       — Прости, есть только растворимый, — Май поставил на небольшой кофейный столик дымящуюся чашку и сел рядом, незаметно наблюдая за младшими.       Крис насыпал в две другие чашки коричневый порошок, кинул два кубика сахара и потянулся к чайнику, но Рик, находившийся рядом, отпихнул его, и сам, с трудом поднимая полную посудину прихваткой, налил кипяток.       — В морозилке лежит мороженое, — напомнил Май любителям кофе с пломбиром.       Братья тут же оживились, понеслись к холодильнику и достали заветный брикет, слабо сверкающий инеем. Крис потянулся за доской для резки и ножом, но Рик тут же перехватил его запястье и оттащил брата от кухонной столешницы. Резко, строго и безоговорочно: омега даже не смел противиться, смущенно застыл рядышком, наблюдая, как мелкий ловко управляется с острым металлом. Силино улыбался, найдя этот жест милым, но Май напрягся и помрачнел. Рик вырос два года назад, когда в один момент и без того тяжелая жизнь братьев стала намного хуже.       В тот день Май не плёлся домой, как обычно подсчитывая заработанное — он летел, потратив последние деньги на такси, умолял водителя ехать быстрее, нарушать правила и пропускать светофоры, лишь бы успеть домой скорее. И, добравшись до потресканной многоэтажки на окраине, понёсся по таким ненавистным ступенькам на пятый этаж, выламывая хлипкую, с вечно барахлящим замком, дверь. В тёмной и сырой ванной комнате, на замызганном кафеле сидел рыдающий Рик и сжимал в объятиях полуживого брата. Он судорожно обхватывал скользкое хрупкое тело, целовал перемотанные бинтом запястья и не переставал шептать что-то ободряющее, хотя сам был весь перепачкан в крови. Май больше ничего не помнил или просто не хотел вспоминать: ни пути в больницу, ни напряженной ночи и бегающих врачей, только въедливый запах спирта и лекарств вперемешку с тягучим ореховым ароматом. Крис очнулся лишь спустя несколько часов и, увидев рядом с собой перепуганных братьев, зарыдал с новой силой, попытавшись выдернуть капельницы и сбежать. Пока старенький доктор-бета вводил успокоительное, Май прижимал дрожащего омегу к кровати, до крови закусывая губу от звука раздирающего горло отчаянного крика. Врачи всё ему рассказали: Крис был на четвёртой неделе беременности, несмотря на свои неполные пятнадцать.       Когда Май после болезненного расставания с женихом забирал двух недоверчивых подростков со станции полиции, организовывал похороны отца, бросившего его дважды — в детстве и когда папа умер — в его голове оставалась лишь одна мысль, успокаивающая, придающая сил: «Хуже уже не станет». Он валился с ног после напряженных смен в обувном цеху, спал пару часов, кормил детей и спешил на ночную смену в круглосуточный супермаркет, где кроме алкашей и различных маргиналов никто не ошивался, а потом, попадая домой, готовил на весь день и вновь убегал, повторяя про себя, как молитву, эту фразу, пока жизнь в очередной раз не доказала, что ни в чём нельзя быть уверенным.       — Мне пора, — Силино поднялся, прозвенев фарфором о стеклянную столешницу. Он чувствовал, как погрустнел Май, как напряглись его худенькие плечи, а голубые глаза потускнели и скрылись за густыми ресницами. — Спасибо за кофе.       — Не за что, — Май вскочил со стула, кивнул братьям и пошёл вслед за альфой к двери.       Силино влез в ботинки, накинул на широкую спину пиджак и, подождав, пока омега откроет дверь, вышел на улицу, где, несмотря на наступающую весну, было прохладно и дождливо-мерзко.       — Ещё раз прости, — он протянул руку и улыбнулся.       — Бывает, — Май ответил на рукопожатие, но, заметив приближающихся людей, отскочил.       Его жест, каким дружелюбным и невинным он бы ни был на самом деле, всё же заметили, и по улочке разнёсся громкий гогот и крики. Четверо высоких альф, чуть старше шестнадцатилетнего Криса, а может, и его ровесники, остановились напротив выложенной булыжниками дорожки к дому.       — Смотрите-ка, дырка себе спонсора нашла! — рассмеялся один из них, подталкивая остальных к конфликту.       Каждый из них был на голову выше Мая, ростом почти с Силино. Вместо школьной формы — рваные джинсы и футболки с аморальными надписями и рисунками. Один из них в открытую потягивал сигарету, выпуская клубы сероватого дыма. Типичные выродки общества, способные самоутверждаться лишь за счёт других, более слабых. И, будто в подтверждение умозаключений Мая, переглянувшись, они в разнобой заголосили, нагло хихикая и пересмеиваясь:       — Четвертого захотел?       — Может, он за каждого деньги получает?       — Да он же по ночам шлюхой подрабатывает.       — Отсосёшь?       Май сжался, пытаясь слиться с обшарпанной дверью. Уйти мешал Силино, смотрящий то на молодежь, то на забитого омегу. Он закусил губу, дрожа то ли от стыда, то ли от страха, и молился всем небесным богам, лишь бы подростки прошли мимо. Май их знал слишком хорошо. До ссадин и порезов, остававшихся после каждой драки, когда высокомерные альфы, завидев уставшего омегу, нападали всем скопом и вымещали на нём свою злость. Они поджидали его после выматывающих ночных смен и, если не получали деньги, а порой и после откупа, разукрашивали его лицо гематомами, чтобы «меньше кончали на симпатичную мордашку».       «Проходите уже, пожалуйста, проходите!» — шептал он про себя, впиваясь ногтями в деревянную ручку.       — Эй, уроды, может, и вам спонсор понадобится, — Силино хлопнул омегу по плечу и пошёл навстречу удивленным парням, — сейчас лечение недешево обходится.       Дальше — больше. Насупившиеся гордые альфы расступились, стоило Силино влиться в их компанию. Но, в отличие от Мая, никогда не отвечавшего на побои и не нападавшего, мужчина терпением и миролюбием явно не отличался, а потому, первый подросток полетел в грязь от сильного удара в грудь. Следующим стал заводила, получивший удар кулаком прямо в лицо, хрустом отозвавшийся в хрящике носа. Он вскрикнул, схватился за пострадавшую часть тела, пытаясь остановить бегущую кровь. Остальные, как и подобает крысам, заметив опасность, сбежали. Покалеченные товарищи их волновали меньше, чем безопасность собственной задницы.       — Ещё раз, — Силино поднял одного из нападавшей банды за воротник, — и я доведу всё до логического конца.       Май ошарашенно замер, наблюдая, как его обидчики уносятся вдаль, сверкая пятками. А Силино спокойно отряхнул руки, махнул на прощание и, усевшись в автомобиль, поехал в одному ему известном направлении. Омега проводил его до поворота, на всякий случай ущипнув себя на проверку реальности происходящего, и закрыл дверь с внутренней стороны.       — Всё в порядке? — позади Мая появился Рик и обнял брата со спины, лицом утыкаясь в родную спину и тихонько, чтобы не расплакаться, прошептал: «Брату вчера опять было плохо».       Омега вздрогнул. Юное, ещё не развившееся тело Криса не выдержало беременность, а душа — предательства. Крис сломался, как старинная фарфоровая кукла, случайно уроненная на пол. Отец Юсти был на три года старше омеги, он пригрел невинного сироту ради развлечения и новых ощущений. Но, когда узнал о беременности, резко охладел. Ребёнок — преграда, жирная точка в его планах и удовольствии — ему нужен был так же, как и любовь омеги. Всё, что он сделал — оставил деньги на аборт и исчез, а Крису пришлось носить в своём теле живое напоминание предательства.       Май вернулся в зал, крепко сжимая влажную ладонь Рика. Юсти увлеченно перебирал игрушки и что-то лепетал на своём, непонятном другим, языке. Маленький омега был копией Мая, что значительно упрощало жизнь и снимало часть позора и осуждения с Криса.       — Солнышко, — Май потрепал пока ещё редкие светлые кудри, привлекая внимание малыша, — иди сюда.       Юсти вытянул руки, давая возможность поудобнее взять себя и поднять. Его не интересовало ничего, кроме блестящей цепочки на чужой шее и то, как бы её потянуть. Май улыбнулся и отцепил ловкие пальчики от серебряных звеньев, целуя маленькие ладошки и вызывая звонкий смех.       — Брат? — из спальни вышел бледный Крис, тело которого продолжало сопротивляться лекарствам и витаминам. Выкорабкавшись из одной простуды, он угождал в следующую, и так по замкнутому кругу.       — Всё хорошо, — Май улыбнулся всей своей семьи и уже тише, только для себя, добавил: «Всё хорошо».