Лимонад

      После того вечера, когда Джаред и Рик, умоляя омег о помощи, драили всю посуду, а потом вместе с остальными извинялись перед Крисом, которому вновь пришлось укладывать Юсти, Май понял, что какие бы баснословные деньги этот дом не стоил, а чувство интимного уединения, когда они с Лином добрались до кровати и мгновенно отключились, было бесценно. Тем более, обоим нужно было на работу.       Дел накопилось столько, что Май привлёк к разбору этой кучи тех самых студентов, которые за это время неплохо подтянулись в качестве обслуживания. Вот и сидели теперь втроём, высчитывали взносы, обзванивали должников и матерились. Мысленно, конечно. Спасал Джулио, от скуки повысивший себя от секретаря до личного помощника: то ксерокс делал, то сшивал дела и проставлял печати у мужа, а иногда просто приносил чай с печеньками для поднятия настроения и моральных сил. Только сверхурочные, какими бы ненавистными они не были, пришлось отрабатывать в одиночку. Вернее, с мучающимся Силино. И времени, чтобы не то, что поболтать, просто навестить Адана, не находилось больше недели.       Уже в воскресенье, перед грядущим днём рождения жениха, набравшись уверенности и советов от Джареда, который эффективно воспитывал сорванцов, Май пошёл в приют. Издалека он заметил того дедушку-вахтёра в потрёпанной робе и с банкой краски в руках. Он раскрашивал ствол дерева, одновременно что-то подрисовывая в сапогах рыцаря. Поздоровавшись, удивившись с таланта художника, по его же словам, самоучки, омега вошёл внутрь, пребывая в хорошем настроении и от ясного денька, и от будущих событий.       — Адан не хочет.       Виноватый и тихий голос Стоуна выбил землю из-под ног. Асфальт вдруг оказался слишком близко, приложил по затылку, словно громом. Май тупо пялился на ни в чем неповинного бету, чувствуя, как пересыхает горло. Туча сомнений в голове, широко распахнутые глаза, шок — мир выцвел за мгновение, а люди вокруг, все до единого, показались вдруг предателями и лжецами. Даже Стоун, смотревший с грустью и сочувствием.       Хотя чего еще можно было ожидать, идя навстречу раздражительному и упертому ребенку? Май же не ждал, что к нему выбегут, бросятся на шею и по достоинству оценят ту жалость, что стала стержнем его отношения к Адану, его желания возвращаться и нынешнего моментального решения не отступать.       — Передайте, что я буду приходить каждые выходные, — коря себя за глупую самонадеянность, сипло выдавил Май. Кивнул, прощаясь, Стоуну, но, прежде чем уйти, добавил: — Пока он не выйдет ко мне.       Домой Май вернулся разбитым, как стеклянный стакан, небрежно сброшенный на пол. Крис встретил с упрёком, Рик и того хуже — отругал за кислую мину перед праздником, и только Джаред, смекнув, что его советы не прокатили, быстро привёл Мая в чувство, объяснив, что только из тысячи моментов, когда родитель проявляет свою любовь и заботу словами ли, поступками, ребёнок, не привыкший к подобному, поверит лишь одному. Только вот Май не был родителем, а в груди скребла отеческая обида.       Телефон Ларка завибрировал, оповещая всех, что до прихода Лина, успешно занятого поисками "белого пиджака именно с серебряными пуговицами и рукавом в три четверти" с Джулио, осталось несколько минут. Стол накрыли, подарки, по задумке Рика, спрятали по всему дому, а карту сокровищ повесили на ленточку посреди зала, сами же временно превратились в декорации: залегли в кладовке, которая в карте числилась самым главным сундуком.       Щёлкнула дверь; тихие голоса разнеслись по всему дому, а после раздался громкий смех, и Май, слушающий его каждый день, заулыбался: Силино был счастлив до слёз от этой идеи. Под радостный шёпот Рика остальные, рассевшись по заранее приготовленным стульям, стали ждать, когда Лин найдёт всё: новую рубашку и запонки от Мая с Крисом; билеты на хоккейный матч, которые Рик выбивал через тренера; конверт с деньгами и визиткой туристического агентства, потому что Марко и Джулио не решили, куда же послать сына; набор лодочек на радиоуправлении — Ларк сам не нашёл адекватной причины — и свежеприготовленный торт от Джареда.       — Ага!       Дверь кладовки хлопнула, и на пороге застыл Силино, придерживая подмышкой коробку. Он обвёл взглядом присутствующих, прыснул от пятёрки, считая Юсти, втиснутой в крошечное пространство, и полез обниматься, целуя всех омег в щёки и пожимая альфам руки.       — Теперь к столу! — вытолкав всех, Джаред потёр затёкшую спину и поковылял к лестнице. — Я зря готовил?       — Конечно, не зря, — Силино пошёл следом, но цепкая рука Мая остановила его, прихватив за рукав. В глазах омеги искрился азарт, а сам он, пусть и с красными щеками, требовательно не отпускал жениха за остальными. Как тут можно уйти? — Вы идите, а мы... мы потом догоним.       Когда все спустились, Май, выдохнув, достал из кармана маленький бантик и прицепил себе на грудь.       — Я подумал, что тебе будет приятно...       Ещё немного — и крышу Лина, из-за сверхурочных вот уж как неделю любующегося на обнаженную задницу спящего Мая, снесло бы. Дальше родственники праздновали бы сами и говорили тосты в сторону потолка и гулких стонов. Но было это "ещё", которого Силино хватило, чтобы закатать губу, сглотнуть подступившие слюнки и просто нежно поцеловать омегу.       — Я возьму свой подарок вечером, — прошептал он и потащил Мая вниз. Впрочем, тот и сам хотел быть взятым.       После шуток Джулио, а потом и извинений Марко застучали вилки и благодарно заурчали животы: Джаред готовил отлично. Праздничный ужин закончился довольно быстро, а вот за чаем вновь потянулись разговоры, смех и добрые семейные шутки.       Май ёрзал на стуле и косился в сторону Силино все эти несколько часов. Впервые за все ужины новость о том, что предстоит помыть гору посуды, он воспринял с радостью: кончатся грязные тарелки и он сможет пойти в спальню — а потому с особым рвением и скоростью отдраил всё, жадным взглядом проводя Лина по лестнице, пока Джулио не предложил помощь.       Мая уже ждали. На кровати растянулся Силино и, как объевшийся сметаной кот, довольно потягивался.       — Ну-с, — подойдя к кровати, омега упёрся о неё коленом и начал стягивать с себя свитер, — возьмёте свой подарок?       — А к подарку прилагаются бонусы?       Смекнув, что Силино хочет чего-нибудь новенького, Май поманил его к краю кровати, а сам спустился на колени, чтобы порадовать любимого. Хотя обычно подобные действия заканчивались плачевно: омега, не умея брать глубоко, давился и сбивал весь настрой и у своего организма, и у переживающего Лина. Но сейчас-то он подготовился.       Силино косился с недоверием: сам же откачивал после неудачных попыток, но яйца уже ныли, а член неприятно тёрся о ткань боксеров с того момента, как ярко-розовый бантик оказался на груди Мая. Скинув ненужную одежду, альфа уселся на край, уткнувшись вставшим членом в лицо смущенного, но сосредоточенного омеги. Его губы вытянулись бантиком от сосредоточенности, а сам он подполз ближе и, выдохнув, взял стоящую плоть в руки. Пройдясь подушечками пальцев по поджатым яйцам, улыбнувшись от явной реакции, Май направил член себе в рот и вобрал головку.       Статья, прочитанная на досуге, долго распалялась: "Главное не то, как глубоко вы берёте, а как знаете своего партнёра!". И Май знал на пятёрку, постоянно до секса лаская Лина.       Скользнув руками к мошонке, нежно поглаживая её, омега провёл языком по краю головки, и подразнил уздечку, постучав по ней язычком. Опустившись ниже, позволяя члену упереться в нёбо, Май двинулся дальше до своего предела и, погладив по бедру дёрнувшегося было Лина, стал ритмично двигать головой, сосредоточиваясь на увеличившейся плоти.       Под тихие гортанные стоны альфа опустил руку ему на голову, зарылся пальцами в кудрях и чуть сжал их, не мешая Маю насаживаться на член в собственном ритме. В голове — пустота, только одна обжигающая и невероятная мысль мечется в панике: его омега, брезгливый и неопытный, с такой страстью и желанием вылизывает головку, поигрывая свободной рукой с собой. Вдоль позвоночника прошёл небольшой разряд, тело вздрогнуло, и Силино резко отдёрнул Мая, отчего он, громко хлюпнув, едва удержался на коленях.       — Хватит!       — Плохо? — вытерев рукой слюни, омега поднял голову.       Возбужденный до зуда в яйцах Лин поднял его за плечи и прижался к губам, не стыдясь собственного солоноватого привкуса и тихих возмущений. Его руки настойчиво полезли за край брюк, протиснулись к анусу и стали его массировать, дразняще размазывая смазку.       — Ты был потрясающим, — добавил Силино, закинув худое тело на кровать и нависая сверху, — но я слишком давно не был в тебе.       Штаны с бельём полетели в сторону, и Май призывно раздвинул ноги, руками придерживая их на весу. О растяжке никто и не думал: каждая секунда была томительной от сводящего с ума желания секса. Пристроившись, Лин, усмехнувшись с похабной позы, шлёпнул омегу по поджарой заднице и заткнул волну возбуждения, войдя.       Боль пронизывала каждую клеточку тела, отчего Май сжал покрывало и прикусил губу, не заботясь о ранках. Раздирало изнутри, казалось, что его брали на сухую, используя кровь вместо смазки. Лин видел, как тяжело узкому омеге принимать его без подготовки, как он мечется по кровати, пытаясь утихомирить сковавшую мысли дрожь. Он смял искусанные губы в поцелуй и замер, руками лаская соски: выкручивая, оттягивая и поглаживая светлый ореол. Когда же омежий организм расслабился, сам Май, позволяя Силино выцеловывать шею и ключицы, подался навстречу.       Силино, вдалбливаясь в него членом, шлёпая яйцами о промежность, сжимал худые бёдра до синяков и утробно стонал, когда Май сжимался от очередного оргазма. Не выдержав после долгого отсутствия разрядки, Лин излился, давая узлу разбухнуть внутри, унося омегу в новую волну пьянящего удовольствия. Умостившись, альфа прикрыл обнаженного жениха простыней и, насколько позволяло положение, покрывал ноющую от работы спину нежными поцелуями, чтобы вымотавшийся Май скорее уснул.

***

      Май приходил к Адану трижды. Каждое воскресенье брал с собой книжку и поутру шёл протоптанной дорогой к приюту, надеясь, что сегодня увидит кого-нибудь кроме сочувствующего Стоуна, но разочаровывался ещё больше. Только Джаред перед отъездом строго наказал не сдаваться. Даже если потребуется год — Май должен быть перед приютом по воскресениям, иначе его слова не будут стоить и выеденного яйца. Омега вбил себе это в голову и старательно исполнял, какими бы важными не были обстоятельства.       Одно всё же заставило его прийти вечером, а не как обычно с утра: течка всё не кончалась, а течный омега на улице слишком беспомощен. Пять дней секса, куча сцепок и два отрицательных теста на беременность — вот всё, что это омежье бремя ему дало. Силино, конечно, просил не переживать, всё равно пока рано, да и Джей предупреждал, но Май чувствовал, как организм этого желает и ничего не мог с собой поделать. Мысль о Лине как об отце его детей, как о любящем альфе была настолько желанной, что и сам Май, понимая, что совсем недавно даже не думал о детях, прибывал в замешательстве.       Это был четвёртый раз. Май бежал к приюту, понимая, что до конца часов приёма осталось пятнадцать минут, а он ещё далеко. Нельзя было опоздать, нельзя было дать Адану повод ещё раз разочароваться во взрослых. Это бремя Мая, которое он сам же возложил на себя, — открыть перед этим растерянным, а оттого и раздраженным ребёнком мир, дать ему понять, что жизнь не определяется наличием родителей и всё возможно, будь на то желание.       За несколько минут до семи он заскочил внутрь, натянул бахилы и помчался наверх, кивнув вахтёру. Дорога была пройдена не один раз, запутаться было невозможно, и замыленный Май выскочил к игровой, где воспитанники играли в свободное время.       — Чёрт...       Комната пустовала. Везде валялись игрушки, книжки, но детей, как и воспитателей, не было. Опоздал.       — Май?       Тихий голос Стоуна раздался позади, и омега, выдохнув от спиравшей дыхание обиды, повернулся. Но наткнулся не на нахмуренные брови, какие должны были сопутствовать его опозданию, а на тёплую улыбку. Бета сжимал руки и радостно, словно Май — звезда на ёлке, смотрел.       — Здравствуйте. Я опоздал? — опустив взгляд, омега подошёл к нему.       Мистер Стоун замотал головой и, взяв Мая за руку, повёл куда-то по коридору. Несколько поворотов, аккуратно открытая дверь — и они оказались в комнате приёма, но были там не одни.       — Он ждал, — тихо шепнул бета и впихнул омегу внутрь, — я заберу его через полчаса.       На старом диване, свернувшись в три погибели, спал Адан. Даже во сне он хмурился и сжимал губы, не позволяя себе расслабиться, но по-детски прижатая к сердцу игрушка выдавала маленького ребёнка, скрытого за стеной из злости и ненависти.       Времени было мало, и Май, как бы ему не хотелось дать Адану поспать побольше, присел рядом и, жмурясь от разрывающего счастья, нежно провёл рукой по коротким рыжим волосам, а потом ещё раз, и ещё, пока через несколько минут не разбудил его.       — Что ты тут делаешь? — сонным, но уже раздраженным голосом спросил Адан.       — Я пришёл тебя увидеть, как и обещал.       Май не переставал его гладить, а Адан, как пойманный дикий котёнок, замер, боясь пошевелиться, только голову поднял, чтобы смотреть на этого сумасшедшего взрослого. Только вот сейчас он такой, как... папа? Улыбается, трогает ласково и смотрит тепло-тепло, словно не на приютского ребёнка, а на солнышко. А потом? Когда ему надоест?       — Ты теперь, — прошептал Адан, от страха ответа забывая дышать, — не придешь?       — Почему это?       Неожиданный вопрос поставил Мая в тупик. Он разве похож на того, кто от балды ходит сюда каждый выходной, чтобы, насчитав определенное число, прекратить? Даже гладить Адана перестал, пытаясь найти в своём поведении причины подобных мыслей у ребёнка.       — Ты сказал, что будешь приходить, пока я не выйду... — Адан сжался ещё сильнее, обхватывая колени руками, — и я же вышел...       В ответ на свои переживания Адан ожидал всё, что угодно, даже что его ударят за вопросы, которые не стоит задавать, но когда Май, рассмеявшись, сгрёб его в объятия и стал щекотать, умудрившись устроить на своих коленях, словно на приёме у Санты, ещё раз мысленно насторожился: а не псих ли этот омега?       — Отпусти!       Попытки вырваться из крепкой хватки Адан с треском провалил, так и оставшись сидеть в объятиях Мая. Он стискивал его живот до тех пор, пока не почувствовал смирение с подобным положением, и только тогда расцепил руки.       — Я буду приходить несколько раз в неделю, слышишь?       — Не надо, — замотал головой Адан, ошарашенно смотря на него и не понимая подобную реакцию, — не приходи.       — Надо! И не спорь, — Май приблизился и наигранно вытянул губы, — а то буду тебя сейчас обнимать до ночи!       — Ладно!       Адан вскочил с его колен и застыл напротив в оборонительной стойке. Ему не хотелось обниматься: все эти телячьи нежности были не для него. Пусть младшие просят воспитателей почитать сказку или поцеловать их перед сном — он уже взрослый для этого!       — Приходи, когда хочешь. Но ты мне никогда не станешь папой.       — Понял, — Май примирительно вскинул руки, — а другом стать могу?       Друзей у Адана было мало. Омеги в приюте вечно ныли и просились домой к родителям, альфы же его из-за принадлежности к первым не принимали, а беты так и не знали, что Адан никогда омегой и не был. В школе все вечно хвастались своими друзьями, даже учителя просили писать сочинение о друге, письмо другу, в то время как Адан придумывал каждый раз нового. Поэтому, несмотря на то, что Май старый, он кивнул, разрешая тем самым омеге делать всё, что угодно.