Против страха

      Я сидела в своей комнате и делала вид, что думаю над своим поведением. Передо мной, сложа руки на груди, стояла мама. Мамочка, мамулечка, что же ты так строго смотришь на меня? Чем я так обидела тебя, чем не угодила? Ну прости, что в коме три недели валялась, это не совсем кома была, ну прости, что волноваться заставила. Рассказать не могу, правда. Ты всё равно не поверишь. Мамочка, ну попытайся же понять меня, прошу. Женщина сосредоточенно хмурила брови, смотрела на меня, как на провинившуюся, и нервно раздувала крылья носа. -Мам, я влюбилась, — говорю открыто, смело вглядываясь в точно такие же как у меня глаза. Родительница обреченно вздыхает и присаживается рядом: -В того блондина? — утвердительно киваю, не отрываясь от напряженного лица матери, а она продолжает: -Я понимаю, внешность у него видная, но, доченька, ты его совсем не знаешь! — я саркастически усмехаюсь: -Мам, я его больше года знаю. Мам, я ведь его уже лучше самой себя понимаю, — пытаюсь донести до родительницы такую простую истину, а женщина в ответ обреченно вздыхает и закрывает лицо ладонями из-за чего голос звучит несколько приглушенно: -Лера, ты понимаешь, что ты еще маленькая? Год, господи, целый год! Как только ты умудрялась скрывать это от нас? — я пожала плечами. Как-как, да вы и сами не особо замечали. -Мам, мне уже семнадцать, я не маленькая, — пробормотала чуть обиженно. -А как же Гриша? — спросила мама, заставив мои брови медленно выползти на лоб: -А что с Гришей? -Ну, как же, такой хороший мальчик, из прекрасной семьи, образованный, а ты…повелась на внешность, — как-то обиженно запричитала мама. Вот тут я вспылила: -Мама, неужели ты настолько плохого мнения о собственной дочери? Я Гришу всего пару раз видела, а с Димой общаюсь больше года. Да как же ты понять не можешь, что люблю я этого чертяку белобрысого! Люблю просто до одури, до помутнения рассудка! Я жить без него не могу! — в этот момент моей тирады дверь в комнату распахнулась и шагнул тот самый чертяка белобрысый. Димир был одет в новый тёмно-синий костюм, причёсан, а в руках держал богато украшенный букет, который протянул моей остолбеневшей матери, а потом бухнулся перед ней на одно колено: -Екатерина Владимировна! Я уже давно люблю вашу дочь, и уже никогда не смогу разлюбить. Поверьте, мы настолько тесно связаны, что… — на этом мать его прервала, с ужасом взглянула на меня и вскрикнула: -Ты беременна?! — тут уж был мой черед шарахаться и припоминать события прошедших ночей. Бурных ночей, в которых белый волк активно доказывал одной черной волчице свое абсолютное лидерство. Почему-то ответить уверенное «Нет» матери я так и не смогла, продолжая испуганно таращить глаза, попеременно на женщину и на хитро ухмыляющегося блондина. Парень кашлянул: -Екатерина Владимировна, я вообще-то руки вашей дочери просить пришел… -Замуж что ли зовешь? Серьезно зовешь? У отца спрашивал? Эх, молодняк… Но только через год! Когда ей стукнет полных восемнадцать, — мать строго взглянула на меня, я же покорно кивнула, согласная уже теперь почти на все, лишь бы меня не доставали вопросами. Дима и вовсе расплылся счастливой мальчишеской улыбкой, поблагодарил маму и подхватил меня на руки со словами: -А теперь, я её у вас украду, — я только бросить «пока» успела, как меня осторожно вынесли во двор и усадили в машину. -Дим, а, Дим, скажи мне, женишок, а что там с беременностью то? — я хитро уставилась на преспокойно ведущего машину блондина. Тот хмыкнул: -По-моему, об этом ты должна мне сказать… -Обязательно скажу, — я оскалилась. Эта привычка пришла ко мне с обретением звериного облика и теперь путешествовала со мной по жизни.

***

      Я лежала на белых простынях и едва сдерживала рвущиеся на свободу стоны, до крови закусив нижнюю губу. То, что творили со мной ласки этого неповторимого мужчины, описать словами невозможно. Желания прерывать эту сладкую пытку не было никакого, однако, сквозь всхлип, я таки прошептала: -В душ…надо… — блондин оторвался от изучения моего тела, взглянул прямо мне в глаза, усмехнулся каким-то своим мыслям и легко подхватил меня на руки: -В душ, так в душ…