Призраки прошлого

Утро вторника выдалось более-менее солнечным. Прогноз синоптиков, слава Богу, сбывался, потому как погода начала медленно, но верно, улучшаться. Дождь прекратился, даже не моросил, тучи разошлись, показались первые несмелые лучи солнца, однако небо все еще было серым. Если так пойдет и дальше, то Париж вновь станет солнечным и ясным. По крайней мере, на это надеялось большинство горожан. Настроение парижан, в связи с улучшением погоды и прямой от нее зависимостью, начало так же медленно, как и погода, улучшаться. На улицах было все меньше людей с мрачным и унылым выражением лица. Даже будни в учебных заведениях и на работе не казались такими однообразными, скучными и никчемными. Ну, по крайней мере, не всем. Маринетт больше не пребывала в депрессии, не была подвержена стрессовому состоянию, апатии. Она старалась быть сильной и стойкой. Радоваться жизни, улыбаться, смеяться. Вернуть свою жизнь в привычное русло. Ради него. Он ведь наверняка не обрадуется, когда узнает, что его друзья предаются тоске и печали в его отсутствие. И, казалось, все ее одноклассники это понимали, все решили следовать этому убеждению. Однако так же шумно, как раньше, в их классе больше не было. Не было тех беззаботных разговоров, смеха, шуток. Каждый пытался прийти в норму, надеясь на хорошее, однако в коллективе чувствовалось заметное напряжение. Адриан так и не пришел в себя, хотя прошла уже неделя, он все еще находился в состоянии комы. Состоянии, характеризуемом отсутствием каких-либо улучшений, разве что синяки прошли, и отеки немного спали. Это было одновременно и плохо, и хорошо. Плохо потому, что неизвестно, сколько он будет так лежать, без изменений, а хорошо потому, что пусть уж лучше без изменений, чем с ухудшениями. Маринетт решила пытаться жить как раньше, к этому решению она пришла утром в четверг, в день после того, как навестила Адриана ночью впервые. Она помнила каждую мелочь той ночи. Когда увидела его в этом ужасном состоянии. В среду, неделю назад, когда она узнала, что случилось с Адрианом, когда ее одноклассников не пустили к нему в палату, когда она гуляла вместе с друзьями вечером, еще тогда в ее голове поселилась безумная мысль проникнуть к нему в палату в образе Леди Баг. Маринетт, находясь под действием седативного препарата, гнала эти мысли прочь, убеждала себя в том, что это безумно и бессмысленно, она этим только себе навредит. Однако, когда действие препарата закончилось, Маринетт ничего не могла с собой поделать. Мыслить разумно было трудно. Она не слушала голос разума, аргументы логики, она руководствовалась душевным порывом побежать к Адриану сломя голову. Будто ему от этого легче будет… Когда Маринетт аккуратно проникла в его палату через окно, в ночь со среды на четверг, первое, что она увидела, – это молодой человек, который лежал на кровати, подключенный к каким-то приборам и капельнице. В палате было темно, но Маринетт видела его очень хорошо в лунном свете. Плюс, коридоры больницы освещались даже ночью, поэтому сквозь окошечко двери в палату пробивался искусственный свет из коридора. Он лежал, весь бледный, с синяками под глазами и отеками, с перебинтованной головой. Адриан был подключен к какому-то аппарату, измеряющему пульс, (тонометру или как там его), а так же к аппарату ИВЛ[1], под капельницей. На него было страшно смотреть. Это был не тот жизнерадостный, скромный, немного стеснительный, вежливый, воспитанный и улыбчивый человек, которого она знала. Адриан, которого знала и любила Маринетт, помимо своих душевных качеств, всегда имел природную бледность в сочетании с легким румянцем на лице. А лицо парня, который сейчас лежал перед ней, было осунувшимся и неестественно белым, с синяками под глазами и синеватыми губами, с отеками. Маринетт почувствовала, как слезятся ее глаза. Нет, нельзя было плакать в обличие Леди Баг. Это недопустимо, неприемлемо. Ведь Леди Баг – героиня Парижа, она не плачет. Не имеет на это права. Леди Баг сильная, серьезная, смелая и бесстрашная. А Маринетт инфантильная, чрезмерно чувствительная и слабая. - Тикки, конец трансформации, - одними губами прошептала Маринетт. В тот же момент палату озарило розоватое свечение, и перед Адрианом предстала уже Маринетт, а не героиня Парижа. Обычная шестнадцатилетняя девушка, одетая в джинсы, рубашку, куртку и кеды. Школьница, с растрепанными иссиня-черными волосами, забранными в два низких хвостика, покрасневшими от слез глазами, подрагивающими алыми губами. Маринетт Дюпен-Чен. Растерянная Тикки, квами Маринетт, маленькое существо, которое и трансформировало просто школьницу в супер героиню Парижа, подлетела поближе к своей подопечной и неуверенным голосом попыталась ее вразумить. - Маринетт, я не думаю, что это хорошая идея, может… - Тикки, я не могу сейчас уйти, пожалуйста, позволь побыть с ним, - хриплым и тихим голосом вымолвила Маринетт. Еще чуть-чуть и она сорвется. Разрыдается. - Хорошо, я оставлю вас ненадолго, - Маринетт лишь кивнула, а Тикки покинула палату. Маринетт, смахнув выступившие слезы, несколько раз вздохнула, стараясь успокоиться, и несмело присела на краешек кровати. Ее правая ладонь как-то сама собой нащупала левую руку Адрина и накрыла ее. - Так вот, значит, как ты выглядишь без косметики, - начала она, спустя несколько минут молчания. Маринетт старалась говорить в шутливой манере, но ее голос дрожал от слез, которые она невероятным усилием воли сдерживала, - прости, что не пришли к тебе сегодня, нас не пустили, - продолжила она, вдохнув поглубже. Сжав свободную ладонь в кулак и подавив накатывающиеся слезы, Маринетт вновь заговорила рваным голосом, - знаешь, а у нас сегодня контрольную по истории отменили. Учитель заболел, и вместо истории была химия. Она на нас так ворчала, как будто это мы виноваты в замене урока. А по литературе так много задали, она разозлилась и задала читать то, чего нет в программе. Я решила посмотреть фильм "Преступление и Наказание", чтобы не читать, но не нашла его с субтитрами или переводом на французский. Хотя, наверное мало искала. Это все погода виновата. Я заметила, все такие нервные из-за нее… Маринетт говорила сбивчиво все, что приходило на ум. Из-за этого ее речь была внятной, но не очень понятной, ведь она часто переключалась с одной темы на другую, новую, очень быстро. В ее голове мысли носились подобно рою пчел, молниеносно. В связи с этим, она начинала новую мысль так внезапно, что не успевала закончить предыдущую. Она старалась не смотреть на Адриана. Ей было достаточно ощущать его присутствие тем, что она сжимала его левую ладонь своей. Это создавало иллюзию того, что он в сознании, что с ним все хорошо, он здоров, и просто слушает ее. Но стоило ей неосторожно опустить взгляд и наткнуться на его бледное лицо, голос Маринетт срывался, и слезы, как она их не сдерживала, скатывались по лицу, огибая щеки и скулы. Но Маринетт быстро брала себя в руки. Отводила взгляд, начинала много раз подряд моргать, чтобы не дать вырваться нескончаемому потоку слез, и часто дышала, чтобы стабилизировать свой голос. Чтобы он не срывался, не был надрывным. Не дай Бог, Адриан услышит, как она плачет. Это же такой позор. Он не должен видеть, как она плачет, подобно маленькой девочке. Она же не маленькая. Маринетт просидела с ним всю ночь. Под утро ее покрасневшие глаза опухли, мышцы ломило от усталости и бессонной ночи. Тикки трансформировала ее обратно в Леди Баг и заставила покинуть палату. Маринетт вернулась домой, умылась, переоделась, и, подхватив сумку, неспешным шагом направилась в школу. Время было совсем ранним, до первого урока было где-то полчаса, но Маринетт не могла находиться дома. Оставшееся время до начала урока она бродила по школе и ошивалась у автомата с кофе. Она знала, пить столько двойного эспрессо за одно утро нельзя, это вредно для сердца, но ничего не могла с собой поделать. Перед уроком, за несколько минут до звонка, она зашла в туалет, еще раз умыться холодной водой, чтобы не уснуть. На полу была разлита вода и Маринетт, поскользнувшись, чуть было не упала. Ее подхватила под руку Хлоя. И это было так странно и неожиданно, однако, находясь в том состоянии недоовоща, Маринетт была не в силах реагировать на это так, как она бы отреагировала в обычный день. - Ты выглядишь жутко стремно, как будто пила всю ночь, - прокомментировала Хлоя, подводя ее к большому окну. Кинув свою сумку на подоконник, Хлоя вытащила из нее большую косметичку и, открыв ее, вывалила все ее содержимое на пластиковую поверхность подоконника, - так, сейчас я постараюсь сделать из тебя человека, чтобы учителя в обморок не попадали, увидев этот кошмар, - поставила она в известность Маринетт, - это будет трудно, учитывая, что ты так себе, - не преминула воспользоваться возможностью подколоть и унизить одноклассницу Хлоя, - но нет ничего невозможного. Итак, сначала скроем нездоровую бледность лица и опухшие синяки под глазами тональным кремом, подчеркнем скулы пудрой, чтобы люди обращали внимание на них, а не на твои опухшие и красные глаза, ну и по умолчанию закончим, накрасив веки, ресницы, брови и губы. На все про все у нас есть всего пять минут, я управлюсь за пятнадцать. Первым уроком у нас английский, не думаю, что мадам Дженсон будет злиться, так что мы вполне можем опоздать, - Хлоя принялась за дело. В искусстве макияжа ей не было равных. Поэтому, уже через пятнадцать минут, как она и сказала, Маринетт стала похожа на человека, как выразилась сама мадемуазель Буржуа. Стоя у кабинета английского, Маринетт сдавленно поблагодарила Хлою за помощь, на что девушка лишь усмехнулась. - Ну, раз уж я сегодня такая сердобольная, пожалуй, раскошелюсь на совет, - Хлоя повернулась к Маринетт и заговорила, - что бы не случилось, а оно случилось, не стоит убивать себя. Да, Адриан лежит в больнице, но если мы все поддадимся отчаянию, ему мы этим не поможем, лишь себе хуже сделаем. Себе и своему нервному состоянию. Думаю, он не обрадуется, когда узнает, что мы в его отсутствие ревели без устали. Я его слишком долго и хорошо знаю. Поверь, он будет себя в этом винить. Так что, единственное, что мы можем ради него сделать, раз уж нас не пускают пока в больницу, это не поддаваться хандре, апатии и отчаянию. Нужно быть сильными, - серьезно сказала она, - а теперь убери эту кислую мину со своего постного лица, над которым я работала целых пятнадцать минут, а то все мои труды насмарку, - в своей привычной, насмешливой, манере сказала она, - серьезно, я не привыкла делать что-то зря. Так что, если ты разревешься, получится, что я, во-первых, зря перевела косметику, во-вторых, зря потратила время. То есть я сделала сразу два дела зря. Дюпен-Чен, если ты заплачешь, я не знаю, что я с тобой сделаю. С той самой минуты, с того самого утра четверга, Маринетт следовала этому совету. Старалась быть сильной. Как Леди Баг, которой она являлась в моменты угрозы Парижу. Она каждую ночь посещала Адриана, но теперь не позволяла себе плакать. Маринетт то говорила какие-то несвязные друг с другом вещи, то замолкала и подолгу молчала, опустив глаза в пол, то вновь начинала говорить. Она пыталась улыбаться, когда говорила о школе, о буднях, о погоде. Маринетт рассказывала обо всем: о том, как некрасиво порой себя ведет Хлоя, какая она умная, когда дело касается гуманитарных наук, что им задали в школе, какие мероприятия запланированы в сфере культурной и научной деятельности их школы, кому нужно будет в них участвовать, что учудили Алья и Нино на уроке физики, как много Натаниэль знает об искусстве не только Франции, но и других стран, о том, как интересно его слушать, о том, как она поскользнулась и упала в воду в бассейне в школе, о том, что недалеко от их школы открылось новое кафе, где продают очень вкусные и недорогие кофейные напитки и т.д. Это стало своеобразной традицией. Патрулировать Париж до половины второго, а с половины второго до трех часов ночи сидеть у постели Адриана, разговаривать с ним, держать его за руку. Нередко Маринетт даже засыпала рядом с ним, у его кровати. Со своими одноклассниками, а также с лучшими друзьями она старалась быть самой собой. Такой же, как прежде. Алья и Нино тоже старались делать вид, что ничего не произошло. Как и все остальные. С Хлоей, после того случая в туалете в прошлый четверг, Маринетт больше не контактировала. Они обе старались вести себя так же, как прежде. Правда, было заметно, что мадемуазель Буржуа стала чуть мягче. И, казалось, жизнь вновь возвращается в норму. Все идет своим чередом. А значит, все будет хорошо. ________________________________________ [1] ИВЛ – искусственная вентиляция легких. Человек, который находится в коме, не в состоянии сам дышать, т.к. головной мозг у него поврежден, а значит не может функционировать нормально. Из-за этого все рефлексы нарушаются, и человек не может дышать.