Призраки прошлого

Габриэль Агрест бросил усталый взгляд на потемневший экран своего телефона и убрал его обратно в карман брюк. Телефон сел еще часа четыре назад. Черт. Что за ужасный день? На работе пришлось задержаться, от Елестратовой никаких вестей, одно радует – с моста, похоже, никто не прыгал, нотации от своего же квами, а теперь еще и телефон сел! Но нравоучения от Нурру – это, конечно, вне всяких сомнений, самый большой абсурд сегодняшнего дня! Нашелся философ. Да его вообще не касаются подробности личной жизни Габриэля Агреста! А то развел тут, понимаешь ли, сеанс психотерапии. Загоревшийся зеленый свет светофора сигнализировал о том, что можно ехать. Габриэль Агрест нечасто возвращался домой на собственной машине. Обычно его возил личный водитель. Просто сегодня был особый случай. Во-первых, было уже поздно, во-вторых, Елестратову нужно было отвезти в аэропорт. Можно будет с ней хоть поговорить. Из-за чего она его избегает. И во что вылились их отношения. Хотя, второй вопрос, пожалуй, лучше не стоит выносить на обсуждение. Просто секс нельзя назвать отношениями. Еще несколько минут, и Габриэль Агрест уже стоял на пороге своего дома. Несмотря на то, что он вернулся поздно, в гостиной и еще в некоторых комнатах горел свет. Наверное, Натали не спит. Адриан, похоже, тоже не собирается ложиться. Повар смотрит свои мыльные оперы, или что там он смотрит, по ноутбуку у себя в спальне. А Елестратова, наверное, ждет своего начальника на кухне, с вещами, готовая ехать в аэропорт. Однако, когда Габриэль Агрест переступил порог собственного дома, он обнаружил не очень приятный и весьма настораживающий факт – его на кухне никто не ждал. В доме вообще, кажется, никого не было. Хотя свет, почему-то, горел. Но вскоре причина растрачивания электроэнергии сама заявилась в гостиную, прихватив при этом ведерко чипсов и бутылку сока. - Адриан, почему ты не спишь? – устало поинтересовался Габриэль Агрест, - я уже не спрашиваю, почему ты ешь эту гадость в такое позднее время. - Ну, я уже достаточно большой мальчик, чтобы делать то, что мне хочется, - пожал плечами Адриан, - к тому же, я не считаю, что поедание чипсов и просмотр ужастика по телевизору – что-то плохое. Габриэль Агрест удивился подобному ответу своего сына. Обычно, Адриан не перечит отцу, и, по возможности, старается ему на глаза не попадаться. - А где Елестратова? – Габриэль Агрест решил отложить обсуждение поведения Адриана до лучших времен, тем более, что сейчас не до этого. Нужно было отвезти Анну в аэропорт. - Это я у тебя хотел спросить, - Адриан отложил чипсы на журнальный столик и повернулся к отцу, - где она? - В каком смысле? Я должен был отвезти ее в аэропорт вечером. Сейчас вечер. Где Елестратова? - Нет, - протянул Адриан, поднимаясь с дивана, - ты должен был получить фотографию ее письма, узнать о том, что она больше не вернется в Париж никогда, а так же о том, что она решила улететь ранним рейсом. Ты должен был проанализировать полученную информацию и, на основе полученных выводов, поехать за ней. Привезти ее домой и выбить, разумеется, в переносном смысле, из ее головы ту глупость относительно того, что она здесь никому не нужна, ведь она нужна. В первую очередь, тебе. - Что ты несешь? - Ты что, не читал мое сообщение? – скептически спросил Адриан. - Мой телефон сел несколько часов назад. Я сегодня туда не заглядывал вообще. Адриан, что ты говоришь? Какое еще письмо? Где, черт возьми, Елестратова? – Габриэль Агрест уже начинал раздражаться. Что за чушь говорит ему его сын? Причем столь неподобающим тоном. - Ну, раз ты ее не остановил, полагаю, что где-то над Европой, на пути в Челябинск, в Уральский федеральный округ. Относительно твоего вопроса, Анна сегодня сидела со своей племянницей. А после того, как Лиза уехала со своей матерью, Анна покинула дом на несколько часов. Я не знаю, где она была, но вернулась она с заплаканными глазами, - спокойно произнес Адриан, - я хотел спросить, что с ней, но она даже слушать меня не стала, убежала к себе. Потом зашла в мою комнату и передала письмо для тебя. Сказала, что уезжает дневным рейсом. Она просила отдать в Рождество, вместе с подарком, но я решил в ту же минуту отправить тебе сообщение с фотографией письма. - Я так понял, ты читал его? – нахмурился Габриэль Агрест. - Конечно, - пожал плечами Адриан, - Анна написала, что ей не нравится ее жизнь во Франции, у нее мало что получилось и ее дом – это Россия, поэтому в Париж она не вернется. Но я умею читать между строк, я прекрасно знаю, что это из-за тебя. Мне не известны подробности ее личной жизни, я так же не знаю, почему у нее нет ни детей, ни мужа, но я прекрасно осведомлен о ваших с ней отношениях. Я же не слепой, - он усмехнулся, - пап, это твое дело, с кем спать, но для Анны, что бы она тебе не сказала, это был не просто секс. - Адриан! - А что? - Во-первых, читать чужие письма нехорошо, во-вторых… - Мучить себя и ее тоже не круто, - фыркнул Адриан на нуаровский манер, нагло перебив отца, - относительно моих слов, да брось, пап, мы же взрослые люди. Если ты не говорил со мной на тему полового воспитания, это не значит, что я до сих пор верую в аистов и прочую ерунду. Но речь не об этом. В письме Анна, косвенно, но призналась тебе в своих чувствах. Вернее, в их наличии, - исправил себя Адриан, - я не хочу вдаваться в подробности ваших отношений, дело ваше, но я думал, что она тебе тоже небезразлична. Она уехала, чтобы не морочить себе голову. Анна твердо уверена в том, что ты любишь маму, а к ней ничего не чувствуешь. Но я думаю, это не совсем так. Во всяком случае, бросать все не выход. Ты должен… - Довольно, Адриан, - ледяным тоном прервал его Габриэль Агрест. Адриан даже вздрогнул. Давно он не слышал подобного тона в свой адрес. – Ты еще не вырос, чтобы читать мне нотации. - Ну да, как я мог забыть, ты скорее обречешь себя на страдания, чем признаешь свою неправоту, переступив через чертову гордость! – разозлился Адриан. - Иди в свою комнату немедленно. – Габриэль Агрест сказал это относительно негромко, но бесстрастно и слишком холодно. - Конечно, - хмыкнул Адриан, подхватывая ведерко с чипсами и бутылку сока, - фильм ужасов будет идти до половины второго ночи, позови, когда усмиришь свои амбиции и захочешь поговорить по-человечески. - Ты слишком много на себя берешь, Адриан, - отозвался Габриэль Агрест, снимая верхнюю одежду и обувь и проходя в гостиную, - наши с Анной отношения тебя не касаются. Не лезь туда, куда тебя не просят. - Я бы не лез, если бы вы были в состоянии самостоятельно решать свои проблемы, а не бегать друг от друга. Вы же себе только хуже делаете. Почему нельзя встретиться и поговорить? Обсудить все, как взрослые люди? – устало спросил Адриан, остановившись на одной из ступенек, на пути наверх. - Много ты понимаешь, - хмыкнул Габриэль Агрест, - все слишком сложно… - Все, как раз, очень просто, это вы все усложняете. И если ты что-нибудь не сделаешь для того, чтобы вернуть Анну, потеряешь ее так же, как маму. Однако, тут есть одно существенное отличие. В смерти мамы никто не был виноват. А вот в уходе Анны, в какой-то степени, виноват ты. - Когда ты успел так измениться? – выдохнул месье Агрест, - передо мной словно не мой сын, а совершенно другой человек. Адриан долго молчал, прежде чем ответить. - В каком-то смысле, так и есть, - Агрест младший печально улыбнулся и опустил глаза, - но это не так важно, тебе никогда не было дела до того, что со мной происходит. Ты даже не знаешь имя моего лучшего друга, имя девушки, которую я люблю, название моего любимого фильма, мою любимую книгу, жанр музыки, которую я слушаю, имя любимого писателя. Так что, какая тебе разница до моего поведения? – не пытаясь скрыть горечи в голосе, спросил Адриан, - но я не злюсь на тебя, ты же мой отец, а быть отцом тяжело. Тем более, потеряв любимую. Это… - он отвел взгляд куда-то в сторону, - это так больно, на самом деле. Так что я не имею права на тебя злиться. Когда я это понял, я перестал обижаться. Я ведь знаю, что ты любишь меня, пусть и по-своему. Все эти курсы дополнительные, стремление дать мне хорошее образование, самые лучшие вещи, известность в стране. Быть настоящим отцом у тебя не очень-то получилось, пап, - Адриан печально улыбнулся, опустив взгляд, - в своем письме Анна просила тебя постараться быть счастливым. И я думаю, что без нее, это невозможно. Бессмысленно даже пытаться. Так что… - Адриан поднял глаза и встретился взглядом со своим отцом. Габриэль Агрест был ошарашен тем, что услышал. Он никогда бы не подумал, что его сын способен на такие проникновенные речи. Откуда это у него в голове? Почему он говорит об отцовстве так, словно испытал это? Почему он рассуждает о потере любимого человека так, словно пережил это самостоятельно? – так что верни ее, - серьезно произнес Адриан. - Как только разберешься в себе, разумеется, - в своей привычной манере, с долей инфантильности в голосе, добавил он и поспешил скрыться в коридорах второго этажа. Адриан Агрест зашел в свою комнату с той же печалью и грустью, что была в его глазах при разговоре с отцом. Прежний инфантильный, стеснительный, нерешительный и наивный мальчик умер еще в первом своем кошмаре, в первом своем воспоминании. Сгорел на костре вместе с той девушкой. А когда ее расстреляли у него на глазах в последнем воспоминании, родился тот, кто стоял в темной комнате сейчас – новый Адриан Агрест, опытный, настойчивый, спокойный, мудрый и решительный. После тех ужасов, которые он пережил, вернее, которые он вспомнил, не осталось в нем места для инфантилизма и наивности. Мир лишился ярких красок и четкого разделения на черное и белое, приобретая промежуточную гамму серых и блеклых оттенков. Габриэль Агрест еще долго сидел на кухне, сверля взглядом стакан воды перед собой. Когда его сын так изменился? Когда он стал… взрослым? Что такого могло с ним произойти, что так его изменило? А Елестратова… Она правда испытывает чувства к такому человеку, как Габриэль Агрест? Странные эти женщины. Габриэль Агрест уже в четвертый раз перечитывал ее письмо, когда поставил телефон на зарядку и смог-таки увидеть сообщение от сына. Известнейший модельер все пытался понять что-то новое из письма, но там не было ничего. Анна уехала. Адриан прав, косвенно, из-за месье Агреста. Анна, кажется, влюбилась, но, будучи взрослым человеком, не строила иллюзий насчет своего начальника. Он ведь любит только жену. Габриэль Агрест не отрицал. Он действительно все еще любил Вивьен. Он всегда будет любить ее. Но это не значит, что к Анне он не испытывает ничего. Всё слишком… сложно.

***

Католическое Рождество встретило парижан весельем и радостью. Конечно, ведь это такой красивый праздник. Габриэль Агрест очень долго рассматривал путеводитель по культурным местам России, который ему подарила Анна. Передала через Адриана. Тургенев «Отцы и дети» лежал в шуфлядке в столе, ожидая рабочего перерыва. Габриэль Агрест твердо решил прочесть эту книгу. А поскольку времени у него было не так много, читать он решил в обеденный перерыв и вечером. Анна так и не забрала свои вещи. Габриэль Агрест решил не присылать ей их. А зачем? Ее вещи – ее проблемы. Если они ей так дороги – пускай соизволит вернуться в Париж за ними. Но в глубине души месье Агрест понимал, что она не вернется за ними. Если Елестратова решила уехать навсегда – значит так и будет. И дело даже не в принципиальности этой женщины, а в ее разочарованности жизнью в Париже. У нее, по сути, не было ничего. Ни семьи, ни друзей, ни дома. Ей некуда возвращаться. Он ее понимал прекрасно. Но он не мог не согласиться с Адрианом, когда тот сказал, что это побег от реальности. Убежать можно от чего угодно. Только не от себя. Время неумолимо приближалось к полуночи. Часы показывали пол-одиннадцатого вечера. Габриэль Агрест, как и полагается состоятельному и известному на всю Францию и Европу человеку, присутствовал на приеме в честь Рождества у мэра города, а по совместительству своего лучшего друга, Андре Буржуа. Адриан Агрест, вопреки всем ожиданиям, не смог прийти вместе с отцом. Габриэль Агрест пообещал, что не вернется домой раньше четырех часов вечера. Чтобы его сын со своими друзьями успел убрать весь бедлам после пьянки. А Габриэль Агрест не сомневался, что алкоголь будет присутствовать на праздничном столе у его сына. - Ты сегодня чрезвычайно молчалив, - послышался голос Андре Буржуа за спиной. Месье Агрест лениво обернулся и кивнул в знак приветствия своему лучшему другу. – Что случилось? - С чего ты взял, что что-то случилось? – спокойно спросил Габриэль Агрест. - Я тебя не первый год знаю, - фыркнул месье Буржуа. - Где твоя дочь? Я заметил, ее сегодня нет. - Хлоя сказала, что ей нечего делать в этом обществе. Друзей у нее здесь нет, кроме Адриана. А поскольку он не собирался приходить, она тоже решила не тратить свое время. Хлоя, если не ошибаюсь, празднует со своей подругой. - Понятно. Адриан тоже с друзьями отмечает. - Почему ты ничего не пьешь? - Мне не хочется повторения прошлого года, - усмехнулся Габриэль Агрест. - Отчего же? – усмехнулся месье Буржуа, - я уверен, большинству женщин из здесь присутствующих это было бы только на руку. В прошлом году ты ушел с банкета с какой-то блондинкой, моложе тебя лет на пятнадцать-двадцать. - Я идиот. - Я бы так не сказал. - Но знаешь, если бы в этот раз мне нужно было выбирать, с кем отсюда уйти на ночь, я бы выбрал брюнетку. - Ах да, как я мог забыть твою очаровательную домработницу. Где она, кстати? Я думал, ты ее пригласишь. Ну, или будешь праздновать с ней. - С чего бы? С домработницами не отмечают праздники. Они для другого нужны, - фыркнул месье Агрест. - Ну, то, чем ты с ней занимался, тоже не входит в ее обязанности, - резонно заметил месье Буржуа, - так где она? - В России. - Ах да, она, кажется, русская. Она празднует Рождество с родителями? - Ее родители живут в Париже. Как и старшая сестра. Она улетела к тете, вроде бы. И она не празднует Рождество. - Она атеистка? – удивился месье Буржуа. Он сам был католиком. - Нет. Она христианка. Просто православные христиане, в отличие от католиков, Рождество празднуют седьмого января. - Ах да, точно, у них же по юлианскому календарю Рождество отмечают. Подожди, но седьмое января в Париже рабочий день. - Все верно. Но в России с огромным размахом празднуют Новый год тридцать первого декабря. Так же, как мы двадцать пятого отмечаем Рождество. В России Рождество празднуют не с таким размахом, как Новый год. - В таком случае, она отпразднует с близкими людьми Новый год и вернется. - Думаю, стоит добавить, что с тетей она может отпраздновать и Рождество. Потому как не вернется в Париж. - Почему? А, подожди, дай угадаю. Потому что ты идиот? – по-доброму усмехнулся Андре Буржуа. - Потому что я идиот, - повторил его слова Габриэль Агрест с тем лишь отличием, что он произнес это в утвердительной форме, а не в вопросительной, как его лучший друг, - я… я запутался. Все так сложно. - Ты ее любишь? – улыбнулся уголками губ Андре Буржуа. - Я… - Не сравнивай эти чувства с теми, что ты испытываешь к Вивьен. Вивьен здесь нет. Она умерла, и ты это знаешь. Ее назад не вернуть. И если ты позволишь себе что-то чувствовать к другой женщине, это не будет предательством. Вивьен меньше всего бы хотела, чтобы ты был несчастлив. - Это так не похоже на те чувства, которые я испытываю к Вивьен. - Это и не должно быть похоже на те чувства, которые ты испытываешь к Вивьен. Вивьен и… Анна, кажется, две разные женщины, и чувства к ним у тебя совершенно разные. Однако, в своем определении, они носят одно название. Так ты ее любишь? - Андре, да тебе бы в психологию, а не в политику, - усмехнулся месье Агрест. - Вот уж неправда, - засмеялся его друг, - в политике тоже нужна психология. - Елестратова бесит меня своим поведением. Она ведет себя слишком вольно. Она энергичная, вспыльчивая в какой-то мере, позитивная, яркая. Она нелогичная. И еще она постоянно мне перечит. - Она непокорная, - охарактеризовал ее месье Буржуа. - Верно. Ее характер пытается доминировать. В этом мы с ней похожи. Из-за этого у нас часто происходят конфликты. Она, в отличие от меня, пытается жить дальше, радоваться жизни, смотреть вперед. У нее ничего нет в этой стране. Ни дома, ни семьи, ни друзей нормальных, ничего. Но я не видел в ее глазах уныния. В них всегда горит яркий огонь жизни. Я пытался сравнивать ее с Вивьен, но очень быстро понял, что это глупо. Анна и Вивьен не похожи друг на друга ни внешне, ни внутренне. Когда я это понял, пришло осознание, что в Анне я не ищу замену Вивьен. В Анне я вижу совершенно непохожую на Вивьен женщину. - Габриэль, так ты ее любишь? Потому что из твоих слов, я делаю вывод, что любишь. - Анна мне… небезразлична, - неуверенно ответил месье Агрест. - Тогда что ты тут все еще делаешь? – устало поинтересовался месье Буржуа, - езжай в аэропорт, возьми билеты в Москву, или где там живет эта женщина, и отправляйся к ней. - Думаешь, стоит поступать так опрометчиво? Как это у русских… бросаться в омут с головой – на ломанном русском языке, с ужасным акцентом, вспомнил-таки Габриэль Агрест. - Понятия не имею, как это переводится, но суть ты понял. Твоя Анна ни за что не вернется. Ты сам сказал, ей некуда возвращаться. Так что поезжай к ней и верни ее сам. Скажи, что у нее есть дом, куда можно вернуться. У нее, в конце концов, есть ты, к кому можно вернуться. Вы не смогли отпраздновать католическое Рождество, так хоть Новый год ты с ней встретишь. - Слишком громкие слова для меня, человека, который ни в чем не уверен, - Габриэль Агрест ловким движением рук подхватил два бокала вина с подноса, что нес официант, - давай выпьем, Андре, я не хочу сейчас обсуждать свои проблемы, - предложил он, протягивая своему лучшему другу бокал красного вина. - Давай, - устало вздохнул месье Буржуа, принимая бокал вина. Габриэль Агрест залпом осушил бокал вина в то время, как его друг лишь слегка пригубил алкоголь. Габриэль Агрест не хотел напиваться в хлам сегодня ночью. Скорее всего, это был первый и последний бокал вина. Ну, может быть не самый последний, но Габриэль Агрест знал одно – с приема он уйдет трезвым. Хотя, наверное, напиться было бы неплохим решением отвлечься от проблем. Все было слишком сложно…

***

Анна Елестратова хорошо долетела и в скором времени была уже дома. По-настоящему дома. В том месте, которое она могла назвать своим домом. Тетя Рита встретила ее с улыбкой на лице. После того, как Анна отдохнула после перелета, они вместе приготовили ужин. Хотя тетя Рита настаивала на том, чтобы ее племянница отдыхала. Но Анна твердо решила принять участие в приготовлении ужина. У Анны было много запланированных дел. Навестить бабушку и дедушку, сходить на кладбище и посетить могилу отца, зайти в свою старую школу, прогуляться по городу, сходить в кино, в парк, даже в церковь… забыться. Убежать. Но не получилось. Убежать можно было от чего угодно, только не от себя самой. И с приездом в Россию ничего не изменилось. Мысли об одном эгоцентричном модельере все еще навещали Анну почти круглосуточно. А время неустанно тянулось, вот, уже наступило тридцать первое декабря. Новый год. Город был украшен, а люди сновали туда-сюда в преддверии праздника. Пожалуй, этим они ничуть не отличались от ажиотажа в Париже. Разве что праздник в Париже уже прошел, а в Челябинске только предстоял. Новый год. Какой замечательный праздник. Анна подарила подарок тете Рите сразу же по приезде. Ей очень понравилось. Но тетя Рита заявила, что если Анна решилась нарушить правила и подарить подарок раньше намеченного срока, это не значит, что она, Маргарита, должна поступить так же. Анна получила подарок утром. Золотую цепочку с ее именем. - Рита, ты с ума сошла, забери! - воскликнула Анна, - кто из нас получает зарплату в евро, ты или я? Забери немедленно, я не приму. - Еще как примешь, иначе я вышвырну тебя за дверь, - усмехнулась тетя Рита, - и не надо мне про евро. Ну, кризис, ну и что? Можно подумать, мы тут бедствуем. Мне на жизнь хватает, не жалуюсь. На дорогие подарки родной племяннице тоже. - Неудобно же… - Неудобно спать на потолке, неудобно общаться с моей ненаглядной сестрицей, твоей матерью, неудобно умудриться влюбиться в мужчину, которому ты сама предложила свободные отношения. Вот это неудобно. А принять подарок от любимой тети очень удобно, - засмеялась она, - надевай. - Спасибо большое, - поблагодарила ее Анна, застегивая цепочку на шее. Анна сама по себе не любила золото. Она носила лишь сережки, которым было лет пять. Тете Рите о своих неудачах Анна рассказала только сейчас. Она не хотела, но настойчивость Маргариты была сильнее Анны во сто крат. Если первые несколько дней пребывания Анны в России Маргарита закрывала глаза на попытки племянницы развеяться и забыться, то в праздник решила поднять этот вопрос на обсуждение. Тетя Рита всегда была очень проницательна в том, что касалось Анны. А точнее, причин проблем Анны. - Ты всего лишь сбежала. Поменяла одну страну на другую под предлогом, что Россию любишь больше, чем Францию. Или, как ты выражаешься, ты любишь Париж, а Париж тебя ненавидит. Анна, Париж – это город. У него нет чувств, он же город. Он не может ни любить, ни ненавидеть. Город – это существительное, в русском языке предмет неодушевленный. Ты сама себя накручиваешь. Вместо того, чтобы бегать по разным странам, ты могла бы с ним поговорить. - Если бы все было так просто, - фыркнула Анна. - А все на самом деле просто. Это ты со своим Габриэлем все усложняешь. - Он не мой. - По возвращении извинишься за то, что сбежала, никого не предупредив. - Я предупредила Адриана. - Все равно извинишься, - настаивала тетя Рита. - Не получится. - Чего это? - Я не вернусь в Париж. - Серьезно? Вот это поворот, - картинно удивилась Маргарита, - еще как вернешься, чего ты дурью маешься?! - Мне некуда возвращаться, меня там никто не ждет. Я никому не нужна там. Я вообще никому не нужна. Только тебе. Света вспоминает обо мне только тогда, когда нужно посидеть с Лизой, мама меня ненавидит! У меня нет дома, куда мне вернуться? Я же уволилась в своем письме, которое оставила месье Агресту. - Что-то я глубоко сомневаюсь, что если ты вернешься, он выставит тебя за дверь. - Он именно так и сделает, я для него никто, - Анна сжала кулаки, отрезвляя себя физической болью. Тетя Рита близкий ей человек, но не стоит перед ней рыдать, как первоклассница. - Это ты так решила. А его мнение ты спрашивала? - Я… я не вернусь туда. Ни за что! Мой дом в России. Франция для меня чужая. - Твой дом там, где твое сердце. - Звучит избито, - отмахнулась Анна. - Я подсела на любовные романы, - просто сказала Маргарита. - Налей мне выпить. - А со своим начальником ты так же горе запивала? - Нет, я запивала его с Натали, помощницей моего начальника. - И часто вы пили? - Нечасто. Перестань задавать вопросы и налей мне выпить. - Анна, сейчас только пять часов вечера. Напиваться нужно к полуночи, когда президент речи будет произносить, - устало произнесла Маргарита, но, поняв, что ее слова не возымели должного эффекта, обреченно спросила, - тебе вина или чего покрепче? - Водки, - кратко ответила Анна. Маргарита лишь закатила глаза и направилась в гостиную, достать из шкафа заготовленную на такой случай бутылку. Стоит ли говорить, что пила, в основном, Анна, ведь Маргарита не ставила себе цель надраться к бою курантов и речи президента. Пить нужно после. А не до. Но разве расстроенной женщине, желающей запить горечь своей несчастной, как она утверждает, участи, запретишь? К слову, в полдевятого вечера Анна уже находилась в нетрезвом состоянии. Бутылка водки была наполовину пуста, а язык сговорчивее. К половине десятого вечера Анна находилась в состоянии полнейшего алкогольного опьянения. А бутылка водки опустела до одной трети. - Все сложно, говоришь? – ехидно спросила Маргарита, - я вижу, как у тебя все сложно. Забыться посредством алкогольного опьянения – это самый простой способ даже не выйти из ситуации, а просто отстрочить момент ее решения. Знаешь, что, дорогая племянница, тебе уже хватит. Ну-ка отдай, - Маргарита потянулась к бутылке с водкой, но была вынуждена остановиться. Звонок в дверь прервал ее намерения, - и кого это принесло? Катьке делать нечего, или Васильевич решил составить нам компанию, потому что пить в одиночку ему, в кои-то веки, наскучило? – Маргарита направилась к входной двери, отставив Анну наедине с алкоголем. Послышался дверной щелчок, а с коридора повеяло холодом. Поскольку коридор соединял гостиную и входную дверь, Анна, гордо восседающая во главе праздничного стола, куда передислоцировалась с кухни еще где-то в восьмом часу, сразу же почувствовала спад температуры и поежилась. Маргарита не успела поздороваться с гостем, как ее перебил голос племянницы с отнюдь не трезвой интонацией. - Ритка, мне холодно, дверь закрой!