Скайримская рапсодия

Жизненный опыт сэры Тирано никак нельзя было назвать всеобъемлющим, но в том, что касалось неприятных пробуждений, он мог бы заткнуть за пояс и тысячелетних старцев. Лларену доводилось засыпать и в канавах, и в тюрьмах, и под одной крышей с ещё не остывшим телом собственной матери; ему случалось просыпаться и раненым, и избитым, и с чудовищным, душераздирающим похмельем. Да, за свою недолгую по меретическим меркам жизнь — двадцать четыре года десять месяцев и пять дней — он успел натерпеться всякого. Нынешнее его пробуждение уверенно заняло свое место в числе самых что ни на есть паскудных. Болела голова, ныло тело, откуда-то остро несло мочой, и при этом Лларен совершенно не представлял, где и когда находится. Последним, что он помнил, было… Он полаялся с Индри, послал его на хер и ломанулся бродить в холмах. А после кто-то, кажется, вырубил Лларена ударом по голове. Если подумать, то в одиночестве шляться там, где бесследно сгинул Марций Стальной Кулак, было, конечно, не слишком разумно. Но в те минуты девять десятых ллареновой головы занимали обида и злость на товарища, и для всех прочих мыслей места там не оставалось. Впрочем, сейчас сокрушаться по поводу своей глупости стало и поздно, и бесполезно. Нужно было скорее понять, в какую именно дерьмовину он умудрился вляпаться в этот раз, и как из неё поскорее вылезть. А рвать на голове волосы и торжественно клясться впредь вести себя осмотрительнее можно будет и позже, и желательно — в тепле, в безопасности и с припасённой на чёрный день фляжкой сиродиильского бренди. Лларен медленно и осторожно попытался пошевелиться. Особого толку от этого не было: кто-то хорошенько постарался, чтобы данмер никуда не уполз, и не только связал ему ноги и руки, но и не поленился примотать своего пленника к… врытому в землю столбу? Понять было трудновато. Впрочем, обыскивали его вовсе не так основательно. Меч у него, конечно же, отобрали, да и привычную тяжесть кошелька с мелочью — сорок восемь септимов серебром — Лларен не ощущал. Пропажа этих денег не слишком его занимала. Две третьих своей наличности данмер прятал среди поклажи, под присмотром Потемы: серая бестия откусит руку или проломит голову всякому чужаку, что попробует покуситься на хозяйские вещи; ещё триста дрейков он вшил в подкладку куртки, и эта заначка также осталась в целости. Впрочем, большую часть своих сбережений он привычно хранил в побрякушках: деньги, временно превращённые в украшения, занимали меньше места, чем монеты, их было проще прятать и перевозить. И раз уж ллареновы пленители побрезговали стащить с него даже кольца, то вряд ли их толкало стремление к наживе… или же они были конченными идиотами, что по большому счёту играло сэре Тирано только на пользу. Куда больше Лларена взволновало отсутствие его ножей. У него отобрали всю троицу: и тот кинжал, что он носил, не таясь, на поясе, и парочку, обычно упрятанную за голенищем сапога и в рукаве, в потайных ножнах. Последняя недостача внушала больше всего тоски: будь этот нож на месте, Лларен имел бы все шансы высвободить руки и поскорее свалить отсюда к скамповой бабушке. И, к слову, откуда «отсюда»? Решив, что особой пользы от мнимой бессознательности уже не выгадать, Лларен открыл глаза и поначалу перепугался до полусмерти: ему показалось, что он ослеп. Настолько густой, непроницаемой темноты не бывало даже глубокой ночью. А сколько времени он вообще провалялся без сознания? Неспокойный образ жизни сэры Тирано вкупе с его безграничным обаянием и располагающими манерами приводил к тому, что по голове (а также другим, не менее ценным частям своего тела) этот мер получал много и часто. Но всякий раз, когда его вырубали, Лларен терял ход времени, и заблудиться в часах и минутах было едва ли не так же погано, как оказаться связанным по рукам и ногам в этой загадочной беспросветной заднице. Лларен вздохнул, зажмурился на четыре с половиной секунды и коротко, но ёмко выразил всё своё отношение к происходящему. – Блядь, – произнёс он негромко, но с чувством. – Херово злоебучее пиздоблядство. И на душе у сэры Тирано тут же значительно полегчало. Впрочем, длилось это недолго: через каких-то три с четвертью секунды ллареново откровение получило неожиданный отклик. – Эй, тёмный эльф! Эй! Ты там живой, да? – донёсся откуда-то справа чужой взволнованный голос. «Локтях эдак в пятнадцати от меня», – рассеянно заключил Лларен, а голос меж тем всё не умолкал: – Живой?! А я уже думал, на кой тебя приволокли, покойника? Да ещё и скрутили… а я ведь тогда… а они… и потом… С каждым произнесённым словом эта суматошная речь становилась всё неразборчивей и в итоге слилась в невнятную мешанину из сиродиильского и нордского, которую Лларен окончательно перестал понимать. Однако товарища по несчастью он всё же узнал. Марций Стальной Кулак, разъебись он по всем Четырём углам, кто же ещё? – Марций, сука, да застегни ты уже свою пасть! – сердито оборвал его Лларен. – Лучше скажи, что тут вообще творится? Эти противоречивые указания окончательно сбили его собеседника с толку, и добрых тридцать восемь секунд тот с новыми силами потчевал данмера своей непонятной словесной кашей. Лларен прикрыл глаза и шумно вздохнул, жалея, что рядом нет его индорильца: тот умел находить общий язык с кем угодно и мог бы разговорить даже покойника. Марций, конечно, и сам превосходно разговорился, да только вот толку от этого не было никакого… а если бы рядом был Кер, то хрен бы кто подобрался к Лларену незамеченным, а потом оглушил и связал! Думать об этой ссоре было так же погано, как и хлебать натощак настоянную на мёде нордскую самогонку, поэтому Лларен привычно решил не думать, а действовать. Он громко цыкнул на Марция — так, как по обыкновению управлялся с расшалившимися собаками — и, наконец добившись от него молчания, угрюмо поинтересовался: – И на какой же ты дряни сидишь, что тебя так крутит? Сахар? – Маковая настойка, – после пятисекундной заминки отозвался Марций. – Но я уже бросил! Точнее, бросаю… – поправился он, – вот-вот брошу! – Ага, как же, – буркнул себе под нос Лларен. Родной Крагенмур ещё в детстве свёл его со множеством опустившихся данмеров, которых погубили дурные привычки. Сэра Тирано и сам был не дурак выпить, но всегда старался соблюдать меру, пусть и удавалось это ему с переменным успехом. Однако никто на ллареновой памяти ещё не смог провернуть подобное с дурью. Будь то сено, грибы, мак или сахар, кончалось всё одинаково: единожды подсев, ты разрушал и всю свою жизнь, и самого себя. Больше, чем те, кто наркоту жрал, злили его только те, кто наркотой барыжил. А между тем, начало было положено, и вскоре Лларен даже сумел добиться от Марция какого-то подобия связного рассказа. Оказалось, что из лагеря тот отлучился вовсе не ради того, чтобы справить нужду: паскуда всего лишь хотел принять проверенное «лекарство от бессонницы» и не попасться кузену с поличным. Но за первым глотком последовали ещё пара-тройка-десяток, и вскоре Марций Стальной Кулак потерялся и во времени, и в холмах. Он долго бродил по окрестностям, тщетно пытаясь выйти к лагерю, пока неожиданно не наткнулся в низине на несколько врытых в землю столбов, окружавших большой плоский камень. Марцию показалось необычайно забавным на этот диковинный камень отлить, а после он, кажется, там же и заснул. Кретин пришёл в себя только тогда, когда ему заткнули рот и скрутили руки, и кто-то скрипучим голосом принялся причитать, что алтарь осквернён, и сегодня провести ритуал уже не получится. – ...А потом один из этих ублюдков сказал, что раз уж такое дело, то вместо коровы лучше будет попробовать с человеком, – заявил под конец Марций – Хирсин, мол, уж точно не обидится на такую замену, а от живой коровы пользы будет поболе, чем от живого свидетеля. Тогда-то они всё там живенько разобрали и притащили меня сюда, в эту пещеру. Вроде как следующей ночью снова засобирались задабривать рогатого жертвами. А недавно вот и тебя, серый, закинули... Ты же вместе со всеми искал меня, да? Хёгни не мог бы меня здесь бросить, в конце концов, это мои ведь деньги пошли большей частью на... – Постой-постой! – оборвал его Лларен. – Гирцин? Жертвы? Они что, собрались принести нас в жертву Гирцину? Это с какого они перепуга удумали вытворять подобную хрень? Даэдрапоклонство почти у ворот Вайтрана? Они вообще в своём уме? Марций неожиданно фыркнул. – У этих селян сплошное дерьмо между ушами, мало ли что им там в голову да взбредёт. Но ты не волнуйся, Хёгни уже послал за стражей, за Гильдией и за Соратниками, это верняк. Скоро нас вытащат, это уж точно! Лларен не стал его разубеждать: он успел насладиться и нервно-взволнованным, и раздражающе-самоуверенным Марцием, и знакомиться с его паникующим собратом не имел ни малейшего желания. К счастью, полукровка почти сразу затих, и Лларен, вооружённый новыми сведениями, снова мог сосредоточиться на своём спасении. К его превеликому сожалению, все выводы и результаты были равно неутешительными. Если в воспалённом разуме Марция ничего не спуталось, то Лларена, связанного и безоружного, какие-то чудики вроде бы собирались то ли убить, то ли принести в жертву даэдра. Он был совершенно бессилен как-либо им помешать и мог рассчитывать только на удачу... но о какой удаче можно вообще вести разговоры, когда у Лларена отобрали его счастливый меч? Впрочем, сэра Тирано не отказался бы сейчас и от кинжала: одного-единственного маленького и плохонького кинжала, которым можно было бы перерезать верёвки и убраться из этой пещеры куда подальше. Умение призывать оружие силой мысли тоже пришлось бы кстати, но подобное находилось далеко за гранью ллареновых способностей. Его собственная магия была сейчас бесполезна: руки ему скрутили так неудачно, что, попробуй он подпалить верёвки, то скорее сжёг бы себе ладони, чем добился успеха. Поэтому Лларену ничего больше не оставалось, кроме как тщетно пытаться хотя бы немного ослабить узлы, надеяться на спасение — и думать. Думы у сэры Тирано были довольно-таки невесёлыми. Он ни секунды не сомневался, что его будут искать. В конце концов, Кер когда-то рискнул головой ради совершенно незнакомого мужика — просто потому, что в его силах было спасти чужую жизнь. А бросить товарища ему не позволит та же порядочность, что не дала индорильцу прекратить поиски Марция. Вот только Марция они так и не нашли… а от мыслей о том, что приятель помчался бы его спасать из одного только чувства долга, на душе у Лларена становилось попросту мерзко. После смерти матери он отвык доверять и отучил себя привязываться. Но Кер, ворвавшийся в его жизнь, словно шальной кагути, безжалостно расхреначил привычный для Лларена Тирано порядок вещей. Рыжая индорильская сволочь не только постоянно спасала лларенову задницу, но и поддерживала – во всём, и прислушивалась к нему, и по-настоящему старалась услышать его, чего никто и никогда раньше не делал. Рядом с Кером Лларен впервые почувствовал, что он чего-то да стоит, что он способен на большее, чем обыгрывать выпивох в карты и жить в вечном страхе — перед Камонной Тонг, перед стражей, перед предательством… Перед отчаянием, одиночеством, скукой — перед зияющей пустотой, которая, несмотря на всю его внешнюю беззаботность, медленно пожирала Лларена Тирано изнутри. Нет, он никогда не видел в Кере лишь средство обогащения, или ручную собачку, или какой там ещё хероты рыжий тогда ему наболтал. По правде сказать, то, что именно Лларен в нём видел, было непросто облечь в хоть сколько-нибудь связные мысли даже наедине с собой. Одно данмер знал точно: он не собирался умирать, не вправив своему бестолковому приятелю мозги. Пусть даже Кер и защищал его от любой опасности, но Лларен в ответ взвалил на себя не менее сложную задачу — защищать индорильца от самого себя, — и отступаться он не собирался. Хватит, набегался, лет на пятнадцать с запасом хватит! И Лларен упорно и терпеливо продолжал работать над своим побегом. Правда, за все сорок семь с половиной минут, что ушли на это занятие, ничего стоящего он так и не добился: все попытки ослабить верёвки или расшатать столб окончились неудачей. А когда где-то невдалеке послышался шум голосов, Лларен был даже рад наконец остановиться. Свет от чужого факела внёс в окружающий беспросветный мрак приятное разнообразие. Конечно, в глубине души Лларен всё же надеялся, что это Кер и Халльфрид явились к ним на выручку. Но крагенмурец трезво смотрел на мир и был вполне подготовлен к тому, что вместо приятеля увидит недружелюбного незнакомца. Так и оказалось: проморгавшись, Лларен сумел разглядеть двоих крепко сбитых нордов, столбами застывших по обе стороны от широкого прохода — видимо, к выходу из пещеры. – Эй, а где остальные-то? – воскликнул Марций, но норды не удостоили его ответом. – Парни, а, парни! Может быть, вы тогда уж меня отпустите? Я в долгу не останусь! – не сдавался он. – Я ведь уже говорил, кто я… а слово Стальных Кулаков крепче любого металла! – Прости, мужик, – наконец отозвался тот норд, что стоял ближе к Лларену. – Ничего личного, но вас мы теперь отпустим только на тот свет. – Вы что, действительно собрались принести нас в жертву Гирцину? – неверяще переспросил Лларен, обрывая поток неразборчивых ругательств, что принялся изливать на своих тюремщиков Марций. – Вы хоть представляете, какую херню затеяли? С даэдра и без того шутки плохи, но за подобное вас и местные власти всех перевешают по окрестным соснам! Где-то на полпути данмер наконец осознал, что выбрал не самые убедительные доводы в пользу своей свободы… но идти на попятную было уже поздновато. Впрочем, хуже всё равно не стало. – Ха! Местные власти! – с презрением в голосе отозвался на ллареновые слова второй из его пленителей. – В гробу я видал и имперских чинуш, и надутых вайтранских бездельников! Никто из них и пальцем не шевельнул для того, чтобы нам помочь! И даже в такой ситуации Лларен был не в силах сдержать своего любопытства. – Помочь? В чём помочь? – Боргар, нечего с ними болтать, – предостерёг своего товарища «левый» норд. – Ничего путного из этого не получится. Но, видимо, Боргар захотел наконец выговориться — или вновь убедить самого себя, что выбранная им дорога была единственной верной. – Весь холд уж не первую сотню лет кишит оборотнями, – сказал он угрюмо. – И сладу с ними нет никакого. Порою никто их не видит десятки лет, порою они десятки лет держат нас в страхе, убивая и скот, и людей, а эти… – он сплюнул, – а эти сидят за своими высокими стенами и в ус не дуют. За дураков нас держат: говорят вот, что волки, мол, расшалились. Волки! – норд сердито покачал головой. – Будто бы обычные волки способны творить такие бесчинства! – Боргар, хватит уже! Но Боргар ещё не всё высказал и останавливаться явно не собирался. – Иногда к нам приходят Соратники, – рассказывал он неспешно. – Устраивают облаву, порой даже дохлых тварей напоказ выставляют. Но потом — снова всё по-старому. Через год, через десять лет или через полвека, а оборотни всегда возвращаются. В последний год на них вообще никакой управы, а в Вайтране никто и не чешется — всё «волки и сельские байки, и сами, мол, как-нибудь справятся». И что же нам ещё остаётся делать? Сидеть и ждать, пока эти твари не доберутся до наших детей и женщин? Хрена лысого я буду тут просто сидеть и ждать! – погрозил он пальцем то ли Лларену, то ли всему Вайтрану. – Не дождётесь!.. И кто же, как не Хирсин, сможет вконец урезонить своих отродий? А на подношения мы не поскупимся. – Ну и трепло же ты, Боргар, – после тяжёлого восьмисекундного молчания подытожил его историю безымянный приятель. – Сёльвару это бы не понравилось. – Сёльвару много чего не нравится, – отмахнулся тот. – Но от его недовольства пока что никто не умер. И норды принялись вдохновенно собачиться, припоминая друг другу и Сёльвару всевозможные прегрешения. Лларена это сведение счётов не слишком интересовало: с возрождённым упорством он снова и снова пробовал ослабить верёвки. Слухи об оборотнях в Хьялмарке и Вайтране данмер слышал ещё с зимы, но никогда не придавал им особого значения. Использовать страх суеверных нордов, чтобы выбить себе хороший заказ – одно дело, но верить в него – это уже совершенно другое. Конечно, Лларен вполне допускал, что оборотень мог быть и настоящим. Но он и представить себе не мог, что из-за страха перед этими тварями его захотят убить во славу Гирцина. – Слушайте, родичи, – подал вдруг голос Марций. – Ну зачем вам две жертвы? Вам хватит и одной… а даэдра любят этих ушастых тварей! А если отпустите меня, то я вам и правда хорошо заплачу. Лларен не поверил своим ушам. – Ну ты и падла, Марций! – воскликнул он, не в силах сдержать своего удивления. – Даже от тебя я подобного не ожидал… Отпустите-ка лучше меня, ребята! – предложил он вмиг поутихшим нордам. – Сами видите, какая он мелкая сучка. Такому даже ведро помоев доверить нельзя — не то, что чужие тайны. Боргар в ответ только коротко хохотнул, а его товарищ, дёрнув плечом, невесело повторил своё «ничего личного», и беседа на этом стремительно стухла. А через без четверти десять минут в пещеру пожаловали новые гости: четыре норда, таких же здоровых, бородатых и хорошо вооружённых, как и первые два. У одного из них — чернявого крепыша с оттопыренными ушами и на редкость тупой рожей — Лларен заметил свой меч. Оказавшись вшестером, норды сноровисто отвязали пленников от столба, распутали им ноги и повели к выходу. Марция волок за собой Боргар, а Лларену в няньки достался «господин Ничего личного»; остальные, кто с факелом, кто с оружием, просто держались рядом. Выйдя на свежий воздух, Лларен понял три вещи. Пункт первый: их держали не в настоящей пещере, а в изрытом ходами холме. Вход в нордское логово загораживали высокие густые кусты, и со стороны этот холм ничем не отличался от своих соседей. Пункт второй: сейчас было около полвосьмого вечера — двенадцатого Руки дождя, ведь Лларен никак не мог проваляться без сознания больше суток. Пробудь он в такой неудобной позе подольше, то чувствовал бы себя намного паскуднее и наверняка вслед за Марцием надул бы в штаны. Пункт третий: на попытках вырваться и убежать можно было сразу поставить крест. Да, быстрые ноги спасли его не из одной передряги, но даже они не смогли бы его сейчас выручить. Лларену было на редкость хреново — намного хуже, чем когда он тихо и мирно сидел, привязанный к столбу. Видно, норды приложили его крепче, чем казалось поначалу, потому что после первых же трёх шагов данмера замутило, а перед глазами весело замелькали цветные круги. Неудивительно, что Лларен Тирано не сразу заметил, когда к их компании присоединились ещё двое. – Кого это Сёльвар с собой притащил? – удивился вслух Боргар. – Не нравится мне это, – невпопад отозвался его товарищ. Данмер досадливо поморщился: оглушительно-громкие слова раздавались прямо над ухом, и ощущения были такие, словно в голову ему с размаху вогнали калёный железный прут. – Отпустите их, – услышал он вдруг знакомый до боли голос. – Отпустите, и мы разойдёмся миром. Всю дурноту как рукой сняло, и жидкий огонь заструился по ллареновым венам… потому что это был никакой не Сёльвар, а Кериан, мать его, Индри, и счастливый исход вновь замаячил у Лларена перед глазами. Нордские факелы наконец-то высветили и Кера, и держащуюся за его правым плечом Халльфрид из Рорикстеда. Индорилец выглядел по-настоящему грозно; неровные тени ещё больше заострили его черты, а кровь, что лениво струилась у него из носа и зрячего глаза, только добавила жути. Норды, видно, опешили от такого зрелища, и Кер продолжал говорить — неспешно, расслабленно, словно и не было перед ним шести вооружённых людей: – Сложите оружие, отпустите наших товарищей, и мы избегнем бессмысленного насилия. Вам может показаться, что численное преимущество гарантирует вам успех, господа. Но это не так. Скорее всего, мы с вами легко расправимся. При худшем для нас раскладе — проредим ваши ряды как минимум вполовину. Так стоит ли понапрасну рисковать жизнью? Это заявление снова было встречено ошеломлённым молчанием. Лларен прекрасно понимал своих пленителей: если бы ему не довелось видеть Кера в деле, он бы и сам охренел от подобной наглости. Да и у Халльфрид, худенькой и безоружной, на лбу вовсе не написано было, что она ведьма. Здоровым нордским ребятам бояться тут совершенно нечего! Видимо, они и сами пришли к такому же выводу: схлынуло первое удивление, и норды зримо расслабились. – Слушай, серый, – начал было один из них, опустив свою лапищу на рукоять топора, – ты бы тут не выёживался без дела! А то так недо… Если бы Лларену не довелось видеть Кера в деле, он бы и сам не упустил возможности съязвить по такому шикарному поводу. Но сэра Тирано знал своего товарища, как облупленного. И когда его меч-бастард вдруг вылетел из ножен и на полуслове срубил собеседнику голову, Лларен был более чем готов. Резко вывернувшись из хватки своего тюремщика, данмер со всей дури боднул «Ничего личного» в солнечное сплетение и тут же подсёк ему ноги. Норд рухнул на спину, и Лларен, не теряя времени даром, стянул с его пояса охотничий нож и перерезал стягивающие запястья верёвки. – Ничего личного, – не думая бросил он, заодно перерезав и чужое горло. Лишние противники им были сейчас совершенно без надобности. Освобождение заняло без четверти пять секунд, что в зависимости от точки зрения могло бы казаться и чудовищно долгим, и молниеносно быстрым. К счастью для Лларена, Халльфрид и Кер отвлекли всё внимание на себя, а Боргар, верно, был не только болтливым, но и довольно тугим. Только сейчас он наконец-то сообразил, что происходит. С силой швырнув Марция о землю, норд достал из ножен свой меч и развернулся к Лларену. Впрочем, он так и не успел ничего сделать: сгусток багрового пламени, прорезав вечерний сумрак, облепил ему плечи и голову — и через каких-то полторы секунды горелое тело Боргара осело в траву. Лларен повернулся вполоборота и успел заметить, как подмигивает ему Халльфрид; Кер уверенно теснил парочку нордов, и ещё двое уже лежали на земле. Всё прошло, как по накатанной... Негромко застонал рядом Марций, и Лларен моргнул: как только схлынул азарт, его снова чудовищно замутило. Уверенный, что индорилец и в одиночку запросто справится с парочкой нордских дурачков, он уже было почти позволил себе осесть на землю. Но Кер, который в этот момент мощной контратакой заставил одного из противников отшатнуться назад, а другого полоснул по незащищённому, бездоспешному животу, рыкнул вдруг: – Ещё один, сзади! Халльфрид сноровисто развернулась и отпрянула назад, к Лларену. Он и сам уже углядел бегущего к ним мужика с полутораручником наизготовку, а ведьма, не теряя времени даром, тут же запустила в нового противника огненным заклинанием. Но сполохи пламени схлынули с него, словно вода, а брошенный под ноги лёд рассыпался с сухим треском. Норд же выбросил вперёд свободную левую руку… и Лларен не стал дожидаться, каким заклинанием он вздумает угостить свою противницу. Данмер рванул вперёд, сшибая девчонку с ног, и рухнул на пару с Халльфрид на землю. «Что это за хруст? – думал он в томительные мгновения своего полёта. – А, кажется, это моя нога зацепилась за труп». А через какую-то треть секунды Лларена догнала боль, и места для мыслей в его голове совсем не осталось. Оставшаяся часть боя прошла для него как в тумане. Кажется, лларенова спина покрылась вдруг тонкой корочкой льда. Кажется, Халльфрид выскользнула из-под него, точно угорь. Кажется, кто-то орал… Кажется, этим «кем-то» был Лларен. Когда он немного очухался, внутренние часы сообщили, что минуло примерно шесть с половиной минут. Его голова лежала на чём-то костлявом и жёстком; Лларен открыл глаза и встретился взглядом с Кером. Подсохшие струйки крови, изрезавшие его лицо, напоминали Лларену красные сопли. – Хэй… чего это у тебя вся рожа в крови, Индорил? – спросил он, с трудом шевеля губами. – Магию пережёг, – отмахнулся рыжий. – Всё в порядке. Отдыхай. «Моя голова лежит у него на коленях», – понял Лларен. Он скосил глаза и увидел, как Халльфрид водит над ним светящимися ладонями; Марция рядом не было. Странно умиротворённый, Лларен закрыл глаза, пока эта парочка продолжала негромко журчать над его головой. – Что с ним? – Нога всё-таки сломана, а так — ничего страшного. Но здесь я больше ничего не сделаю, я совсем пустая. Нужно донести его к лошадям. – Девка дело говорит! – вмешался вдруг Марций. – Давайте скорее валить отсюда, пока новые не понабежали! Лларен скорее почувствовал, чем услышал, как Кер вздохнул. – А что с телами? – спросил индорилец три полных секунды спустя. – Так их и оставим? – А что ты предлагаешь? – удивилась Халльфрид. – Не думаю, что у нас есть время всерьёз всех обыскивать. Лларен, не сдержавшись, громко фыркнул: пусть даже нордка почти забралась (уже забралась?) Керу в штаны, она его совершенно не понимала. – Мне впадлу такое признать, но этот прав, – подал он голос. – Их будут искать… их в любую минуту могут начать искать! Не дрейфь, Индорил… Свои похоронят их, как полагается. И этого довода ожидаемо оказалось достаточно. Халлфрид наскоро соорудила вокруг пострадавшей ноги подобие шины, и они с Кером поволокли Лларена к лагерю. Наверное, нордка всё же успела что-то такое наколдовать, потому что боли он совсем не чувствовал, зато постоянно проваливался в зыбкое забытьё. Впрочем, данмер не только прекрасно ощущал время, но и слышал все разговоры своих спутников. – Может, оставим его пока здесь? – предложил вдруг на середине пятой минуты Марций. – Ушастый нас только задерживает! Лучше скорее найдём остальной наш отряд… А потом возьмём лошадей и вернёмся за ним! Талос мне свидетель, так будет всем только лучше! Данмер ни капли не удивился подобному предложению: после того, как Марций попытался откупиться от Гирцина ллареновой жизнью, от него можно было ожидать чего угодно. Однако его спутники к подобному паскудству оказались совсем не готовы. Одиннадцать полных секунд они продолжали молча идти вперёд, прежде чем на предложение Марция откликнулся Кер. – Позвольте мне для начала кое-что уточнить, господин Стальной Кулак, – начал он — медленно, и тягуче, и совершенно спокойно — словно бы и не нёс, петляя между вайтранских холмов, своего раненного товарища. – Я не испытываю к вам ни малейшей приязни, однако заключённый с вами и вашим братом договор накладывает на меня определённые обязательства. Например, я готов рискнуть ради вас своей жизнью — иное поведение стало бы для меня бесчестием. Однако не обманывайтесь, – и в его голосе отчётливо послышалась угроза. – Если мне придётся выбирать между благополучием господина Тирано и вашим благополучием, я сделаю выбор не в вашу пользу. Так что если вы позволите себе ещё одно замечание подобного рода… или совершите поступок, заставляющий меня усомниться в ваших намерениях… Что ж, в таком случае я буду готов пожертвовать своей честью, и к господину Хёгни ваша голова доберётся отдельно от тела. –…А почему голова-то отдельно? – через долгих и напряжённых семь с половиной секунд поинтересовалась Халльфрид. – Потому что тело мы бросим здесь, – спокойно пояснил Кер. – Тащить его целиком вышло бы слишком накладно. А так мы сможем убедить Хёгни, что нашли его уже мёртвым, и никому из нас не придётся возвращаться в Вайтран, как мы договаривались на случай исчезновения Марция. – Но тогда можно отрезать, например, руку? – предложила Халльфрид. – Голову труднее перевозить. Не к седлу же её приторачивать? – Нет, – возразил ей Кер, – по-другому не выйдет. Голова – это не только самая узнаваемая часть, но и верное подтверждение смерти. Если на его руках нет никаких приметных родимых пятен, то верить нам на слово было бы глупо. Да и отрезать руку можно у ещё живого человека; это не станет нам защитой от обвинений в формальном нарушении контракта. – Звучит разумно, – с наигранной серьёзностью согласилась нордка. – А между тем, я не уверена, что Хёгни обрадуется, если мы привезём его кузена по частям. Давайте не будем до этого доводить, Марций? Марций полузадушено что-то пискнул и к предложениям бросить Лларена он не возвращался все остальные двадцать девять с третью минут, что заняла дорога до лагеря. Впрочем, всё, что он знал о Хирсине, оборотнях и культистах, Кер довольно быстро из него вытянул: «господин Стальной Кулак» стал на удивление покладист. А после, вернувшись к кострищу и стреноженным лошадям, их небольшой отряд стал собираться в путь. С пугающей жадностью выхлебав три флакончика с восстанавливающим магию зельем, Халльфрид взялась за ллареново лечение. В один момент зарастить перелом она была, конечно, не в силах, но Лларен наотрез отказался возвращаться в Вайтран и неизвестно сколько ждать своего компаньона, а вместе с ним – и доли от заработка. Никто не взял на себя смелость его отговаривать, и Халльфрид вызвалась так зафиксировать и подлатать его ногу, чтобы данмер мог худо-бедно держаться в седле. – Будет больно, – предупредила она. Лларен в ответ только пожал плечами. Его аккуратно уложили на расстеленный тюфяк, и Халльфрид, снова растормошив свою седельную сумку, устроилась подле своего пациента с целой шеренгой зелий. – Займи его разговором, – негромко скомандовала она индорильцу. – Пусть отвлечётся, так нам обоим будет полегче. – А стервочка превосходно умеет командовать, – негромко (и предусмотрительно по-данмерски) проговорил Лларен, когда рыжий послушно уселся рядом. – Ты рискнул своей жизнью ради неё, – всё так же на данмерском отозвался Кер. – Почему? Она ведь даже тебе не нравится. – И чем ты недоволен? – Лларен пожал бы плечами, но двигаться было до невозможности лень. – Она нравится тебе… и этого достаточно. «Потому что мне на тебя не плевать, рыжая ты скотина, – подумал он, не найдя в себе силы произнести подобное вслух. – И потому, что если ты что-то такое в ней разглядел, то эта женщина стоит спасения». Но индорилец, кажется, понял его безо всяких слов. Кер дрогнул, по лицу его пробежала судорога; только через одиннадцать полновесных секунд он всё-таки раскрыл рот, и с его губ слетело вполне ожидаемое: – Лларен, я так перед тобой… – Не извиняйся, – резко оборвал его крагенмурец. – Не надо. Лучше скажи… – на полных четыре секунды Лларен замялся и, с трудом подбирая слова, наконец произнёс: – Ты правду тогда сказал? Про честь и прочую лабуду… пока тащил меня сюда? – Я не подумал, что ты… – он осёкся. – Хотя не важно… Да, ложь не чужда мне, но есть слова, которыми я никогда не стал бы впустую разбрасываться, – твёрдо, пусть и немного уклончиво прозвучало в ответ. – А заткнуть эту падаль можно было бы и иначе. Впрочем, надеюсь, что до отрезанных голов у нас с ним всё-таки не дойдёт, – бросил он вслед две с третью секунды спустя. – Я и правда совершенно не представляю, как её правильно перевозить и хранить. Да и Потеме с Катарией вряд ли придётся по вкусу такое соседство. И пусть даже эти его шутки, произнесённые строгим серьёзным голосом, были, по правде сказать, откровенно плохонькими, но Лларен всё равно засмеялся — громко и искренне, почти что до слёз. – А ты превосходно заговариваешь зубы! – похвалила рыжего Халльфрид. – Буду знать. Я закончила, Тирано, – бросила она Лларену. – Полежите пока, пусть мои чары пустят в вас корни. Лларен, так и не дождавшийся обещанной боли, хотел уже было сказать, что как-нибудь лучше и без корней спокойненько проживёт — но Кер его опередил. – Спасибо, Халльфрид. – Пожалуйста. Я пока пойду, начну перевьючивать лошадей. И данмеры впервые с той ссоры оказались наедине — насколько это вообще возможно, когда в десятке шагов маячит парочка нордских полукровок, три лошади и, может быть, целые табуны (косяки? вереницы? ватаги? стаи?) злых и голодных оборотней. – Прости меня, – снова завёл свою старую песенку Кер. – Я повёл себя недостойно, я… И снова Лларену пришлось оборвать его на середине фразы. – Ты что же, теперь ни спать, ни есть, ни бабу тискать не сможешь, пока передо мной не покаешься, а, Индорил? Завязывай! Я же сказал, можешь не извиняться. «Как по мне, ты вполне доказал, что не веришь во всю эту поебень — в то, что кроме нужды нас больше ничего не связывает… – подумал он. – А значит, и извиняться тебе передо мной не за что. К чему на словах обмусоливать то, что и так всем ясно?» – Ты взрослый мужик, и я не стану учить тебя жизни, – осклабившись, произнёс он вслух. – И если твоя подружка выкрутит тебе яйца, справляйся самостоятельно, а я тебя предостерёг. Но Керу этого было, конечно, мало. – Нет… нет, ты был прав тогда: я повёл себя как мудак, и стыд теперь лишает меня покоя, – Кер невесело усмехнулся. – Ты никогда меня не обманывал, никогда не давал повода в себе усомниться. И пусть даже я не привык, что кто-то искренне обо мне заботится, но это меня не оправдывает. – Ты многого обо мне не знаешь, – хмыкнул Лларен, – а то таких поводов было бы с избытком. – Зато я знаю тебя, – возразил ему Кер. – И этого вполне достаточно. Лларен не нашёлся, что на такое ответить: он ведь и сам не раз и не два думал об индорильце в точности то же самое. И как бы по-бабски это в его голове ни звучало, менее правильным оно ему не казалось. – Ладно, – подобрался его приятель. – Ты отдыхай, Лларен Тирано. А я пока помогу Халльфрид со сборами. Прежде чем встать, Кер вложил ему что-то в ладонь. И только через восемь секунд Лларен понял: это была рукоять его счастливого серебряного меча.