Скайримская рапсодия

Лларен Тирано был простым мером, ценившим простые радости, вроде вкусной еды или мягкой постели. Вот только жизнь ему досталась какая-то не по размеру сложная, и подогнать её под себя у него отчаянно не получалось. Лларен помнил, что в детстве, ещё до смерти отца, ему доводилось испытывать простое, ничем не замутнённое счастье. Но он совершенно не помнил, как это – быть настолько счастливым, чтобы паскудная муть, поднимаясь со дна души, нет-нет, да не потравливала мысли. Даже простые радости, вроде вкусной еды или мягкой постели, не заглушали в нём до конца этот странный сосущий голод. Собственная жизнь, не по размеру сложная, сидела на нём довольно паршиво, но Лларен давно уже свыкся с тем, что иногда она жала в подмышках или болталась мешком. Он уже много лет не рассчитывал вытянуть у судьбы что-либо сверх выживания. Но нынче, примерно в четыре часа пополудни девятого Второго зерна Лларен отчаянно торговался — за каждый вздох, за каждую секунду, что Кер оставался в живых. Он попытался вспомнить хоть какую-нибудь молитву, но все святые слова, слышанные сэрой Тирано в школе, от мамы или от Кера, слипались в его голове в густую комковатую кашу. Тогда он просто мысленно принялся обращаться ко всем богам и святым со своими отчаянными, горячими просьбами. Он вымаливал милость у Матери, и чудо у Сета, и покровительство от столь любимого Кером Поэта-Воина. Он взывал к могуществу Предтеч. Он упрашивал откликнуться всех святых, от Капитана до Ллотиса, патрона портных и красильщиков. Следом, обезоруженный внезапно иссякшими именами, Лларен не растерялся и принялся перебирать имперское девятибожие… так, на всякий случай, почему бы и их не вспомнить? Вкладывать все свои деньги в один караван – это ведь глупо! Сэра Тирано был счастливо избавлен от того, чтобы клянчить помощи и поддержки и у князей даэдра: дойдя до Тайбера, он вдруг услышал прекрасный, до слёз прекрасный стук лошадиных копыт по камню. Будь его слух таким же острым, как у Кера, он, верно, ждал бы появления всадников много дольше — и весь бы извёлся, тщетно пытаясь высмотреть их за поворотом извилистой горной тропы. Но Лларен услышал цокот достаточно поздно, и долго томиться ему не пришлось. Через каких-то восемьдесят четыре секунды он наконец увидел своих «гостей»: Харальда, Этьена Тибо, Шавию, троицу чужих лошадей, Катарию и Потему… Лларен почти что готов был их всех расцеловать — даже вероломных кобыл, что повелись за чужаками. Даже суку Харальда, который хуец положил на ллареновы просьбы и умыкнул у него коней, пока они с Кером рисковали ради других пленников жизнью! О том, что, даже будь у него целый табун лошадей, он бы вряд ли сумел довести товарища до целителя, Лларен старательно не думал. Да и вообще, думать о чём-то, кроме керовой крови, подсыхающей у него на руках, оказалось практически невозможно. Лларен совсем не услышал тех слов, которыми обменялись Шавия и Тибо. Он едва заметил, как девка пришпорила коня и рванула прочь. Её компаньон вылетел из седла и подскочил к Лларену; Харальд, так и не спешившись, мялся сзади. Не размениваясь на вопросы, приветствия или какие-то объяснения, бретон оглянулся через плечо и голосом, не терпящим возражений, скомандовал: – Харальд, идите к ручью, наберите воды. И тут же, словно бы напрочь позабыв и о норде, и о своём приказе, Тибо опустился на колени и принялся водить над раненым ладонями. Из-под его худых узловатых пальцев заструился блеклый голубоватый свет, и Кер, и без того не пышущий здоровьем, стал и вовсе походить на упыря: весь бледно-серый, с густыми сизыми тенями, залёгшими вокруг глаз… – Успокойтесь, Тирано. Всё не настолько плохо. Лларен, которого эти слова застали врасплох, вздрогнул и недоверчиво покосился на Этьена Тибо. – Да неужели? – вяло огрызнулся он. На большее его не хватило. Бретон, укоризненно покачав головой, вцепился в Лларена взглядом и медленно, размеренно проговорил: – От паники толку не будет, Тирано. Мне сейчас пригодится ваша холодная голова. И вашему другу – тоже. Вы готовы собраться и помочь нам обоим? Лларен, наскоро оттерев рукавом всё ещё слезящиеся от дыма глаза, молча кивнул. – Хорошо. Тогда читайте, Тирано, читайте, – и с этими словами Тибо достал откуда-то из-за пазухи свиток, перевязанный синей ленточкой, и всучил его Лларену. И данмер принялся начитывать незнакомое заклинание, не особенно представляя, чего он этим добьётся. Любой дурак, худо-бедно знающий грамоту, может воспользоваться магическим свитком. Это даже нельзя назвать настоящим чародейством — если, конечно, не ты самолично зачаровал пергамент. Маг-начертатель, создавая свиток, вкладывает в него свои силы, а тот, кто свиток читает, всего-то лишь извлекает чары наружу, как убранную в подпол квашеную капусту. Лларен послушно читал, — первый свиток, второй, третий, четвёртый… — пока Тибо колдовал и вместе с Харальдом менял Керу повязки. А через тридцать четыре минуты и где-то двадцать восемь секунд с той поры, как Лларен, дрожащими грязными пальцами распустив первую ленточку, принялся полушёпотом пробуждать чужие целительные заклинания, Тибо отряхнул руки и со спокойным довольствием произнёс: – Мы сделали всё, что смогли. Остальным займутся целители. Выдохните, Тирано. Умойтесь. Вашему другу ничего не грозит. Он будет жить. И Лларен – выдохнул. Он чувствовал себя так, словно бы на своих двоих преодолел всё расстояние от Телванниса до островов Саммерсет, и выглядел, наверное, соответственно. Но зато Кер, пусть он и всё ещё не очнулся, перестал наконец походить на выползшего из могилы покойника. Они успели переместить его с ллареновых колен на тюфяк, и рыжий, казалось бы, просто спал. Да, чистый, подлеченный и перевязанный тем, кто действительно знал, как это правильно делать, Кер уже не выглядел так, словно в любую минуту готов отправиться к Предкам. И Лларен – выдохнул, и ополоснул остатками воды лицо и руки, и дал себе обещание, что непременно запасётся целебными свитками и попытается выучить хотя бы одно, самое простенькое заклинание Восстановления. В конце концов, раньше ему и свечу удавалось с трудом зажечь, а нынче собственные немудрёные чары помогли ему завалить оборотня! Может быть, в магии он не совсем безнадёжен? Стоило бы хорошенько потренироваться… – А теперь, пока нам всё равно больше нечем заняться, кроме как ожиданием, – заговорил вдруг Тибо, – расскажите-ка мне, господа, обо всём, что здесь произошло. Лларен вздрогнул и распахнул глаза: он и сам не заметил, как начал клевать носом. Усталость от этого пиздоблядского дня давала о себе знать, и даже если бы перед ним возник очередной, ебать его об Йоррварскр, оборотень, Лларен не смог бы не просто отбиться или хотя бы сбежать, но даже пошевелиться. Однако голос Тибо вырвал его из блаженно-пустого бездействия. Лларен моргнул; его ошалелый взгляд заметался по округе, заскользил по холодным камням, стреноженным лошадям и бледному, безгласному Харальду. Только сейчас Лларен заметил, что у Тибо, на диво спокойного, собранного и сосредоточенного Тибо, не оказалось с собой излюбленного посоха: вместо него у бретонца на поясе висел меч. Бывший член крагенмурских никс-гончих не слишком хорошо разбирался в оружии, но очень неплохо – в ценностях, и такие клинки ему не раз доводилось видеть. По одной только рукояти Лларен узнал легко серебряный меч морровиндской ковки, по-братски похожий на тот, что сгинул в обрушившейся пещере на пару со сражённым им оборотнем. С чего бы Тибо решился вдруг переменить оружие? Настороженный, Лларен подобрался и аккуратно, тщательно выверяя каждое изречённое слово, ответил: – Халльфрид… Ты помнишь же Халльфрид из Рорикстеда, Тибо? Мы ещё вместе с ней путешествовали из Вайтрана и до Маркарта? Так вот, эта Халльфрид наняла нас помочь ей с поисками клада… Так ведь, Харальд? Харальд, до этого мига старательно изображавший большой бестолковый булыжник, дёрнулся и встретился с данмером взглядом. Лларен же уставился ему в переносицу и попытался глазами сказать всё то, что поостерёгся произносить вслух: «Посмеешь мне противоречить, говнюк, и я накормлю тебя твоими же собственными кишками!» Норд, как оказалось, прекрасно это послание понял и, дёрнув плечом, выдавил из себя что-то похожее на согласие. – Да, – сказал он негромко, – всё так и было, – парень отвёл от Лларена взгляд и, тут же попавшись в ловушку цепких совиных гляделок Этьена Тибо, прибавил шесть с половиной секунд спустя: – Только вот не одна только девушка со мной договаривалась. В Картвастене с ней ещё один был дружок. Он-то меня и нашёл, и денег мне заплатил. – Да? – оживился Тибо. – И как его звали? Пока дурачина Харальд не наболтал слишком много лишнего, Лларен решил вмешаться. – Паскуда представился нам как Флоки, – сказал он тогда. – Но, по всему видать, что настоящим именем это не было. – Хм… А как он выглядел? И Лларен подробно и обстоятельно — на сорок восемь с третью секунд! — его расписал: от светлых кудрявых волос и до ступней примерно пятнадцать дигитов в длину. Тибо, с жадным, неотрывным вниманием вслушиваясь в эту характеристику, выглядел, как Лларену показалось, даже как будто довольным. – И что было дальше? – поинтересовался неугомонный бретонец, когда его собеседник наконец замолчал. Лларен, не став ломаться, открыл Этьену Тибо и то, что было дальше, стараясь не врать напрямую, но и не говорить лишнего. Он рассказал, как отряд на этом же самом месте устроил привал и как Халльфрид и Флоки усыпили всех остальных какой-то паскудной дрянью. Описал, как пришёл в себя и как услышал часть разговора ведьмы и своего приятеля. О том, что на самом деле связывало этих двоих, умолчал — но сказал и об оборотнях, и о Молаг Бале. Упомянул, что для виду Кер сначала согласился помочь ведьме с призывом даэдра, а потом незаметно передал Лларену кинжал. Вскользь бросил, что пока сам он выручал Харальда (не забыв со значением на того посмотреть), Кер обезвредил Халльфрид, убил одного оборотня и втянул в драку второго. Но когда Лларен скупо пересказал, как сам он завалил третьего, Тибо снова оживился. – А как он выглядел, вы не припомните, сэра Тирано? – спросил он вкрадчиво. – Темно было. Я мало что успел разглядеть, – не без раздражения отозвался Лларен. – Да и не до того мне было, чтоб пялиться по сторонам или покойниками любоваться. Мы сразу же стали освобождать пленников. А потом я пошёл искать, где там запропастился… – Лларен не удержался: осёкся, вздрогнул и метнулся невольно глазами к Керу. Что бы там ни замышлял скользкий типок Тибо, кому бы он ни служил, чего бы от них ни хотел, а данмеры нынче числились у него в должниках. По всему видать, что многие в этом краю слишком легко забывали о долге крови, но Лларен был не из таких. И отвечать на все вопросы – не самая тяжкая плата за своевременное спасение. – А потом я нашёл раненного Индри и выволок его наружу, – закончил он скомкано, но через две с половиной секунды всё же докинул сверху: – Когда мы почти что вышли, пещера начала рушиться. Так ему и прилетело по голове камнем. – Может быть, у того человека были какие-нибудь особенные приметы? – не сдавался Тибо. – Родимые пятна?.. Шрамы? Лларен прикрыл глаза, пытаясь мысленно ухватить хотя бы что-то определённое из бледного желтоглазого пятна, отпечатавшегося в его памяти. – Был там приметный шрам, – сказал он девять с третью секунд спустя. – Косой, через левую бровь. Дигита полтора длиной? Наверное… Точнее сказать не могу. По лицу у Тибо тенью пробежало что-то, похожее на довольствие, но вслух он сказал только простое: – Ладно, сэра Тирано, довольно об этом. А… – Она говорила, что это Соратники, – оборвал его Харальд — бледный, какой-то как будто гудящий от напряжения, но, видно, вбивший в свою белобрысую голову то, что нужно непременно докопаться до правды. – Что Соратников возглавляют оборотни, обещавшие свою душу Хирсину. Соратники! Что же это… как такое вообще возможно?! Это правда? Тибо, не теряя ни капельки хладнокровия, пожал плечами. – Мы вряд ли когда-нибудь сможем проверить рассказы Халльфрид. Они и правда звучат совсем уж невероятно. Думаю, что для всех вас было бы лучше никому не говорить ни о Соратниках, ни о Молаг Бале, – заметил он, со значением поглядывая то на Лларена, то на Харальда. – Так у ваших слов будет куда больше веса. Отправились в горы за кладом, наткнулись на логово оборотней, освободили пленных. Как вам такая история? Думаю, вы согласитесь, что остального картвастенцам знать будет вовсе не обязательно. Это станет для всех самым разумным исходом, а лишних проблем нам не с руки искать. Правильно я говорю? – Да… Да, наверное… – неуверенно отозвался Харальд. – Что же, договорились? – дожимал их Тибо. – Всю эту лишнюю мистику с Молаг Балом, Хирсином, чарами-ритуалами и Соратниками оставим за скобками, так? – Ну, хорошо?.. – проблеял норд. – Так и правда, наверное, будет лучше? Лларен в ответ кивнул, не желая ни спорить, ни давать обещаний. И без того он не собирался особо общаться с местными, пока не очухается его компаньон. А уже после Лларен непременно обсудит с Кером, что, и когда, и кому говорить — и что эти мутные намёки Этьена Тибо значат на самом деле. Осталось дождаться, когда же рыжий очнётся… Ждать Лларену Тирано пришлось по-настоящему долго — примерно до полдевятого вечера десятого Второго зерна. К этому времени они уже успели перевезти Кера в Картвастен, а один из пленников, оказавшийся племянником какой-то местной шишки, уговорил дядюшку расщедриться для данмеров на просторную, светлую комнату в своём собственном доме. Целитель, которого притащила откуда-то Шавия — чернявый бретон с водянистыми глазками и козлиной бородкой, — заглядывал к Керу каждые два-три часа и, неизменно натыкаясь на Лларена, бурчал, что жизни больного ничто не грозит и лишние люди только мешают лечению. Но сэра Тирано не был ни лишним, ни человеком, и от постели товарища он отлучался лишь для того, чтобы отлить или по-быстрому перехватить что-нибудь из съестного. Терпение Лларена было вознаграждено сполна. Когда он увидел, как Кер открывает глаза, — правое веко на пятую долю секунды запаздывало в сравнении с левым… — то испытал настолько прочное, нерушимое счастье, что из него запросто можно было бы строить дом. Он запрещал себе думать о том, что Кер, вопреки уверениям лекаря, может и не проснуться. Но эти мерзкие мысли расползались в его душе, как какая-нибудь злоебучая плесень. И для Лларена ошалелый, рассеянно мечущийся по комнате взгляд приятеля, приправленный вяловатыми попытками приподняться на локтях, стал самым что ни на есть прекрасным зрелищем. Целитель предупреждал, что, отходя от зелий, его пациент может вести себя странно и даже бредить, и держаться с ним нужно будет осторожно и терпеливо. Поэтому Лларен, успокаивающе вскидывая руки, проговорил полушёпотом: – Хэй, Индорил… Ты лучше лежи, хорошо? Не дёргайся. – Ладно… – ответил ему, широко улыбаясь, Кер. Откинувшись назад на подушки, он вдруг нахмурился и, выпростав из-под одеяла правую руку, принялся ощупывать свою голову. – А где волосы? – спросил он где-то тринадцать секунд спустя слабым, каким-то даже испуганным голосом. Язык у него заплетался, словно бы он весь вечер глушил суджамму. И Лларен, старательно выметая из головы всякую мысль о том, что зелья тут ни при чём и Кер, не оправившись, так навсегда и останется дурачком, сказал ему осторожно: – Ну, обкорнали тебя чутка, – почти что обрили наголо, но этого Лларен благоразумно решил не уточнять, – чтобы рану получше обработать. Так что не лезь туда пальцами, Кер. Повязку ещё собьёшь, заразы какой занесёшь. Оно тебе надо? Кер в ответ послушно одёрнул руки. Но вид у него был, как у пятилетнего ребёнка, которого незаслуженно поставили в угол, да ещё и лишили на месяц сладкого. И Лларен никак не мог хоть как-то не попытаться взбодрить своего болезного приятеля. – Не дрейфь, Индорил! – ухмыльнулся он, старательно изображая весёлость. – Волосы – это не яйца. Отрастут обратно, как миленькие. Всего делов – немного да подождать. – Когда ещё это будет! – буркнул, прикрыв глаза, Кер. – Если они короткие, то уши ещё больше торчат. Как лопухи, – пожаловался он, обиженно скривив губы. – А когда чуть отрастают, то вьются намного сильней, чем обычно. Буду как одуванчик… как грёбаный одуванчик, Лларен! – Не ругайся, – не думая ляпнул Лларен. Кер приоткрыл глаза, покосился на него из-под ресниц и… хихикнул? – Кто бы говорил! Мерам, обложенным хворостом… – начал он нараспев говорить свою любимую поговорку — но Лларен не стал дослушивать. –… Да-да, «не стоит бросаться огненными шарами», я помню. Но ты всё равно не ругайся, лады? Не отбирай у меня мой хлеб. – Ладно, – послушно отозвался Кер. Но, помявшись где-то секунд девятнадцать, он снова заныл про свои волосы: – Теперь до следующей кальпы придётся отращивать, чтобы можно было стянуть их в хвост… Или лучше выбрею себе индорильский гребень! – заявил он вдруг, сразу повеселев. – Буду как Неревар! Лларен, представив такую картину, не смог удержаться и прыснул со смеху. – Скорее как петух, – сказал он, широко ухмыльнувшись. – Доблестным стражем Империи? Нет уж, благодарю покорно. – Чё? – не уследил за приятелем Лларен. – Я вот лежал и всё понял, – немного невпопад откликнулся Кер и следом несвязно, не слишком разборчиво зачастил: – Логистика! Идеальное прикрытие — торговцы бывают везде и всюду. Прятать секреты среди товаров… А куры – в самых важных узлах, и ричмены… Что там Кер собирался сказать о ричменах, его растерянный слушатель так и не узнал: рыжий, трепыхнув ресницами, снова закрыл глаза и сонно, размеренно засопел. Лларен подоткнул ему одеяло и постарался как можно тише выскользнуть из комнаты. Кер, в полубреду плачущийся по потерянным волосам, был, конечно, невероятно забавным, — Лларен уж точно будет припоминать ему все эти одуванчики и лопухи куда как дольше, чем мохнатых человеческих женщин! — но стоило бы и правда найти целителя. Лучше уж перебдеть, чем недобдеть. Что, если он и правда слишком серьёзно стукнулся? Что, если он..? Лларен зажмурился и тряхнул головой, отгоняя похожие на кровососущий гнус мысли. Целителя он нашёл через каких-то восемь с третью минут, но бретонец, проблеяв, что пациенту нужен здоровый и крепкий сон, от ллареновых тревог отмахнулся и пообещал зайти завтрашним утром. Пришлось возвращаться обратно с пустыми руками. На следующий день, примерно в четверть восьмого целитель и правда к ним заглянул: растолкал Лларена, который вчера отрубился прямо на стуле, и осторожно, даже как будто нежно разбудил Кера. Последовал осмотр, ради которого Лларен упрямо отказался выходить за дверь — и не в последнюю очередь потому, что после сна в такой неудобной позе лишних телодвижений ему совершать не хотелось. И пока он пялился из окна на полусонный, вялый Картвастен, мессер Эвеллах (так, по крайней мере, бретон… ричмен?.. представился Керу) без устали тормошил своего пациента: ощупывал, осматривал и заставлял шевелить руками-ногами. А после целитель принялся за расспросы. Кер хоть и звучал устало, но мыслил вполне себе ясно. Он без ошибки назвал и собственное имя, и нынешний месяц, и правящего императора, и даже столицу холда Вайтран. – Мы закончили, – где-то семнадцать с третью минут спустя заявил мессер Эвеллах. Лларен повернулся к ним лицом, и козлобородый бретон смерил его взглядом, который красноречивее всяких слов твердил: «Я же тебе говорил!». – Благодарю вас, мессер, – отозвался Кер. – Ваше мастерство пришлось весьма кстати. Целитель важно кивнул, пообещал, что пошлёт к ним служанку с куриным бульоном, и на прощание сунул Лларену пузырёк с зельем, строго наказав дать его пациенту сразу после еды. «А кто ему, интересно, платит?» – мелькнуло у данмера в голове — и тут же выскочило. Как только за мужиком захлопнулась дверь, Лларен вернулся на свой пост и, поколдовав с подушками, помог приятелю принять полусидячее положение. Кер благодарно ему улыбнулся, но тут же поник, придавленный, видно, своими нелёгкими мыслями. – Я ведь и правда убил её? – медленно, тяжело спросил он, глядя куда-то в пустоту. – Мне это не приснилось? Лларен напрасно пытался почти полных десять секунд найти в своей голове хоть сколько-нибудь подходящий ответ, но разродился в итоге словами, которые даже в его ушах прозвучали жалко и неуместно. – Нет… нет, не приснилось. Мне… мне очень жаль, Кер. Прости меня. – Тебе не в чем передо мной извиняться, – он покачал головой, по-прежнему не встречаясь с Ллареном взглядом; ленивый утренний свет, льющийся через окно, высвечивал его бледное, бескровное лицо, и жёсткую складку у губ, и нахмуренные брови. – Ты сделал для меня больше, чем я когда-либо смел просить. Ради меня ты сунул голову в петлю, а, выбравшись, вернулся… За мной вернулся! – повторил он неверяще и, повернувшись к Лларену, проговорил несмело: – Спасибо. Теперь уже Лларен не находил в себе силы не отводить глаза. Его взгляд, стремглав пробежавшись и по оконной раме, и по потолку, и по четырём царапинам на лакированной спинке кровати, остановился в итоге где-то у керовой длиннопалой ладони, комкающей одеяло. – Не раздувай из этого не пойми чего... – откликнулся через двадцать восемь секунд Лларен. – Как будто я мог поступить иначе! Я знал, на что иду, но я не хотел... не хотел заставлять тебя выбирать между нами. Но тебе пришлось — и ты убил её, чтобы спасти мне жизнь. – Ты ни к чему меня не принуждал, – отрезал Кер, и сталь, вернувшаяся в его голос, стала для Лларена приятной неожиданностью. – Не так, как Халльфрид... Она заставила меня выбирать, и я выбрал. Я любил её и убил её, – он хмыкнул и с горькой насмешкой воскликнул: – Но хотя бы не дал ей осквернить своё тело и навеки проклясть свою душу! Слабое утешение, но другого у меня не предвидится. Эти чувства послужили мне скверной защитой от горизонта... Лларен не нашёл в себе ни единого слова, способного подарить утешение. Поэтому он лишь стиснул нервную, холодную руку друга и, сделав вид, что не обращает внимания на его слёзы, застыл так на восемнадцать с четвертью долгих минут. Потом пожаловала девка-служанка с обещанным куриным бульоном, и Лларену ничего не оставалось, как, несмотря на вялые возражения Кера, немного поизображать из себя заботливую мамашу. А следом он вкратце пересказал приятелю всё, что случилось, пока тот валялся в беспамятстве. Как Харальд вместе с остальными пленными стыбзил всех лошадей, драпая из гробницы. Как беглецы подозрительно своевременно наткнулись на Этьена Тибо, Шавию и какого-то их приятеля из местных. Как они разделились, и пока этот типок отводил до Картвастена пятерых бывших заложников, бретонец с подружкой, прихватив с собой Харальда в качестве провожатого, отправились данмерам на выручку. Как Тибо вытащил индорильца с того света и после долгих расспросов принялся убеждать их с Харальдом молчать о Соратниках… А где-то через две третьих часа явился и сам сэра Этьен Тибо. – Доброго дня, господа, – приветствовал их бретонец, аккуратно притворяя за собой дверь. – Нет-нет, не вставайте, сэра Тирано. Вашего времени много я не отниму. Лларен, конечно же, и без того вставать не собирался, но прозвучавшие — да ещё и на данмерском! — обещания пришлись ему по душе. Целитель присоветовал Керу побольше спать и поменьше болтать, а Лларен и без того успел уж втравить приятеля в долгие разговоры. Тибо же, облокотившись на стену напротив керовой кровати, спросил учтиво: – Как ваше самочувствие, мутсэра? Я слышал, вы идёте на поправку? – Я бы слукавил, если бы утверждал, что здоров и полон сил, – откликнулся Кер. – Но, кажется, мне всё-таки удалось более-менее благополучно пережить сие приключение. – Рад это слышать, – с чем-то похожим на искренность улыбнулся Тибо. – Лларен любезно уведомил меня, что подобный исход стал для меня возможен… – заговорил, ещё сильнее обычного растягивая слова, индорилец, – не без вашего деятельного участия, сэра Тибо. Примите мою благодарность. – Не стоит, – отмахнулся его собеседник. – Любой на моём месте поступил бы так же. Кер, словно хищник, почуявший в воздухе кровь, вмиг оживился. Он улыбнулся и, чуть подавшись вперёд, вкрадчиво поинтересовался: – Но вы очень вовремя очутились на этом месте, разве не так? Неужто одна лишь моя записка возымела такой эффект? Но к правде о Халльфрид и её клыкастых друзьях послание, что я оставил у сэры Эймонда, никак не могло вас подготовить. Не поделитесь ли своим секретом? Тибо смотрел на него долго, пристально, но, как показалось Лларену, без настороженности или враждебности. Через пятнадцать с половиной секунд бретон сложил на груди руки и наконец ответил, располагающе улыбаясь: – Что вы, мутсэра, какие секреты! Простая предусмотрительность да старое-доброе наёмничье чутьё. Лларен, услышав такую отчаянную брехню, просто не мог сдержаться. – Так это чуйка тебе подсказала серебряный меч вместо посоха взять? Ты что, за кретинов нас держишь? – воскликнул он обвиняюще. – Ты знал об оборотнях, хорош пиздаболить! – Кажется, я недооценил вашу наблюдательность, сэра Тирано, – усмехнулся Тибо. Но больше он ничего так и не выдал, как будто бы выжидая, что же ему приготовят за поворотом. – У меня сложилось впечатление, – многозначительно протянул индорилец, – что вы прекрасно осведомлены о сокровенных тайнах Йоррварскра. Больше того, – и Кер чуть заметно нахмурил брови, – вы, кажется, очень заинтересованы, чтобы эти тайны так и остались тайнами… и неплохо ради этого потрудились. Вы говорили мне, что вы с Шавией – простые наёмники. Но даже если это и правда, то наниматели у вас – совсем не такие простые. Кому же вы служите, Этьен? Неужели Дракону? Эти слова удивили Тибо намного меньше, чем Лларена: лицо у бретона по-прежнему оставалось бесстрастным, а голос – ровным, когда он без четверти восемь секунд спустя наконец-то откликнулся: – Можно и так сказать. Однако я сам ничего говорить не имею права. – Меня не слишком-то удивляет, что Империи известно о тайне Соратников, – продолжал, как ни в чём не бывало, Кер. – Несмотря ни на что, я не склонен недооценивать профессионализм её разведки. Но что мне по-настоящему любопытно, так это то, почему вы решили перед нами раскрыться. Тогда, в таверне, – пояснил он скорее для Лларена, чем для Тибо. – Сначала я думал, что вы прельстились обманчивой выгодой, проистекающей из моих родственных связей. Но, получается, вам от них не было никакого толку. Так в чём же дело? – Личную симпатию вы, кажется, не рассматриваете как достаточно вескую причину, мутсэра? – переспросил, усмехнувшись, Тибо. Деланное равнодушие Кера уступило под натиском раздражения. – Полноте, сэра, не держите меня за идиота, – ответил он, дёрнув уголком рта. – К чему этот балаган? Вы ведь взялись за меня из-за Халльфрид, разве не так? Тибо укоризненно покачал головой. – Ох уж эта категоричность, шагающая бок о бок с юностью! – воскликнул он, добродушно посмеиваясь. – Вы разве забыли об обстоятельствах нашего знакомства? О том, как вы устроили Шавии выволочку? О нашем первом бою? Ведь это случилось ещё до того, как сводная сестрица печально известного Хрёрика из Рорикстеда начала питать к вам такой живой интерес. Не скрою, что ваша связь не осталась незамеченной. Но вы… и я сейчас, сэра Тирано, и к вам обращаюсь… – четыре секунды спустя добавил, точно опомнившись, излишне словоохотливый для своего ремесла бретонец, – но вы и правда нам с Шавией глубоко симпатичны. – Лучшая ложь – та, что неразрывно переплетена с правдой, – хмыкнул Лларен, припоминая услышанные от Кера слова. В этом деле Тибо оказался подлинным мастером! – До нас с Шави дошли вести, что возле Картвастена видели Соратника-ренегата по имени Хадвар. И когда мы увидели в городе вас… Мы с ней сошлись во мнении, что стоило бы вас предупредить. Как оказалось, не зря. Вы наделали много шума, но сделали за нас всю работу. Всё обернулось не так уж и плохо. – И теперь вам нужно обеспечить наше молчание, – сказал вдруг Кер, и Лларен вздрогнул от неожиданности; Тибо, казалось, был удивлён не меньше него. – Вопрос в том, сколько вы готовы за него заплатить. – Не ожидал от вас такой меркантильности, сэра Индри. Кер дёрнул плечом и, приняв донельзя высокомерный вид, — немалый подвиг, когда ты лежишь, весь обмотанный бинтами! — проговорил негромко: – Представление, что члены моего дома брезгуют размышлять о презренном злате, в корне ошибочно, сэра. А значительная часть нашего с сэрой Тирано имущества сгинула в логове ваших любезных оборотней. Вы сами сказали, что мы с компаньоном наделали много шума. Убрать нас сейчас было бы слишком накладно: проще откупиться. – И сколько же вы хотите? – хмыкнул бретон. – Сэра Тирано, не будете ли вы так любезны обсудить с сэрой Тибо наши финансовые дела? – откликнулся Кер, повернувшись вполоборота к Лларену. – По правде сказать, все эти разговоры чрезвычайно меня утомили. Если позволите, я бы хотел немного поспать. И после этого Лларен, немного испуганный, не мешкая выставил бретона за дверь. Сэру Тибо, как казалось, такой поворот изрядно повеселил, но сэра Тирано чувствовал себя так, словно бы он заблудился в дремучем лесу. Лларен решил не рисковать и скрыться и от излишне острого керова слуха, и от всех прочих досужих ушей и глаз. Через каких-то семьдесят шесть секунд он наконец-то вывел Тибо на улицу и протащил в один из тихих окрестных проулков. Картвастен, по правде сказать, был той ещё дырой — соломенные крыши, дерево, грубый камень, — но Лларен был этому даже рад. Ничто не мешало поговорить им с Тибо с глазу на глаз. – А хватка у вас обоих стальная, – беззлобно усмехнулся Тибо. – Чего вы хотите, Тирано? Требовать от меня денег? – Знаете, срал бы я с Красной горы на всю эту вашу шпионскую поебень, – брякнул Лларен. – Проку трепаться об тайнах Соратников я всё равно не вижу. – Рад это слышать. – Постойте, – Лларен с досадой взмахнул рукой, – дослушайте до конца. Вы спасли ему жизнь, и я никогда этого не забуду. Но он свою жизнь сейчас не особо ценит. Не злитесь на него, хорошо? Ему и без того несладко. – Я понимаю, – вздохнул Тибо. – Мне и правда жаль, что всё так обернулось. – Вы неслабо на нас потратились, – продолжал меж тем Лларен. – Чего только стоят все эти свитки… Спасибо, правда! – Пожалуйста. Но вы же меня не для этого сюда привели? Шалая курица, заглянувшая было за угол, заквохтала сердито, нахохлилась, но, напоровшись взглядом на данмера, вдруг развернулась и зашагала обратно. Посчитав торжество своей воли над этой даэдровой тварью хорошим знаком, Лларен решил попробовать понаглеть. С фальшивой задумчивостью он поскрёб подбородок и протянул, глядя Тибо в глаза: – Если начистоту, у нас-то и правда ведь нет теперь ни оружия, ни наличности. Клянчить денег у вас я не буду, сэра. Но если вдруг кто-то захочет вознаградить доблестных победителей нежити, знайте: от лишних денег мы не откажемся. – Буду иметь в виду, – кивнул, улыбнувшись, Тибо. – Берегите себя, Тирано. До встречи. И, коротко взмахнув рукой, бретон развернулся и зашагал прочь. По правде сказать, сэра Тирано не слишком лукавил, жалуясь на безденежье. Халльфрид и её молодцы постарались намного лучше, чем те вайтранские деревенщины, что взяли Лларена в плен в прошлый раз. Оборотническая шайка избавила данмеров, и от оружия, и от цацок, и от большей части заначек. Уцелело лишь кое-какое добро, что они не потащили с собой и оставили у трактирщика — вроде той лютни, что вероломная ведьма всучила в подарок Керу. При себе у Лларена оставались лишь две сотни дрейков и золотое колечко с рубином, что он загодя вшил себе за подкладку куртки, да вещи из седельных сумок, на которые не польстились их нордские неприятели. Среди последних числился и экземпляр торгового договора с редгардами из Рихада, и старые-добрые «Оттенки пепла» за авторством Э. Леонар. Поэтому где-то в половину пятого одиннадцатого Второго зерна, когда его раненный друг благополучно сопел в две дырки, Лларен Тирано, дурея от скуки, пытался себя развлечь скабрёзной книжонкой. Конец уже отчётливо замаячил на горизонте: несмотря на все злоключения, Ночному Волку и Анжелине всё-таки удалось не только выбраться из Затерянного Когоруна в целости, но и прихватить с собой таинственный Гримуар Тайных Трехгранных Врат. И после двухсот девяноста шести страниц мытарств и страданий Анжелина сумела-таки затащить своего эшлендера в койку — Лларен почти что готов был расщедриться ей на аплодисменты. Впрочем, счастье продлилось недолго. « – Ни одну женщину я никогда не любил так, как тебя, Анжелина, и мне кажется, что я любил тебя еще до того, как узнал. И когда я увидел тебя… Он замолчал, и на его красивом, мужественном лице проступила давняя, затаённая мука. Дурное предчувствие сжало сердце Анжелины в стальных тисках, но она всё же нашла в себе силы, чтобы шепнуть чуть слышно, коснувшись ладони своего возлюбленного: – Что бы ты ни хотел мне сказать, любовь моя, говори. Я всегда тебя выслушаю. Печальная улыбка изогнула его губы, когда Ночной Волк встретился с её голубыми, затуманенными от волнения глазами. – Ни одну женщину я не ждал так долго, ни с одной не проявил столько терпения, – признался он, и его пепельно-серую кожу раскрасил нежный стыдливый румянец. – Раз двадцать я уже готов был взять тебя силой, но мне было нужно не только твое тело, но и твоя душа. И теперь, когда сокровеннейшая моя мечта наконец исполнилась, это счастье отравлено неизбежным и сокрушительным поражением. Любовь моя, мы не можем быть вместе. Словно кривой хаммерфелльский меч вонзился Анжелине в живот, когда она услыхала эти слова. – Это потому, что я – человек? – спросила она, с трудом сдержав подступившие к горлу слёзы. Волк покачал головой и коснулся губами её руки. Анжелина снова почувствовала, что теряет себя. Этот мужчина и правда заполучил не только её тело, но даже душу. Губы, уже однажды пленившие Анжелину, снова повергли её в водоворот смятенных, мятежных чувств. Да, вся её страсть, вся её нежность вновь пробудились от одного только лёгкого, невесомого прикосновения!.. Но глухая тоска, плескавшаяся на дне возлюбленных алых глаз, украла у Анжелины надежду на счастье. – Это потому, что я – лжец, душа моя, – сказал Волк. Он глубоко вздохнул и продолжал глухим голосом: – Ты знаешь меня под фальшивым именем. На самом деле я даже не эшлендер! Чувства к тебе – самое светлое и искреннее, что было в моей жизни, но мне эта жизнь не принадлежит. Долг перед Домом принуждает меня отказаться от счастья, любовь моя. Вырвать своё живое, трепещущее сердце… но я не могу поступить иначе! – Долг перед Домом? – прошептала вмиг помертвевшая Анжелина. – Моё настоящее имя – Кериан Индорил, и я – наследник герцогской короны дома Индорил…» Лларен моргнул и четыре раза перечитал последние строчки. Но ему и в самом деле не почудилось: знакомое имя так никуда и не исчезло. Кериан Индорил, наследник Великого Дома, соблазняющий честных бретонских девиц и играющийся в эшлендера… Лларен Тирано напрасно кусал себе губы, пытаясь сдержать рвущийся наружу смех: в итоге он так оглушительно расхохотался, что даже сполз со стула. – Сэра, с чего бы это вы ржёте, как конь? – полусонно пробормотал разбуженный этой вспышкой… Кериан Индорил. Лларена снова скрутило смехом. Он не заметил даже, как Кер, окончательно распрощавшись с остатками сна, закопошился и, приподнявшись на локтях, решил посмотреть, в чём же дело. Приступу конского ржания смогло положить конец лишь слабое: – О, АльмСиВи… где ты вообще откопал эту дрянь?! Лларен оттёр проступившие на глазах слёзы и, не выпуская из рук заветную книгу, заполз обратно на стул. В отличие от своего тёзки, его приятель не щеголял «нежным стыдливым румянцем»: он весь пошёл неровными красными пятнами; его затравленно-окосевший взгляд отчаянно заметался по комнате. – Там же, где и в первый раз, – ответил, опомнившись, Лларен. – Одолжил у госпожи Чёрный Вереск. Уже шестнадцать недель и больше чем сутки с собой таскаю. Даже почти прочёл, чтоб вы знали… – и, усмехнувшись и выдержав пять секунд, Лларен добил его, – серджо Кериан Индорил. Серджо Индорил застонал, спрятал лицо в ладонях и пробурчал что-то отчаянно-неразборчивое. – Да ладно, чего ты так кипешишь? – фыркнул Лларен. – Ну, затаил на тебя автор зуб, чего уж этого так стыдиться? Зато в историю войдёшь! – Этой книге как минимум лет двадцать пять, – сдавленно отозвался его приятель, отъяв наконец руки от раскрасневшегося лица. – Чего? – Моя мать – очень… интересная женщина, – взялся за объяснения индорилец, – с весьма специфическими литературными вкусами и не менее специфическим чувством юмора. Я испортил ей жизнь, заточив в браке без любви, да ещё и родился под знаком Любовника. И новоявленная госпожа Индри весьма изобретательно со мной поквиталась. К моему сожалению, вовремя эту шутку никто из родственников не разглядел. Так что я и правда ношу имя героя известной в узких кругах порнографической книжки. Лларен не нашёлся, что на такое ответить, кроме простого и всеохватного «блядь». – Ты спрашивал у меня когда-то, почему я не слишком люблю своё имя, – продолжал, избегая встречаться с ним взглядом, рыжий. – Вот она, главная причина. Теперь ты доволен? – Ну, мне, по правде сказать, в целом похрен, – признался Лларен. – И без того найдётся тебя чем подкалывать, не беспокойся. – Ну спасибо! – А интересно, что подумала Сольвейг, когда ты ей представился? – задумался вдруг Лларен. – Она-то, наверно, читала «Оттенки». Впервые за долгое время имя его подруги не отозвалось в душе глухой, щемящей болью. Хотя бы перед собой, но он теперь мог признать, что по-настоящему любил её, и внезапное осознание словно бы освободило Лларена Тирано из плена. Он любил её, и им не суждено было быть вместе. Такое случается, но это не делает его чувства менее настоящими. В конце концов, любовь принимает разные формы… – Боюсь представить, – Кер кривовато улыбнулся и прикрыл глаза. – Я это убожество тоже читал… не подумай, исключительно из научного интереса! И на изображённого там героя-любовника похожу достаточно скверно. – Невелика беда! – хмыкнул Лларен. – В Даггерфолле говорят, что тем, кому не везёт в карты, должно непременно везти в любви. Но я это правило опровергаю с лёгкостью. Знаешь, кем была моя первая юношеская влюблённость? Аферисткой, которая соблазнила меня, чтобы ограбить моего деда. – Тебя просто тянет на злобных зубастых стерв, которые так и норовят откусить тебе голову, – не согласился с ним Лларен. – Попробуй хоть раз найти себе добрую, порядочную бабу. А в сторону Рорикстеда вообще лучше не смотреть! Я не рассказывал тебе о тамошней замужней сучке, которая натравила на меня четверых своих братьев? И Лларен рассказал, в красках расписав и свою злополучную подружку, и крайне болезненное знакомство с Лошадью номер один. Его старания были вознаграждены сполна: рыжий отвлёкся и зримо повеселел. – И как мне тебя теперь называть? – спросил у него тогда Лларен. – Думаю, даже «Кером» теперь не смогу, с таким-то тёзкой. Кер искоса глянул на Лларена и вдруг улыбнулся — светлой, широкой, по-детски беспечной улыбкой. – Не разочаровывайте меня, сэра Тирано. Я был лучшего мнения о вашей изобретательности, – сказал он с напускной строгостью. – Вы и раньше прекрасно могли обходиться без имени, разве не так? Но вы всегда можете называть меня своим другом. – Этот вариант неплохо звучит, – важно кивнул Лларен. – Как пожелаете, серджо. Серджо в ответ пихнул его кулаком в бок, и Лларен, уже много лет не рассчитывавший вытянуть у судьбы что-либо сверх выживания, почувствовал вдруг самое что ни на есть настоящее счастье… Когда сэре Лларену Тирано представится возможность рассказать об этом периоде своей жизни другому близкому другу, он не упустит возможности сострить. – Знаешь, Ратис, – заявит он, пряча свою ухмылку за бокалом красного вина, – всё началось с того, что серджо Индорил вознамерился прожечь мне взглядом затылок. Они будут пить топальское красное урожая четыреста пятого года — винтаж, ещё не успевший взлететь в цене, но оттого не менее ценный для них обоих. Этот довольно-таки заурядный год третьей эры был беден на значимые события и не оставил в истории Тамриэля сколько-нибудь заметный след. Но судьбы мира и судьбы меров не слишком-то часто подчинены одной хронологии. – Я мог бы начать эту байку иначе, – протянет, качнув головой, сэра Тирано. – С того, например, что мне в очередной раз решили подправить физиономию. Но если учесть, сколько моих историй начинаются с мордобоя или же мордобоем кончаются, то для удобства следует выбрать другую точку отчёта. Мы с тобой будем плясать от взгляда — взгляда тогда ещё незнакомого мужика, что смог вдруг прямо из Рифта заслать меня аж к Солитьюду! Лларен, пребывая в приятном подпитии, никак не сумеет сдержать в себе сентиментальность. Он будет смотреть на кувшин с вином, и думать, что этот рубиново-красный нектар – словно четыреста пятый год, любезно разлитый для них по бутылкам и бочкам… и чувствовать на языке пряную сладость. – Да, мы отправились в Солитьюд, а очутились – в заднице, – скажет тогда Лларен, тщетно борясь с расплывающейся на лице улыбкой. И пусть даже его жизнь тогда изменилась резко и необратимо, но ни на десятую долю секунды Лларен Тирано об этом не пожалел… До Солитьюда они, конечно же, тоже доберутся. Но это будет уже совсем другая история.