***
Пелена слез застилала глаза. Четкие образы пространства размылись. Пульс был настолько высок, что барабанной дробью заливался в моих ушах. Госпиталь, который всегда вроде бы был рядом, сейчас будто намеренно отдалился на десятки километров. Ноги передвигались на пределе возможностей, но все еще не привели меня к больнице. Время застыло, а улицы опустели. У него всегда были проблемы с пунктуальностью, затем забеспокоившись, пару дней назад отправилась к Хирузену, чтобы все выяснить. Он все твердил про какие-то незначительные сложности, успокоил, обнадежил, оказывается врал. Когда дверь квартиры отворилась с грохотом, внутри все перевернулось, ведь я уже чувствовала, что что-то не так. Несколько минут назад на пороге появился Изумо с искаженным от ужаса лицом. И единственное, что он смог произнести заикаясь, так это его имя. Я бежала по инерции. Через мучительно долгое время показалось крыльцо госпиталя. Он был заперт. Я судорожно вцепилась ручку, пытаясь открыть, била в дверь руками и ногами. Они не разлучат нас. Изнутри послышался шум возмущения. — Девушка, с вами все в порядке?! — открыв дверь, воскликнула молодая медсестра. Я оттолкнула ее в сторону и бесцеремонно ворвалась в больницу. Где он? Мне вслед летели ругательства, какие-то непонятные слова о часах посещения, но это было не важно. На шум выбежало несколько врачей и санитаров. Я вцепилась в плечи одного доктора и нервным голосом стала спрашивать: — Где Хатаке Какаши? За секунду его гримаса сменилась от недовольной до испуганной. Складочки со лба пропали, а глаза округлились. Он промямлил: — В реанимации в-в ц-цоколе. Расслабив хватку, тут же рванула вниз по ступенькам. Звук моих шагов разносился по всей больнице. Длинный коридор освещало одно маленькое окошко света. Нас разделяло двадцать метров. Я застыла на месте. Сердце пронзила резкая режущая боль, заставив меня схватиться за грудь. Из горла вырвался жадный вдох, будто бы легким не хватало кислорода. Стоит ли мне смотреть на то, что происходит в операционной? Не будет ли меня до конца жизни преследовать этот кошмар? Вопросы возникали не из эгоистических побуждений. Мозг пытался защитить психику, мысленно выстраивая барьеры между мной и светом в конце коридора. Но вопреки инстинктам я сжала руки в кулаки и побежала вперед. Какаши поступил бы так же. Он бы меня не бросил. Мое лицо впечаталось в небольшое окошко в двери. На операционном столе лежал не мой любимый, а чье-то истерзанное и совершенно чужое тело. Оно мне было знакомо лишь отдаленно какими-то отдельными фрагментами. Форма ногтей на руках, вихрь серых волос, выпирающая кость ключицы. Лицо опухло и посинело от многочисленных гематом, из царапин на предплечье медленно стекала кровь, а живот был вспорот. Консилиум врачей носился по помещению с места на место. Слышался учащенный писк аппаратуры. Мне не верилось, что это был он. Хотелось ворваться внутрь, взглянуть в лицо этому человеку и спросить, где мой Какаши. Слезы хлынули еще большим потоком, скатываясь ручьями с подбородка на шею. Дыхание сбилось, мне не хватало воздуха. Нет, так не может быть! — Это не он! — раздирающе кричал чей-то голос. Я стала бить в дверь руками от отчаяния, затем обессилев, ноги подкосились и мое тело приземлилось на пол. Кулаки стучали по больничной плитке. Пальцы опухли от самобичевания. — Уведите ее, — сказал кто-то серьезным голосом. Два человека взяли меня под локти, подняли и посадили на кресло. Голова шла кругом, свет и тени смешивались в единую палитру, лица всех людей походили друг на друга. Но внезапно я почувствовала прикосновения теплых и мягких рук на своих щеках. — Ханаки, — шептал женский голос, — посмотри на меня, — я изо всех сил сосредоточилась, как мне велели, и увидела знакомые красные глаза. Это была Куренай. — Он будет жить, слышишь? Ее слова звучали сладкой песней, что успокаивала дух. Мое тело совсем обмякло и распласталось по сидению. — Тише-тише-тише, — шептала девушка, пытаясь удержать меня за лицо. — Зовите врача! Она теряет сознание! Мне виделись странные картинки. Прапрадед на скале Конохи, но на ней еще не было портретов хокаге. Долина Завершения, только без скульптур. Худощавый красноволосый парень в капсуле. Дома в крови. Ладони, на каждом пальце которых было десять человеческих теней. Шаринган, истекающий кровью. Вереница нелепицы. Затем была темнота, в которой звучали знакомые мужские голоса. Что-то подсказывало, что их разговор важен. Веки разомкнулись, резкий свет резал глаза. По виску стекала слеза и закатилась мне в ухо. От этого ощущения тело немного вздрогнуло. — Очнулась значит, — эхом прохрипел старческий голос. Это был третий. Я повернула голову в сторону и с трудом открыла глаза. Хирузен, сидевший в кресле, троился. Внезапно он закашлялся, этот звук больно бил по барабанным перепонкам. — Что со мной? — с большим трудом проговорила я. Различать слова было сложно. Послышалось что-то про снотворное. Должно быть за окном уже день. Стоп! Сердце вновь бешено застучало. В море моих мыслей ужас устроил шторм. Где Какаши? Что с ним? Я резко подскочила с кровати, в тот же миг голова закружилась. Я закрыла лицо руками и согнулась, чтобы сохранить равновесие. — Тебе нельзя вставать! — будто бы приказывая, обратился ко мне третий. Но меня это нисколько не волновало. На мне был больничный халат. Босая я не спеша побрела в коридор, пытаясь оставаться на ногах. У двери в палату появился Джирайя. Я не могла поднять голову, ее будто бы залили свинцом, узнала его лишь по фирменной обуви. Сильные руки сжали мои плечи. — Пропусти, — на выдохе прошептала и уперлась ладонью ему в грудь, чтобы оттолкнуть. Но мои движения были вялыми. Санин неподвижен, словно гора. — Прошу, пожалуйста, — на последнем слове голос дрогнул, а к горлу подошел ком. — Я тебя отведу, — сдался Джирайя, взял меня под локоть и провел до реанимационного отделения. Когда мы подошли, моя рука потянулась к ручке двери. — Милая, к нему нельзя, — с сожалением в голосе сообщил отец. — Почему? — тихо спросила я, найдя в себе силы, посмотрела ему в глаза. Джирайя смахнул слезу с моего лица. Его взгляд выражал скорбь. Значит Какаши очень плох. Я припала к его груди, заглушая футболкой всхлипы. Грудная клетка тряслась от частых сокращений диафрагмы. Отец гладил меня по голове, пытаясь успокоить, забрать мою боль себе. — Что с ним произошло? — спросила я, когда мы возвращались в мою палату. Санин остановился, его мускулы напряглись, а лицо посерьезнело. Он говорил много слов, но поняла я лишь несколько — задание, засада и Акацуки. От количества лекарств пересохло во рту. Врачи уверяли меня, что у моих препаратов нет подобных побочных симптомов. Они кололи внутримышечно и внутривенно успокоительные и снотворные. В множественном числе, потому что рассудок усердно боролся со сном. Поэтому каждый раз переходили на более сильные действующие вещества. Я сбилась со счету сколько прошло времени. Сколько раз день сменял ночь. Меня держали в больнице, потому что боялись, что что-то с собой сделаю. Я была в темнице, но у меня не было желания выбраться из нее. Мир был не мил. Ко мне приходили посетители, мы гуляли во внутреннем дворе больницы. У каждого, кто попадался мне на глаза, я выпытывала, что с Какаши. Но они лишь пожимали плечами. Паранойя усилилась. Мне стало казаться, что все всё знают, но просто не сообщают специально, чтобы не травмировать. В один из дней, запыхавшись, в мою палату ворвалась Цунаде. Она кинулась к постели и стала расцеловывать меня. Следом за ней зашла Шизуне. Я бы обязательно обрадовалась им, если бы были силы. Они не задавали глупых вопросов о моем на настроении и состоянии, потому что все было и так ясно. Вены на руках посинели, они были исколоты. Веки опухли от бесконечных рыданий, под глазами отеки превратились в мешки. Скулы заострились от стресса и недоеданий. Губы в запекшихся корочках, искусанные до крови. Шизуне принялась аккуратно расчесывать мои узлы в волосах. Мне было не до ухода за собой. Медсестры, зная это, предлагали их обстричь для удобства, но в ответ они получали резкий отказ. Ведь они так ему нравились… Перед сном Какаши накручивал их в локоны на собственные пальцы, рылся в них носом, когда целовал меня в макушку и всегда говорил только комплименты. Из коридора доносился шум, туда-сюда бегал персонал. На это их сподвигла Цуне, ведь о ее импульсивности ходили легенды. — Цунаде-сама, история болезни, как вы просили, — отрапортовал врач и протянул ей большую папку с бумажками. Она, закинув ногу на ногу, сидя в кресле, с важным видом принялась изучать медицинские заключения. Врач все это время, явно нервничая, стоял в постойке смирно. — Вы до сих пор не поняли, что у нее нервный срыв?! — гневно завопила мать. По виску доктора стекала капля пота, глаза потупились. Если Цунаде продолжит в том же духе, то от расстройства психики придется спасать его самого. Мне стало жаль мужчину, потому что он старался для меня как мог, наверное… — Не нужно, — успокаивающе произнесла я. — Шизуне, собери вещи Ханаки, мы уходим, — скомандовала Цуне, а ее подопечная покорно кивнула. В этот момент мне казалось, что моя мать единственная, кому я могу верить, поэтому обратилась к ней с просьбой: — Сделай все, чтобы Какаши очнулся. Она встала из кресла, подошла к кровати и поцеловала меня в лоб. Это дало мне надежду. Вскоре больница оказалась у нас за спиной. Мы отправились в поместье Сенджу. Давненько меня там не было. Цунаде, как и обещала, занялась лечением Какаши. Со мной все эти недели была Шизуне. Меня перестали держать на больничных лекарствах, вместо этого давали специальные пилюли из каких-то трав. Их состав не особо волновал меня. Родные люди рядом, стены дома, в котором я провела часть детства шли на пользу. Приступы истерики сократились, реакция на яркий свет стабилизировалась, как и вестибулярный аппарат. Однажды вечером за мной зашел Джирайя. Он предложил прогуляться по деревне, ведь я давно не выходила в свет. Все начиналось как обычно, набор стандартных вопросов. Они перестали меня раздражать, так как стали уже частью настоящего. — Я вижу, что тебе лучше, — каким-то странным тоном подытожил санин. В тот момент я не заострила на этом внимание, так как решила, что подозрительность — остаточный симптом недуга. Поэтому просто кивнула в ответ. — Ханаки, — вновь обратился он, — Какаши выживет. — Мне хочется в это верить, — спокойно ответила я. Здесь либо что-то не так, либо это моя паранойя. — Окрепнет и будет бегать как раньше, — не переставал отшельник. Беспокойство царапало нутро когтями. — Пусть так и будет. — И вновь пойдет на миссию, — траурно закончил он. Я остановилась. Переживания настолько захлестнули меня, что не позволили думать о будущем. Цунаде говорила, что ей удалось стабилизировать состояние моего жениха. А это значило, что выздоровление было намного ближе, чем казалось изначально. — Ты к чему клонишь? — немного раздраженно спросила я. — Он шиноби и исполнял свой долг, как всегда это делал. Попал в засаду Акацуки. Ему удалось выжить лишь потому, что при падении на скалы, под ним оказался один из членов АНБУ. Беднягу разорвало на части, а все внутренности разлетелись в стороны. От его слов шел мороз по коже. Ведь до этого даже не представляла, как каждый раз рискует Хатаке, а может просто не хотела представлять? Я должна была остановить его, не пустить на миссию, но не сделала ничего. В голове стали мелькать воспоминания о том, сколько раз приходилось его ждать с заданий. То, что случилось недавно, могло произойти в любой другой из пережитых моментов. Пульс усилился. Я не готова вновь проходить весь этот ад. — Я его отговорю, — и пошла вперед. Но вопрос Джирайи вновь остановил меня: — Как? Мои глаза забегали, а мысли метались в поисках правильного ответа. — Как? Расскажу ему, что пережила. Уверена, ему станет совестно, и он оставит свою работу. — Это не просто работа, Ханаки, это долг, — его слова звучали словно смертный приговор. Я отказывалась в это верить. Мы столько времени вместе. Он страстно клялся, что любит меня больше жизни. Разве с этим может сравниться какой-то долг? Нет конечно, Джирайя просто его плохо знает, не то что я. Улицу слабо освещал фонарь. Из леса доносились трели сверчков. Мой старик прервал молчание: — Что ты чувствуешь, Ханаки? Этот вопрос заставил меня глубоко задуматься. Что творилось на душе? Зависит от предмета мысли. В сердце таится надежда на счастливое спокойное будущее, в котором буду я, Какаши и наши дети, большой дом полный любви, смеха. Отшельник подошел ближе и еще раз спросил: — Ты не боишься, что это повторится? Не опасаешься ли угрозы, что нависла над миром в лице Акацуки? Пережив за последнее время огромный спектр сильных эмоций, мое сознание стало уязвимым. Речи отца вселяли в меня сильный страх. Солнечная картинка, что рисовалась у меня в голове еще минуту назад, стала чернеть и разбиваться на тысячи острых осколков. Сердце вновь заболело. Мне стало неприятно от этого разговора. Хотелось убежать в поместье, закрыться от всех и ждать встречи с Какаши. Не думать об издержках, угрозах и больше никогда не страдать. — Хватит! — воскликнула я. — Ты меня ранишь. — Говоря правду? Время еще есть. Дождись его выздоровления, поговори обо всем, расскажи, что испытала и чего хочешь. И ты убедишься в том, что я прав. — Ты же затеял этот разговор не из-за переживания за меня, верно? — мой голос вновь срывался на плач. — Твое горе — мелочь по сравнению с тем, что ждет нас в будущем, — он говорил твердо. — Если ты действительно миротворец, то отправляйся спасать мир сам, — рявкнула я. — Я уже пытаюсь, — ответил Джирайя и взяв меня за руку, развернул к себе лицом. — Ханаки, пойми, ты строишь замки на фундаменте из песка. Какаши продолжит рисковать собой, а ты будешь сидеть у окна на иголках, каждый раз в страхе ожидая вести о смерти. То, что ты перенесла недавно, покажется тебе раем, когда ты прижмешь к груди его холодное тело. Спроси у своей матери. Но на этом все не закончится, ведь Акацуки во всю бесчинствуют, под прицелом у бога смерти окажемся мы все, если ты не поможешь мне. Все сказанное им превратилось в цепочку страха, что окутал мое сердце. — Допустим все так, как ты говоришь. Иди с этой информацией к хокаге. Пусть отправит на расследование АНБУ. — Здесь нужна мягкая сила, милая. Ты должна стать шпионкой ради будущего этого мира. Только ты можешь его спасти. У него точно мозги набекрень! Мы с героизмом разминулись на распутье в момент моего рождения. Для такого задания нужен сильный и опытный шиноби, а не девчонка из архива, до недавнего времени готовившаяся к свадьбе. Его слова заставили меня рассмеяться, нервы уже и правда ни к черту. — Ты пойми, — вновь заладил отец. — В этом деле важна верность. Я доверяю тебе как самому себе. Твое личное дело настолько пустое, что комар носа не подточит. Никто в этом мире не знает твои сильные и слабые стороны, даже ты сама. У тебя огромный потенциал. Я это знаю, ведь тренировал тебя, в твоих жилах течет кровь Хаширамы Сенджу. Тебе будет помогать один из лучших шпионов мира, — похвалил сам себя Джирайя. — У нас есть еще время на подготовку, но его не так много. Решай скорее. Ты попробуешь спасти жизни всех людей или смирно будешь ждать смерть любимого человека, сидя в четырех стенах?***
Меня разбудили мысли о нашей встрече. Я позволила себе вчера быть слабой, настал момент разложить все по полочкам. Итачи еще спал, его рука обвивала мою талию. Напарник изрядно вымотался. Пусть отдыхает, а мне нужно побыть одной. Я аккуратно вылезла из его объятий и на цыпочках проскользнула в ванную. Я включила душ и просто встала под струю воды, она всегда помогала приводить мысли в порядок, ведь это моя стихия. Какаши со дня на день вернется в Коноху и обо всем доложит Цунаде. Какое решение примет она — обязательно расскажет Джирайя. Вряд ли Хатаке продолжит поиски, возможно будет нести в своей душе надежду, но причинять себе намеренно боль раз за разом не станет. Акацуки стали действовать. Нужно как можно скорее все обсудить с Итачи и отправить отчет отшельнику. Он обязан спрятать Наруто. Джирайя сделает все, что в его силах. Мы с Итачи своим самоуправством подставили организацию под удар. Нам этого не забудут. Ситуация накаляется. Вдруг вода стала холодной. Я отскочила в сторону и вжалась в стену от неожиданности. Вчера он стоял на этом месте… В голове заиграли воспоминания. Я прикусила губу. Эти отношения, хотя их таковыми назвать сложно, появились ниоткуда. Мы знали друг друга около месяца, встретились пару раз в кабинете Пейна, побывали на двух миссиях, но все зашло очень далеко. У нас нет будущего, да мне и не хотелось. Итачи — моя временная слабость. Всю якобы схожесть, взаимопонимание — придумала сама и идеализировала до абсолюта. В моем сердце было место лишь для одного мужчины, который теперь должно быть ненавидит меня. Я сама ступила на этот тернистый путь, устланный жертвами, болью и опасностями. Еще одна связь только все усложнит. Бедра сжались, чувства боролись с разумом. Даже если все искренне, то к чему это приведет? Мы вернемся в штаб и станем друг другу вновь чужими, как в момент знакомства. Рано или поздно кто-то из нас погибнет от рук опасного противника или от гильотины правосудия. Это неизбежно. Тело еще помнило боль от того задания Какаши. Меня передернуло. А что, если пустить все на самотек? Будь что будет, тем более неизвестно, что обо всем думает сам Итачи. Этот вариант казался самым привлекательным, ведь подсознательно мне не хотелось все заканчивать. Но всегда что-то может пойти не по плану, какой тогда будет расплата? Узы не так просто разрывать. Это было пройдено мной на практике. А может Учиха — это попытка заткнуть дыру от потери Хатаке? Я продолжала лишь задавать себе вопросы, на которые не могла найти ответы. Но из дискуссии с самой собой выявилась одна аксиома — мое прошлое навсегда останется прошлым. Вчера, на границах двух стран, была проведена эта черта. Я выключила воду и подошла к зеркалу. Настала пора еще кое с чем покончить. От милой Хани осталось наследство, что всегда ношу с собой. В ящике шкафа нашлись ножницы. Я внимательно взглянула последний раз на девушку в отражении, с которой нас разделяло больше, чем объединяло. — Прощай, — произнесла я вслух. Длинные локоны падали в раковину один за другим, вскоре заполнил ее доверху. С каждой отрезанной прядью исчезали оковы прошлого. От густой гривы, доставшейся мне в наследство от Хаширамы, не осталось из следа. В этот момент умерла Хани и родилась Ханаки. Из зеркала на меня больше не смотрела любимая дочь прославленных родителей, наследница великого клана, покорная спутница, приветливая жительница Конохи, добросовестная работница архива. В глазах заплясали бесята, отныне я — шпион в коконе отступницы, преступницы и безжалостной женщины, разбивающей сердца своим близким. В моих мыслях больше не будет сомнений насчет правильности однажды принятого решения. Этим обременяла себя Хани, но не будет мучать Ханаки. Итачи проснулся от стука в дверь, это нам принесли завтрак. Он, заспанный, тяжело встал с постели и забрал поднос с едой. Прошел мимо меня, пожелав доброго утра, а затем, застыв на месте, вновь обернулся и посмотрел непонимающим взглядом. — Нравится? — с небольшой издевкой спросила я, сидя на стуле. — Немного непривычно, — с ноткой растерянности ответил напарник. — Давай поговорим о нашем с тобой общем деле, — предложила я. Он посерьезнел, сел на стул напротив меня и приготовился слушать. От вчерашней нежности не осталось и следа, а может и к лучшему? — Мне надо отправлять отчет. А у нас с тобой много нерешенных вопросов. — Так спрашивай, — надев маску непоколебимости, ответил Итачи. — В чем состоит конечная цель Акацуки? Он внимательно изучал мое лицо своими черными глазами, в них пока не было холода. Учиха чувствовал перемену моего настроения и искал ответ в языке тела. — Сбор и запечатывание всех биджу для создания оружия, которое будет держать в страхе весь свет, таким образом установив мир, — непринужденно ответил мой собеседник. Слова знакомые, но в них чувствовалось столько противоречий. Преступники S-ранга собирались навсегда остановить войну, идя к этому цели кровавой дорогой? Или цель оправдывает средства? — Как давно Сасори в организации? — Давно, он состоял в ней еще до моего прихода. — А Дейдара? — Не так давно, как его напарник. Тсукури я вербовал лично. — Что насчет Хидана с Какузу? — о них мне было известно меньше всего. — Хидан вступил в Акацуки незадолго до тебя. Как я уже говорил, у Какузу были некоторые недопонимания с напарниками, поэтому он убивал их. На пустующее место отлично подошел Хидан, ведь он бессмертный. Мои брови резко поднялись от удивления. Вот так сюрприз. Способности членов организации каждый раз поражали воображение. Что дальше, может кто-то из них управляет гравитацией? Но этот вопрос остался при мне. Мы прошлись еще по Какузу, Кисаме, Конан, Пейну. И выяснилось, что последний способен на мои самые смелые предположения. Каждый из них, при желании мог прихлопнуть меня, как муху. Вовремя мы с Итачи нашли общий язык. Когда очередь дошла до Зецу, то парень призадумался, а потом ответил: — Видишь ли, в его теле будто бы два человека. Черная половина враждебная, а белая более доброжелательная. Его никогда не отправляли на миссии, по крайней мере, я о них не знаю. Поэтому его способностью могу назвать лишь перемещение, которые ты видела в штабе Орочимару. Он — глаза и уши организации, хранитель секретов. Пожирает трупы бывших Акацуки, иногда передает приказы Пейна. Все это необходимо сейчас же сообщить Джирайе. Итачи внезапно активировал шаринган, и будто бы прочитав мои мысли, сказал: — Стой. Я покорилась и застыла на месте. Из потолка показался Зецу. — Пора, — бросил он и тут же исчез. Немногословно. — Выбери место поудобнее, — обратился ко мне Учиха. — Запечатывание займет несколько дней. Мое тело только реабилитировалось от нашей странной миссии, теперь еще одно испытание. Но делать было нечего, приказ есть приказ. Парень показал мне печать внутренней концентрации и объяснил, в каком объеме и направлении нужно высвобождать свою чакру. В следующую секунду я очутилась в темной сырой пещере, стоя на огромном каменном пальце. Дежавю устроило в сознании цепь электрических разрядов. Мне всегда казалось, что те сны в больнице — это хитрая игра сознания под действием медицинских препаратов. Что же это все значит? Справа от меня стояла проекция Итачи, остальные члены организации были во плоти. — Приступим, — объявил Пейн. Уродливая статуя раскрыла свой рот, из него появились потоки чакры в форме драконов. Они вгрызались в тушу биджу, и я сразу почувствовала, как силы потихоньку стали покидать меня.