***
Цунаде сидела в кресле напротив меня, запрокинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. Напряженный взгляд делал ее похожей на строгую учительницу. Я старалась держаться спокойно, не выдавая эмоций. Мне было не столько боязно, сколько неловко. С моего пятнадцатилетия родители перестали контролировать каждый мой шаг. А сейчас же старшая Сенджу была явно озадачена моей пропажей. При прощании Джирайя дал мне инструкцию, как вести разговор, а сам остался на горе Мьебоку, якобы тоже озадаченный моими поисками. — И где тебя носило? — с раздражением спросила она в очередной раз. — Тебя это не касается, — вновь грубо отвечала я. Мы находились в семейном поместье. Цунаде уже неделю проживала здесь вместе с Шизуне, изводя себя переживаниями. Последняя же подслушивала наш разговор из коридора. Мне было стыдно смотреть в глаза матери, поэтому я с притворным интересом изучала внутренний двор, что был припорошен тонким слоем снега. Зима отступала, ее старательно пыталась заменить весна. Цуне потихоньку тонула в жерле раздражения. Деревянный подлокотник кресла из последних сил держался под железной хваткой ее ладоней. — Я спрошу в последний раз. Где тебя носило? — не унималась она. Цуне не шутила, так как в действительности больше не станет повторять этот вопрос. Мне было указано довести ее до кипения однобоким ответом, а потом уже начать свой страстный монолог. Я, тяжело вздохнув, резко обернулась в сторону и бросила кунай, что все это время покоился во внутреннем кармане куртки, в бумажную ширму. Металл пронзил ее насквозь и воткнулся в деревянную дверь. Мать вздрогнула от неожиданности, но быстро привела себя в чувства. — Как мне надоело ваше мнимое беспокойство, — прошипела я. — Никто из вас никогда не думал, что мне действительно нужно. — Что ты несешь? — недоуменно спросила Цунаде. Ее брови медленно ползли вверх по лбу, будто бы сопротивляясь желанию сохранять самообладание. — Неприятно слышать о себе правду? — каждое слово звучало подобно яду. — Тогда послушай еще. Ты залетела от извращенца, что с детства только и ждал момента, чтобы затащить в тебя койку. Потом в тебе сыграла слабость, поэтому не смогла сделать аборт. Бросила меня младенцем и ушла на войну, потому что не хотела видеть мое лицо, так как оно напоминало тебе о том, что ты потаскуха. Затем в тебе заиграла жалость, и ты подобрала меня в доме Хирузена, словно я уличный котенок. Таскала меня по городам, свалила мое воспитание на Шизуне. А сама пьянствовала, играла в карты, проигрывала деньги, рыдала по ночам. Бедная Цунаде, пожалейте ее все! Подлокотник не выдержал и разлетелся на щепки. Она пружиной подскочила от гнева и тут же оказалась всего в десятке сантиметров от меня. Ее челюсть свело, что придало ей звериный оскал, ноздри колыхались от тяжелого дыхания, создавалось впечатление, что из них вот-вот выйдет пар. Я никогда не видела ее такой, поэтому животный страх защекотал кишки. Пусть мои слова и были утрированной правдой, но она не заслуживала такого обращения. В моей душе не таилась обида за детство. Но обстоятельства требовали мерзких поступков. — Не смей так разговаривать со мной! — воскликнула Цунаде. — Ха, ты же ее не дослушала! — я сверлила ее взглядом. — Отдала меня Джирайе, пытаясь сбросить с себя груз материнства. Требовала называть себя по имени. Ты кукушка! А сейчас требуешь почтения? Поздно ты опомнилась! Хватит играть в… Не дослушав помойное ведро, которое я старательно выливала на нее, она дала мне пощечину. Резкий звук заполнил все помещение. Удар был сильный, но не настолько, чтобы нанести серьезные увечья. Я отлетела в сторону на несколько метров, схватилась за больное, уже покрасневшее место, и зло посмотрела на нее. Цунаде повернулась спиной, чтобы проигнорировать мою провокацию. Ее спина трепыхалась от гнева, а кулаки сжимались так сильно, что сквозь кожу просвечивались белые костяшки. Все согласно вербальной методичке. Джирайя за много лет изучил свою подругу по воспитанию, поэтому предсказал все в точности до буквы. Мне было искренне жаль мать. Больно наблюдать за тем, как страдает человек, который подарил тебе жизнь. Но на кону стоял весь остальной мир, и в такие моменты не до сентиментальностей. — Вы не смогли дать мне любовь, семью, внимание, — продолжала язвить я. — Даже не смогли сделать из меня достойную куноичи. Меня тренировали два легендарных санина, кому расскажи, так они рассмеются! Клан Учиха вырезали, а где клан Сенджу? Некогда великий и уважаемый. Да от нас осталось одно только имя. Внучка Хаширамы пускает наследство по миру на утехи. Прадед, наверное, переворачивается в гробу. — Какая цель у твоей речи, Ханаки? — не оборачиваясь, холодно спросила Цунаде. Я вскочила на ноги, сконцентрировала чакру в кулаке и разбила окно. Стекло разлетелось на осколки, некоторые из них застряли в моей коже. На паркет закапали маленькие капельки крови. Мать не решалась повернуться, так как панически боялась виды красной жидкости. — Восстановить великое имя клана. Никто в меня не верит. Вы с Джирайей вечно сетовали на мою бесталанность. Какаши решил сделать из меня домохозяйку. Хватит! Мне нужна сила! — Имя значит… — с горечью прошептала она. — Клан — это прежде всего традиции, которые чтятся. — Сенджу — это сильные шиноби, — парировала я. Цунаде стала издавать что-то похожее на смех, что становился все громче и громче, а затем он превратился в истерический стон. — Выметайся из дома моей семьи! — резко заявила она. — Можешь податься к Орочимару. Передай ему, что я отрекаюсь от тебя. Добавь еще, что ты ненавидишь Коноху. Эта гадюка с радостью примет тебя, обучит всему! Иди! — крикнула Цуне и на последнем слове обернулась ко мне лицом, бросив разочарованный взгляд. Я молча вышла из гостиной, резко распахнув дверь раненой рукой. Шизуне охнула от неожиданности. В ее взмокших глазах читалась печаль. Ее сжатые ладони в замок покоились на груди. По ее щекам хлынули слезы. Она прикусила губу, чтобы попытаться подавить плач. — Ханаки… — всхлипнула женщина. Ей было все равно, что я сказала матери. У нее разрывалось сердце от того, что я покидаю отчий дом. Она была мне ближе родных родителей. Шизуне, стоя передо мной, препятствовала проходу. Возможно это наша последняя встреча. Мне искренне не хотелось, чтобы она запомнила меня именно такой. Внутри горело желание прильнуть к ней, разрыдаться на плече, сказать, что сожалею о всех произнесенных словах. Женщина смотрела так пронзительно, будто бы заглядывая прямиком в душу. Моя маска непоколебимости стала трескаться. У меня задрожал подбородок. Еще чуть-чуть и все рухнет. Я зажмурила глаза и побежала изо всех сил, оттолкнув Шизуне в сторону. — Ханаки, твоя рука! — крикнула вслед она. Рука! Можно подумать! Знала бы ты, моя милая Шизуне, насколько моральная боль может заглушать физическую… Я выбежала на улицу, окинула взглядом напоследок родовое гнездо и ушла прочь. Пускай с этим домом у меня не так много воспоминаний, но покинуть его было тяжело. Это первый серьезный шаг по лестнице, ведущей в новую туманную жизнь. Трехэтажное деревянное здание с облезшей краской и старой черепицей, с увядшим садом, с раскидистыми фруктовыми деревьями, с небольшим прудом и тонкими насыпными дрожками из камней осталось далеко позади. Но это лишь начало сложного пути. Теперь мне предстояло встретиться с ним.***
Климат страны Льда ощутимо контрастировал с климатом страны Звезды. Нам больше не приходилось обливаться водой, чтобы охладиться, и с завистью поглядывать на каждую тень. Ветер с северного моря приносил с собой холод на континент. Все вокруг было покрыто инеем. Наши ботинки скользили по заледеневшим дорогам. Небо хмурилось, укрывшись за серой пасмурной пеленой. Невысокие невзрачные здания сливались на общем фоне. Задать вопрос напарнику о битве с Ханом мешал страх. Большую часть времени Тоби был нетипично молчалив. Что-то заметно повлияло на его поведение, но что именно — загадка. Недолгим, но опытным путем мы выяснили, где может находиться нуждающийся в помощи заложник. Когда пункт назначения показался на горизонте, напарник подал голос: — Ты готова, Ханаки-чан? Его внезапный вопрос несколько смутил меня, но я все же уточнила: — К чему? Он почесал маску, а затем пояснил: — У тебя доброе сердце, Ханаки-чан, поэтому смерть Хана далась тебе тяжело. Это очень трогательно, но мы на задании. Ты готова? Откровенные слова Тоби настораживали. На ум не приходил подходящий ответ. В голове вертелось много мыслей, но вместо лукавых вариантов я решила сказать в ответ правду: — Я сама не знаю, но миссию выполню, не беспокойся. Напарник пристально посмотрел на меня единственным глазом и, выдержав небольшую паузу, произнес: — Тебе стоит привыкнуть к боли. Этот мир прогнил и не осталось ничего, кроме страданий, — каждое слово подчеркивалось холодностью голоса. Но затем Тоби резко рассмеялся и зашагал вперед. Я еще некоторое время стояла на месте, смотря ему в спину, обдумывая сказанное. Каждый произнесенный звук отзывался сейчас тождественностью глубоко в сердце. Мы притаились на чердаке и, стоя на четвереньках, прислушивались к разговорам людей внизу. Удача или человеческое невежество, а может и все вместе, сыграли нам на руку. Если верить словам тех, за кем мы сейчас следим, то даймё Земли находился в этом доме. Силы противника оставались неизвестностью. Под нами было, по меньшей мере, около десяти человек. Они пока не обнаружили наше присутствие, но это не значит, что где-нибудь в здании не притаился серьезный противник. Битва с Ханом, извлечение биджу, запоздалое лечение и долгая дорога оставили серьезный след на моей боеспособности. — Ханаки-чан, — шепотом обратился Тоби, — долго мы еще будем здесь сидеть? — Пока они не уйдут. — У меня уже колени затекли, — тихо захныкал напарник. Он сменил серьезность игривостью. — Прекрасно, — безразлично ответила я, пытаясь сосредоточиться на шуме снизу. Тоби надоело неудобное положение и отсутствие моего внимания, поэтому, чтобы приблизить действие, он ударил кулаком по полу. — Черт! — рявкнула я. Мой напарник делал все не во имя миссий, а будто вопреки им. Это никак не коррелировалось с его реальным положением в Акацуки и со сменой амплуа. Если бы под оранжевой маской не скрывался Учиха Мадара, то я бы давно перерезала ему глотку во время сна, даже невзирая на спасение моей шкуры. Какузу же убивал своих спутников, а я не думаю, что они хотя бы на толику были столь же невыносимы, как Тоби в такие моменты. Внизу все закопошились. Я резко встала на ноги и левой пяткой ударила пол. Он стал трескаться, а под нами образовалась дыра. Я сгруппировалась и мягко приземлилась, Тоби же неуклюже махал руками в коротком полете и плюхнулся на живот. Мужчины вокруг были шокированы подобным зрелищем. Они явно ожидали увидеть элитных убийц, а не гастролирующий цирк. Противники были вооружены до зубов. Один в руках с катаной, другой сжимал меж пальцев сюрикены, третий держал булаву, следующий был с двумя кинжалами — и так по кругу. Я приняла боевую стойку, ожидая нападения. Тоби все стоял на четвереньках, почесывая макушку. Волосы всех присутствующих засыпало белой штукатуркой. — Если вы отведете нас к господину феодалу, то останетесь в живых, — твердо заявила я. Мужчины, оболваненные дурацким поведением моего напарника, засмеялись в унисон. И с каждым новым его медвежьим движением гогот усиливался. Один из них в хохотливом припадке схватился за живот. Тоби наконец-то поднялся и стал стряхивать грязь с рабочего плаща, не обращая внимания на реакцию людей. Мне было крайне неприятно быть объектом для насмешек, поэтому я бросила кунай в одного из мужчин. Оружие просвистело над его головой и, сняв надетую шляпу, воткнулось в стену. Они резко посерьезнели от моего действия. — Делаю одолжение в последний раз! Отдайте нам даймё, тогда не пострадаете. — Да что ты, — грубо ответил один из них и харкнул себе под ноги. Я засунула ладонь в поясную сумку, нащупала еще один кунай, готовясь обороняться. Противники не заставили себя ждать. Худощавый бросил в нас сюрикены. Я бросила кунай, который прибил к стене ладонь нападающего, а сама прогнулась назад, уклоняясь. Тоби присел на корточки, прикрыв ладонями макушку. Прозвучал злой крик: — Сука! Все остальные тут же кинулись на нас, взяв в кольцо. Мы с напарником прижались спиной к спине. Косматый человек, оставшийся без шляпы, занес булаву, чтобы размозжить мне череп. Я присела на левой ноге, подсекла его правой и отскочила в сторону. Его тело, двигаясь по инерции, с грохотом рухнуло на пол, а его булава проделала огромную дыру в паркете. Деревянные щепки впились ему в глаза, от чего он завопил не своим голосом. Я сформировала в руке водяной бумеранг и бросила его в остальных. Двум из присутствующих снесло головы. Их шеи превратились в настоящий кровавый фонтан, что с большим напором брызгал в потолок и в окружающих. Противник с катаной успел рассечь ею мой бумеранг. Он побежал на меня, чтобы косым ударом вспороть мне живот. Я подобрала за волосы одну отрубленную голову, что еще кровоточила, и с силой огрела его по лицу. Он отлетел в дверь вместе с башкой. Тот, что был прикован к стене, бросил мне в спину кунаи. Тоби вновь сжался комочком. Я схватила мертвое тело и использовала его как щит. — Где феодал Земли? — я вновь повторила вопрос. — Поищи в своей щели! — бросил кто-то сзади. За спиной послышались быстрые шаги. Я, прижав левую ногу к груди, с оборота ударила нападающего в пах. Он, сжавшись от боли, кубарем покатился по полу. — Дрянь! — визжал пострадавший. — Ой! — будто бы разделяя боль оппонента, пропищал Тоби. Покалеченные, но все еще живые, кроме ослепленного, поднялись на ноги, чтобы вновь драться. Они не казались мне людьми, являясь сейчас мишенью. В нас опять полетели кунаи, сюрикены и кинжалы. Напарник вытворял чудеса акробатики, потешно уклоняясь от угроз. Я схватила застрявшую в паркете булаву двумя руками и, раскрутившись на месте, отбила все оружие, а затем метнула ее в одного из присутствующих, раздробив тем самым череп. Булава проделала дыру в стене и с шумом упала на пол в коридоре. Осколки костей черепа вместе с кусочками мозгов разлетелись по сторонам. — Кто ты такая? — с ужасом в голосе спросил мужчина с катаной в руках. — Твоя смерть, — прошипела я, вновь сформировала в руке водяной бумеранг, кинула его, а он вспорол поперек ему брюхо. Из разреза на все туловище вывалились кишки. Противник упал сначала на колени, а затем врезался лицом в пол. Я перехватила бумеранг и запустила его в сторону. Он прошелся по коленным чашечкам трех других оппонентов. И они завопили от ранений. Оставшиеся мужчины гурьбой бросились в коридор, пытаясь спастись. — Тварь, я доберусь до тебя! — отчаянно закричал ослепленный. Я подошла к нему, присела на корточки и повторила вопрос: — Где даймё? Вместо ответа он плюнул мне в лицо. Его вонючие слюни медленно стекали по моей щеке, от чего стало очень брезгливо. Я вынула сюрикен из спины трупа, что лежал рядом, воткнула ему между ребер, медленно проворачивая в разные стороны. Мужчина визжал, словно свинья, которую ведут на убой. Он стал извиваться. Я поймала его за сломанный нос, сильно сдавив пальцами. — Прекрати, сука! — орал от боли пострадавший. — Где даймё? — перекричала его я и отпустила нос. Мужчина закрыл лицо ладонями, пытаясь приглушить ощущения, но после ответил: — В подвале! — Сколько вас здесь? Он опять плюнул, но уже мимо цели. Я достала из его ребра сюрикен, приставила лезвие к паху и сказала: — Если ты думаешь, что я просто убью тебя, то ты ошибаешься. Я разрежу тебе штаны и медленно буду вспарывать твою мошонку, затем вытащу яйца и затолкаю тебе в рот. — Ты больная сука! — с испугом воскликнул мужчина. — В доме сорок человек, включая заложника и феодала Льда. Десять людей шиноби разного уровня: от чуунина до джоунина. Я похлопала его по щеке, словно собачку, и молча вышла из комнаты. — Ханаки-чан, у меня от тебя мороз по коже, — боязливо заявил Тоби. В коридоре было чисто. Сбежавшие видимо сидят в засаде. Длинное помещение упиралось в широкую дверь. За ней нас явно уже ждали. Я создала теневого клона, который резко открыв дверь, успел бросить два куная со взрывными печатями прежде, чем раствориться под гнетом оружия. Послышался грохот. Память двойника передалась мне. На первом этаже около пятнадцати человек, готовых к нападению. Я выбежала на лестницу и, сконцентрировав чакру во рту, произнесла: — Стихия воды: режущий поток. Струя разделила семь неторопливых недотеп надвое. Шум техники, ломающейся мебели и человеческих криков заполнили первый этаж. Один из них сложил печати крысы, змеи и тигра: — Стихия земли: поток каменной волны! Каменные глыбы с большой скоростью неслись в мою сторону. Я спрыгнула с лестницы вниз, а они за мной. Я разбивала их кулаками, но все без толку. Техника не закончится пока не достигнет цели. Ее хозяин стоял на месте, держа печать. Я взобралась на волну и побежала по ней на противника. Он, увидев это, остановил технику, она градом посыпалась на пол. Я подпрыгнула и ударила оппонента правой ногой, затем подняла его за шиворот и швырнула на острую каменную пику. Его позвоночник с хрустом сломался об нее. Затаившаяся агрессия вырвалась наружу. Мое тело двигалось отдельно от разума. Гуманизм утонул экспрессивной жестокости. Если эти люди не цеплялись за собственные жизни, тогда почему я должна сожалеть об их гибели? Им важнее деньги и поручения, нежели чем возможность увидеть свое будущее. Я метала кунаи, наносила удары ногами и руками. Все происходило так быстро, что глаза не успевали различать детали пространства. Когда противников в помещении не осталось, то я остановилась на месте, осматривая комнату после боя. Не осталось целой мебели, чистых стен, здоровых людей. Меня окружали человеческие останки, разорванные на части, орошенные кровью. Тоби вновь похлопал в ладоши. Он оказался зрителем танца полного насилия.