Нукенин из клана Сенджу

      Дуэль прошла по каноническим правилам, со всей доблестью, честью и уважением к оппоненту. Не в словесной оболочке, а в практической реализации — это активация режима мудреца, боевые стойки и начало спарринга лицом к лицу. Противостояние не продлилось долго. Наследник клана Учиха — не самый завидный противник в ближней схватке. Я старалась предугадывать его атаки по движениям стоп, чтобы не оказаться в объятиях смертоносной иллюзии. Меня хватило на несколько минут.       Уловка Итачи сработала: я мельком глянула на его правую ладонь, а затем последовало оцепенение. Все тело сначала налилось раскаленным свинцом, что в следующую секунду мгновенно застыл и сковал мышцы. Веки, последовав за явной безысходностью, распахнулись сами собой. По кроваво-красному небу неестественно медленно расплывались дымчато-серые облака, многочисленные заводи испарились с поверхности земли, зеленая трава иссохла и превратилась в солому, что вполне сгодилась бы на корм скоту. Все первичные признаки пространства так и кричали о жаре, которую вот-вот сменит яростная гроза. Но по коже все равно бежали мурашки, горло обжигал холод, а кончики пальцев немели, теряя чувствительность. Страх, неизведанной природы, царапал когтями стенки черепа. Я медленно дышала, чтоб не терять самообладание и придумать, как можно выбраться из положения.       Учиха был неподвижен, словно скала, холоден, будто бы родился в царстве вечной мерзлоты. Он с самого утра не особо приветлив. Итачи в очередной раз потерял веру в наше плодотворное сотрудничество. В его глазах не отражалась душа, в них читался непробиваемый барьер, что выстроился между нами после череды разочарований. — Ты — обуза, Ханаки, — медленно протянул он.       Его слова нисколько не задевали меня, ведь последний год, день за днем я не уставала сомневаться в собственных силах. Не самобичевание, а трезвая самокритичность. — Мадара мне не по зубам, — спокойно ответила я. — Но остальных серьезно потрепать вполне способна. Может даже утащу в могилу кого-то, если повезет, — звучало с некоторым смешком.       На его лице не дрогнул ни один мускул. — Нельзя уповать лишь на удачу.       Беспокойное чувство усиливалось с каждой секундой, одну дрожь тут же сменяла другая. Я находилась в цукуёми много раз, но подобное волнение испытывала впервые. Это не мысли о предстоящей боли или смерти. Итачи мне не навредит — ясно как день. Что же это может быть? — Надеюсь, что ты понимаешь меня…       Но я уже его не слушала, вместо этого я зажмурилась и сконцентрировалась на собственных ощущениях. Нужно разобраться в природе скребущегося страха. До гендзюцу мир был полон разнообразных красок. А сейчас все будто бы застыло. Нет охлаждающей влаги воды, ласкающего ветерка, шуршащей травы, согревающего солнца, снующихся туда-сюда насекомых, осыпающегося песка, а главное — нет привычного порядка. Куда-то пропала та самая нить природной энергии, что систематизировала саму жизнь. Может это последствия воздействия иллюзии на нервную систему? — Итачи, — резко подала голос я. — Ты притупил мои органы чувств?       Он немного опешил от странного вопроса, внимательно посмотрел на меня, нахмурил брови и отрицательно покачал головой. — Я еще ничего не делал.       Я прикусила губу и вновь зажмурилась, но все, что мне удавалось вычленить, так это онемение и холод. — Я должна так мерзнуть?       Учиха подошел ближе и коснулся кончиками пальцев моей ладони, а его глаза тут же округлились от неприкрытого замешательства. Действия были красноречивее любой вербальности.       Вдруг до меня стали доноситься отрывистые гулкие звуки, здесь уже мое лицо исказилось в недоумении. Веки широко распахнулись. Мы несколько минут молча сверлили друг друга удивленными взглядами. Итачи еще крепче сжал мою руку. — Температура тела падает очень быстро, — торопливо и с беспокойство прошептал он. — Только не прерывай технику, — настояла я.       Говорить сложно, силы стремительно покидали меня. — Ханаки, это опасно, — твердо возразил Учиха. — Прошу, — буквально взмолилась я. — Что ты задумала? — не унимался Итачи.       Я немного сжалась, наклонила голову, робко посмотрела под ноги и произнесла: — Мне кажется, что мы не одни в этой иллюзии.       Он смутился еще сильнее, ведь всем со школьной скамьи известно, что гендзюцу в действительности не существует. Гендзюцу — это всего лишь злые проделки чакры одного человека с разумом другого. Но в данный момент шестое чувство подсказывало, что эту аксиому подвергнуть сомнению отнюдь не безрассудно. — Техника направлена только на тебя, — утвердил Учиха.       Я сжала в ответ его ладонь и тихо обратилась: — Не прерывай ее, но и не воплощай ничего. Давай просто пройдемся?       Он смерил меня взглядом, полным скептицизма, но все же пожал плечами и удовлетворил просьбу.       Мы неустанно шли много километров в неизвестном направлении, но ничто не подавало признаков жизни. Пейзаж был постоянен в своей несменяемости. В один момент мне показалось, что я все же ошиблась в своих смелых предположениях. Досада кольнула сердце, но вдруг послышался шум волн. Я оглянулась на Итачи, но он и ухом не повел. Значит только мой слух может уловить эти звуки. Я уверенно побежала в сторону потенциального моря. Спутник не стал задавать лишних вопросов, продолжая участвовать в странной до умопомрачения авантюре. Спустя приличное расстояние Учиха искренне изумился, поняв, что поблизости расположился водоем.       Реальность оказалась смелее любых фантазий. Грязно-оранжевая вода выплескивалась не на берег, а от него. Будто бы у самой каемочки был странный источник вибраций, волнующий воду. Она колыхалась и кипела, параллельно превращаясь в пар. Я присела на корточки и аккуратно коснулась ее, уже готовясь отдернуть руку, чтобы не обжечься, но вместо этого меня передернуло от холода. Я резко выпрямилась и отпрыгнула назад от испуга. По вискам покатились капельки пота. Рефлекс стоил мне большого количества сил. Дыхание заметно утяжелилось. — Что все это значит? — сетовал сам на себя Итачи. — Здесь совершенно другая природная энергия, — прохрипела я.       Он прикрыл глаза, потер переносицу и пробурчал себе под нос: — Выходит, что все это время я не погружал людей в иллюзию, а отправлял их сознание… — Учиха сделал паузу, будто бы опасаясь произнести нелепицу, — в другой мир? В параллельную вселенную? — Судя по всему, у твоего шарингана есть способность открывать некий портал, — я внимательно осмотрелась по сторонам. — Это место иное… Сэннин Моодо здесь работает дольше обычного, но при этом его действие отнимает очень много сил… — Надо проверить, как здесь функционируют другие техники, — умозаключил Итачи.       Я попробовала преобразовать чакру в водяной бумеранг, но ничего из этого не вышло. Мой запас полон, но у меня почему-то не было способности высвобождать его. Все попытки безуспешны.       Учиха молча наблюдал за моими потугами, а затем взял дело в свои руки. Закономерно, что ни одно ниндзюцу у него так же не вышло. Но в одно мгновение небо разрезала черная молния. Ее скрежет оглушал. Резко задул сильный ветер, разгоняющий тучи. Из-за одной из них показался старый самурай в традиционной одежде и жидкой бородкой. Он словно плыл по воздуху в нашем направлении. Я от удивления попятилась назад, а Итачи наоборот посерьезнел и подался корпусом вперед, готовясь обороняться.       Сандалии бесшумно коснулись поверхности бурлящей воды. Лицо старика не выражало дружелюбие. Его рот искривился в некоторой брезгливости. Он надменно вздернул острый нос к верху, скрестил руки за спиной и возмутился: — Мы уже и не надеялись.       Я застыла от шока. Учиха уточнил: — Кто «мы»? — Боги, — фыркнул он и отвернулся в сторону. — Следуйте за мной.       Мы подчинились.       Благодаря порыву ветра из-под черного песка показалась тропинка, вымощенная камнем. — Это путь к Идзанаги, — пояснил старик. — Если оступитесь, то будете вечно блуждать вдоль моря.       Итачи больше не проронил ни слова. Было заметно, что он насторожен как никогда, будто бы находясь в ожидании внезапной атаки. Я лишь считала брусчатку под ногами, пытаясь утихомирить бурные эмоции. Природная энергия возрастала с каждым шагом. Но она не бодрила, а изматывала, поэтому спустя некоторое время стало темнеть в глазах. Учиха, заметив это, крепко взял меня за руку и повел за собой.       Когда вдалеке показалась скала, то ноги вовсе обмякли и подкосились. — Измельчали нынче герои, — недовольно процедил старик.       Итачи посадил меня на спину, я обвила его туловище ногами, а шею руками. На удивление, но былая болезненная худоба куда-то улетучилась. Некогда торчащие кости укрыли собой твердые тренированные мышцы. Я посмотрела на свою левую руку и, к изумлению, отметила, что и она как прежде. Не отвратительно белая и бугристая, а смуглая и гладкая.       На самой вершине в углублении между острыми зубцами расположился рукотворный наспех вырезанный трон, а на нем величественно восседал высокий мужчина. Золотое кимоно струилось на точеном мраморном теле, черные волосы ниспадали до самого пояса, а концы усов касались бедер.       Я с трудом слезла с Учихи. Наш спутник поклонился, мы последовали его примеру. — Отец, — с почтением прошептал старик, — они соизволили явиться. — Сусаноо, присядь-ка ко мне, — приказал мужчина и похлопал по плоской поверхности камня рядом с собой.       Уголок рта Итачи слегка дернулся. Ему все никак не удавалось подвергнуть происходящее сухой логике.       Из-за скал показалось несколько не менее великолепных фигур. Двое мужчин и одна девушка. Один из мужчин был на две головы выше всех присутствующих, его тело сковывали самурайские доспехи, инкрустированные множеством драгоценных камней. Второй был явно ниже, уступая в росте даже старику. У его кимоно был длинный шлейф, на женский манер. Он не ступал, а плыл. Синий шелк наряда украшали причудливые узоры луны и звезд, вышитые серебряными нитками. Но блистательнее всех была девушка. С тиары на лоб свисало медное солнце. Длинные локоны касались подола персикового кимоно. Тяжелое ожерелье щедро усыпано рубинами. Радужка глаз манила, словно мед. — Кагуцути, Цукуёми, Аматэрасу, — поприветствовал их мужчина, сидящий на троне. — Отец, — хором поклонились они и сели подле его ног.       Все присутствующие смотрели на нас с неподдельной досадой. Итачи специально кашлянул в кулак, требуя объяснений.       Мужчина скрепил ладони в замок и начал: — Мое имя — Идзанаги. Я тот, кто вышел из мира богов и вместе со своей женой Идзанами создал вас, людей.       Мой рот самопроизвольно открылся от услышанного, а тело Учихи напряглось еще сильнее. — Наш мир находился в постоянном хаосе, — продолжал Идзанаги. — Идзанами нашла этому решение. Мы разделили мироздание на две равные пропорции — «инь» и «ян». Вы называете это «светом» и «тьмой», но это не совсем верно. Они и правда противоположны, но в другом значении. Одно — духовное, а второе — материальное. Между ними крайне важно соблюдать тонкий баланс, но много столетий назад все нарушилось. Моя жена стала богиней царства мертвых и сошла с ума. Она затаила на всех нас обиду и поклялась убить, но лишить богов жизни — не самая простая задача. И у нее родился коварный план. Идзанами перестала срезать волосы и все духовные силы бросила на то, чтобы их отрастить. Долгие годы они пробивались через толщу из нашего мира в ваш. И они пробились, прижились и дали плоды. Ваш предки прозвали его «божественным древом», поклонялись ему, но все же опасались, и не напрасно. Аматэрасу раскусила ее, отправилась в подземное царство, чтобы предать собственную мать огню, а затем заковать в цепи, но было поздно. Идзанами успела одурманить одну людскую принцессу, ее звали Кагуя. Она вкусила плод того дерева и обрела божественную силу, вы именуете ее «чакрой».       По всему телу рассыпались мурашки. Даже Итачи уже не мог держать достойно маску непоколебимости. Он тяжело выдохнул. — Вас она возвышает над остальными, вы с момента рождения тренируетесь, чтобы убивать как можно эффективнее. Человечество извратило божественную силу и превратило ее в оружие. Я создал вас, чтобы предотвратить хаос, а не посеять вражду, — со скорбью закончил Идзанаги. — Но если все и правда так, как вы говорите, то уничтожьте наш мир, — немного вопросительно ответил Учиха. — Это невозможно, — резко заявила Аматэрасу. — Наши миры неразрывно связаны, если погибнет «материальное», то умрет и «духовное». Мать нарушила баланс, подарив людям силу богов. Каждый раз, когда кто-то в вашем мире использует чакру, то сотрясается наш мир. — И какой же выход? — уставшим голосом поинтересовалась я. — Вы должны уничтожить «божественное древо» и убить тех, кто пытается воскресить Кагую. Со временем брешь между нашими мирами начнет зарастать, а люди постепенно перестанут иметь способность использовать чакру. Баланс восстановится, хоть и спустя столетия, — объяснил Цукуёми. — Они не поняли ни единого слова! — возмутился Сусаноо. — Взгляните же на их лица и пустые застывшие глаза!       Он утвердил пусть и обидную, но абсолютную истину. — Согласен, — пробурчал Кагуцути. — Они первые избранные, кто вообще смог предстать перед нами! — парировала Аматэрасу и раздраженно глянула на воинственных братьев. — Отец, сестра права, — спокойно отметил Цукуёми.       Идзанаги проницательно посмотрел сначала на Итачи, затем на меня. В его глазах горел огонь надежды. — Мы неустанно слабеем, — признался бог. — Если раньше мы все вместе могли контролировать само время, то сейчас мы, конечно, можем оборачивать что-то вспять, но есть предел, который с каждым разом заметно укорачивается. Последний раз он составил всего три десятилетия. Боюсь, что вы — наш последний шанс, — слова звучали с отчаянием. — Отец, боюсь, что им стоит все немного прояснить, — вновь подал голос Цукуёми. — Как только на нашем небе загорается красная звезда, то мы берем ее энергию и отправляем в ваш мир. Она приобретает физическое тело — так рождаются избранные. По человеческим меркам, это случается крайне редко. Для порядка мироздания богам запрещено вмешиваться в дела мира людей, но положение отчаянное. Нам приходится рисковать и нарушать собственные правила, чтобы спасти самих себя. К сожалению, как уже было сказано, мы слабеем и все меньше можем влиять на материальный мир. Каждый из нас старался помогать, оставлять подсказки для избранных, но в конечном итоге от этого не было никакого толка. — Все герои достигали невообразимой силы, — добавил Идзанаги. — Они использовали «духовное», чтобы подчинить все «материально», касались мастерства, но не мудрости. Пытались поменять мир, загнать в собственные рамки, а не принять его.       Его речь кольнула сердце. Идзанаги пристально посмотрел на меня с пониманием. — Не так ли, Ханаки? — обратился бог.       Я солидарно кивнула в ответ, ведь это именно то, что прояснилось мне совсем недавно. Та самая истина, которую так необходимо донести до людей. — Никогда бы не подумал, что те болваны смогут воспитать избранную, — прыснул Сусаноо. — Мы же им помогали, — кокетливо хихикнула Аматэрасу. — Время в мире богов течет куда медленнее, чем в вашем, — заявил Кагуцути, — но и оно движется. Ваши физические тела для остальных сейчас просто застыли на месте. Чтобы избежать неприятностей, у вас есть всего несколько минут по человеческим меркам. Здесь же — это несколько недель. Распорядитесь ими как следует, — закончил воин, поднялся, поклонился отцу и спрыгнул со скалы. — Хоть в чем-то я с ним согласен, — прошептал Цукуёми. — Вам предстоит понять, что такое чакра на самом деле, научиться соединять «инь» и «ян» и применять их в материальном мире, — строго произнесла Аматэрасу. — Ханаки, прекрати поглощать природную энергию. Она разрушительна для твоего физического и духовного тела, — мягко посоветовал Идзнаги.       Я покорно кивнула и последовала его рекомендации.       Аматэрасу и Цукуёми проводили нас в пустыню из черного песка, что соседствовала с огромным фиолетовым озером, больше напоминающим море. Они объяснили, что их мир очень давно был похож на наш, но из-за нарушения баланса он стремительно меняется, повсюду происходят катаклизмы. Все водоемы изменили свое течение, небо залилось кровавыми слезами, день перестал сменять ночь. Им неустанно приходится бороться с землетрясениями, ураганами, смерчами, наводнениями и извержениями. — Если вы отправили в наш мир избранного, допустим, пятьдесят лет назад, а он не справился со своей задачей, то вы просто поворачиваете время вспять? — поинтересовался Итачи. — Все верно, — кивнул Цукуёми. — Раз предел сокращается, то может существовать вероятность того, что возраст избранного превышает допустимый предел, не так ли? — все не унимался Учиха. — Именно. — Соответственно, душа избранного так и остается жить в нашем мире в физической оболочке, когда вы отправляете туда еще одного? — Да, — вновь подтвердил Цукуёми. — Если быть точнее, то мы делим энергию красной звезды на две равные части для баланса, — пояснила Аматэрасу. — Следовательно, в мире людей за короткий промежуток времени рождаются сразу два героя. — А с чем это связано? — уточнила я. — За всю историю лишь двое людей смогли физическим телом подчинить «тьму» и «свет». Это Кагуя и ее сын — Хагоромо. Первая сошла с ума от собственной власти, а второй так и не смог постичь мудрости Отца. Двое его сыновей — ваши далекие предки, породившие вражду между Учиха и Сенджу. Мир погряз в еще большем хаосе, к тому же, Кагуя провела его вокруг пальца и оставила себе возможность для дальнейшего воскрешения, не без помощи нашей матушки, конечно же. — Боги тоже не всевластны и совершают ошибки, — несколько грустно произнес Цукуёми. — Наблюдая разочарование за разочарованием, отец пришел к выводу, что избранные сами должны искать истину. — Прям уж, — нарочито недовольно прыснула Аматэрасу, — мы им всегда помогали. — Но с каждым разом все меньше, — спокойно напомнил ей брат. — Одни теряли голову от собственного могущества, другие отказывались, не видя для себя выгоды и уповая на нашу силу, а третьи проигрывали. — Так вы же сказали, что мы первые, кто предстал перед вами, — заметил Итачи. — Все верно, — игриво ответила Аматэрасу, — когда-то у нас была возможность общаться с вами сквозь барьер между мирами, но уже много столетий нам остается лишь одно — пытаться намекать. — Ты сильно разошлась без отца, держи себя в руках, — шепотом одернул сестру Цукуёми. — Мне впервые за столько лет выпал шанс пообщаться с кем-то, кроме семьи, — развела руками в стороны Аматэрасу. — К тому же, ты как никто другой знаешь, что я питаю слабость к Учихам, братец.       Итачи немного нахмурился, но все же промолчал.       Мы устроились у одной из самых больших дюн. Боги-наставники заботливо провели очередную лекцию о мироустройстве. Оказалось, что черное пламя Итачи в действительности принадлежит самой Аматэрасу, иллюзия — это портал в мир богов, а если конкретнее, то сразу в чертоги Цукуёми. А воин из чакры — это призыв одного из подчиненных Сусаноо. Названия техник созвучны с именами богов, потому что древние герои знали об истоках собственных сил. Со временем связь между техниками и богами улетучилась из памяти людей, а названия остались, передаваясь из уст в уста сквозь поколения.       Мы оба с пристальным вниманием слушали Аматэрасу с Цукуёми, стараясь не упустить ни единой детали. Но они внезапно прервались, объяснив это тем, что для первого раза информации достаточно, и приказали медитировать. В этом вопросе я уже гуру. — Вы чувствуете чакру, но не можете ее использовать, потому что в нашем мире все состоит из нее. Чтобы приблизиться к силе богов, вам нужно взять все органы чувств под контроль. Ханаки, — обратился Цукуёми, — найди в себе энергию «инь». Итачи, в тебе больше сокрыто «ян». На это уйдут дни, а может быть и недели. Но только ощутив эти грани, ваши души смогут слиться в единое целое, тогда-то вам и откроется тропа к артефактам, да и не только к ним, — заговорщицки подытожил наставник, взял свою сестру под локоток и удалился.       Мы сейчас как никогда точно отражали друг друга. Круглые глаза, полные вопросов и недоумения, в телах дрожь, появившаяся от бурлящих противоречивых эмоций, изогнутые и одновременно нахмуренные брови, вздутые ноздри и поджатые губы. У нас не было сил советоваться. Каждый пытался упорядочить произошедшее в голове, понять, сон это или явь.