Нукенин из клана Сенджу

      Биологические часы не успели адаптироваться под временные особенности данной местности. Сложно сказать, сколько мы сидели на одном и том же месте. К тому же, одной из основ медитации является смещение центра внимания с окружающего пространства на собственные ощущения. Я практиковала это годами, поэтому быстро смогла абстрагироваться, но Итачи пришлось сложнее. Бесспорно, он куда лучше меня держал эмоции под контролем, скрывал действительное от посторонних, но это не имело ничего общего с медитацией. — Ханаки, мне нужен твой совет, — с неким стеснением обратился Учиха.       Я лениво распахнула веки и посмотрела на него. — Я ощущаю дыхание, сердцебиение, бурчащий желудок и вереницу разрозненных мыслей, но на этом все, — несколько разочарованно констатировал Итачи. — Так и должно быть на первых порах, — непринужденно и ободряюще ответила я. — Попытайся сначала почувствовать свою кожу, затем представь, что она становится твердой, словно стенки сосуда, но он должен быть пуст. Нужно обособиться от органов чувств, понимаешь? Внутри тебя ничего не должно быть. Пустота, а в ней ясное сознание.       Он смотрел внимательно, но его глаза округлялись от непонимания с каждым услышанным словом. Учиха устало выдохнул, закрыл глаза и произнес: — Буду пытаться.       Прошли часы, а возможно и дни, но Итачи старался изо всех сил. И в одно мгновение из глубин омута разума меня вернули следующие слова: — Мне кажется, что я понял принцип. Что дальше, Ханаки?       Внешне он выглядел более уверенно, нежели раньше. В черных глазах поблескивал озорной огонек, который так и жаждал новых открытий.       Я продолжила погружаться в себя сквозь эмоции, навязчивые мысли, яркие картинки и прошлое, утопая все глубже в мрачной пустоте. Темнота внутри не пугала, а наоборот успокаивала, спасала от былого и будущего. Она фиксировала в моменте, в безмятежном настоящем, растягивая мгновение между быстротечными секундами. Я представила себя на поверхности водной глади в самую безлунную ночь. Все в мире умерло, кроме моего сознания.       Моя стихия обволакивала самые потаенные уголки души. Здесь больше не было разума. Лишь первородное состояние рассудка без животных инстинктов и культурных ограничений. Я вернулась в оболочку субстанции, что еще не появилась на свет.       И вдруг образы калейдоскопа стали проноситься вереницей, представляя собой странное подводное течение. Я медленно погружалась на дно, а жизненные сцены легонько колыхали меня. Они были одновременно яркими, но при этом никак не освещали темноту, будто бы двигаясь не перед глазами, а прям внутри них.       Я крепко уцепилась рукой за одну из них и тут же оказалась в углу просторной палатки. Был слышен сильный вой ветра, ритм хлестких капель дождя, оглушающий гром и надрывистый женский плач. Природа горевала вместе с ней. Холод и сырость заставляли ныть мышцы и кости.       Блондинка в форме шиноби Конохи судорожно металась из одного угла в другой, явно отчаянно пытаясь что-то найти. Она спотыкалась, но вновь вставала, вытряхивала сумки и переворачивала немногочисленную походную мебель. Это Цуне. — Черт, — выругалась она на всхлипе.       Мама крепко сжала стеклянную баночку с пилюлями в руках так, что аж костяшки побелели. В следующую секунду сосуд вместе с содержимым разлетелся на части от столкновения с землей. Цунаде продолжила странные поиски, а затем, обессилев, обмякла посреди палатки и продолжила душераздирающий плач. Ее обветренные губы тряслись, будто бы осиновый лист на ветру, взгляд пустой и безразличный, не желающий жить. Сердце резко кольнуло, а эта боль дала понять, что она не так давно узнала об участи Дана.       По коже пробежался мороз, ведь я никогда не видела свою мать в подобном состоянии. Я попыталась броситься к ней, чтобы утешить, но тело сковали тиски, не давая возможности пошевелиться. Значит моя участь — быть безропотным наблюдателем.       Сложно сказать, сколько она просидела на одном месте, но под очередной грохот грома Цунаде повернула голову в сторону. Ее взгляд напоролся на белую бутылку, что неудачно спряталась под спальным мешком. Мама встала на четвереньки и протянула руку к ней. Надпись гласила: «Саке». Она, застыв на пару секунд, визуально изучала ее, будто бы принимая решение. Несколько мгновений, отрывистое движение и горячительный напиток уже согревал ее горло. Цунаде делала большие глотки, кашляла, жмурилась, плакала, но не прекращала пить.       Шторки у входа распахнулись. В палатку вошел высокий молодой парень. Это Джирайя. Он с ярко выраженным беспокойством уставился на боевую подругу. — Я смотрю, что ты уже нашла себе успокоительное, — с некой горечью произнес отец.       Мама сделала последний глоток, вытерла рот рукавом и прошипела: — Иди к черту.       Вдруг все погасло, а я вновь погрузилась во тьму. Сначала в голове крутилось множество вопросов. Я не могла понять, почему попала именно в этот эпизод прошлого. Но затем пришло осознания. В эту ночь моя жизнь начала отсчет. Не просто так внезапно исчезли нужные лекарства, Цуне не случайно нашла бутылку спиртного. Меня привела на свет бутылка саке, какой вздор! Но в действительности юмор ситуации заключается в том, что это правда. С этого момента пошел не только мой отсчет, но и алкогольной зависимости матери. Все могло бы быть по-другому, если бы предыдущие избранные справились со своей задачей…       Как только в мыслях утвердилось четкое умозаключение, то я оказалась уже в новом месте. И так раз за разом.       Цунаде с ужасом отреагировала на свое неожиданное положение и сразу же решила сделать аборт, даже не посоветовавшись с Джирайей. Вряд ли бы последний что-то изменил, ведь дети должны рождаться от большой любви, а не от связи в хмельном бреду. Она была настроена серьезно, но в одну злополучную ночь ей приснился сон, в котором трехлетняя я испуганно держала ее за халат и смотрела взмокшими глазами, что выражали надежду. Наблюдая за этим из будущего, можно понять, что Цукуёми не сидел на месте. Он по назначению использовал свою власть над ночью и дар провидца. Несмотря на внешнюю грубость, Цунаде все же сердобольная. И боги лучше остальных осведомлены об этом. Долго ее переубеждать не нужно. Мать клюнула и, сама того не зная, проглотила наживку.       Я и ранее не испытывала иллюзий, сродни пиетету, перед таинством собственного рождения. Но одно дело что-то понимать и о чем-то догадываться, а совсем другое — наблюдать своими глазами со стороны. Если бы мне не пришлось пройти тернистый и извилистый путь, то наверняка бы затаила обиду на родителей. Но практический болезненный опыт привел меня к пониманию таких слов как «принятие», «неизбежность, «неотвратимость», а самое главное — «жизнь». Так должно было произойти, на этом точка. Никаких эмоций, лишь факт.       Одно событие продолжало сменяться другим. Вот Итачи впервые увидел меня в закусочной, поедающей вместе с Джирайей данго после удачной тренировки. Мои волосы торчали в разные стороны, со лба стекал пот, щеки пульсировали от прилившей крови, на руках и ногах ссадины, а рот набит лакомством. Я глотала один шарик за другим, даже не успевая жевать, а отец лишь смеялся надо мной и строил планы на следующий день. Учиха был частым посетителем этого места, мы же в тот вечер забрели туда случайно. Джирайя внезапно потерял вдохновение из-за плохого сна, всю ночь у него над ухом жужжали голодные комары. И он, ввиду отсутствия настроения, от скуки решил уделить время мне, что, собственно, дало закономерный результат. Это точка отсчета интереса Итачи ко мне.       И так в каждом из временных промежутков я находила следы проделок богов. Слухи об Акацуки до отца дошли не просто так, западня, в которую попал Какаши, тоже произошла не сама по себе, сны… Мучавшие меня сны — не ночные кошмары, а ключи к пониманию будущего. Цукуёми пытался изо всех оставшихся сил достучаться до меня и Итачи. Нам самими создателями предначертано быть вместе — аксиома. Но останется ли наша связь такой же сильной при выполнении предназначения — вопрос открытый. Все, что происходило с нами, должно было привести к настоящему моменту. Никаких случайностей и совпадений, холодный божественный расчет. Но сыграет ли их последняя ставка?       Все померкло вновь, а передо мной появилась громоздкая дверь из черного дерева, на которой вырезан символ «Инь».       Она распахнулась самопроизвольно. Меня затянуло внутрь магическим сильнейшим магнитом. Тело просто не смело сопротивляться.       Глаза ослепила яркая вспышка света. Я с опаской разлепила веки и удивилась увиденному. Меня окружили густые темно-фиолетовые тучи. Их гонял туда-сюда шквалистый ветер, создавая завесу. Я прикрыла лицо ладонями и двинулась вперед по загадочной вымышленной тропе, в конце которой ждала неизвестность. Но мы с Итачи зашли слишком далеко, чтобы отступать. Сверху сорвалась стена сильнейшего ливня. Все тело за секунду продрогло, а одежда промокла до нитки. Подобного дождя не было даже в Аме.       Очередной порыв ветра сбил меня с ног, на мгновение дыхание сперло. Я сгруппировалась и легла комочком на твердый каменный пол. — Мы уже не властны над собственными чертогами, — послышалось эхом. — Наш мир на грани апокалипсиса.       Я настороженно глянула одним глазком в сторону. Сквозь пелену стал проступать размытый силуэт. Он приближался медленно и плавно, словно тень. — Добро и зло, любовь и ненависть, смелость и трусость, черное и белое, север и юг, небо и земля, мужчина и женщина, Инь и Ян, — басом пел мужчина. — Одно не может существовать без другого. Встань же, Ханаки Сенджу.       Я покорно подчинилась команде и увидела перед собой Сусаноо. Он сложил руки за спиной, ноги расставил по ширине плеч. Гримаса напряженная, а в глазах упокоился траур. Бог потерял всякую надежду на спасение.       Он с прищуром посмотрел вдаль и спросил: — Что ты испытала?       Я сделала глубокий вдох и ответила: — Принятие. — Ты чувствуешь в себе силы, чтобы все исправить? — Я ощущаю решимость к действию и сделаю все от себя зависящее, остальное в руках судьбы. — Судьба, — легонько усмехнулся Сусаноо и краем глаза глянул на меня. — Разве не боги ее вершат? — Нет, — твердо заявила я. — Вы — лишь часть мироздания. — Фамильярность? — Понимание, — настаивала я. — Боги — не вершина всего сущего, не начало и не конец. Даже если наши миры рухнут, то пустота вновь разделится на противоположные субстанции. Жизненный цикл забьет новым ключом. Вы, так же, как и мы, боретесь за свою судьбу. Между нами существует огромная разница в желаниях и инстинктах, но одно едино — страх смерти.       Мышцы его лица мгновенно расслабились. Он повернулся и посмотрел на меня с еле уловимой лаской. Зримое напряжение улетучилось. — Между нами и правда не мало различий. В вашем мире ценится сила, богатство, мастерство. Признают того, кто создал самую опасную технику, изучил больше всех дзюцу. Но к реальному пониманию чакры это имеет никакого отношения, — Сусаноо взял небольшую паузу. — Ханаки, лишь ты одна из людей на моей памяти смогла постичь жизнь. В твоей власти сакральное знание, примени его правильно.       Бог сделал несколько шагов назад и вскинул руки вверх. Обе ладони пронзила молния и через секунду в них оказался искусный меч, что продолжал искриться и сверкать, подобно природному явлению. Сусаноо протянул его мне. Я крепко сжала рукоять, инкрустированную аметистами и сапфирами. От клинка не веяло металлическим запахом крови, он не окутывал могильным холодом, предназначаясь не для убийства, а для чего-то большего. — Меч Тоцука, — завороженно прошептала я, будучи ошеломленной находкой. — Твой друг приложил много усилий, чтобы его отыскать, — спокойно напомнил Сусаноо.       Я кратко кивнула в ответ и произнесла, продолжая любоваться искусной работой таинственного кузнеца: — Это было заведомо ложное мероприятие. — Именно, — отозвался бог. — Это клинок могла получить только избранная, добравшаяся до собственного «Инь». — Так интересно выходит, — едва усмехнулась я. — Мне думалось, что мир не вращается вокруг противоположностей, а оказалось…       Сусаноо резко перебил меня: — Не совсем верно. Мир вращается не только вокруг противоположностей, между ними существует множество оттенков.       Услышав собственные мысли из прошлого, облаченные в слова, я нахмурила брови и с интересом посмотрела на собеседника. — Избранные — противоположности от природы. Почему вы рождаетесь именно мужчиной и женщиной? Потому что в вас сокрыта энергия звезды, разделенная на две доли. Но при этом в вас много схожего, потому что это помогает соблюдать тонкий баланс. В каждом человеке вне зависимости от пола есть обе энергии — «Инь» и «Ян». Просто в женщине больше «Инь», а в мужчине «Ян». — Тогда почему в обители женской энергии встречает мужчина? — искренне недоумевала я. — Противовес, — заговорщицки ответил Сусаноо. — Помни про баланс, Ханаки. Без него все в мире обречено на погибель… — Где мы сейчас? — Ваши астральные тела с помощью портала Итачи попали в духовное измерение. Здесь любая медитация и погружение в сознание реальны, потому что все вокруг нематериально, смекаешь? Ты не путешествовала внутри себя, в грезах и фантазиях, а воплощала все в действительность. И одна созданная модель, следуя за другой, привела тебя в мои чертоги. Ты не находилась все это время в состоянии покоя, а действовала. Твое тело в материальном мире и правда застыло, а дух наоборот. К моим чертогам нет специальной карты, только боги знают сюда дорогу, но не люди, пусть даже и избранные. — Что с Итачи? — несколько взволновалась я. — Если он справился с испытанием, то должен беседовать с моей сестрицей, — непринужденно ответил Сусаноо, затем вздернул острый нос к верху, отвернулся и направился вперед. Мне ничего не оставалось, как молча следовать за ним.       Как только Сусаноо совершал шаг, то облака пред ним рассеивались, будто бы кланяясь хозяину чертогов. Меня же в спину подгонял ветер. Потолка вовсе не было видно, но с него изредка срывались дождевые капли. Мы ступали по лужам, проходили через небольшие заводи, пока не дошли до арки из грубо отесанных каменей. За ней не было ничего, лишь уже знакомые туманные дали. Но бог целенаправленно прошел через нее. Я смерила его затылок скептическим взглядом, но по-прежнему последовала за ним.       Правая стопа еще не успела коснуться земли и почувствовать под собой опору, как перед моим взором предстала бескрайняя пустыня, откуда все и началось. Из-за одной из дюн показалось два силуэта. Даже по зыбкому песку Аматэрасу не шла, а плыла, словно прекрасный лебедь. Итачи держался прямо, не забывая про свою природную стать.       Мы же, в свою очередь, стояли на месте. В черных глазах Учихи неприкрыто плясал озорной огонек, что пробудился от долгого сна. Его усыпили обязанности, обстоятельства, разногласия, болезнь, смерти. Но сейчас он очнулся, ведь Итачи обрел надежду на будущее, перспективы которого были преданы забвению.       Аматэрасу, подойдя к нам, улыбнулась, легонько хлопнула в ладоши и произнесла: — Тысячи лет попыток прошли не зря. — Будем на это надеяться, — буркнул в ответ Сусаноо.       Мы с Итачи молча смотрели друг на друга с явной заинтересованностью во взглядах. И тут я заметила за его спиной что-то большое и круглое. Учиха уловил мое любопытство и, не проронив ни слова, повернулся ко мне затылком, дав возможность рассмотреть диковинку. Большой металлический диск отражал лунный свет. Начищенная до блеска бронза будто бы искрилась. Я коснулась щита подушечками пальцев и провела ими по всей окружности. От него веяло теплом, сравнимым с домашним очагом. На душе сразу становилось уютно, комфортно и безопасно… — Зеркало Ята… — с благоговейным придыханием прошептала я.       Аматэрасу одобрительно закивала и восторженно объявила: — Один прохвост украл мое пламя из храма и в нем выковал этот щит. — Помню, как ты злилась, — колко подметил Сусаноо.       Богиня состроила гримасу детской обиды, сложила руки на груди и парировала: — Конечно, а кому будет приятно, когда кто-то забирает его вещи? Но я быстро успокоилась, потому что зеркало Ята прекрасно. Я же не слепая и могу признать, что тот кузнец сотворил шедевр. — Да уж, — бросил Сусаноо и посмотрел на меня. — Она отправила беднягу вон на ту звезду, — и указал на одно из светил небосвода. — Он хотел щитом призывать меня, когда ему вздумается. А теперь у него есть возможность любоваться моей красотой вечно, — хитро хихикнула богиня. — Но сейчас не об этом, — холодным тоном сказал Сусаноо. — У вас осталось мало времени, поэтому ближе к делу. — Да, — внезапно посерьезнела Аматэрасу и внимательно посмотрела на Итачи. — Зеркало Ята, как и в ваших людских преданиях, и правда способно защитить от любой техники, но есть свои нюансы, — ее голос звучал удрученно. — Как вы уже не раз слышали, мы слабеем изо дня в день. Черное пламя моей сестры, что дает ей жизнь — не исключение. У прочности щита есть предел. Сложно сказать, сколько он прослужит в бою, вам придется проверять это на практике.       Мы с Учихой тождественно кивнули в знак понимания. — С мечом Тоцука то же самое, — тихо прошептала богиня. — Поэтому не используйте наши дары попусту. — Реликвии начнут трескаться, а затем разлетятся на мельчайшие осколки, да такие, что их по всему миру разнесет ветер, — несколько поэтично пропел Сусаноо. — Но не это главное! — чувственно воскликнула Аматэрасу и пронзительно посмотрела на нас двоих. — Вы достигли пика, а это значит, что ваши души готовы слиться.       Ее струящиеся локоны, складки шелка и драгоценные украшения колыхались на ветру. Медные солнца на лбу богини позвякивали, соприкасаясь друг с другом. Между нами повисла тишина. И лишь еле уловимые звуки пространства напоминали, что время здесь все же не остановилось.       Сусаноо подошел поближе к Итачи, положил ладонь на плечо и, пристально вглядываясь в бездонные черные глаза, вкрадчиво промолвил: — Все, с чем вам пришлось преодолеть на жизненном пути, вело именно к этому, — он сделал небольшую паузу. — Реликвии — это лишь приятный подарок за старания. Знание дает вам абсолютную силу. — Но использовать ее вы способны лишь вместе, — несколько робко подметила Аматэрасу. — Именно, — кашлянул в кулак Сусаноо, как бы прося сестру не перебивать. — Вы, полностью обладая собственным духовным началом, можете соединить Инь и Ян. — И что это дает? — будто бы настороженно уточнил Учиха и изогнул одну бровь. — Все навыки станут едиными. — Понятнее не стало, — честно выпалила я и бросила скептичный взгляд в сторону Аматэрасу.       Она, в свою очередь, заправила один из своих локонов за ухо, сделала шаг в сторону и начала речь: — Ваши стихии будут усиливать друг друга. Например, вы оба обладаете стихией воды, следовательно, техника на ее основе будет в два раза мощнее. Ханаки, — обратилась богиня, — ты способна моментально исцелять небольшие повреждения, Итачи сможет так же. Итачи, — теперь она посмотрела на напарника, — шаринган позволяет тебе предугадывать действия противника, Ханаки сможет так же. — Но за все есть своя плата, — подал голос Сусаноо.       Аматэрасу тождественно кивнула и продолжила: — Физические ощущения тоже будут ярче и делиться на вас двоих. — То есть, — недоумевала я, — если мне сломают ребро, то Итачи почувствует аналогичную боль. — Более того, — добавила богиня, — боль от подобного переломала будет намного острее, чем обычно.       Я нервно сглотнула. Учиха потупил взгляд на песок под ногами, а затем виновато прошептал: — Ханаки будет чувствовать мой недуг… — Да, — так же тихо ответила Аматэрасу.       По коже пробежались мурашки, ее будто бы колола тысяча маленьких иголочек. Это были отголоски сопереживания. Учиха был склонен к тому, чтобы взваливать на свои плечи грузы ответственности. И сейчас он погрузил на себя очередной камень. Я непроизвольно коснулась кончиками пальцев тыла его ладони. От мимолетного контакта он кратко и едва заметно вздрогнул. «Прости меня», — прозвучало в его мыслях. «Мне не за что тебя прощать», — пропела моя душа в ответ.       Итачи крепко сжал мою ладонь, выпрямил спину и посмотрел на богов. В его взгляде читалась решимость, преодолевшая последние сомнения. — Баланс должен быть восстановлен любой ценой, — твердо заявил Сусаноо.       Мы кивнули в ответ. — Остерегайтесь человека в маске, он не тот, за кого себя выдает, — вдруг донеслось откуда-то сверху. На макушке одной из дюн вальяжно сидела стройная фигурка. Это был Цукуёми. — Ханаки, Какаши поможет тебе.