Нукенин из клана Сенджу

      «Йондаймё райкаге Эй-сама, Суна в лице совета старейшин и годаймё казекаге Собаку но Гаары дает согласие на проведение ассамблеи каге трех из пяти Великих стран.       Состав делегации от Суны следующий:       годаймё казекаге — Собаку но Гаара;       член совета старейшин — Акасуна но Чиё;       телохранители казекаге — Собаку но Темари и Собаку но Канкуро.       Коноха от лица совета старейшин и меня, годаймё хокаге Сенджу Цунаде-химе, и Суна от лица старейшин совета и годаймё казекаге Собаку но Гаары предлагают для проведения ассамблеи резиденцию даймё страны Огня.       Состав делегации от Конохи следующий:       годаймё хокаге — Сенджу Цунаде-химе;       член совета старейшин — Шимура Данзо;       телохранители хокаге — Тензо Ямато и Нара Шикаку;       джинчурики девятихвостого — Узумаки Наруто.       Коноха и Суна предлагают вам самостоятельно выбрать двух телохранителей и члена совета старейшин Кумо, прислать список на согласование для последующего рассмотрения его Конохой и Суной.

С уважением годаймё хокаге Сенджу Цунаде-химе».

— Мне же не нужно напоминать, что удостоверяющая печать должна быть один в один? — несколько издевательски спросил Итачи, возвышающийся надо мной.       В это время я сидела на корточках в тени раскидистого старого дуба и делала оттиск поддельной печати пятой хокаге на раскаленном сургуче. В свое время Джирайя держал меня в курсе обо всех событиях, что происходили в деревне. И новые формы документов, и подписи, и печати, и остальное множество бюрократических мелочей просто не могли предаться им забвению.       Я раздраженно оскалилась на реплику напарника и съязвила: — Лучше не оплошай с маскировкой своего ворона, а то все мои старания окажутся зря.       Мы находились на последних этапах подготовки одного большого замысла. Если все пройдет гладко, то буквально со дня на день разразится кровопролитная битва, что непременно войдет в анналы истории. — Кто-то приближается, — внезапно вздрогнула Карин. — Через десять минут будет здесь, — она покосилась вглубь леса, затем прикрыла рот поджатым кулачком и посмотрела на нас. — Давай скорее, — строго скомандовал Учиха. — Знаю, — прошипела я и протянула свиток назойливому надзирателю.       Он резко выхватил письмо у меня из рук, отвернулся, призвал ворона, перевоплотил его в сокола Конохи, а затем стал ходить вокруг него, внимательно осматривая. Птица потешно вертела своей головой, направляя острый клюв то в одну, то в другую сторону. — Есть замечания? — поинтересовался Итачи.       Я, кряхтя, выпрямилась, стряхнула грязь со штанов и на выдохе бросила: — Никак нет. — Не ерничай, — отчеканил Учиха.       Я непринужденно пожала плечами и спокойна ответила: — Порода этих птиц и их экипировка не менялась со времен первого хокаге.       Учиха многозначительно посмотрел на пернатого, что через несколько секунд раскинул свои величественные крылья и взлетел. — Пора, — робко, но в то же время настойчиво вставила Карин, которая явно не желала столкнуться с нежданными гостями.       Мы с Итачи кивнули в унисон и направились обратно в Танзаку.       С этим городом у меня было связано множество воспоминаний из прошлого. Азартные загулы Цунаде, прогулки по ярмаркам с Шизуне, тренировки с Джирайей. Сколько воды утекло с тех пор…       От наивного ребенка, что верил в иллюзию заботливых родителей, впитывавшего непререкаемую любовь Шизуне, я прошла через стадию обиды на единственного рыцаря сердца, что толкнула на детский максималистский принцип, а-ля, ты плохой, а я сделаю еще хуже. Оказалась на распутье между осознанием жестокой реальности и вечным сном сладких грез. Под давлением внешних факторов и внутренних коллизий приняла заманчивый, но жутко пугающий зов к «приключениям». Бросилась в мутный омут опасностей, к которым никак не была готова. Неумелыми шагами шла по пути к цели, что передо мной поставили, совершая параллельно множество фатальных ошибок. Страдала, жалела себя, словно я — самый несчастный человек на свете, на долю которого выпали все испытания этого мира. А потом поближе познакомилась с Итачи…       Не то что бы Учиха претендует на роль радуги, что способна своим световым распадом вызывать улыбку на лице даже самого отпетого пессимиста. Но его биография, пересказанная от первого лица в русле предельного откровения, оказала на меня отрезвляющее действие. Если человек, выросший в условиях жестокой войны, в нежном возрасте вынужденный играть роль двойного агента, убивший собственных родителей и весь клан ради эфемерного пацифизма, что, к слову, так и не был достигнут, вступивший после в ряды самых опасных преступников мира, сохранил в себе гуманизм, веру в лучшее и способность к сопереживанию и сотрудничеству, то мне и вовсе грешно жаловаться.       Он старался как мог не дать мне погрязнуть в зыбучих песках соблазнов, что то и дело вторили внутренним сомнениям. А я выбрала свой путь, устланный трупом отца, скорбью матери и искренней, но потаенной ненавистью к себе. Но если бы я не выбрала этот путь, то пришла бы к тем мыслям, что сейчас главенствуют в сознании, доминируют в вопросах собственной морали и нравственности?       Есть те вещи, что нельзя изменить. Именно эти слова мне повторял Итачи. И эту же риторику исповедовали боги, что… Что уже тысячу лет пытаются противиться своей смерти?       Танзаку никогда не засыпал. Каждый день одно мероприятие сменялось другим: гастроли, ярмарки, выставки. Все в этом городе пульсировало, давая ему энергию. Вокруг царила вьюга сочных красок, ярких запах и звонких звуков. Мы же решили остаться в стороне от пиров наслаждений, сняв скромный домик в пригороде. Здесь было все, чтобы удовлетворить минимальные потребности: спальные места, горячая вода и электрическая плита. А что еще нужно на задании? Немыслимая роскошь.       Нам предстояло переждать в скромном укрытии антракт длиною в несколько дней. Если человек под маской погибшей легенды достаточно вжился в свой образ, то его новой личности присуща величественная надменность, вряд ли он сам будет бороздить леса страны Огня в поисках подвоха. Он направит своего верного пса в лице Зецу для обнаружения улик во враждебной земле. Мы точно не уверены во времени перехвата письма, приблизительные подсчеты опираются на опыт шиноби и внутреннюю интуицию, а они могут давать осечки.       Дни тянулись медленно, их тягучесть усиливалась безмолвностью. Наша троица уже отлежала бока на мягких матрасах. Безделье изнуряло сильнее любой погони. Приступы Итачи усиливались, он в тайне от меня и Карин горстями глотал болеутоляющие пилюли. Но если Узумаки не было дела до состояния Учихи, то от меня ничего не ускользало. Я не лезла к нему с беспокойными расспросами, потому что они могли подорвать и без того шаткий боевой дух. Помимо препаратов напарник прибегал к медитациям, что облегчали симптомы недуга, но все это как мертвому припарка.       Карин же исполняла то, что мы ей некогда приказали. Девчушка покорно отправляла своему грозному наставнику вести о наших активных поисках Акацуки. Я же неустанно точила кунаи, которые скорее всего даже не будут использованы в битве…       В один из вечеров я решила точить орудия для убийства не в душном помещении, а на крыльце, что выходило на крохотный задний двор. Свежий воздух придавал некоторую динамичность дням.       Лязг металла о металл вторил шуму густой листвы, которая колыхалась от порывов ветра. Дверь позади меня открылась почти без единого звука, но деревянная дощечка предательски скрипнула под стопой Итачи. — Не хотел прерывать твои думы, — несколько виновато произнес Учиха.       Я непринужденно пожала плечами, но точить кунай о кунай все же перестала. — Завтра отправляемся в Коноху. — Помню, — ответила я на выдохе, положила кунаи рядом с собой и посмотрела на алое закатное небо. Остался жалкий десяток часов…       Итачи подошел поближе, сел рядом и скрестил ноги. — Ты думала над тем, как тебе может помочь Какаши? — спокойно спросил напарник и тоже вскинул голову к небу. — Да, — честно призналась я. — Но никак не могу взять в толк… — я осеклась. — Понимаешь, если верить словам Цукуёми, то Какаши должен быть знаком с этим человеком. Но также я говорила с Орочимару, который настаивает на том, что способности нашего Мадары — это додзюцу глаз, — и растеряно посмотрела на собеседника.       Он откашлялся от першения в горле, затем повернулся ко мне. Его брови слегка нахмурились от мыслительного процесса. — Орочимару абсолютно прав. Он из клана Учиха, сомнений нет. Но… — Итачи взял небольшую паузу, — Какаши мог знать не один десяток Учих, и ни один из них не попадает под возрастную категорию Мадары. И как мне казалось, все они пали, кроме Саске.       Последнее предложение далось напарнику с большим трудом. И не мудрено почему. Его внутренняя сентиментальность не улетучилась с годами, а лишь уснула под гнетом жизненных испытаний. — Надо говорить с самим Какаши, — констатировала я, взяла рядом лежащие кунаи и вернулась к тому, чем занималась, ведь от беспредметных бесед не было пользы. Итачи понял, что разговаривать дальше у меня желания нет, поэтому молча встал и вошел в дом.       Я сидела на крыльце до глубокой ночи. На улице уже похолодало, порывистый ветер усыпал мое тело мурашками, лезвие достигло пика остроты, а я продолжала концентрироваться на бессмысленном действии, чтобы не утонуть в мыслях о предстоящем.       Карин выглянула в окно и кашлянула в кулак, привлекая к себе внимание. Я раздраженно выдохнула и шатнула головой в знак того, что готова ее выслушать. — Вам бы отдохнуть, — тихо промолвила девчушка.       Я разжала свои ладони и с удивлением обнаружила, что кожа сильно покраснела от трения, а в некоторых местах образовались кровавые мозоли. Узумаки права, мое упрямство не поможет завтра, а второй акт представления должен быть сыгран безупречно от и до. Я медленно выпрямилась и ощутила боль в коленях, что изрядно затекли от пребывания в одном и том же положении. — Спасибо, — ответила с ноткой благодарности я, заходя в дом.       Мы выступили еще до рассвета, чтобы не попадаться никому на глаза. Шли как можно тише, как будто боялись быть пойманными. Но дело не в реальности этого страха, нам с Итачи было сложно вновь вернуться домой.       Прошлый визит в Коноху не предполагал встреч с кем-либо, а теперь нам предстоит предстать перед теми, кого мы предали. Нас молчаливо осудит не меньше сотни пар глаза, а словесно укорят не меньше десятка языков. Было бы глупо рассчитывать на теплый прием, но мое сердце все болезненнее сжималось от мысли о встрече с Цунаде и Какаши.       Если в съемном жилище наша троица в унисон желала того, чтобы монотонные дни скорей сменил второй акт, то теперь все было несколько иначе. Юная Карин в полной мере не понимала, что ее ждет. Поэтому ее волнение перед неизвестным шептало лишь одно: «Пусть все закончится в ближайшее время». Итачи в какой-то степени разделял мои чувства, но его сомнения не были столь сильны, сколь мои. Я больше остальных противилась визиту на родную землю. От этого и бег не был таким же быстрым, как обычно, дыхание сбивалось без видимой на то причины, а ноги будто бы теряли опору. Мне было не до голубого неба, не до густых тенистых лесов, не до птиц и мелких зверушек. В ушах стоял лишь назойливый вой тревоги. Часы сменяли один другой неестественно торопливо. Вот солнце уже клонилось к горизонту, и фауна постепенно засыпала, а это значило, что мы близко.       И когда на рассвете следующего дня с верхушки дерева вдалеке мелькнули величественные каменные головы хокаге, то все стало плыть у меня перед глазами…       Оттенки голубого, красного, зеленого и серого слились в единую грязную палитру. До меня неразборчиво доносился хруст сухих веток, а дальше рывок и чьи-то теплые руки.       Через секунду прозвучал звонкий удар и загорелась щека. — Ханаки! — хрипло рявкнул Учиха, а затем закатился кашлем.       Я распахнула веки. На меня уставилась пара обеспокоенных малиновых глаз. Я зажмурилась и потерла переносицу. — Вы потеряли сознание… — пролепетала Узумаки.       Но я перебила ее жестом наотмашь и раздраженно процедила: — Со мной все в порядке. — Если ты будешь бояться, словно кролик в кустах, то весь наш план пойдет прахом! — с ноткой злости воскликнул Итачи, что только-только отдышался.       От возмущения я резко вскочила на ноги и метнула кунай в Учиху, заранее зная, что он от него увернется. Как и ожидалось, напарник слегка наклонил голову вправо, а наточенное лезвие вошло в ствол дерева, словно в рисовый шарик. Лицо Итачи моментально приобрело сходство с мрамором. Его челюсть сжалась, а губы свело в прямой тонкой ниточке. Он одарил меня морозным взглядом и леденящим кровь голосом и медленно прошипел: — Надеюсь, что с врагами ты будешь расторопнее, потому что подобная атака сработает только на чуунине средней паршивости. — Зачем мне стараться, если меня сопровождает легендарный Учиха Итачи, пусть и вечно задыхающийся, — съязвила в ответ я.       Карин застыла в молчаливом испуге, наблюдая за нашими странными нападками друг на друга. Но мы оба знали, что ярость, выплескиваемая во вне, это лишь попытка сублимации. До Конохи оставалось полтора часа неторопливой прогулки, что означало одно — пора. И лучше, пусть и таким странным образом, перевести дух до того, как мы ступим на эфемерный порог. Я завязала потуже пучок, натянула на голову капюшон и, выдохнув, направилась вперед к неизбежности.       Окрестности деревни в условиях напряженной обстановки просто обязаны охраняться как никогда усиленно. Следовательно, нас должны обнаружить с минуту на минуту. Мы специально продвигались неторопливо, чтобы быть легкой мишенью. Но патрули что-то не спешили… — Карин, — тихо обратилась я к девчушке позади, — никого в округе нет? — В радиусе километра ни души, — отчиталась она. — Надо будет сообщить хокаге о плохой работе подчиненных, — шутка Итачи была произнесена безучастным тоном.       Густой лес редел. Мы держались в стороне от центральной тропы, чтобы вызвать подозрение у патрулирующих шиноби. Потенциально опасные гости не приходят к воротам по главной артерии. Однотипный, пусть и все же родной пейзаж изрядно поднадоел. Я рассуждала о том, а осталось ли на прежнем уровне мастерство членов клана Хьюга, Инузуко, Абураме, Яманака? Выводы неутешительные, раз мы все так же беспрепятственно приближались к Конохе. — Какое им нужно послание? — несколько раздраженно спросила я.       Мои спутники лишь озадаченно пожали плечами в ответ. Нам пришлось пройти еще пару километров, чтобы Карин сказала: — Группа из пяти человек приближается к нам с севера. — Ну, наконец-то, — буркнул под нос Учиха.       Через несколько минут наш острый слух уловил звук торопливого бега. Секунда и глухо захрустели ветки деревьев над головами. Наша троица с поддельным любопытством посмотрела наверх. Знакомые лица тут же исказились от удивления, идентифицировав нас.       Морино Ибики в окружении четырех чуунинов не стал медлить. Он жестом скомандовал своим подчиненным действовать. Изумо спрыгнул вниз и создал болото, в котором завязли наши стопы, а Котецу бросил специальные сковывающие печати. Причудливые пасти зверей объяли нас, обездвижили руки вдоль туловищей. И в таком положении невозможно было сложить печати и использовать ниндзюцу. Пусть данный патруль Конохи и не шибко наблюдательный и быстрый, но довольно сообразительный. Один из чуунинов очутился за спиной у Итачи с ранее распечатанной маской и надел ее ему на лицо.       После этого Ибики спрыгнул с дерева, крепко сжал мой подбородок и, хмуро уставившись в глаза, спросил: — Сколько же в тебе наглости?       В его голосе читалось неприкрытое отвращение. — Столько же, сколько и безрассудства, — со смешком выпалила я, не отводя от него взгляда.       Ухмылка на его лице больше походила на хищный оскал, а многочисленные глубокие шрамы делали гримасу еще более суровой. Каждый шиноби Конохи знал историю этих увечий. Поэтому биография Морино у одних вызывала искренний трепет из-за глубокого патриотизма самого Ибики, а у других неподдельный страх, ведь пережить такое способен далеко не каждый. Он — самый ужасный из тех, на кого мы могли набрести. Этот человек не постоит не перед чем во имя Конохи и своих убеждений. Мой затылок заметно охладел, по нему стекали капельки пота. И дело не в опасении за собственную шкуру, а в том, что ближайшие несколько часов придется мириться с острой непрекращающейся болью. И если мы с Итачи потенциально были к этому готовы, то каково придется Карин? Боюсь, что опыты Орочимару могут показаться ей наслаждением по сравнению с милой беседой с Морино.       Он сразу не сообщит о нас Цунаде, а постарается выудить все самостоятельно в том самом подвале под Восточной стеной деревни.       Ибики резко притянул меня за подбородок так, что мой лоб глухо стукнулся о его протектор. Мужчина продолжал испепелять меня звериным взглядом, словно испытывая жажду крови. — Вы никого не одурачите, — процедил он сквозь улыбку безумца. — Мне неизвестно какого уровня достигла ты, Ханаки, но о твоем дружке ходят легенды. Ваш инфантилизм ясен всем. Не важно зачем вы явились обратно, но помяни мое слово, лучше бы вы сопротивлялись так, как умеете в действительности, — Морино чеканил каждое слово так, что выдыхаемые слюни орошали мое лицо. От этого по телу пробежались неприязненные мурашки. — Ведите их ко мне, нам о многом нужно поговорить!       Чуунины подчинились командиру. Двое из них грубо пихнули в спину Карин и Итачи. А Изумо, подошедший ко мне, тихо прошептал на ухо: — Тебе и правда не стоило возвращаться, лучше бы мы все и дальше считали тебя мертвой, — Камизуки не скрывал своего разочарования, интонация и взгляд так и кричали о переживании за чувства Цунаде и остальных своих товарищей.       Его слова болезненно кольнули сердце, а общественное порицание только началось…       В остальном конвоиры оставались безмолвными. От этого создалось такое впечатление, что им попросту брезгливо вести беседы с нами. Мы прошли несколько километров через лес до Восточной стены. Морино Ибики приложил бумажную печать к одной из дощечек, после чего показалась металлическая дверь. Главный конвоир вынул связку ключей и отомкнул три специфических замка.       Внутри нас встретила длинная лестница, уводящая во тьму и сырость. Дежавю. Эта картина напомнила мне путь до пещеры Рьючи. Нас сопроводили до узких мрачных камер. Атмосфера врезалась в память: редкие факелы освещали темноту, земляные стены, металлические и даже местами ржавые прутья, кандалы с толстыми цепями, что крепились к штырям в полу. Не хватало только пробегающей мимо своры крыс.       Итачи вновь грубо толкнули в спину в одну камеру, Карин в другую, а меня в третью. Единственное, что я попросила у Ибики, так это: — Будьте с Карин помягче, она совсем дитя, — на что мучитель лишь усмехнулся.       Морино приказал четырем патрульным вернуться к работе и держать язык за зубами.       Спустя примерно час он подошел к моей камере вместе с двумя работниками пыточной. Я же отрешенно подпирала одну из стен, все еще находясь во власти сковывающей печати. — Начнем с тебя, крошка, — с вызовом произнес Ибики и вошел в крохотное помещение вместе с подчиненными. — Валяйте, — безразлично ответила я, параллельно мысленно готовясь к предстоящим мучениям.       Он присел на табуретку в углу, закинул ногу на ногу, достал из кармана яблоко и откусил от него кусочек. Двое других мужчин подошли ко мне со спины, схватили за плечи и грубо опустили на колени перед Морино. — Черт, — раздраженно прошипела я, на что Ибики лишь в очередной раз самодовольно ухмыльнулся.       Его лицо в тусклом свете факела выглядело еще более пугающим. Одновременное внешнее спокойствие и внутренняя жажда крови наводили неподдельный ужас на наблюдателя. Даже мне становилось не по себе от созерцания сие представления. А это ни что иное, как часть большого спектакля. В деле психологического воздействия на жертву важна каждая деталь, а Морино как никто другой знал свое дело. Итачи будет непоколебим, а вот юная Карин может сболтнуть лишнее…       Ибики смачно жевал свое яблоко, не говоря ни слова. Его подчиненные будто бы и вовсе не подавали признаков жизни. Тесную камеру заполнял звук чавканья и моего тяжелого дыхания, вызванного неудобной позой и спертым сырым воздухом. — Что ж, — прошептал Морино, съев лакомство, — к чему вся эта наигранная покорность? — Ну, наконец-то, — со смешком ответила я и посмотрела на надзирателя. — Мы пришли предупредить, что Акацуки готовят нападение на Коноху.       Одна бровь собеседника изогнулась от блаженного удивления, после чего мужчина уточнил: — Ты хотела сказать, что ВЫ готовите нападение?       Было бы глупо рассчитывать на то, что нам поверят на слово, поэтому вопрос ожидаемый донельзя. Я легонько улыбнулась и парировала: — Разве на нас форма той организации или протекторы нукенинов? — Ты думаешь, что меня способна одурачить смена нарядов? — стоял на своем Ибики. — Ситуация странная, согласна, но именно из-за этой странности вы до сих не прибегли к пыткам, не так ли? — мой вопрос звучал несколько издевательски.       Он, хищно улыбаясь, кивнул и несколько раз тихонько похлопал в ладоши. — Ты отнюдь не глупа, Ханаки, — Морино поднялся с табурета, подошел ко мне, взял за подбородок и обратился вновь. — Я не дам лживым речам одурачить материнское сердце. Ты не сопротивляешься, так что мне мешает сгноить тебя и похоронить под стеной Конохи? — его глаза заметно округлились в странном безумии.       Я зажмурилась и тихо прошептала: — Потому что вы любите Коноху возможно больше всех на свете.       В следующую секунду я обомлела от шока. Он легонько похлопал меня по левой щеке, затем отрывисто погладил и произнес: — Техника призыва: камера пыток.       Я распахнула веки и обнаружила, что нахожусь в металлической клетке. Больше никакой сковывающей печати, на всех конечностях железные кандалы. Мое тело подвисло над странным механизмом с множеством шестеренок разной величины. Через короткое мгновение меня объяли тонкие металлические прутья. Их давление оказалось настолько сильным, что я непроизвольно пискнула от боли, а на глаза выступили слезы. — Теперь ты мне все расскажешь! — самоуверенно воскликнул Ибики.       Единственное, что могло хоть как-то радовать так это то, что он начал с меня, а не с остальных. Натяжение оков усиливалось с каждой секундой, я стиснула челюсть до хруста и случайно прикусила язык до крови. Кто знает, сколько мне еще предстоит провести в этой клетке болевого безумия… — Меня зовут Ханаки Сенджу. И я нукенин по принуждению, — прошипела я сквозь невыносимые ощущения. — И кто же это тебя принудил? — заговорщицки поинтересовался Морино, стоящий в противоположном конце клетки.       Очередной рывок натяжения. Я сглотнула и глубоко выдохнула. — Джирайя.       Стабильно хищная гримаса мучителя резко исказилась от искреннего шока. Он моментально взял себя в руки, и крайнее удивление сменилось праведным гневом: глаза почернели, ноздри вздулись, а губы поджались. — Да как ты смеешь, — хрипло шипел Ибики, легонько качая головой из стороны в сторону. — Он… он…       Я перебила его спокойным вкрадчивым голосом, не отрывая взгляда: — Он всегда шпионил для Конохи и был настоящим патриотом, поэтому, когда он узнал об Акацуки, то понял, что нашей деревне нужен свой человек в их рядах. Отец мог доверять только мне. И несмотря на родительскую любовь и переживания, Джирайя долгие месяцы готовил меня к этой роли, — монолог изредка прерывался на всхлипывания от пыток, но когда он подошел к концу, то я почувствовала, что тиски несколько ослабли. Морино же стоял на одном месте и ни разу не шелохнулся. Его рот чуть приоткрылся от удивления. А выражение лица стало немного мягче. — Допустим ты говоришь правду, — его слова звучали растеряно, он изо всех сил не хотел верить мне, но в глубине души понимал, что подробности об Акацуки, которыми при жизни Джирайи обладала Коноха, можно было узнать лишь изнутри. — Но что тогда с тобой делает Учиха Итачи и эта девчонка?       Желала бы я ответить, что судьба куда прозаичнее наших представлений о ней, но не стала. Мы с Итачи договорились, что правда о нем может быть обнародована лишь после смерти и не секундой раньше. Придуманная легенда — продукт не только лишь внутренней чести и избегания сомнительной славы, но и практической необходимости.       Если все вывалить как есть на верхушку деревни, то мы непременно подвергнемся процедуре допроса с крайним пристрастием, чего нельзя допустить. Лучшие из клана Яманака проникнут в глубины чертогов разума и узнают, что именно мы спровоцировали нападение на Коноху. Подобное не объяснить и ничем не оправдать. Мало кто окажется способным нас понять, лишь заклеймят в очередной раз предателями. Мы избрали другую тактику, ведь у нас был козырь в рукаве. — У него произошли огромные разногласия с руководством организации. Иными словами, Итачи много знал, поэтому его хотели убрать. Учихе дорога его шкура. Из-за этого он вступил в сговор со мной и Орочимару. И когда меня раскрыли благодаря Джирайе, то он заставил санина спасти меня. — Зачем же ему это? — не унимался Морино. — Он понимал, что только я могу выступить переговорщиком между ним и Конохой. Итачи осознает, что кровь Учих ему не смыть из истории деревни, но он хотел бы получить убежище взамен на сведения и помощь при защите Конохи от Акацуки.       Ибики заливисто рассмеялся в голос, в один момент мучитель даже схватился за живот от хохотливого припадка. Через пару минут он посерьезнел и гордо выпалил: — В Конохе достаточно джоунинов, способных справиться с преступниками вроде вас. К тому же, многие из вашей организации пали от рук правосудия.       Я прикусила язык не от боли, а от осознания, что мой мучитель — самодовольный упертый осел. — Вы не понимаете, о чем говорите! — грубо рявкнула я. — Акацуки обладает десятью боевыми единицами! Один только ее лидер — это не просто шиноби, это человек, наделенный ринеганом и управляющий одновременно шестью смертельно опасными трупами. Ему подвластна даже сама гравитация. А об остальных и говорить не приходится!       Ибики резко сорвался с места, подскочил ко мне и яростно прокричал: — Ты считаешь бойцов Конохи трусами?!       Мы сверлили друг друга испепеляющими взглядами. Оба насупившиеся, словно быки перед нападением. Я перевела дух, прищурила глаза и тихо прошипела: — Изумо не умеет держать язык за зубами. Ставлю пятьсот тысяч рьё на то, что он вместо патрулирования окрестностей сидит на проходной и судачит о произошедшем с Котецу. Через час вся деревня забурлит от новости, что Ханаки Сенджу и Итачи Учиха посмели явиться в Коноху. Какова будет реакция совета, когда он узнает, что вы строите свои козни у них за спиной?       Морино горько ухмыльнулся, осознавая, что мой дар прорицания куда лучше его. — Поэтому будьте добры, развейте свою клетку и доставьте нас к пятой хокаге, ведь судьба деревни решится в ближайшие минуты.