Тишина. Коридоры некогда шумной и полнолюдной резиденции опустели. Работников администрации внезапно отправили в короткий оплачиваемый отпуск, что, конечно же, послужит фундаментом для фантазийной природы самых разнообразных слухов. Двое членов АНБУ позади не подавали признаков жизни, словно они вовсе забыли, каково это — шевелиться. Только лишь назойливый ход стрелок часов твердил о том, что время не застыло в пространстве. Звук торопливых секунд заполнил ушные раковины, засел в голове и перебил даже сердцебиение и сокращения диафрагмы.
Боль. Суставы выли от длительного нахождения в неестественном положении. Кандалы давили ничуть не меньше, чем несколько часов назад. Они продолжали сковывать всё туловище. Кровь уже не поступала ни в предплечья, ни в кисти, от чего мышцы дрожали в непрекращающихся судорогах. Но физические ощущения мало касались моих мыслей.
Страх. Зрачки не отрывались от узора многовековой древесины. Затейливый природный орнамент двери, ведущей в кабинет хокаге, подчеркивал уже местами потрескавшийся лак. Как я ни старалась вслушаться в происходящее «по ту сторону», но так ничего не получалось. Стрелки часов гудели громче свистка паровоза. Мне оставалось лишь догадываться о том, кто сейчас присутствует в том помещении и о чем конкретно идет речь.
Желания. Я со страстной жаждой перемешанной с животным первородным страхом ждала поворот ручки двери. Уже хотелось выть подобно зверю от сводящей с ума действительности. В голове рисовался расплывчатый портрет Цуне, а также неприкрытое осуждение остальной свиты.
Папочка, почему каждый раз реальность оказывается больнее даже самых смелых фантазий?
Я пыталась изо всех сил унять зияющие чувства, структурировать крайне пугающие мысли, но физическая оболочка и сознание будто бы совсем перестали мне подчиняться. Можно сколько угодно прятать чувства, тренировать напускное безразличие, вырабатывать толерантность к боли, но в критические моменты и безусловные рефлексы могут дать слабину.
Внезапно часы умолкли, а коридор заполнил скрип несмазанных петель. Меня за одно мгновение будто сначала облили кипятком, а затем ледяной водой. Тело забилось от дрожи еще пуще прежнего, а рассудок и вовсе обуяла паника. Я не успела и моргнуть, как меня грубо пихнули в спину. Не осталось сил на сопротивление, поэтому, потеряв равновесие, колени с глухим ударом уткнулись в паркет прям посредине кабинета. Зрение не успело считать образы присутствующих. Кожа уловила едва заметное тепло тела Итачи, что так же сидел на коленях слева от меня.
Голова, налившись эфемерным свинцом, сама по себе клонилась вниз.
— Мда-а, — проскрипел старческий голос госпожи Кохару.
Послышался звук приближающихся шагов. Тот, кто навис надо мной, холодно спросил:
— Какова цель вашего визита в Коноху?
Шикаку Нара говорил от лица хокаге, что должно быть просто потеряла дар речи от последних событий. В данный момент больше всего меня волновало моральное состояние матери, что от горечи в горле не могла произнести ни слова. Даже самая сильная в природе любовь дает трещину, если планомерно отравлять ее раз за разом.
Глаза резко стало щипать от накатывающихся слез. Я сильно зажмурилась и лбом упёрлась в паркет.
— Куда же подевалась твоя дерзость? — с вызовом спросил Морино. — Хотя бы представься.
Я проглотила тугой ком, вдохнула как можно больше воздуха и ответила:
— Меня зовут Ханаки, я из клана Сенджу.
— Нукенин из клана Сенджу, — ядовито поправила меня Утатане.
— Так точно, — тихо ответила я и продолжила. — Я покинула деревню по приказу своего отца.
— Да как ты смеешь так очернять доброе имя Джирайи?! — разгневался господин Хомура и тут же очутился рядом, позабыв о своем почетном возрасте.
— Он дал мне специальное задание…
Но меня тут же перебил Ибики:
— На допросе она так же нагло лгала, — от его речей создавалось такое впечатление, что ему не то что обращаться, а даже обсуждать мою персону противно. Что ж, подобная реакция вполне предсказуема.
Папочка, они все имеют полное право ненавидеть меня и осуждать, но почему же молчит Цунаде?
— Всем известно, что Джирайя был искренне предан не только Конохе, но и своим близким. Даже когда Орочимару покинул деревню, то твой отец долгие годы не оставлял попыток образумить своего друга! Неужели ты думаешь, что мы поверим в то, что он подверг опасности свою единственную дочь? Пусть и ради Конохи?! — не спешил успокаиваться Митокадо.
— Задание заключалось в шпионаже за преступной организацией… — несмотря ни на что продолжала я.
— Ну и наглость! — возмущённо воскликнул господин Хомура.
— Я же говорил, — самодовольно хмыкнул Морино.
— У нас не остается ничего другого, кроме как воспользоваться мастерством клана Яманака, — несколько отстранённо и на выдохе произнесла Утатане.
— Иноичи, сколько нужно времени на подготовку? — уточнил Нара.
Все стали перешептываться, как вдруг галдеж нарушил звук удара костыля о пол. Шуршание коротких медленных шагов сливалось с ритмичным постукиванием трости.
— Как хорошо, что подобные решения лежат не в сфере ваших полномочий, Шикаку, — прохрипел Данзо.
Приближенный Цунаде недовольно кашлянул.
— Я ей верю, — тихо произнёс Шимура, подошедший ближе.
— Данзо! — гневно рявкнул Митокадо.
— Ладно эти зеленые олухи, но ты же с Кохару понимаешь, как прилюдное поведение может отличаться от действительности.
— Ну же, — с интересом отозвалась Утатане.
— Я застал первого хокаге, обучался под началом второго, был советником третьего, служил четвертому, а сейчас и пятой. И вот что я хочу сказать всем присутствующим, всем из них когда-то приходилось принимать далеко не человеколюбивые решения, что не вписываются в ваши нормы морали. Все они при посторонних рассуждали о гуманной воле Огня, но за закрытыми дверями нарушали ее постулаты. Единственное, что стоит защиты, так это не жизни отдельных людей, а наследие, что заключается в многовековых традициях. Мы никто без идентичности. И видимо Джирайя это понимал куда лучше, чем все вы вместе взятые. Чего стоит жизнь дочери, когда на кону вековая история и будущее Конохи? Вся моя служба состояла из жертв, но все они оправданы высшим благом.
— Слишком милитаристская риторика, — брезгливо прокомментировал Шикаку.
— Мы с детства воспитываем профессиональных убийц, чего же вы ждали? — с сарказмом обратился к оппоненту господин Данзо.
— Ну что же, давайте теперь спускать с рук все преступления, если они сделаны якобы во имя деревни, — съязвила Утатане.
— Кохару, ты же сама знаешь, что не бывает дыма без огня. Совет Конохи должен относиться серьёзно к любой потенциальной угрозе. Эти двое твердят одно и то же слово в слово, а что, если они не лгут? Тогда мы сами станем преступниками, если не убережём деревню от разрушения.
— А что, если это заговор? — настаивал на своем Митокадо.
— Они в любом случае понесут свое наказание, даже если их слова — истина в последней инстанции. Нам надо готовиться к обороне Конохи. Допустим, никто не пожалует к нам на порог, тогда мы всего лишь парализуем деревню на несколько дней и потеряем определённую сумму денег из-за невозможности выполнения поступивших заказов. Разве это большая плата?
— А процедура допроса? — уточнил господин Хомура.
— На нее сейчас нет времени. И вместо разглагольствований необходимо заняться эвакуацией гражданского населения, — Шимура был непреклонен.
— Допрос необходимо провести, — подал голос Ибики.
— А кто же спорит, голубчик? — наигранно ласково обратилась к нему госпожа Кохару. — Если вы не поняли, то он обязательно состоится, но уже после обороны деревни. Причем лично я настаиваю на создании специальной комиссии, которая отнесётся к делу с особым пристрастием.
— С тобой всегда было приятно иметь дело, — согласился с соратницей господин Данзо.
— Это всё конечно прекрасно, — вкрадчиво произнёс Митокадо, — но стоит еще выслушать позицию Цунаде…
И после его слов повисла тишина. Родное имя, сошедшее с чужих уст, заставило сердце болезненно сжаться. Я сильнее уперлась лбом в паркет, будто стараясь вогнать в него как можно больше заноз.
Все ранее озвученные реплики были предсказаны мною с Итачи, и внезапная поддержка Данзо тоже прошла согласно нашим расчётам. Он никому не позволит утечь секретам Корня за его пределы, поэтому предпримет все меры, чтобы сохранить реальную историю о той ночи в тайне. Но вот следующие действия Цунаде оказались неожиданностью для всех.
Металлические ножки кресла со скрежетом скользнули по деревянному полу. Затем ранее придавленные кожаные подушечки глухо наполнились воздухом.
— Госпожа… — с неприкрытым волнением обратилась к Цуне Шизуне.
Хокаге сначала дышала громко и прерывисто, а затем выпалила:
— Я вынуждена покинуть пост хокаге и передать полномочия Совету Конохи.
— Цунаде-сама! — ошарашенно воскликнул Шикаку.
— Пора бы уже, — под нос прошипел Данзо.
— Она всё же мать, Нара, — одернула его госпожа Кохару. — Цуне, именно в такие моменты хокаге проверяется на стойкость, поэтому не время для принятия поспешных решений.
Хокаге легонько стукнула кулаком по окну, затем всхлипнула и произнесла:
— Если все и впрямь так, как говорит Ханаки, то это значит, что я была абсолютно слепа в отношении своей семьи. Как же я могу тогда управлять целой деревней?
Данзо, должно быть, в этот момент самодовольно ухмыльнулся. Он, как никто другой, был категорически против Цунаде и всего наследия Хирузена, но сейчас старейшина просто вынужден удержать принцессу на посту, чтобы отложить допрос и расследование на «потом», которое может и вовсе не настать.
— Я стала хокаге, чтобы разыскать собственную дочь. И вот она здесь, — её голосом завладела скорбь.
— Ты же понимаешь, что она не уйдёт от правосудия? — с ноткой беспокойства уточнила госпожа Кохару.
— Именно потому, что всё должно произойти согласно букве закона, я и складываю свои полномочия. Я не смогу быть беспристрастной.
— Утатане права, — подал голо Данзо. — Не время драматизировать. Необходимо составить план обороны. И вот когда уже всё закончится, я напомню всем о слабости пятой хокаге в критический момент.
— Никто не сомневается в этом, — зло буркнул Шикаку.
— Не стоит, — одернула подчинённого Цунаде. — Глава Корня абсолютно прав.
Мне было невыносимо больно слушать её дрожащий голос, тяжелое дыхание и всхлипы. Чувство вины за все содеянное не просто сковало, а парализовало. Человек, породивший меня на свет, находился всего в нескольких метрах, но так и не удостоил даже взглядом. Отец испустил дух на моих руках, его тело теперь покоится в земле. Цунаде тоже разделила участь Джирайи, просто её тело будет погребено много позже, когда физическая оболочка потеряет всякую энергию для имитации жизни.
Мне вновь дали слово. Я отрапортовала выученный наизусть текст. На этот раз все слушали исповедь с неподдельным интересом и ни разу не прервали монолог. Когда же речь подошла к концу, то пятая хокаге тихо ответила:
— Вы и впрямь друг другу не противоречите.
Её шепот звучал ровно, но у него будто бы не было никакого наполнения. Пустышка. Но даже она щекотала мою душу. Пробуждала нечто светлое, что пряталось под толщей боли.
Папочка, неужели она всё ещё способна меня любить?
— Но мы не можем им доверять, — напомнил господин Хомура.
— Безусловно, — отозвался Данзо, — поэтому мы предпримем все меры безопасности.
— Напоследок я хочу исправить огрехи собственного воспитания, — по-деловому заговорила Цуне. — Оковы с них не снимать, эту троицу разделить, провести вновь словесный допрос и предоставить отчёт через час мне и старейшинам Конохи. Шикаку, разыщи и приведи Хатаке Какаши, вы оба поможете спланировать оборону деревни. Ибики, твоя задача собрать всех чуунинов и организовать эвакуацию гражданских. Проверьте, чтобы провизии в убежищах хватило на неделю. Если будут какие-то препятствия, то жду незамедлительный доклад. Все свободны.
Было слышно, что она собрала последнюю волю в кулак, чтобы не погрязнуть в болоте отчаяния. Почвой для внезапной решительности послужило не чувство долга, а безоговорочная уверенность в ответственности родителя за преступления ребенка. Она не забыла о докладах АНБУ Конохи, о расправе над даймё Льда, о гибели Джирайи. Но винит Цунаде в этом почему-то себя…
— Это не всё, — остановил всех Шимура. — А как же джинчурики?
Должно быть Наруто успел вымахать за полгода. Возможно мой маленький друг уже и не такой маленький…
— Решение столь деликатного вопроса стоит отложить пока все, кроме непосредственных управленцев деревни, не покинут стены данного помещения, — недовольно проскрипела госпожа Кохару.
— Поддерживаю, — отозвался господин Хомура.
Целый отряд АНБУ за одно мгновение оказался у нас за спинами. Двое мужчин схватили меня за плечи с двух сторон и, встряхнув словно мешок с дерьмом, подняли на ноги. От резких действий я инстинктивно распахнула веки. Глаза защипало от солнечного света, что заливал помещение. Силуэты всех присутствующих увязли в серо-фиолетовых пятнах. Но я заметила, что Цунаде так и не обернулась в нашу сторону. Она рассматривала панораму деревни, скрестив руки за спиной.
Позволят ли мне ее увидеть вновь? Захочет ли она взглянуть на меня? Слезы хлынули по моим щекам. Она, услышав мой всхлип, рефлекторно обернулась. По ее лицу рассыпались искрящиеся на свету капли. Хокаге тут же смахнула их и вновь продемонстрировала свой затылок.
Меня грубо выволокли из кабинета, а затем то же самое проделали и с моими товарищами по несчастью. Карин озиралась по сторонам, будто бы загнанный в угол зверек. Итачи же несмотря на оковы держался гордо, ступал уверенно с идеальной осанкой, как и полагается Учихе.
«Не бойся», — одними лишь губами обратилась я к Узумаки.
***
«Дело дрянь», — всё твердил про себя Данзо.
От количества сегодняшних совещаний голова уже шла кругом. Споры не утихали. Он до сих пор дивился умственной ограниченности некоторых своих коллег. Но во многом, стоит отметить, они были солидарны. Например, Данзо удалось убедить Совет с хокаге в том, что джинчурики необходимо спрятать отдельно от остальных и назначить охрану. Сам глава Корня желал, чтобы охрана состояла из его людей, но это крайне не понравилось Цунаде.
«Как заноза в заднице», — вновь промелькнуло в мыслях Данзо.
Они сошлись на том, что место выбирает Шимура, а стеречь джинчурики будет личная охрана хокаге.
Старейшина размяк в собственном кресле. Кабинет, что находился глубоко под землёй, тускло освещался немногочисленными свечами. Такая атмосфера была по душе Данзо. Ему казалось, что мрак делает его более продуктивным.
Шимура тяжело вдыхал сырой воздух. Раньше несколько сотен ступеней до пристанища он преодолевал с легкостью. Лет пятнадцать назад уже пришлось воспользоваться тростью. Теперь же ему приходилось отдыхать около получаса после спуска. Как бы старейшина не пытался убедить себя, что он всё еще полон сил, но годы брали своё.
Оборачиваясь в прошлое он понимал, что хотел бы прожить другую жизнь. Удручал тот факт, что каменные головы хокаге множатся, а там всё еще нет его портрета. Что в некрологе его опишут как советника, а не правителя. И с каждым днём шансов что-то изменить остается всё меньше. Сколько ему отведено? Час или десять лет?
Как же ему надоело считаться с невежественными глупцами вроде Шикаку, Какаши и прочими мошками. На глазах Данзо разворачивалась история Конохи. Кто, как не он, знает, какую политику нужно реализовывать?
Пусть Цунаде и играла в почтительность со старейшиной, делала вид, что прислушивается к его мнению, но сам Шимура прекрасно понимал, что это не так. Данзо не пустили сегодня ни к одному из этой троицы, что свалилась на Коноху, словно снег в июле.
«Они затеяли какую-то игру», — не выходило у него из головы.
Он искренне злился на Итачи. Глава Корня всё сетовал на то, что понадеялся на этого парнишку.
«Настоящему шиноби не силах вскружить голову ни одна девица. Лучше бы я отдал приказ убить тебя после той миссии», — грыз локти Данзо.
Пусть старость и брала власть над телом, но рассудок его оставался молодым, поэтому и мыслительные способности были всё такими же прыткими, как и когда-то.
«Единственное проникновение в архив за всю историю историю Корня совершил именно ты, Джирайя. Стоит признать, что я тебя недооценивал».
А это значило, что Ханаки говорит правду, но другим не нужно об этом знать. Да и сам Данзо не хотел разбираться в правдивости ее речей. Он не допустит, чтобы обыватели прикоснулись к истине, ведь они, попросту не способны ее понять. Шимура редко сомневался в собственной правоте, вот и сейчас не собирался «совершённое» и «задуманное» осмыслять под иным углом.
Послышался стук в дверь.
— Войдите, — скомандовал старейшина.
— Вызывали, Данзо-сама? — обратился к начальству подчинённый в маске.
— Срочно собери команду и отправляйся на поиски, — грозно произнёс руководитель.
— Объект?
— Глава Акацуки, информация здесь, — Шимура бросил на стол папку, что еще минуту назад лежала у него на коленях.
— Захватить или убрать? — холодно поинтересовался член Корня.
— Назначить переговоры, — сухо отозвался старейшина.
— Есть, — кратко ответил подчинённый и тут же удалился из кабинета.
«Уж не знаю, какую игру ты затеял, Итачи, но тебе не удастся меня обмануть. Настал мой час, и на этот раз я его не упущу», — Шимура гордился собственным гением и прозорливостью.
***
Солнце уже скрылось за горизонтом, а надзиратели всё так же стояли по стойке смирно возле двери. Мне не разрешали двигаться, ибо боялись нападения и побега. Поэтому я лежала на холодном полу небольшого помещения отдела Шифрования. Мышцы конечностей не прекращали поочерёдно терзать судороги. Я периодически выла
вслух, чтобы облегчить боль. На несколько секунд наступало облегчение, а затем всё повторялось вновь. Я перекатывалась с одного бока на другой, тем самым разгоняя кровь по организму, но это мало помогало.
Члены АНБУ не обращали внимания на мою жалобную возню. Они не шелохнулись и не обронили ни единого слова даже при допросе, что проводил сам Яманака Иноичи. Он как можно более безразлично задавал вопросы и всё вносил в специальную карту.
Мне пришлось по десятому кругу пересказывать легенду о моей тайной миссии, о союзе с Итачи, о расколе в Акацуки и так далее. Я уже язык смозолила, но они, видимо, пытались уловить нас на какой-то неточности.
Когда формальности были окончены, то я заявила: «Передайте госпоже хокаге, что вам не удастся отразить нападение без нашего участия. Противники слишком сильны». Иноичи лишь брезгливо скривился и молча удалился.
Я мысленно надеялась на благоразумие собственной матери. Да и совет должен понимать, что наследники двух великих кланов — серьёзная боевая поддержка. Да и Карин первоклассный сенсор, мало кто в Конохе может сравниться с ней на этом поприще. У Орочимару талант находить таланты.
Внезапно ручка двери повернулась и в помещение вошёл еще один член АНБУ, но только в маске собаки. Он протянул своим коллегам свиток с печатью хокаге. Они внимательно ознакомились с содержимым и молча вышли в коридор.
Мужчина уверенно шёл в мою сторону, от чего мне стало не по себе. Я, кряхтя, оторвала туловище от пола и упёрлась спиной в стену, продолжая настороженно следить за его действиями.
Он же скинул с себя накидку, а меня прошибло молнией. Я ни за что на свете не перепутаю силуэт этих рук…
Мои веки пугающе широко распахнулись от искреннего шока. Рот самопроизвольно открылся, подбородок задрожал.
— К-к-ка-к-каши, — я заикалась, ибо не верила собственным глазам.
Он снял маску, по привычке разлохматил волосы и сел на корточки рядом со мной. Усталость и внутренний раздрай выражались углубившимися морщинками вокруг глаз. Углубления в коже бороздили уже хронические отёки. В чёрных глазах читался несовместимый спектр чувств: досада, огорчение, беспокойство и любовь. Мы молча смотрели друг на друга, боясь заговорить. Я вовсе позабыла об отвратительных судорогах и событиях, что сейчас разворачивались за стенами этого помещения.
Какаши дышал ровно и каждый выдох теплом окутывал моё лицо. По коже пробежались мурашки, словно эта вуаль — апогей человеческих ласк. Даже горькие воспоминания о нашей последней встрече растворились в блаженстве данного момента.
Я смотрела на него так же искренне, как и когда-то. Это чувство и впрямь не променять на чужие прикосновения, пусть их количеству уже и не одна сотня… На душе почему-то не плясало гадливое чувство, тело не сковывало от стыда. Мне хотелось утонуть в его глазах, а затем ослепнуть вовсе, потому что ничего прекраснее им больше не суждено увидеть.
Он поддался вперед и нежно поцеловал меня в лоб. Ощущение мягких губ на коже заставило волосы на голове встать дыбом даже несмотря на тугой пучок. Меня инстинктивно тряхнуло от удовольствия.
— У нас мало времени, — прошептал на ухо Какаши.
Рассудок не желал покидать утопию, но цейтнот не интересовался его прихотями. Поэтому я, тяжело вздохнув, покорно кивнула головой.
— Цунаде-сама не может прийти, сама понимаешь. Псы Данзо следят не только за ней, но и за всеми, кто ей предан.
— Какаши, — взволнованно обратилась я, — не подставляйся.
— Моя маленькая Хани, — ласково прошептал он и погладил меня по щеке, — тебе стоит беспокоиться о себе, а не обо мне.
— Но как же…
— Не перебивай, — с некой строгостью произнес Хатаке. — Твои надзиратели никуда не делись. Они стоят за дверью под гендзюцу, что было запечатано в свитке, но скоро оно рассеется. Сегодня перед рассветом я приду за тобой, мы покинем страну Огня.
Мои глаза округлились еще сильнее. Неожиданное заявление настолько шокировало меня, что, парализовав, лишило и дала речи… Даже мыслительные процессы внезапно застыли в беспорядочной веренице.
— Цунаде-сама и Шизуне отправятся с нами. Мы больше не позволим тебе страдать. Только потерпи немного, всё вот-вот закончится, — договорив, Какаши вновь поцеловал меня в лоб. Но на этот раз прикосновение не возымело того же действия, я застыла, подобно мраморной статуе.
Хатаке несколько удивился моей реакции, но все же поднялся на ноги и направился в сторону выхода.
— Стой! — собравшись с духом, воскликнула я.
Он моментально подчинился и обернулся. Изогнутая бровь твердила о его замешательстве.
— Побег состоится без меня, — твёрдо ответила я.
Бровь изогнулась еще сильнее, а на лбу выступили складочки.
— Ты ничего не решаешь, Хани, — безразлично бросил он.
— Ты сильно ошибаешься, еще как решаю! — рявкнула я.
Он резко подскочил ко мне и поднял на ноги за плечи. Его лицо стало хмурым, словно осеннее небо, а взгляд холодным, подобно льду.
— Знаешь сколько раз я корил себя за проявленную слабость на границе Аме? Мне не хотелось жить, и я вспоминал своего отца. Размышлял, а может, он был прав, что тогда наложил на себя руки? Я не спал ночами и всё смотрел на катану на стене. Всё прокручивал в голове те твои слова… И вновь смотрел на стену. Теперь ты стоишь передо мной, сама явившись в Коноху. А это значит, что ты больше не имеешь права голоса. Я не дам тебе вновь подвергнуть себя опасности. И костьми лягу, чтобы ни один волос впредь не упал с твоей головы, — на последних словах его голос дрогнул.
Сердце болезненно кольнул очередной приступ вины за факты из моей биографии. Я вновь от бессилия опустила взгляд вниз.
А может он прав, может стоит остановиться? Сколько еще можно приносить себя в жертву? Почему именно на мои плечи лег груз решения проблем богов, что опасаются за собственные шкуры? Сколько этих избранных было до меня? Никто из них не справился, мир из-за этого же не рухнул. Создадут себе новых героев, которые всё исправят. А я доживу отведённые мне годы в спокойствии, о котором когда-то мечтала, и в окружении родных людей.
Но вдруг мне вспомнился Итачи, что так же, как и я сейчас, сидел в заточении. Какова его участь, если я сбегу на рассвете? Сможет ли он понять меня и простить за проявленную слабость? Сколько попыток я предпринимала, чтобы убедить его найти лечение, а он оставался непреклонен. Учиха давным-давно смирился с собственной смертью даже до того, как узнал о недуге. Принципиально ли ему, каким именно образом покинуть этот мир?
А Карин? Пощадят ли ее? Она же, в конце концов, просто воспитывалась от безысходности под началом Орочимару. Девчушка не убивала, а лишь исцеляла по приказу легендарного санина. Ну, может еще выступала работником одной из его лабораторий… Но ведь она полезнее Конохе живая, чем мёртвая! Одна из не многих оставшихся Узумаки, деревня должна оценить ее таланты и происхождение.
А Наруто? Если мы покинем Коноху, то он останется под прицелом Акацуки без достойной защиты. Мы не можем бросить мальчонку на произвол судьбы. Но, выкрав его, мы автоматически окажемся в опасности, ведь человек в маске ни перед чем не остановится, чтобы запечатать биджу. Хватит ли нашей беглой четвёрке сил отбить его в случае нападения?
Картинки счастливого будущего так и блокировали совесть. Мне не хотелось думать ни о чем, кроме как о бунгало на берегу моря, например, в стране Луны. Шизуне, мама и Какаши рядом… Что же еще нужно для счастья?
Я прикусила губу от столь манящих мыслей. Как подобное можно променять на предстоящее кровавое побоище?
Папочка, а как бы ты поступил на моем месте? Ты всегда твердил мне о долге, но в последний момент пришел закончить мою миссию и забрать из преступного ада. Ты же и правда хотел, чтобы я была счастлива?
Но смогу ли я спать спокойно по ночам, зная, что нападение по Коноху было спровоцировано при моем активном участии?
— Какаши, — с горечью на устах обратилась я. — Побег состоится, но не через несколько часов, а после битвы.
Он ослабил хватку, но так и не отпустил плечи. Это был молчаливый вопрос.
— Сегодня утром не всё было правдой, мы с
Итачи сами приложили все усилия, чтобы Акацуки напали на Коноху…
Вот и настала пора исповедаться.
Но вдруг за дверью послышалась возня. На лице Хатаке нарисовалась паника. Он отпустил меня, я же вновь упёрлась спиной в стену, чтобы не потерять равновесие.
— Черт, — выругался Какаши и стал прислушиваться к репликам, доносящимся из коридора.
— Видимо смена караула, — выразила вслух обоюдное предположение я.
И как только ручка двери опустилась вниз, моя любовь растворилась в дымке. Осторожность — естественное состояние Какаши, можно было бы и догадаться. Должно быть, оригинал уже застыл от шока, ведь новые знания — это не всегда благо.
