Воспоминания Кошки

— Воспоминания… — Киске задумчиво перебирает это слово по звукам и глубоко вздыхает, волнуя дремавшую кошку на своей груди. — К чему это ты? — приоткрывает она нехотя один глаз. Киске приподымает шляпу, которой прикрыл лицо, когда улегся покемарить на крыше. Уловив в златом оке флюиды раздраженности, он тянется за мемуарами, послуживших ему подушкой. — Воспоминания, — пробегается он взглядом по густо исписанным тушью страницам, — их так много, что подчас мне сдается, мы сотканы из них, а не из духовных частиц. Взгляни только: ты упомянула лишь несколько историй из прошлого, а из кисти на лист пролилось бессметное количество иероглифов. А ведь ты только начала. — Киске, — цокает Йоруичи и снова укладывает подбородок ему на косодэ в желании возвратиться к полуденным снам, — ты… сходи, поешь чего-нибудь, а то вечно с голодухи несешь всякую чушь. Не знаю, как кто, а лично ты «соткан» из бредовости, лени и занудства. — Ну уж нееет, так просто от меня не избавиться! — Шляпник подтягивает непредсказуемую кошку так бесстрашно прямо к лицу. — Йоруичи-сааан, а, Йоруичи-сан, а какое твое первое воспоминание, м? — Хех! Спроси что-нибудь полегче! — Вздыбив шерсть, она берется отбиваться и от него, и от вопроса. — Для таких стариков, как мы, память — роскошь, а склероз — уже не постыдный диагноз! Урахара заходится смехом, нагло чешет кошку за левым ухом, как она любит, вызывая невольное мурлыканье вкупе с недовольством: если он ей еще молока нальет, то Шихоин позорно сдастся-таки! Но все же, пока ее животное естество упирается против нечестных методов приручения, Йоруичи, со вспыхнувшим собственным интересом, пробует и впрямь докопаться до глубин своей памяти. «Первое воспоминание. Хм…» Для того, у кого за плечами более пары веков, дорога к нему лежит через нескончаемые и непролазные дебри высоченных, сросшихся в крепкие стволы, запомнившихся моментов. У Йоруичи таковых в излишке, надо — и на весь Сейрейтей хватит, ведь жизнь у нее пестрила разными ролями, а потому ее воспоминания множатся десятикратно. Так о каком из них спрашивал Киске? О чьем? Девочки-егозы? Принцессы клана? Командира убийц? Богини скорости? Черной кошки? Бога грома? Капитана Готэя? Предательницы? Беглянки? Отступницы?.. Слишком большие и значимые отрезки времени занимала каждая из этих масок, и у каждой имелось то самое, первое, яркое, незабываемое, непохожее на другие, впечатление. Йоруичи шикает на Киске, дерзнувшего помешать ей, уже настроившейся, выудить из памяти хотя бы самый давний из образов. Ее сознание тянет его, будто бывалый рыбак за леску, пытается не сорвать с крючка, чтобы живо подсечь на поверхности и схватить в свои цепкие лапы. — Узкие, как щелки, зрачки, — выдает неожиданно вдруг Йоруичи и усердно жмурится. — Черная, лоснящаяся от солнца шкура. Шипение… не кошачье. — Она вздрагивает, рефлекторно хватаясь за друга, оставляя вновь на его коже кровавые капли на месте отметин. — Вспышки молний, лязг мечей, в щепки рубят дом, а себя — в куски мелькающие с неуловимой скоростью тени, — тараторит она, точно боясь что-то упустить, — а потом… лишь сверкающие пылинки, уносящиеся ввысь. «Светлячки». Так она называла их, когда схватила меня на руки, и попыталась успокоить, колыбельной перебивая в воздухе запах крови. Принцесса Шихоин ловит пытливый взгляд Урахары: он знает многое, почти все, о ней, но этого он точно не слышал. Она и сама давным-давно позабыла об этом или захотела забыть. — Аристократы порой не так уж безобидны, честолюбивы и благовоспитанны, — поясняет она. — Убивать наследников верховных кланов, чтобы засушить навеки их ветви, — обычное дело для клубка подлых змей! И подослать к ребенку одну из них — идеальный, проверенный не раз, способ. Вот только они не учли, что у девочки мать не просто истинная леди клана, но и превосходная, обученная мужем, убийца. Йоруичи долго смотрит на нервозно чешущего затылок Киске и фыркает, дергая хвостом. Это ее личный способ сказать кому-то: «Расслабься!», а еще и с самой себя сбросить ненужное бремя. — Да, шинигами состоят из духовных частиц, что улетают в небытие «светлячками». — Йоруичи уже бодро скалится. — Воспоминания же — то, что делает нас теми, кем мы есть. Хоть я и стерла из памяти тот случай, полагаю, именно он, а не долг клана, взрастил во мне желание расправляться в первую очередь с теми чудовищами, что жили здесь, а не в Уэко Мундо.