***
Званые ужины, приемы, собрания аристократов — кто не был на них ни разу, ни за что не поймет, что за несусветная это скука! Среди старцев, которым по десять столетий, средь раздолья роскоши, пышности убранства, самых лучших угощений и сплошь ряженых павлинов, распускавших перья друг пред другом, молодым представителям знати оставалось только одно — изнывать от тоски. И юная принцесса Шихоин исключения в том не составляла. Безучастным взором обведя сад с высыпавшими на прогулку «глубокоуважаемыми» дремучими господами, Йоруичи думала о том, как же жаль, что судьба не подарила ей нормальных сверстников в когорте благородных наследников. Соджун вновь заболел. Младших Шиба еще в свет не выводили. Утонченные Кира и Оторибаши жались к творческим личностям, воспитанные Укитаке терпеливо слушали занудные речи старших, Омаэда, как всегда, набивали брюхо на приеме, тогда как Фон вообще не пришли, оплакивая очередного погибшего из сыновей-ниндзя, Тессай остался зубрить экзамен по кидо, а Киске… Ох, а Киске, как простолюдина, сюда и не пригласили бы даже. Одним словом, веселой от природы девушке не было с кем и поговорить, приходилось занимать себя дегустацией местного сакэ. Хозяева угощали гиндзё, довольно деликатным на вкус, с насыщенным цветочным ароматом и фруктовой гаммой. Принцесса Шихоин, достигшая уже возраста, когда ей дозволялось употреблять крепкие напитки, увлекшись приятным послевкусием, решила себя в пробах не стеснять: она надеялась, что выпивка скрасит сей нудный вечер. Чоко за чоко — незаметно, но с завидной частотой. Ниндзя, приучившим организм к ядам и противоядиям, нужно было выпить немало, дабы хоть каплю опьянеть, и лишь спустя время сладкая терпкость сумела затянуть сознание Шихоин поволокой желаемой легкости. В ее озябшем с сумерок теле разлилось приятное тепло, досада оставила мысли, а повысивший градус интереса взор сумел рассмотреть средь праздной толпы весьма занятного субъекта. «А это еще кто?..» — Ее тоже заметили. Золотые глаза напоролись на прямой и откровенный взгляд, что с нескрываемым нахальством посылал в адрес завидной невесты Сейрейтея импульсы красноречивой симпатии. Юная принцесса рефлекторно приосанилась, хоть спина ее, локти, колени, положение головы, каждая из двадцати трех кандзаси и даже валик на золотисто-багровом учикаке — всё, абсолютно, находилось в идеальном положении, как и положено было для леди. Парень широко усмехнулся на такую манерность, чем сразу выдал в себе Шибу. Память услужливо подкинула шпионке Омницукидо всю недостающую информацию: «Шиба Ишшин. Ее одногодка. Младший сын старика Шиба, по возрасту недалеко ушедший от своего старшего племянника, Кайена. Третий офицер Десятого, служит при отце. Душа любой компании. И второй на всю столицу гуляка, ловелас и повеса…» Йоруичи чуть свела брови: не знай она доподлинно подноготную каждого сейрейтейца, то заподозрила бы в Ишшине внебрачного сына Кёраку; они и сейчас на пару упивались сакэ, о чем-то громко болтали, смеялись и, естественно, без стыда и всякого сраму оценивали собравшееся здесь женское общество. На насущные проблемы, что собрали ныне аристократов, им было явно наплевать. Завязавшаяся меж молодыми Шиба и Шихоин перестрелка взглядов прекратилась внезапно — когда парень поднялся с подушек, откланялся компании и, громко бросив прощальные слова хозяевам, на шатающихся ногах отправился домой. Не то чтобы Йоруичи заволновалась за этого пьянчужку и захотела по старой дружбе с его семьей довести его в незримом сюнпо до поместья, но ее вдруг тоже «со страшной силой потянуло домой…» Она так и сказала родителям, исчезнув без охраны. Перебравшего сакэ Шихоин, делавшая поразительные успехи в сюнпо, нагнала скоро — танцующая походка не увела Шибу по тропе далеко. Натыкаясь то и дело на кусты, стукаясь постоянно лбом о какое-нибудь новое дерево, он являл истинные чудеса акробатики, выходя то в сальто, то в колесо, то в кувырок, словно бы тоже прошел курс ниндзюцу. Глаза Йоруичи и вовсе убежали на лоб, как только узрели, что этот широкоплечий и высокий детина в одно мгновение встал вверх тормашками и решил коротать путь далее на руках, при этом распевая какую-то срамную песню во всю глотку. Шихоин мелькнула в поступи и вышла за одной из ближайших слив. Ветер взъерошил цветы в ее заколках — единственное, что могло бы выдать ее присутствие, не будь объект ее слежки не в ладах с самим собой. Судя по всему, его и весь мир не заботил, заставляя впавшую в любопытство девушку озадачиться вопросом, с чего же тогда он весь вечер пялился на нее? Наконец доведя Шибу до врат родового поместья, и наслушавшись вдоволь от этого балагура нареканий и о «дурацкой бюрократии Готэя», и о «хвастливых старперах», и о «самом скучном в его жизни вечере», Йоруичи уже собралась исчезнуть, как… кошкой бросилась наперерез парню, едва не свалившемуся в неожиданно обнаружившийся на его пути ручей. — А-та-та… — пробубнил Ишшин, потирая висок. — Мяууу!!! — Вместо благодарности, завалившись резко набок, он еще и спасительницу свою придавил. — Ой, прости-прости, — пробормотал Шиба, тем не менее не сильно торопясь освобождать животину, пока его не цапнули за плечо. — Хэ-э-эй, — по-детски надул губы тот, но, не дав кошке и передохнуть, тут же схватил ее в охапку и приласкался щекой к ее мягкой мордашке. — Ты ж моя хорошая! Спасла меня от верной гибели! Я просто обязан забрать тебя с собой домой и чем-то угостить! Йоруичи обреченно вздохнула, уже болтаясь на локте Ишшина, зажавшего ее и заторопившегося домой. «Шиба что, все такие?» — недоумевала она и сравнивала их невольно с семейством Фон — тоже теми еще котолюбами. Несмотря на то, что лучшей благодарностью для котов являлась свобода, все только и делали, что тискали их объятиях, пичкали всякой снедью, беспрестанно гладили — и хорошо, если не против шерсти, — а еще так раздражающе сюсюкали, что хотелось пнуть! — Ах ты, моя лапочка, ох ты, моя девочка, какие у тебя усы, а глазища какие, ммм!!! А лапы, ну и ну! А ушки, ха-ха! «Он что, умственно отсталый?! Первый раз кошку видит??? И с чего он меня облапывает всю???!!!» — А какой хвооост… — Вот хвост только трогать не надо, да! — рявкнула Йоруичи. Не сдержалась. Ишшин округлил рот и выдал неожиданное: — Так ты что, мужик??? Йоруичи закатила глаза: лучше бы он стал вопить про говорящего кота, как все обычно… — Не мужик я, дубина! — Подзадоренная сакэ принцесса вспылила и тут же разоблачила себя, нагую и горделивую. — Ты с леди разговариваешь, прилипала! В карих глазах напротив вмиг блеснуло озорство напополам с азартом. Йоруичи вопросительно вскинула брови в тот же момент: ей показалось, или в тех же глазах она уловила намек на хитроумность и ясность сознания? Шиба что, тоже не пьянели или же… Из золотых очей вспыхнули сердитые молнии, и тут же — вызов. Прямой взгляд аристократа, его масленая улыбка, совершенно не краснеющие щеки и ровное дыхание — всё выдавало в нем признанного ловеласа. Вот же ж черт! — Давно придумал сей мерзкий план? — Она внутренне негодовала, но внешне держала лицо. — Сразу, как тебя заметил. Мне показалось, ты скучала? Красавицам это не к лицу. Принцесса лишь нервозно передернула голыми плечами и уже собралась уходить, как ее огорошили, послав в спину еще более смущающее чем вся эта история: — А ты можешь… это… ну… чтобы быть и кошкой, и девушкой одновременно? — Пха! — Йоруичи застали врасплох, но чувство юмора и бессменная отвага, как всегда, пришли на помощь. Резанув дерзким взглядом нахала, она процедила едко сквозь кривую опасную ухмылку: — А ты, оказывается, тот еще извращенец? Ишшин ответил оскалом на оскал и вопросом на вопрос: — А я слышал от Кёраку-тайчо, что ты не против экспериментов? Аристократка повернулась полностью, скрещивая руки под голой грудью: вечер переставал быть томным. — Кёраку? А ему-то откуда знать? — насмешливо полюбопытствовала она. — А, кто-то из ваших проболтался, — отмахнулся Шиба, словно речь шла о погоде. — Кисссске, — Шихоин воспылала гневом, сразу смекнув о ком речь, — придушу зараззззу!.. Шиба рассмеялся чисто, от души, в глаза выпустив всё ж понимание. — Если тебя это волнует, — шагнул он вперед, — я умею держать язык за зубами. — Совершенно не волнует. — И она сделала шаг навстречу. — Если проболтаешься о моей форме банкая — сама вырву тебе этот самый язык…***
Отказавшись от сопровождения пьяной свиньи и грязного Гандзю — тьфу ты, наоборот! — пьяного Гандзю и грязной свиньи, хотя, в принципе, сути обоих эта оговорка не меняла, Йоруичи в форме кошки мчит сама через Западный Рукон домой. Полуразрушенный с войны, белый город нынче — серый, выкрашенный в звездную ночь, что живописно серебрит шпили башен и высокие крыши поместий. То, что в имении Шихоин что-то не так, Йоруичи ощущает шестым чувством, а потому живо перемахивает через ограду. В окнах дворца она, к счастью, улавливает мерный сон, но в саду слышит иное — шум из гула голосов и цоканья кувшинов о краешки чашек. — Вы что, оборзели совсем??? — У Йоруичи, мягко говоря, отъезжает челюсть и едва не лопаются глаза, зрея за накрытыми угощениями столами всю честную компанию из Киске, Шинджи, Кенсея, Роуза и… Куросаки Ишшина в придачу. Вот только последнего подвыпившей Йоруичи и не доставало! И она снова орет, уже благим матом: — Ксо, да вы охренели бухать на территории поместья!!! Если Юширо… — …ооооооииии! — Киске реагирует на ее крики самой тупой из своих улыбок: — Оооои, Йоруичи-сааааааан пришлааааааа… — Захлопни говорилку, пакость полосатая! Кто разрешал тебе устраивать попойку со своими приятелями здесь?! — Это не попойка, — мотает тяжелой головой Урахара и снова расплывается в слащавой лыбе: — Это, ик, дэ… ды-ы… до… кхм… дю-гис-та-ция, во! Кошка издает предупреждающее утробное рычание, вмиг оказываясь посреди стола. Убийственным взором впиваясь в лицо друга, она цедит, обнажая клыки: — Я. Сказала. Все. На. Выход! Мне что Тессая позвать?! Тессай! Куда Тессая дели? Киске вскидывает палец, призывая к тишине, и неуверенным движением заглядывает под столик: — А Тессаи-сан уже ушё-о-ол… Йоричисан. Спать. Ушёл. Угу. У Йоруичи в слепой ярости дергаются уши и усы: — Ну, тогда пеняйте на себя… Первым уровень опасности оценивает Хирако, что всегда с трепетом относился к своей голливудской улыбке, и скудоумием не отличался, да и за товарищей стоял горой. Кое-как подняв на ноги Кенсея, они уже на пару берутся утаскивать отрубившегося Роуза, что к «лошадиным дозам» сакэ с юности не привык. Йоруичи же остается разобраться с очевидными «заводилами». — Так, а вы двое… — Перед оставшимися нарушителями ночного спокойствия Йоруичи без стыда предстает нагишом и сердито упирается руками в бока, выставляя себя на обозрение еще больше. — А ну-ка быстро встали и… — …«и», Йоруичи-сан? — Ишшин послушно поднимается. Цепляет тотчас на пьяную рожу лукавую улыбку, по-молодецки убирает челку назад, расправляет широченные плечи, выдувает и без того мощную грудь колесом, бесстыже начинает шарить взглядом по ее обнаженному телу, игриво тянет: — А помнииишь, как мы по молодости-то… Бдыщь! Кулаком — в нос первому, кто напоролся на грубость. — Хо-хо, Йоруичи-сааааааан…. Я что-то пропуст… Бдыщь! И второго раздражающего субъекта — в нокаут. «Вот тебе и язык за зубами», — фыркает раздосадовано давно уже не сдерживавшая себя в рамках приличий принцесса. «Что один, что второй — трепло треплом», — сетует она, пытаясь унять пульсацию венки на лбу. Может и впрямь пора им вырвать их поганые языки?! Может, хоть так от этих лодырей и пропойц будет больше толку?!