Это конец?
С трудом запрокинув на счёт три труп на плечи, несколько полицейских подняли мусор чуть выше и, надеясь забыть это, как страшный сон, перекинули тело через преграду. Мешок ещё три секунды был в поле зрения мужчин в форме, но ещё через мгновение тело испарилось в морской пене, создав громкий, пугающий зажавшиеся сердца сотрудников удар. Полицейские, даже успешно завершив свою работу, не могли облегчённо вздохнуть, как это бывало на других миссиях. Сейчас они участвовали в преступлении, пусть никто так и не смог озвучить это вслух. Все знали, что поступают гадко, особенно сильно это почувствовали, когда неизвестное для них существо пошло ко дну. Казалось, будто его призрак всё ещё стоял за их спинами и теребил нервишки длинными когтями, порываясь разодрать всё к чертям. Они боялись. Даже когда покинули место преступления, никто не смог успокоиться, лишь собаки с чувством выполненного долга зарылись носами в передние лапы и сладко засопели. Прочно закрыв глаза, последнее, что испытал Чанёль, это как его тело размазало в щепки, точно так же, как и если бы кого-то скинули с одной из сеульских многоэтажек на бетонный асфальт. Когда-то крепкие, почти что стальные кости перемешались в несусветной мозаике, собирать которую даже профессионалу пришлось бы несколько месяцев. С губ сорвался немой вопль, а потом онемение завладело телом льва, будто посадило на цепь непослушного зверька. Помимо всего ужаса, Пак даже не мог потерять сознание и просто плыть по течению, не чувствуя ничего, включая разрывающую кожу боль. Что-то со страшной силой тянуло тело на дно. Барахтаясь и цепляясь за жизнь, он пытался удержать ускользающее сознание мёртвой хваткой, но боевой дух иссяк так же быстро, как и воздух.***
Песчаный ветер завывал сильнее обычного; шатен сморщил нос и сощурил глаза, в которые так и норовил залететь песок. Витавшие по пустыне золотые песчинки нагоняли скоропостижную бурю, и Кай был этому как никогда рад. Несколько месяцев его жизни даже рядом не могли стоять с ужасной смертью в песчаном вихре, где песок настолько острый, что мог располосовать тело гарда до крови. Кай даже не заметил, как полюбил то, чего избегали все львы. Они прятались в своих домах, закрывая обычно настежь распахнутые окна, надеясь, что песок их не достанет. Молодой гард с потускневшими каштановыми волосами, что когда-то отливали красивым отблеском солнца, теперь находил в убийственных бурях единственное утешение. Он лепетал Сехуну, что сидит дома во время непогоды, но сам свободно вышагивал по песку подальше от долины, будто надеясь либо что-то отыскать, либо затеряться в непроглядных сыпучих горах смерти. Гард не мог вспомнить, когда это случилось впервые. Вероятно, однажды он не успел добраться до дома, когда началась буря, накрывшая все строения чудовищным одеялом удушья. И попав под сильные, царапающие щёки волны песка, Кай нашёл в этом собственную усладу — едва ощутимую и трепетную, будто Чанёль, его Пак Чанёль, где-то совсем рядом, смотрит на него и кривит лицо в забавной, мужской улыбке. С того момента шатен не пропускал ни одну бурю или смерч, стараясь разглядеть в кромешной темноте знакомый высокий силуэт, от которого на душе становится тепло и отрадно. И сегодняшний день, что и так уже понятно, не стал исключением. Кай вышел из стен долины и остановился в пустоши. С какой-то глупой надеждой в глазах гард осмотрелся, пытаясь разглядеть что-то за пределами песка. Но ничего, кроме золотых облаков и смутного очертания горизонта, он не увидел, как и всегда, впрочем. Устало рухнув на песок пятой точкой и широко распластав ноги в стороны, Кай выудил из старой сумки, висевшей у него на правом плече всё это время, потрёпанную бутыль дешёвого, грубого алкоголя. Стоило ему услышать о возможной надвигающейся на долину буре, гард умело скрывался у всех из виду и покупал себе выпивку, беспристрастно пряча, боясь выглядеть в глазах остальных непробудной пьяницей и самым жалким слабаком, коим фактически и являлся. Кай страшился взглянуть на себя со стороны, но инстинктивно уже знал, каким его видели родные, каким видел Сехун и все гарды, проходящие мимо потрёпанной, исхудалой фигурки. Сутулый, как старый пёс, он передвигался по песку медленно, а каждое движение отдавалось эхом в теле в виде странной мышечной боли; бесцветные глаза больше не отражали солнечные лучи, а походили на серые тучи перед дождём; осунувшееся бледное лицо с тёмными кругами под глазами стали визитной карточкой Кая во внешний мир. Потеряв былые краски жизни, он осознал, как на самом деле тяжело перенести смерть любимого человека. Он уходил глубоко в пустыню, думая, что отыщет там его, но сердцем давно принял неизбежную смерть Чанёля, о которой говорили первые несколько месяцев все гарды, а сейчас лишь изредка вспоминали, словно миф или легенду. Все забыли Пак Чанёля, даже в голове шатена старый образ высокого черноволосого льва стал меркнуть на фоне остальных переживаний и собственных недостатков. Убитый горем, он эгоистично считал себя брошенным всеми, пусть Сехун и старался помочь теперь уже единственному лучшему другу по максимуму, но тот с завидным упорством закрывался ещё сильнее, отдаляясь от блондина всё дальше и дальше, откуда в скором времени О не сможет его вытянуть. Быстро вылакав, как потерянный истощённый странник, содержимое тёмной бутылки, шатен не заметил, как его моментально разморило, а сильный, накрывающий струями песка ветер превратился в ласковую колыбельную на ночь. Мечтательно закрыв глаза раз, лев мгновенно отправился по дорожке крепких сладких сновидений, в то время как песок закутывал его тело смертельным одеялом. И если бы не разбудивший пьяного соню шум, Кая, наверное, так и накрыло бы песком с концами, хороня заживо, что стало бы новой трагедией для львов. Гард даже не сразу сообразил, почему проснулся, но был этому безумно рад, ведь ещё бы немного и ему пришлось бы выкапывать себя, а так шатен только вытащил засыпанные песком ноги, которых по ощущениям будто затянуло в болото. Выпрямившись, резво стряхнув песок с волос и бегло осмотревшись по сторонам, утомлённый гард прищурился, стараясь разглядеть чью-то приближающуюся тень. Сердце забилось с неистовой силой, подкидывая подсознанию картинки из погребённых далеко в прошлом мечтаний. Охотно ущипнув себя за руку, Кай удостоверился, что это не сон, но стоило из стены песчаного ветра выйти парню со светлой макушкой, шатен разочарованно прыснул, пытаясь не сильно расстраиваться. Ведь это было логично, что Чанёль не появится вот так просто, пока пьяный вдрызг Кай зарывается от горя в колючей золотой пыли. Потратив на поиски друга в такой ужасной буре не меньше часа, Сехун с облегчением вздохнул, когда увидел сгорбленную, пошатывающуюся фигуру, покрытую слоем грунта. Он уже успел надумать себе всякого, что, в общем-то, делал каждый раз, когда Кай уходил в пустыню, делая вид, что сидит дома, как ни в чём не бывало. Сехун не дурак, а довольно одарённый и способный гард, который без особых усилий может найти шатена по слабому, но всё-таки родному для носа запаху. Заметив горлышко зарытой в песке знакомой бутылки, а потом и расфокусированные, глупые глаза друга, О почувствовал дикий прилив ярости. Он ведь так волновался, так переживал за Кая каждый раз, когда тот переступал черту долины. Всякий раз Сехун не находил себе места, боясь потерять последнего родного сердцу человека, чувствовал, как едва отбивающее ритм сердце пропускало удар и останавливалось на несколько долгих секунд, стоило буре усилиться, пока Кай, такой слабый и потерянный, сидел где-то там, упиваясь собственным горем. О трясся, как бездомный щенок под проливным дождём, и радовался также сильно, когда видел тщедушную, вытекающую из вихря знакомую фигуру. Блондин переживал и думал, что Кай уходит прочь, чтобы никто не видел его слёз — а Сехун сам не приближался, чтобы не ранить, — а шатен уходил, чтобы напиваться сполна и валяться, как беспризорник посреди песков. Как это было глупо! Недолго думая, Сехун вытащил бутылку, с которой сразу же посыпался песок, и посмотрел, осталось ли ещё что-нибудь, но не для того, чтобы выпить тоже, а понять, насколько пьян Кай. А пьян он был знатно. — Вот же, — чуть ли не выругался блондин, со злобой отбрасывая бутылку в сторону и слыша гулкий стук. — Ты вообще оборзел! — Ах, это всего лишь ты, — неудовлетворённый увиденным, тихо отозвался Кай и наглым образом отвернулся от Сехуна. Всё ещё пребывая в довольно сильном алкогольном опьянении, темноволосый гард, чуть не упав, нагнулся, чтобы взять засыпанную пылью сумку и, пару раз стукнув по ней ладонью, небрежно закинул на плечо, снова разворачиваясь к О. Но вместо слов или каких-то ободряющих похлопываний по плечу, что чаще всего делал Сехун, Кай получил крепким кулаком по носу и раздосадованный, гневный рык. — Да, это всего лишь я — гард, который был рядом с тобой все эти невыносимых семь месяцев, — несдержанно закричал Сехун, пытаясь перекричать бурю. — Поддерживал тебя, как только мог. Пытался утешать и делать всё, лишь бы ты не думал о плохом. Гард, который так же сильно, как и ты, идиот, переживал из-за пропажи лучшего друга, нет, единственного брата. Я гард, который не меньше тебя страдал, но держался изо всех сил, не опускал руки. В отличие от тебя, я старался помогать матери Чана, потерявшей вообще-то и супруга, и сына. Твою мать, я ей никто, но помогал устраивать похороны отца Чанёля. Я взял на себя роль ведущего поисковым отрядом, день и ночь рылся в этом поганом песке. Задыхался от усталости без воды и еды, но продолжал верить и искать. Хорошо, я не был влюблён в Пака, как ты, но я тоже любил его, но по-своему. Если ты не в курсе, после той последней битвы я ни разу не был на Арене, потому что не мог там находиться; ноги и руки становились ватными, а в груди ныло так, что хотелось выдрать сердце. Не мог приходить на Арену и смотреть на пустующее место Чанёля. Не мог простить себе, что позволил ему выйти на этот идиотский, глупый бой! И пусть мне было тяжело, пусть я мучился и изводил себя мыслями о лучшем друге, я ни разу не приложился к алкоголю! Ни разу не напивался, ведь сделав это, признал бы, что больше никогда не увижу Чана. Я делал всё возможное, пока ты упивался в хлам, как последняя скотина. Кай убрал руку с саднящей раны на щеке и робко заглянул в взбитые от негодования глаза Сехуна. Впервые за всё то время, что Пака не было вместе с ними, Сехун повысил на него голос, впервые кричал, не имея больше сил молчать и непринуждённо улыбаться, будто ничего не произошло, будто всё в порядке и так и должно быть. Последней каплей стала слабость друга, который, хоть и старался держать себя в руках, растерял всю надежду. Сехун вспылил, потому что почувствовал себя единственным, чья вера не рассеялась на ветру. Не падал духом всё это чёртово время, ждал чуда и скорой встречи с тем, кто показал ему, что значит настоящая дружба. И Кай, как бы это глупо не звучало, предал Сехуна. Втоптал в грязь ту выстраивающуюся годами крепкую связь, будто их дружба с Чанёлем ничего не стоила. Топил воспоминания в алкоголе. — Ты прав, — отчаянно махнул рукой темноволосый гард, впиваясь ногами в холмы песка, чтобы его случайно не сдуло. — Я устал. Устал ждать какого-то иллюзорного проблеска надежды на его возвращение. Мне было плохо, когда он был здесь, потому что я не мог сказать ему всё, что чувствовал. Мне плохо и сейчас, потому что так ничего и не успел сказать. Я трус, мне всегда это говорили. И я хотя бы признаю это в отличие от тебя, который не может смириться с утратой. Ты сам сказал, что его и след простыл. Нет ни запаха, ни намёка на него. От него ничего не осталось, будто его никогда здесь и не было. Сехун, пойми ты меня наконец. — Не пойму. Никогда не пойму! — взревел О, обнажая когти. — Только ты в этом виноват. Я всё ещё держусь за Пака, потому что это ты подарил мне надежду. Тогда, на похоронах твои глаза сказали мне, что он жив. И я поверил тебе. — Ну так забудь! — ахнул Кай, когда на него налетел Сехун и грубо пригвоздил чужой затылок к режущему песку. Шатен подавился песком, пока Сехун старался обуздать дикое желание ещё раз проехаться по этому уже давно незнакомому ему лицу, пройтись костяшками пальцев по осунувшейся, бледной, гадкой физиономии. Но О только проклял своё воспитание, которое не позволяло бить слабых. Не позволяло бить Кая, поскольку тот, волей-неволей, был частью его маленькой, развалившейся семьи. — И это твоя любовь? Она такая же жалкая, как и ты. Не смей больше говорить о том, что любишь Чанёля. Я больше не поверю ни одному твоему слову. — Сехун, слезь с меня! — агрессивно потребовал Кай, прикрыв глаза, чтобы не попал песок. Он сильно ударил блондина в грудь, на что получил оскал и озадаченный прищуренный взгляд. Буря с неимоверной быстротой усиливалась, поэтому песок, что раньше просто мешал им разговаривать, теперь гадко бил по щекам. О боязливо напрягся, приподнимаясь с барахтающегося шатена, что с надеждой на спасение думал только о том, как бы спихнуть тяжелого блондина со своего живота. Подняв голову и навострив кошачьи уши, Сехун умудрился сквозь гущу песка рассмотреть появляющуюся на небе огромную песчаную воронку. У белого как полотно Сехуна, отвисла челюсть, а страх пробежался по напряжённым мускулам. Он прытко вскочил с Кая, забывая про недавно всплывшую между ними ссору, и потянул друга на себя, заставляя того взять себя в руки и свой пьяный зад и мчаться, что было сил, прочь в город. Сердце ходило ходуном, а грозный ветер то и дело сдувал подкашивающиеся, словно пластилиновые ноги шатена, который что-то кричал позади, но Сехун не мог его расслышать. Неважно как, пусть хоть в лепёшку расшибутся, но они должны добраться до города, думал О. Ведь песчаный смерч, особенно так близко, это не шутки. То взбираясь на возвышенности, то слетая с них кубарем, они бежали, взявшись за руки. Оставшиеся позади следы сразу начисто смывало. Смерч преследовал их, и Сехун как никогда мог понять, каково это, когда тебе в затылок дышит смерть. И только когда они смогли добраться до первых зданий города, спохватившись за животы, сделали небольшую передышку, во время которой Сехун просто сдавлено дышал, а бедный Кай, согнувшийся в три погибели, отвратительно изрыгнул всё содержимое желудка, прокляв дешёвое пойло и перегонки со смертью. Блондин, дождавшись, пока Кай вытрет свой рот, побежал дальше, замечая, как мало гардов было на улице. Большая часть гардов, как более здравомыслящая, сидела дома, выжидая окончания непогоды. Оставшиеся же спешили ненадолго спрятаться в маленьких магазинчиках и барах. Всё было как и раньше, но что-то всё равно гадко щекотало застывшие нервы, а именно гуляющий по улицам запах. Запах исключительно знакомый, но всё равно непонятно от чего исходящий. Сехун тщательнее принюхался, и догадки, витавшие где-то глубоко в подсознании, вдруг вырвались вперёд, заставляя сердце забиться катастрофически быстро. До конца всё не осознав, О начал странно вертеть головой в поисках источника запаха, а схватившая его за кисть чужая рука только уверила в не озвученных предположениях. Посмотрев Каю в глаза, Сехун едва мог вымолвить хоть слово, заметив скатывающиеся по щекам шатена слёзы. Это не могло быть ошибкой. Ведь они оба это почувствовали. Они оба почувствовали запах Чанёля, что витал среди домов и покалывал исцарапанные песком румяные щёки молодых гардов. Пак вернулся.