***
Эта долгая, тяжёлая история о двух искалеченных жизнью мужчинах могла бы закончиться плохо. Они многое прошли, много трудностей втоптали в землю, точно победители, многое испытали на своих шкурах, как в прямом, так и в переносном смысле. Но они пережили это. Пережили. И судьба, будь она побитая скотина, пощадила их, дав ещё один шанс. Снова. И вот это — действительно настоящее чудо. Может быть, Чанёлю помог ветер, что принёс гарду знакомый запах, может быть, всё дело в чутье собственного сердца или просто так сложились обстоятельства. Пак не знал, но он благословил Бога, когда своим кошачьим зрением уловил светлые волосы, так напоминающие знакомые пряди любимого человека. Благодаря Кёнсу, которому Чунмён дал точные указания по поводу местонахождения Бэкхёна, благодаря Сехуну, который не отказался прикончить несколько людишек после разрешения Правителя, благодаря Бён Муну, что сжался на своём кресле при виде двух гардов у себя в кабинете, Чанёль смог отыскать Бэкхёна. Безусловно, один бы он точно не справился. Все обстоятельства накладывались, как пирамида, друг на друга, все слова, которые были произнесены в страхе или в желании помочь, имели важное место. Несколько дней без сна и без еды в поисках одного единственного человека наконец закончились успехом. Бэкхён оказался жив, Чанёль оказался рядом. А Сехун, который стоял поодаль, мог только любопытно хлопать глазами и изучать тело того самого.***
Силуэт Бэкхёна был таким родным, что Пак не мог отвести от него взгляд. В сердце зарождалась давно утерянная теплота, но что-то всё-таки изменилось. Не в лучшую сторону. Бэкхён не разговаривал от слова совсем. Все несколько дней, что они находились друг с другом, Бён молчал, лишь иногда позволяя ответить на мучающий Пака вопрос: «как ты себя чувствуешь?». Только в эти моменты парень реагировал на голос старшего и даже поворачивался, всё остальное время чувства подростка были притуплены, а сам он сидел, как вкопанный, на этой дряхлой, потёртой инвалидной коляске. У Чанёля же сердце разрывалось каждый раз, когда кто-то входил в комнату, и Бэкхён дёргался от испуга, как маленький нашкодивший щенок. И самое ужасное, что Пак ничего не мог с этим делать. Ему оставалось только гадать, что произошло с Бёном за время его отсутствия в мире людей. Но ответ не мог быть утешительным. Ночью глаза Бэкхёна наполнялись слезами, и он тушил рваные всхлипы в подушке, гард всё слышал, потому что почти никогда не спал. Днём Бэку становилось лучше: он не топил себя в эмоциях, а скорее полностью их лишался. Практически целый день он сидел у окна и смотрел на людей, завёрнутых в шарфы по нос, с пушистыми шапками на головах и в варежках, натянутых чуть ли не до локтей — так холодно было на улице. И казалось, будто он кого-то ждал, кого-то, кто придёт и сделает ему больно, кого-то, кто утащит его в тёмную комнату и будет избивать до потери сознания. Руки мальчишки тряслись, а зрачки то замирали, то бегали так быстро, что Чанёлю чудилось, ещё немного и Бэкхён начнёт истерично кричать и покрывать всех присутствующих матом. К счастью, со временем это прошло. Но Бэкхён до сих пор не говорил и не смотрел на Чанёля. Сразу, как Пак нашел Бёна, ему ничего не оставалось, как обратиться за помощью к одному единственному человеку, у которого были связи и средства — Ким Минсок, который после смерти своего деда перенял бизнес и стал управляющим нелегальными подпольными боями для зрителей, чьи кошельки были набиты до упора. Конечно же, это была своего рода сделка — Минсок даёт Бэкхёну лечение, крышу над головой, новый паспорт и, можно сказать, новый шанс на выживание, Чанёль платит ему своим телом. Бои. Помня, как Пак с лёгкостью уложил его бойца, Ким не мог думать о чём-то, кроме как взять Чанёля к себе, чтобы конкретно подзаработать. К слову, Пак был не против. Это было разумное решение. Чтобы драться с людьми и побеждать в рукопашном бою, много сил не требовалось, к тому же, этот род занятий был единственным, который подходил Чанёлю на все сто процентов. Ким не задавал личных вопросов, он, конечно, беспокоился о Бэкхёне, но это ни в какое сравнение не входило с беспокойствами о собственном бумажнике. Что ж, такова была его натура. — Как ты себя чувствуешь, Бэкхён? — тихо, аккуратно и со всей любовью спросил Пак, присаживаясь на корточки рядом с коляской, на которой уже третий час неподвижно сидел парень и смотрел в окно на падающие на землю хлопья. Кажется, Бён услышал его, но вида не подал, стараясь максимально сосредоточиться на мыслях и пейзаже за стеклом. Хотя там ничего нового, всё как и прежде. Пак опустил взгляд на руки и ноги младшего — всё перевязано бинтами. Чанёль не мог на это смотреть дольше трёх секунд и переводил взгляд на лицо Бёна, к удивлению для самого себя, получая ответный, прямой взор. И в глазах столько грусти, что мужчина на мгновение столбенеет, а потом вскакивает, желая только одного — уйти из комнаты, которая так привыкла слышать всхлипы по ночам и безмолвие при свете дня. Ему стыдно до головной боли, до спазмов в животе, до криков где-то в подсознании. Стыдно до безумия. Бэкхён так сильно пострадал, потому что Чанёль не выполнил своего обещания, и теперь эти мысли отчаянно не отпускали второго. — Скажи хоть что-нибудь, — промычал Пак куда-то в разбросанные вещи, зная, что это предложение точно отпечатается в глазах Бёна. О чём Бэкхён думал? Паку нужно было знать об этом сию же минуту, сию же секунду. — Я умоляю тебя. А в ответ тишина, которая душила старшего изо дня в день. И самое страшное, что Чанёль, опять же, ничего не мог с этим поделать. И он уходит на бой. Снова. Надеясь на то, что там ему выбьют все лёгкие, чтобы он больше не мог дышать рядом с Бэкхёном, чтобы тот хотя бы раз взглянул на него без этой грусти. Но не так, как сейчас, а как раньше. Когда Бэк улыбался ему самой счастливой улыбкой, когда ругал его за то, что Пак неправильно держит нож, или когда издевался над ним, шутя мерзко и некрасиво. Чанёль запутался, ему так больно в душе, и было бы здорово, если бы Бэкхён мог увидеть боль старшего или хотя бы почувствовать её. Хоть как-нибудь.***
Бэкхён лежал на кровати, полностью поглощённый печатными буквами на помятых страницах, и думал о приближающихся праздниках. Календарь настойчиво указывал на рождественское настроение, но Бён его не чувствовал, как и каждый прошлый год, этот не стал исключением. Парень опустил книгу на живот страницами вниз и вздохнул полной грудью, вдыхая аромат лавандовой свечи, которую любезно зажёг для него Чанёль перед уходом. Они всё ещё мало разговаривали, Бэкхён даже чаще перекидывался репликами с Сехуном, что любил засидеться вечерами в их маленькой, наполненной теплом комнате и поговорить с Чанёлем об обыденном, не забывая обсудить поединки. Бён уже успел не раз поблагодарить Чанёля и Сехуна за спасение, но этого, казалось, совсем не хватало, будто Пак ждал от Бёна совсем не этих слов. Между ними всё ещё была дыра, которую старшему хотелось перепрыгнуть одним длинным скачком. Бэк бы тоже не против преодолеть это расстояние, но его ноги не слушались его. Парень боялся столкнуться со страшной стороной Чанёля. И была в голове ещё тысяча и одна мысль, но напрягаться не хотелось, впервые в жизни ему хотелось нормально отдохнуть и забыть всё, как страшный сон. К слову, это было невозможно. Теперь на сердце подростка остался жирный тёмный отпечаток, который, как бы парень не старался смыть, не получалось. — Читаешь? — мягко поинтересовался Чанёль, входя в комнату и закрывая за собой дверь. На мужчине шорты для поединков, на голове бардак, а на теле ни единой царапины. Бэкхён, проследивший за размеренным шагом Пака, кивнул головой и снова схватился за чтиво. И так спокойно уже давно не было. Очень давно. — Как насчёт перевязать раны? — спросил Пак с поднятыми бровями, заранее вытаскивая из маленькой коробочки бинт и подходя к узкой кровати подростка. — Можно, — подытожил Бэк, откидывая мягкое одеяло в сторону и давая разрешение на посадку. Мужчина улыбнулся с такой искренней благодарностью, что Бэкхён не мог этого не заметить. Может быть, вернуть всё назад не так уж тяжело, как ему казалось раньше? — Ты быстро идёшь на поправку, — выдохнул Пак, нежно перекладывая одну ногу Бёна себе на колени для большего удобства. — Уже пробовал ходить? — Не-а, — промычал Бэк, чувствуя ласковые, почти невесомые прикосновения к лодыжке. Чанёль всегда был таким нежным, таким аккуратным и внимательным? Наверное, всегда, просто раньше Бэкхён не замечал этого, как сейчас. — А как насчёт попробовать? М? Я могу помочь тебе, — утешительно кивнув, откликнулся Пак, снимая старые бинты и любуясь почти зажившими ранами. Конечно, без его крови не обошлось, только вот Бён об этом ни сном, ни духом не знал. Раны Бэкхёна понемногу заживали, как и его сердце. Это не случилось по щелчку пальца, это был долгий, тяжёлый процесс, ибо ничего не бывает сразу. — Не знаю, — безотрадный ответ парня, что не мог отвести взгляд от рук Чанёля, которые мастерски выполняли свою работу. Бэкхён мог бы и сам, но жизнь научила принимать помощь от людей, которые действительно о нём волновались. Где-то между делом в комнату беззастенчиво ворвался Минсок, сообщая о скором поединке и кидая на соседнюю кровать новый паспорт и другие личные документы для Бэкхёна, не забыв спросить о его самочувствии. Как-то погрустнев в лице, парень посмотрел на отрешённого мужчину, которого, похоже, поединки вообще ни капли не волновали. Никакого стресса или мандража, как в первый раз, когда Чанёль вышел на ринг, и когда Бэкхён чуть не оторвал себе все волосы от переживаний. Сейчас же Пак не рассказывал Бёну о том, что творилось за стенами их маленькой, подаренной Кимом комнаты, объясняя это тем, что для Бэка сейчас вредно нервничать и что он может полностью положиться на Чанёля. Новый поединок через пять минут. Бэкхён посмотрел на Пака, любуясь нахмуренными бровями и задумчивой складкой на лбу. Было в этом взгляде что-то такое родное, любимое сердцу. — Вставай, лежебока, — позвал мужчина, опуская ступни младшего на пол и выпрямляясь в полный рост, отчего кровать сразу же противно заскрипела, как и заскрипели сжатые зубы подростка. — Ну, спасибо, конечно, — горько отозвался парень на довольно уместное прозвище. И ведь не поспоришь. Не одну неделю он просто валялся на кровати, иногда пересаживаясь в коляску. Бэк не хотел признаваться в том, что просто боялся снова ходить. Нет, он знал, что не стал инвалидом. Просто в груди застрял страх, похожий на липкую слизь. Будто если он встанет на ноги, проблемы снова к ним придут, и Бёну снова придётся бежать куда-то в страхе. Но теперь, когда Чанёль протягивал ему ладони, чтобы помочь, было почти не страшно, слегка боязно, что не получится, но не более. Кое-как поднявшись, Бэкхён выпрямился в полный рост, удивляясь, как ещё не упал на пол, разбив себе подбородок. Тишина. Бён делает шаг, и ногу пронзает резкая боль, не такая, чтобы тотчас же упасть, но этого Чанёлю достаточно, чтобы подхватить младшего за локоть и талию. — Ничего, — промычал парень, освобождаясь от чужих рук и поднимая глаза, упираясь точно в добрый, беспокоящийся взгляд тёмных зрачков. На устах младшего молчание, но в груди ускоренное сердцебиение и самая искренняя благодарность. Не за то, что не дал упасть, а за то, что остался рядом. — Чанёль! — без стука в комнату влетел запыхавшийся Сехун, мигом накаляя спокойную атмосферу комнаты и приковывая к себе всё внимание влюблённых. Пак не успел спросить что-то в ответ, смотря на растрёпанного друга, потому что тот сразу продолжил: — Портал, — и этого было достаточно для того, чтобы глаза Чанёля потускнели. Портал открылся, им пора уходить домой. Они не раз это обсуждали. Всё-таки на плечах гарда лежали обязанности, которые он должен выполнить, от которых просто так не скрыться. Да и в другом мире его ждали родные. Бэкхён, не раз подслушивающий чужие разговоры перед сном, был осведомлён о неком портале. Не был точно уверен, но определённо знал, что это означало — уход Чанёля туда, где Бэк уже не сможет его отыскать. Это означало прощание, которое больно било по глазам и точно в живот до хрипа в голосе. Казалось, время в помещении застыло. Секунды превратились в часы, и Бён бы не прочь их продлить до вечности. Только не сейчас, когда всё, наконец-таки, образумилось. «Только не сейчас, Чанёль, пожалуйста». Пак повернулся к зажавшемуся будто после точного удара в живот парню и посмотрел в глаза. В них Бён мог прочитать извинение или просьбу не переживать, просьбу оставаться сильным, несмотря ни на что. — Чанёль, — коротко позвал русоволосый, в надежде вовсе остановить время. И мужчина улыбнулся ему самой нежнейшей, самой тёплой, но такой обречённой улыбкой. — Смотрю, ты уже можешь ходить, — просиял Пак, делая шаг назад, но по ощущениям это было точно закрыть перед Бэкхёном дверь. С размаха, сильно, прямо по расшатанным нервам. — Не перенапрягайся сильно. Ложись и отдыхай, хорошо? И Бён кивает в ответ, но в немом жесте по глазам Пака бьют слова: «Я всё сделаю, только не уходи». Но разве Бэкхёна слышали? Ведь по сути он не сказал ни слова, даже не сдвинулся с места и не моргнул. И только после того, как Пак быстро схватил свои вещи и закрыл за собой дверь, подросток рухнул на кровать, словно упав в самую глубокую тёмную яму, больно ударившись спиной о дно — жёсткий матрас. Похоже, в тот момент его сердце трещало по швам, как сухая старая ткань. Тело стало ватным, ноги свисали с кровати, бессмысленно болтаясь в воздухе, в голове опилки, а глаза, наполненные слезами, казались блестящими при свете дня пуговицами, которые, не мигая, уставились в бежевый потолок, ища ответы, советы или подсказки. Бэкхён, как игрушка, которую хозяин кинул на полку и забыл, уходя по своим делам. Так тихо. Даже ветер за окном успокоился и перестал бить по стёклам, желая обратить на себя внимание. Бён был словно в вакууме. Такой одинокий маленький человек, запутавшийся в своих эмоциях, да что уж там, в самой жизни. Кто, как не Чанёль, скажет ему, что Бэкхён всё сделал правильно и больше не надо ничего бояться? Кто, как не Чанёль, будет охранять и оберегать его? Бён устал жить один. Потеряв всех любимых, потеряв смысл к существованию, парень превратился в грозного сухаря без чувств и с гордо поднятой головой. Но сейчас Бён как никогда понимал, что это был только образ, лишь маска, которую он надевал изо дня в день. Ему всегда были важны семейные ценности, крепкие отношения с друзьями и, в конце концов, любовь. Чанёль дал ему это, и Бэкхён готов переступить через свою отвратительную гордость, кем бы там Пак ни был, переступить через что угодно, главное — не потерять то, что держало его на плаву. Бён не понял, сколько по времени пролежал на кровати, сколько пялился в этот отвратительный, бежевого оттенка потолок. Минут пять? Тридцать? Уже не важно. Бэкхён сорвался с места, наплевав на жгучую в пятках боль и выбегая из комнаты, словно заключённый из своей камеры, в которой провёл не меньше десяти лет. Он бежал к свободе, бежал к Чанёлю, надеясь, что тот ещё не ушёл. Расталкивая всех толстых зевак фразой «отойдите, нахер, я спешу!», Бён пробирался к раздевалке, в которую ткнул пальцем удивлённым Минсок. И Бэк вбежал в крохотную вонючую комнатку, дыша, как зверь, которому недодали мяса, натыкаясь нервным взглядом в знакомую спину. Благо, никого не было: ни Сехуна, ни других бойцов. Это помогло Бёну собраться с мыслями, но всё, на что хватило парня, это сильно прижаться лбом в крупные лопатки и обернуть забинтованными руками чужой торс. — Ты как хочешь, мне плевать, но я не отпущу тебя! Просто держу тебя в курсе, — обрывисто дыша, признался Бэкхён, чувствуя, как на его руки легли чужие — тёплые и большие. — Ты уверен? Бэкхён долго кивает, пытаясь сдерживать слёзы, чтобы не показаться старшему каким-то плаксивым ребёнком. — А я и не собирался, — смеётся в голос Чанёль, поворачиваясь лицом к зажавшемуся Бэкхёну. На лице старшего гадкая, победная ухмылка. Обоих прорвало на эмоции, и Бэкхён не выдерживает. Парень отлипает от мускулистого тела, разрисованного различными шрамами, и жёстко, со всей имеющейся силой в ноге бьёт мужчину по коленке, отчего тот содрогается и сгибается пополам, продолжая счастливо смеяться. — Дебил! — кричит Бён, разворачиваясь на пятках и уходя прочь. — Заставил понервничать больного человека!