«О сломленности»

      Лайла решила пройтись до «Ghost bride» пешком. До захода солнца оставалось еще более часа, и город тонул в золотистом сиянии. Каблучки Лайлы бойко стучали по тротуару, а полы песочного тренчкота развевались на легком ветру. Лайла решила приодеться по случаю и выудила из дальнего угла шкафа давно не надеваемое парадное платье. Оно успело здорово пропахнуть средством от моли, потому прежде пришлось потратить добрых три часа на ручную стирку и глажку, но оно того стоило. Пастельный оттенок зеленого невероятно шел Лайле. Платье сидело чуть свободно — она сбросила шесть-семь фунтов за пару лет, — но так смотрелось даже лучше на ее фигуре.       Соседка Ким, молчаливо, но с интересом наблюдавшаяся за ее тщательными сборами, наконец, не выдержала и спросила:       — Уж не на свидание ли ты собралась, дорогуша?       Лайла встретилась с ее взглядом в зеркале, перед которым аккуратно наносила светло-розовую помаду, но ничего не ответила, лишь слегка пожав плечами. Ким прыснула в кулачок от такой застенчивости и снова погрузилась в конспект по социологии. В понедельник ей предстоял тест, и она хотела немного подучить материал, прежде чем за ней зайдет ее парень, и они, как обычно бывало по субботам, отправятся на долгую прогулку, которая закончится посиделками в уютном баре.       Субботний вечер Лайлы тоже впервые за долгое время обещал быть насыщенным. Ким задавала вопросы о парнях не так часто, чтобы это начало всерьез ее смущать, обычно удавалось отшутиться или многозначительно отмолчаться, что со стороны подружки могло толковаться по-разному. На самом деле, Лайла не могла сказать, что ее привлекают парни или отношения с ними.       Обладая миловидной наружностью с самого детства, она не чувствовала недостатка во внимании со стороны мальчиков, а настойчивые ухаживания таких старшеклассников в прошлом или таких типов, как Бен, в настоящем, вызывали у нее лишь отвращение. Отвращение, которое с каждым годом и месяцем было все сложнее маскировать априорной доброжелательностью. Лайла прекрасно чувствовала себя сама по себе, несколько лет беспрестанных тревог отбили у нее всякую охоту до любовных переживаний.       Хоть еще не стемнело, вывеска «Ghost bride» ярко сияла на фоне серого фасада. Войдя вовнутрь, Лайла на несколько секунд с непривычки ослепла, но ушам сразу стало приятно. До восьми оставалось еще не менее получаса, но темный зал был уже битком забит, и меж столов мелькал юркий официант, своей одеждой сливающийся с полумраком, а у стойки возилась пара барменов.       Хельги там не было. Лайла ощутила в груди легкий укол разочарования. Неужели ее не будет? Впрочем, разве она пришла сюда ради Хельги? «А ради чего еще?» — ядовито поинтересовался внутренний голос, очень похожий на Хельгин, но Лайла предпочла отмахнуться от него и поискать свободное местечко.       Каким-то чудом возле самой сцены нашелся маленький столик, где даже двоим было бы тесновато. Но одна Лайла удобно разместилась, повесив пальто на соседний стул и сосредоточив взгляд на огоньке свечи, трепыхавшемся за матовым стеклом высокого подсвечника. Вдруг шум и гомон вокруг почти стихли. Подняв глаза, Лайла обнаружила, что на подмостках появилась пара людей, очевидно, актеров.       Они встали в нескольких футах от нее, дожидаясь, пока гул полностью утихнет. И тишины удалось добиться не с таким большим трудом, уж очень необычно выглядели актеры: с ног до головы они были облачены в черные мантии, а их лица полностью скрывали маски, созданные по образу и подобию венецианских. Дождавшись молчания, актер, что был ростом повыше, взял складной стул из угла сцены и поставил так, чтобы его партнер сел вполоборота к зрителям, и, как только тот присел, закинув ногу на ногу, это место осветилось ярким лучом прожектора. В качестве фонового звука включили едва различимый шум прибоя.       Тут Лайла поняла, что это вовсе не партнер, а партнерша; в ярком свете завитые по моде сороковых годов волосы засияли белизной с золотым отливом. Актриса подожгла сигарету. Не имея возможности поднести ее ко рту из-за маски, в течение всего действия она лишь нетерпеливо стряхивала пепел.       Действие постановки началось вовсе не с начала, а, очевидно, с кульминации.       — О тень великого Цезаря!* — воскликнул густой мужской голос. — Яд, которым на Востоке травили невинные души…       Актер расхаживал по сцене, заложив руки за спину, в то время как девушка продолжала «курить», отстраненно глядя во тьму.       — Вот так. А теперь отвечайте, дорогая мисс Джелкс.       — Может быть, вы будете так добры повторить свой вопрос? — очень знакомый голос звучал непривычно мелодично.       Мужчина встал позади, опустив руки на спинку стула и склонив голову поближе к ее уху.       — Неужели за всю вашу полную скитаний жизнь не было хоть одного случая, хоть одной встречи, которая на языке психа Ларри Шеннона называется любовной историей.       Девушка элегантно перебросила другую ногу на ногу и отшвырнула окурок в темный угол.       — С людьми случаются вещи похуже целомудрия, мистер Шеннон.       — Да, сумасшествие и смерть, может быть, даже хуже…       Лайла как завороженная следила за этой сценой, у нее почти не осталось сомнений, что на сцене в нескольких ярдах от нее сидела никто иная, как Хельга Джи Патаки.       — Вы сказали две?       — Да, две, — произнесла она то ли робко, то ли задумчиво. — И я не соврала, — Хельга поднялась на ноги, и ее место на стуле тут же заняли. Она принялась расхаживать кругами, точно стервятник.       — Когда мне было шестнадцать, кстати, ваш любимый возраст, мистер Шеннон, дедушка давал мне каждую субботу тринадцать центов — мое жалование…       К столику незаметно подкрался официант. Лайла, увлеченная действием, не сразу сообразила, что от нее требуется, и кто стоит перед ней. Вначале она подумала заказать один только кофе, но решила, что сегодня можно позволить себе что-то покрепче, и шепнула юноше на ушко, что будет Маргариту.       — Фантастика! — выкрикнули со сцены. — И как же вы повели себя в подобной ситуации?       — Я… Выполнила его просьбу, — грустным голосом ответила Хельга.       Маргарита не заставила себя долго ждать, бокал тихонько стукнулся о столик, и официант вновь смешался с полумраком.       — Этот… этот печальный грязный эпизодик вы называете…       — Конечно, печальный для того чудака, — перебила Хельга. — Но почему вы называете его грязным?       Буквально через пару минут Лайла поняла, что здорово успела отвыкнуть от алкоголя. К лицу прилил жар, а голова слегка закружилась, но она так жаждала расслабления, что сделала еще несколько крупных глотков сразу. По опыту Лайла знала, что такой хмель быстро выветривается, а вот уверенность в своих силах остается — ей она сегодня пригодится, ведь она решилась вытащить себя на эту самую сцену.       Тем временем скромное в затраченных ресурсах, но не в эмоциях, представление подошло к концу. Актеры подошли к краю сцены и поклонились, однако же, вопреки обычаю, не берясь за руки, и сдернули маски. Партнером Хельги оказался тот темнокожий мужчина, которого она видела в прошлый раз. Он широко улыбнулся публике, было очевидно, что представление доставляет ему огромное удовольствие. Хельга же безразлично оглядела зал, слегка усмехнулась, а затем, драматичным жестом обронив маску на сцену, подалась прочь.       Ослепленная резким движением луча прожектора, Лайла упустила, куда скрылась ее знакомая, а потом ее отвлек громогласный гитарный рифф, раздавшийся из колонок. На сцену под приглушенным освещением ворвалась группа подростков и тут же, без всякой подготовки, заиграла метал-кавер на песню The Rolling Stones. Ребята так увлеченно играли, что Лайла, никогда не любившая тяжелую музыку, стала покачивать головой и подала знак официанту повторить Маргариту.       Группа сыграла еще несколько песен — снова перепевку и пару своих, а потом удалилась, прихватив всю аппаратуру, так же быстро, как появилась — наверное, в этом была их фишка. Освещение снова сделало финт, и из темноты вынырнул силуэт молодого человека в темной одежде. Прокашлявшись, он принялся читать слэм-поэму, вначале сдержанно, но ближе к середине повысил голос и стал размахивать руками. Публика, перевозбужденная рок-выступлением, вначале с трудом притихла, а затем, раззадорившись эмоциональностью чтения, загудела и засвистела.       Закончив и коротко отдышавшись, пылкий юноша поклонился и сошел со сцены, и его место тут уже было занято взлохмаченной толстой девушкой с густым медовым контральто. Рискнув оторвать взгляд от сцены, Лайла снова завертела головой, и, к ее затаенной радости, Хельга Патаки нашлась. Она вернула себе обычный неформальный вид и теперь восседала на стуле у барной стойки. Ее рассеянный взгляд бродил по сотни раз изученным стенам, пока не натолкнулся на Лайлу Сойер. Та робко улыбнулась и махнула рукой, на что ответ, разумеется, не получила, если не считать ответом нахмуренные брови.       Внутренне сжавшись, Лайла отвела взгляд и полезла в сумочку за маленьким блокнотом. Не надоедать ей, не надоедать, не надоедать, повторяла Лайла. Она надеялась, что этим вечером у нее будет возможность выступить и при этом не накликать на себя гнев Хельги.

__________

      Для Хельги Патаки этот вечер был одним из вечеров, которые проходили относительно гладко, в то время как жизнь по-прежнему оставалась к ней немилостивой. Но сегодня она могла ненадолго позабыть об этом, хотя бы потому, что на законных основаниях могла пить в «Ghost bride». Сидя на высоком стуле и закинув ногу на ногу, Хельга потягивала через трубочку водку с лимонным тоником, которую сама же для себя и смешала. Да, вечер определенно казался ей не таким уж и дерьмовым, пока она не заметила Лайлу Сойер, машущую ей рукой и улыбающуюся так, точно они были добрыми друзьями.       Хельга скривила рот и вновь припала к соломинке. Что она вообще здесь забыла? Хельге думалось, что вечером в субботу эта девчонка занялась бы какими-нибудь своими Лайло-Сойерными делами, но точно не пришла бы в андерграундный бар, чтобы теперь морщиться от громкой музыки и фонящего микрофона. Этот хренов бездельник Эд не смог даже микрофон настроить, а уже, небось, лапает какую-нибудь хорошенькую дурочку.       Хельга решила больше не смотреть в сторону Сойер. Может, она не могла запретить ей приходить сюда, но вот игнорировать ту ей было вполне по силам.       — Эй, куколка, не налегай, — Сэмми перегнулся через стойку, тыча своим смуглым пальцем в ее высокий стакан, где жидкости осталось только на четверть. — У тебя еще выход, или ты передумала?       Сэмми был единственным в баре, кому Хельга позволяла обращаться к себе столь фамильярно. На своего босса она злиться просто не умела — его добродушие и обезоруживающая улыбка заставляли всем нелестным выражениям в его адрес застревать у нее в горле. К тому же, Сэмми был довольно эксцентричным малым, и как бы Хельга ни старалась убедить себя в обратном, в ее глазах это всегда возвышало личность.       — Не передумала, — сказала она, отставляя стакан, — но я была бы чрезвычайно тебе благодарна, если бы ты заставил Эда поднять его жирную задницу и наконец сделать что-нибудь с гребаным микрофоном. На нервы действует.       — Что ж, тогда у тебя пятнадцать минут. Если Меган, конечно, в них уложится, — Сэмми кивнул в сторону лохматой толстушки, читающей третью по счету слэм-поэму.       Хельга только загадочно улыбнулась и поправила стянутые в пучок волосы. Она еще раз оглядела зал. Народу сегодня было даже больше, чем она ожидала, все из-за рассыпанных в кафешках флаеров, хорошо хоть от страха сцены Хельга давно уже не страдала, но рука все равно нашла стакан с остатками коктейля, просто на всякий случай.       Меган удалилась под громкие овации, и, как только они стихли, Хельга твердым шагом направилась к подмосткам. Некоторые из присутствующих, узнав ее, сразу же принялись аплодировать. Хельга, смерив публику тяжелым взглядом, дождалась, пока все заткнутся, прочистила горло и крепко сжала в руке микрофон. Она озвучила название написанного на днях стихотворения и принялась за его чтение:

«Я жизнь трачу впустую, Избыла надежду таланта, Все дни текут вхолостую, И груз мой под стать Атланту. Мой грунт, очевидно, негоден. Иссохла роса дарованья, Мой дух не знает свободы, Носимый на грани изгнанья. Я с жизнью торгуюсь напрасно, Не ту избрала дорогу, И что тут сделать, неясно, Чтоб с счастьем шагать мне в ногу. Душа моя, как пустыня, Песок и ветер — барханы. Одна на свете святыня — Дар Божий, разбитый о скалы. О скалы иссохшего моря, Куда привела тропинка Пустого сомненья и горя И тьма дурацких картинок. Осколки моей святыни Я вмиг соберу и склею. Из сызнова собранной глины Я выпью вина покислее. Остаток его прольется, Однако не высохнет вскоре, Из жизни, что снова забьется, Возникнет новое море».

      Хельга слегка поклонилась.       — На этом все, ребята.       Не дожидаясь, пока стихнут аплодисменты, она вернулась к своему месту у стойки. На сцене ее сменил какой-то незнакомый чувак, одетый как адвокат, и со спокойной уверенностью принялся читать опус, посвященный войне во Вьетнаме. Хельга прыснула.       — Кто-то опоздал со своим творчеством лет на тридцать.       Иногда их субботние сборища напоминали Хельге собрание некой своеобразной секты. Среди приходящих были завсегдатаи, были и новички-неофиты. Встречались настоящие таланты, но и нередко откровенные бездарности. Тут бывали фрики, панки, готы, молодые мужчины в костюмах от Армани и пожилые домохозяйки в твидовых пиджаках, были те, кто чувствовал себя на публике точно рыба в воде, были такие, у кого руки ходили ходуном. Все эти люди грудились вокруг Сэмми, точно он был им то ли добрым пастырем, то ли новоявленным мессией.       Сэмми обладал поразительным талантом располагать к себе людей и найти друга в ком угодно. Доброта, коммуникабельность, чувство юмора и очевидная харизма делали его всеобщим любимцем. Даже Хельгу. Хоть той и не хотелось в этом признаваться, он очаровал почти сразу. А так как за последнюю пару лет она умудрилась растерять почти всех, кого могла звать друзьями, Сэмми, свой в доску и по-отечески заботливый Сэмми, представлял для нее большую ценность.       Фиби, конечно, все еще была ее подругой, их по-прежнему связывали воспоминания, переписки и звонки, но Хельга полусознательно медленно отдаляла ее от себя. Так будет меньше боли для них обеих, да и ее маленькая Фиби заслуживает в лучшие друзья человека получше склочной девицы с беспорядочной жизнью и легким алкоголизмом.       Из горько-сладких размышлений Хельгу почти насильно вырвал очередной выход на сцену. Обычно если уж кому-то в этом калейдоскопе лиц удавалось приковать ее взгляд к себе, то это продолжалась не долее пары секунд. Но этот раз оказался исключением, ибо перед микрофоном, неловко переминаясь с ноги на ногу, стояла Лайла Сойер. Хельга потянулась за новой порцией выпивки, уж кого она не ожидала увидеть на том месте, так это приставучую сахарную принцесску, которой, по всей видимости, очень доставляло ее злить.       Хельга видела, как испугано метались ее глаза, впрочем, ее испуг был не таким явным, каким мог бы быть.       — Эм… Добрый вечер, — она слегка откашлялась в кулачок, и это выглядело очаровательно. Хельга закатила глаза — Лайла и это умудрялась делать как леди: кашлять и дрожать от страха.       После коротких пояснений, что она здесь впервые, Лайла принялась читать нежданно бархатным голосом:

«Заприте меня в комнате и выбросьте ключ, Уж это получше будет пустых разговоров. Воздух во тьме ее горяч, густ и колюч, И это тоже лучше одиноких просторов».

      Хельга вспомнила, как сама впервые выступала на литературном вечере. Ей тогда было от силы пятнадцать, и она всеми силами пыталась отвлечься. Она точно так же нервничала, а кроме того злилась, ее стихотворение, где ранее казалась выверенной каждая строка, теперь чудилось ей невероятно глупым и сырым как по содержанию, так и по форме.

«Я буду лежать во тьме, изучая ландшафт потолка, Отбросив сапку, лопату, земля моя бесплодна, Я буду лежать во тьме, печаль моя глубока, Не разглядеть, не нащупать и не наполнить. Заприте меня в комнате, и, может быть, я умру, Сгорю и развеюсь пеплом, смешиваясь с природой, Заприте меня в комнате, и я закрою дыру, Ту, что не под силу заполнить свободе».

      Но ей тогда аплодировали, как и сейчас глупой Лайле Сойер, и точно такая же слабая улыбка облегчения теплилась и на ее губах, да и мысли Лайлы, а в этом Хельга была уверена, сейчас, как и у нее тогда, направлены на то, как бы быстрее убраться и не споткнуться при этом.       — Неплохо, — заметил Сэмми, как всегда без единого звука материализовавшийся рядом.       — Ага, — подала голос Хельга, — для семиклассницы, может быть.       Заиграла музыка. Ранее не виданный ею высокий паренек, закатив рукава стильного синего блейзера, страстно отыгрывал на саксофоне, пока руки его партнерши легко порхали над клавишами синтезатора. Хельга прикрыла глаза. Сегодня она чувствовала особо острую необходимость напиться, только не одной. Ей нужен был компаньон, даже этот олух Эд сгодился бы.       До одиннадцати оставалось около четверти часа, и скоро, очень скоро все интересное закончится. Хельге не хотелось, чтобы эта суббота завершилась так. Кто знает, она вполне могла стать последней.       Допивая свой коктейльчик, она безуспешно пыталась отыскать Эда глазами. Такого-то здоровяка в толпе можно было разглядеть без труда, потому Хельга направилась в подсобные помещения. Обойдя кухню, кладовые и комнаты для персонала, она обнаружила искомого на диванчике за кулисами. Там он, конечно, был не один. Собственно, первым, что бросилось в глаза, была тощая, обтянутая неоново-фиолетовой тканью задница, что нетерпеливо ерзала по массивным коленям.       Хельга театрально откашлялась, но прошло не меньше тридцати секунд, пока к ней не обернулись два недовольных лица.       — Ты сегодня пьёшь со мной, — бесцеремонно объявила Хельга, стараясь не глядеть на почти обнаженную грудь новой подружки Эда.       — Извини, Патаки, у меня немного другие планы на этот вечер, — он провел своей широкой ладонью по талии девицы, отчего ткань явно дешевого платья с претензией на кожу мерзко заскрипела.       — Это надолго? — пересилив бурлящую в ней злость, спросила Хельга.       Эд лукаво улыбнулся, было в этом даже что-то насмешливое. Затем он развел руками, считая, что дальнейшие пояснения не нужны.       Хельга горестно вздохнула и направилась прочь. Она была еще недалеко и смогла расслышать, как Эд обращается к девушке с «заманчивым» предложением попробовать члена с пирсингом. Она скривилась и зашагала еще быстрее, цедя сквозь зубы: «Какой же омерзительный мудак».       Возле бара, к своему разочарованию, она обнаружила, что ее ждали. Вернее, Хельга так сразу подумала, хоть особых оснований на то у нее не было. Лайла сидела на высоком стуле, даже так умудряясь аккуратно сомкнуть колени. В руках она вертела наполненный прозрачной жидкостью стакан с соломинкой. Скорее всего, это была минеральная вода или классический тоник без джина. Увидев Хельгу, Лайла просто кивнула, точно они были ненадолго расставшимися старинными друзьями. Экая наглость!       — Ты что, преследуешь меня? — прошипела Хельга, цепляясь руками за стойку. В глазах Лайлы отразилось неподдельное (?) удивление.       — Вовсе нет, — она покачала головой, а затем почти виновато добавила: — Меня просто очаровало это место.       — Ну еще бы, — устало ответила Хельга. Она ощущала, как ее голова пухнет от мечущихся размышлений, с кем бы провести этот вечер. К своему огорчению и раздражению, она поняла, что вариантов, на самом деле, и нет. Эд отпал, Кев был на смене до глубокой ночи, Сэмми вообще не одобрял ее возлияния, будто чертов папаша, которого у нее, считай, никогда не было.       Лайла продолжала потягивать свой загадочный прозрачный напиток и нагло на нее, Хельгу, не смотреть, в то время как та, сама того не ведая, не сводила с нее прищуренных глаз. Если бы Хельга верила в карму, она сочла бы, что Сойер — ее кармическое наказание, так как она, похоже, единственный оставшийся вариант, который, несмотря на свою неприглядность, все же был лучше, чем одиночество. Лайла не будет трещать без умолку, но будет слушаться, если прикрикнуть на нее — такой Хельга ее помнила. Похоже, ей оставалось одно из двух: либо просверлить дырки в башке и залить алкоголь прямо туда, или же позвать Сойер с собой.       — Пойдем, — рука, тронувшая плечо Лайлы, определенно была слишком грубой.       — Куда? — конечно же, эта принцесса сразу же вытаращила на нее свои невинные глазенки.       — В прошлый раз тебе, кажется, не терпелось поговорить, так пошли же сейчас, — сама того не замечая, Хельга стала топать ногой в нетерпении.       Лайла не разулыбалась, не хлопнула в ладоши, или чего там от нее, по мнению Хельги, можно было ждать, но с готовностью поднялась.       — Я только возьму плащ.       Гудение в голове Хельги стало постепенно стихать.