***
Хельга отдала бы многое за то, чтобы увидеть выражение лица Лайлы Сойер, когда она сама, выйдя вместе с ней из бара и взяв такую скорость, точно собралась прошагать пять кварталов, свернула в ближайший переулок. Хельга сосчитала до пяти и выглянула из-за угла, обнаружив, что Лайла так и стоит на том же месте у крыльца, переминаясь с ноги на ногу. — Долго тебя ждать? — хмыкнула она, приподняв одну бровь отточенным за много лет движением. Лайла будто вышла из транса и застучала каблуками своих миленьких туфель прямо к ней. Вместе они остановились у пожарной лестницы, слабо освещенной светом тусклого фонаря. — Дамы вперед, — Хельга махнула рукой, отвешивая ироничный поклон своей слегка изумленной спутнице. — Лезть наверх? — неуверенно спросила Лайла. — Нет, останемся здесь и разыграем сцену из «Леди и Бродяги», если тебе не хватает острых ощущений, — досадно, что в полумраке Сойер было не уловить ее удовлетворенной усмешки. — Ладно, я лезу. Старая лестница заходила ходуном, осыпая асфальт под собой продуктами коррозии металла, но, несмотря на свое нетрезвое состояние и четырехдюймовые каблуки, Лайла двигалась довольно проворно. Не дождавшись, пока она доберется до самого верха, Хельга полезла за ней следом, и очень скоро они вместе оказались на крыше. — Похоже, ты все-таки была здесь, — сказала Хельга, глядя на букетик из хризантем, лежащий на краю стеклянного купола. Глаза успели привыкнуть к темноте, и ей хорошо было видно, что за сутки цветы успели подвять, а дубовые листья ветром разнесло по всей крыше. Чего еще было ожидать от такой дешевки, но цветы смотрелись здесь странно уместно. — Да, — тихо подтвердила Сойер в паре футов от нее. В своих туфлях она была почти одного роста с Хельгой, но из-за свей субтильности та все же казалась выше. — А внутри? — Хельга повернула к ней лицо, которое, по ее задумке, не должно было выражать абсолютно ничего. Лайла будто ненадолго растерялась. — Шпингалет заело, — коротко поведала она, и голос ее был почти безразличным, каким Хельга его еще не слышала, будто она приняла правила ее игры. — Смотри и учись, — Хельга склонилась над фрамугой, присев на одно колено, и, чуть нажав на основание петли, резко рванула задвижку, открыла окно. На этот раз она спустилась первой, жестом позвав девушку за собой. Хельга проделывала это, наверное, сотни раз, но и теперь сердце ее трепетало, как впервые. В нос ударил затхлый запах комнаты, которую давно не проветривали, но было что-то еще, едва уловимое, что Хельга никак не могла распознать и с чем свыклась. В привычном месте она отыскала ночник в форме гнома с красным колпаком и воткнула его в розетку, затем всем весом рухнула на кровать, укрытую темным пропыленным чехлом. Лайла стояла в центре комнаты и с любопытством озиралась вокруг, словно вообще была здесь впервые (но ведь неправда, верно?), а Хельга в свою очередь с интересом наблюдала за ней, пока та отвлеклась. Светлый плащик с двойным рядом пуговиц был туго затянут на ее не слишком изящной талии широким ремнем, а из-под его полов выглядывал край темно-зеленого миди-платья. Снова зелень, пронеслось в голове у Хельги, и это отчего-то вызвало у нее один из ставших ей привычными коротких приступов раздражения. Сказать, что Сойер выглядела роскошно, было бы огромным преувеличением, но мягкий свет как-то особенно удачно оттенял ее веснушчатую кожу. Лайла изменилась мало, в отличие от самой Хельги, которую теперь, к ее счастью, старые знакомые перестали узнавать на улицах. Хотя, вполне возможно, что ее просто не хотели узнавать. Хельга сладко потянулась в пьянящей истоме и вытянула из внутреннего кармана куртки то, что врезалось в ее ребра леденящим дискомфортом. Фляга из гладкой нержавеющей стали вмещала в себя почти целую пинту. Заметив ее в руках у Хельги, Лайла присела рядом на скрипучую кровать. А эта девчонка не так уж и глупа, решила Хельга, делая большой глоток и зажмуривая глаза от резкого вкуса. — Что это? — Русская водка, — ухмыльнувшись, ответила Хельга и протянула девушке флягу, на которой остался жирный отпечаток ее темной помады. Но Лайла, не обратив на это ни малейшего внимания, поднесла флягу к губам и глотнула оттуда немного, вслед за тем ожидаемо поморщившись. Когда холод стального сосуда вновь коснулся ее ладони, Хельге нестерпимо захотелось сделать еще несколько таких же глотков, но стоило немного помедлить, если уж ее не прельщало закончить вечер в луже собственной блевотины. — Русская водка — это здорово, — вдруг подала голос Лайла, развязывая ремень плаща. На ее губах заиграла неловкая улыбка, которую так легко было принять за улыбку полоумной. Хельга засмеялась. — Чего-чего? — Здорово, — уже куда менее уверено повторила Сойер. — А, ну круто! «Русская водка — это здорово», — передразнила ее Хельга. — Любое рекламное агентство оторвет тебя с руками и ногами. Лайла тут же нахмурилась, но какое-то время молчала, пока Хельга Патаки надрывно и фальшиво смеялась. — Сказал человек, похожий на ходячий буклет тату-салона. Смех оборвался так резко, что у Хельги сперло дыхание. Она глядела на глупую Сойер не меньше минуты с нескрываемым скепсисом, обдумывая, кто перед ней вероятней — пришелица или андроид. Но в итоге к ней вернулась ее самоуверенная усмешка. — Неужели кто-то научился острить? — Неужто кто-то так и не научился встречать старых знакомых? — Лайла мягко, но настойчиво вытянула флягу из ее руки и сделала небольшой глоток, в этот раз почти не кривясь. Хельга хмыкнула. — Мы не старые знакомые, и уж точно не друзья. Надеюсь, никаких иллюзий на этот счет? Более того, ты мне никогда не нравилась, Сойер, мы просто вынуждены были ходить в один класс, потом просто в одну школу. Тут с таким же успехом мог оказаться Гарольд или Сид Гифальди, или Эд… — Но все-таки тут оказалась я, — тихо заметила Лайла, взвешивая флягу в руке. Хельга только вздохнула, но возразить не решилась. Возразить тут было нечего, ну или, по крайней мере, чтобы придумать достойный ответ, пришлось бы напрягать мозги, а она уже достигла той стадии опьянения, когда это давалось с трудом, да и имело все меньше смысла. — Не обольщайся, — наконец сказала Хельга, отнимая у девушки флягу. — Тогда расскажи, как поживаешь, — как ни в чем не бывало попросила Лайла, с надеждой глядя в ее лицо, — прежняя Лайла Сойер. Хельга вдруг поняла, что очень давно не отвечала на этот вопрос. Нет, конечно, ей очень часто его задавали из вежливости, и она, из той же вежливости, могла буркнуть в ответ стандартное «нормально», «пойдет», «все путем». Это касалось даже Фиби, которая хотя бы раз в неделю интересовалась, как у нее дела, но почему-то именно сейчас этот простой и обыденный вопрос застал ее врасплох. — Не хорошо. И не осталось больше ничего, как сказать правду. Хельга с вызовом посмотрела на Лайлу, но собеседницу это особенно не смутило, она лишь чуть нахмурилась. — Почему? — простодушно спросила Сойер, пристально глядя на нее в ответ. У Хельги вновь невольно сжались кулаки. — Разве я похожа на охуенно счастливого человека? — сдерживая злость, она ответила вопросом на вопрос. — Посмотри на меня внимательно, что ты видишь? Но и в этот раз ее тихая ярость не вынудила Лайлу сжаться или вздрогнуть. Та перехватила ее взгляд своими сверкающими темными глазами, и в них было что-то такое, чего раньше Хельге не доводилось в них видеть. Во время затянувшегося между ними молчания Хельга успела смекнуть, что то была решительность, и тут Лайла открыла рот. — Я вижу сломленную, — последнее слово со звоном разбилось о ее барабанные перепонки.__________
Лайла понятия не имела, откуда у нее взялась смелость, но она осознавала, что зашла слишком далеко, чтобы теперь отступить. К ее удивлению Хельга не ответила ей грубостью, хотя, с ее точки зрения, Лайла, наверное, только и делала, что нарывалась на нее. Напротив, разговор внезапно стал клеиться, как будто они обе оказались посвященными в какую-то большую тайну, которая теперь связывала их цепями. Говорила по-прежнему в основном Лайла, а ее знакомая кивала, мотала головой или кратко отвечала на вопросы, но она чувствовала, как напряжение между ними постепенно сходит на нет. — Почему ты не пошла в колледж? — спросила она Хельгу, болтавшую в руке полуопустошенную флягу с водкой. Они сидели на полу плечом к плечу, и Лайла готова была поклясться, что ощущает тепло ее разгоряченной плоти даже через ткань плащевки. — Вот уж, — хмыкнула Хельга, — я едва улизнула из-под пяты одного титана, не для того, чтобы сразу же попасть под пяту другого. Лайла немного помолчала, обдумывая ответ. Должно ли было повторное упоминание титана за этот вечер сказать ей что-то о состоянии Хельги? — Семья или школа? — спросила она. Не глядя на нее, Хельга растянула губы в горькой усмешке. — А ты прозорливей, чем кажешься, Маленькая мисс Совершенство. — Давно же меня так не звали, — заметила Лайла, тщательно копируя ее интонацию, и ей вдруг стало тревожно, что хрупкое взаимопонимание, не иначе как чудом возникшее между ними, вдруг разобьется вдребезги. — Вообще-то, между семьей и школой не такая уж и большая разница. И там и там, как оказалось, нужно вливаться. Правда, в школе у меня хотя бы были друзья. Какое-то время. Хельга откинула голову на кровать, и ее платиновые крупные локоны рассыпались водопадом по темно-синему чехлу. Она глубоко вздохнула. Еще никогда Хельга Патаки не представала перед Лайлой столь беззащитной. Ныне она уже не представлялась ей колючим монолитом. Ныне это была юная девушка с кучей комплексов и душевных травм, из последних сил прикрывающая руками свое мягкое брюшко. — Мне очень жаль, — тихо промолвила Лайла. — Моя семья тоже далека от совершенства, и… насчет Арнольда… Закончить начатую фразу у нее не вышло, хотя она много раз представляла, как произносит ее, представляла, какое облегчение при этом испытывает. Она во все глаза смотрела на Хельгу, выжидая ее реакции на этот явный и беспощадный триггер, однако чувствуя, что без этого между ними останется недосказанность. На лицо Хельги набежала тень, на долю секунды она напряглась, но затем ее тело расслабилось, веки опустились, словно на них висела тяжесть тысячелетних страданий. — Я могла ему помочь, — монотонно произнесла она. — Несколько минут или секунд… Я опоздала. Мне стоило быть настойчивей, пробраться по пожарной лестнице или… — Ты не виновата! — с неожиданным жаром воскликнула Лайла. А затем уже спокойно прибавила: — никто не виноват. Хельга, наконец, обратила взгляд к ней. — Ты веришь в то, что говоришь? Правда? Она испытующе глядела на Лайлу, отчего в голове той стал формироваться вакуум. Не то чтобы вопрос застал ее врасплох. Лайла сама много думала об этом, но этот вопрос обычно не облекался в такие простые слова, и был от того не менее гнетущим для нее. Считает ли она, что в смерти Арнольда кто-то виноват? Определенно. Причин было очень много, начиная с исчезновения его родителей, корпорации Шека, благодаря которой его психике был нанесен такой удар, после которого он не смог оправиться, и заканчивая любым кривым словом, недобрым взглядом или вынужденным безразличием. И с ее стороны тоже. Лайла закусила губу. Считает ли она себя виноватой в смерти Арнольда хотя бы отчасти? Да, да, миллион раз да! — Знаешь, это так странно, — впервые за вечер Хельга заговорила первой. Ее взгляд был направлен на перекладины под стеклянным потолком. — Жить, я имею в виду. Каждый раз, когда я просыпаюсь и открываю глаза, я удивляюсь, что все еще жива, что могу дышать, говорить, думать. Да, думать… Проклятье! Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы совладать со своими эмоциями, и ее веки снова сомкнулись. — Я живу, да, живу. Но я будто все время брожу под пасмурным небом, которое никак не разразится дождем, хотя гром не смолкает ни на секунду. Это так мучительно, Боже мой. Если бы я могла, то собственноручно разорвала бы себя на части. В ее словах было столько неприкрытой ненависти к себе, что у Лайлы гулко забилось сердце, но при этом Хельга оставалась ужасающе спокойной. Такой может быть ненависть человека, который уже давно примирился с ней, как с колючим свитером, который не на что сменить. — Ты так скучаешь по нему? — глупый вопрос сорвался с уст Лайлы сам собой. Хельгино лицо скривилось как от боли, но, похоже, для ярости у нее уже попросту не было сил. — Больше всего на свете, — ответила она сдавленным голосом. Когда она открыла глаза, в них стояли слезы. Лайле ее глаза показались такими огромными и лучистыми, что у нее самой в носу засвербило, так что она поспешно отвернулась. Ей же самой больше всего на свете хотелось обнять Хельгу. — Давай-ка поднимемся наверх, — вдруг предложила она с деланной веселостью и поднялась на ноги. Она протянула руку Лайле, и та с удивлением и благодарностью ее приняла. Поднявшись, Лайла поняла, что ее голова идет кругом, хотя разум оставался на удивление ясным. Походка Хельги тоже была нетвердой, и на крышу карабкалась она довольно неуклюже. Повезет, если им обеим удастся спуститься вниз без травм. На крыше Хельга присела на один из старых ящиков, что теперь заполняли собою почти всю крышу, и сунула в рот сигарету. Зажигалка выкинула в воздух несколько искр, и на ее кончике зажегся оранжевый огонек. От непринужденной позы в спальне Арнольда не осталось и следа — Хельга ерзала на ящике, то будто ища, обо что опереться, то принимая позу знаменитого роденовского мыслителя. Но находиться на воздухе, пусть и на этой захламленной крыше, было приятно. Прохладный ночной ветерок слегка трепал полы их одежды и волосы, точно оставляя на их коже невесомые поцелуи. Лайла полностью отдалась этому наслаждению тишиной, такой редкой в пределах суетливого Хиллвуда. Это казалось столь странным и даже немного неправильным, но она ничего не могла с этим поделать. Когда ящик под Хельгой перестал натужно скрипеть, та, пару раз кашлянув, швырнула сигарету в проулок между домами и тут же зажгла новую. Внимание Лайлы вновь всецело обратилось к ней. Она заметила, что Хельга держит сигарету по-мужски, полусогнув руку в кулак, на которой была видна темная татуировка, убегающая в рукав черного реглана. Тату напоминало языки пламени, пытающиеся поглотить ее пальцы. Облитая лунным светом Хельга казалась седой. Взгляд Лайлы остановился на серебряном колечке в ее брови, затем глазами она отыскала остальные, тускло сияющие и такие неуместные. — Может, хватит пялиться? — хрипловатый голос Хельги не выражал недовольства, лишь таил в себе усталость. Лайла смутилась. — Прости. — «Прости», — ее тут же передразнили, да так, что на этот раз грудь слегка кольнула обида. — Ты бы предпочла, чтобы я рявкнула в ответ «Не смей указывать мне, что делать, хренова Патаки!»? — на одном дыхании выпалила Лайла. Хельга посмотрела на нее долгим, испытующим взглядом мудрой седовласой сивиллы. — А мне нравится, чертовски нравится, — почти что оживленно сказала она и, не выпуская из пальцев сигареты, закинула руки за голову. — Прямо актриса. Только сейчас Лайла почувствовала, как сильно устали ее ноги от хождения на высоких каблуках, и она поискала взглядом, куда бы ей присесть. Точно прочитав ее мысли, Хельга жестом фокусника выдвинула откуда-то еще один ящик. — У нас в колледже тоже есть театральная труппа, но она… так себе. Не то что у вас. То есть, я хочу сказать, это так оригинально: маски, мантии. — Порой мне кажется, что так Сэмми просто экономит на реквизите, — сказала Хельга, слегка улыбнувшись. — Но, как бы там ни было, он без ума от театра. Думаю, это очевидно, раз уж он открыл свой собственный. Хельга избавилась от нового окурка, и они обе умолкли, хотя могли сообщить друг другу еще много всякого. Лайла могла бы поведать о том, что вообще не уверена в том, что ей нравятся мужчины, и единственное ее более-менее серьезное увлечение кончилось еще в четвертом классе. Хельга могла бы рассказать о том, что терпеть не может тату-салоны, их гротескную антисанитарию и вечно полупьяных мастеров, но все равно, каждый раз глядя на себя в зеркало, думает о том, что бы еще себе продырявить или забить. Лайла могла бы признаться в том, что не звонила отцу больше месяца, и почти не испытывает по этому поводу угрызений совести. Хельга хранила в тайне те несколько постыдных случаев, когда она убегала от старшей сестры, встретив ее на улице, и ее сердце молчало, в то время как Ольга обливалась горючими слезами. Лайла молчала о том, какой мучительной бывает бессонница в те ночи, когда она остается в комнате одна, а утром ей приходится надевать старый линялый свитер, потому что руки на предплечьях сплошь исцарапаны. А Хельга уж точно не стала бы говорить о том, что скрытый под татуировкой порез на запястье нанесен вовсе не разбитым стеклом и совсем не случайно. Они многого не знали друг о друге, и у них по-прежнему было так же мало общего, как и десять лет назад, но, глядя друг другу в глаза, а таких взглядов — намеренных или мимолетных — было множество, каждая находила в них что-то знакомое. Крошечный осколок себя. Они были двумя выброшенными на берег рыбами, сбившимися с пути пилигримами, узницами одних и тех же цепей — чужой безвременной кончины. Полузадушенные, но отчаянно делающие вид, что живут. Они были сломленными. Последний доставшийся Лайле глоток водки действительно оказался огненным. Она резко выдохнула, ощущая, что ее дыхание имеет стойкий запах спирта — верный признак того, что она по-настоящему пьяна. — Ну что ж, кажется, нам обеим пора на боковую, — голос Хельги раздался откуда-то сверху, хотя Лайла дала бы голову на отсечение, что мгновение назад та сидела рядом с ней. — Хорошо, — безропотно ответила она, с трудом фокусируясь на ее лице. — Жди здесь, — приказала Хельга и вернулась в комнату. Очень скоро там погас свет, а неподатливая защелка на раме встала на свое место. Хельга полезла вниз первой, и это у нее получилось гораздо лучше, чем карабканье на крышу, будто у нее за плечами не было полпинты крепкого спиртного и Бог знает сколько еще выпитого до этого. Когда Лайла гудящими ногами встала на первую перекладину лестницы, Хельга уже поджидала ее внизу с таким узнаваемым недовольным видом. Вначале и Лайла справлялась довольно неплохо, но, когда до земли оставалось не более трех-четырех футов, нога соскользнула. Она не успела даже вскрикнуть, как в ее плечи впились костлявые, но сильные руки. Лайла распахнула глаза и увидела перед собой чужое обеспокоенное лицо. Полуобъятие — полуисполнение мечты. — Стою, — как бы в оправдание промямлила она, чуть склонив голову, но хватка Хельги не ослабла, что заставило Лайлу снова вперить в нее свои глаза. И тогда ей пришла в голову мысль, которая одновременно была и облечением, и ударом ниже пояса. Хельга закончила играть в спектакле несколько часов назад, но сняла маску только теперь. Она приоткрыла рот, явно желая что-то сказать, и Лайле подумалось, что в такой момент с ее языка может сорваться только голая правда. — Порой ты так похожа на него, — произнесла она так, будто ей это далось огромным усилием воли. Лайла хотела было что-то ответить, но нажим чужих пальцев исчез с ее плеч и вновь кольцом сомкнулся на запястье. Хельга потащила ее назад к Вайн-стрит, где почти сразу же остановила для нее такси и едва не силой усадила на заднее сидение. Лайле казалось, что так бывает только в кино, все это: и такси, будто нарочно поджидавшее за углом, и ворох недомолвок, и конусоподобный свет фонарей, делающий все неестественно желтым, но голос Хельги явно исходил из реальности. — Доброй ночи, — просто сказала она и захлопнула дверцу машины. Лайле вовсе не хотелось позволять себе оборачиваться, когда автомобиль тронулся, но выдержала она всего несколько коротких вздохов. И она глядела на одинокую фигуру у крыльца «Ghost bride», пока та не растворилась в ночи.