***
Когда дверь перед ней отворилась, Лайла оцепенела. На миг ее захлестнуло ощущение нереальности происходящего. Она не колебалась ни секунды, когда записывала адрес под диктовку Сэмми, когда потратила всю пятницу на то, чтобы отыскать потерянные Хельгой вещи, даже когда прокладывала маршрут на картах в смартфоне и когда следовала по нему, но открывавшаяся с тихим скрипом дверь вышибла воздух из ее легких. А точнее та, что появилась на пороге. Босая, в пижамных шортах и заляпанной майке-алкоголичке Хельга выглядела растерянной. Не хмурой, не сердитой и даже не удивленной. Лайла попыталась мысленно оценить свой вид со стороны: она должна была быть чуть-чуть растрепанной, в расстегнутом пальто, с перевернутым шлемом у сгиба локтя левой руки и перевернутым зонтом — в правой, заключенной в повязку. Ничего из этого не должно было стать причиной широко распахнутых глаз, слегка приоткрытого бледного рта или ладони, ухватившейся за ручку двери, точно она была спасательным кругом. — Привет, — тихо произнесла Лайла, и дешевая магия момента рассеялась. Хельга плотно закрыла глаза, точно старалась прогнать ужасное видение, а когда открыла их, на ее лице проступила такая усталость, словно она не спала с самой их последней встречи. Еще раз окинув Лайлу тяжелым взглядом, Хельга отвернулась и отправилась в глубь квартиры. А она, стоя перед распахнутой почти настежь дверью, не знала, стоит ли ей последовать за хозяйкой или поскорее убраться. Лайла вновь почувствовала, что столбенеет. Чего, собственно, она ожидала, придя сюда? — Будешь долго стоять перед дверью, соседи вызовут копов, — раздался голос Хельги, и она, не раздумывая, шагнула внутрь. Пожалуй, чересчур быстро. Возможно, это было бы слегка комично в иной ситуации. — Шучу, шучу, у меня нет соседей, но дверь все равно лучше закрыть. Почти дружелюбный тон сбивал с толку, и Лайла поняла, что ожидала она точно не этого. Прислонив зонт к дверному косяку за неимением крючка или вешалки, она решила, что, похоже, пришла не только для того, чтобы вернуть перчатку и шлем, но и за тем, чтобы Хельга Патаки выкинула ее из своей жизни пинком под зад. Как иначе можно было объяснить свое смущение и тотальное непонимание того, что делать дальше, и такое странное поведение хозяйки квартиры. Уже на лестнице Лайла пробовала убедить себя, что желает проверить, все ли в порядке с Хельгой и что, конечно, следовало сказать ей спасибо за свое спасение. «Ну что, убедилась, что она в порядке?» — весело и почти неехидно поинтересовался голос в голове, очень напоминающий голос Ким, когда на ту находило нравоучительное настроение. — «А теперь отдай ее вещи, скажи «спасибо», можешь даже добавить «большое», и иди по своим делам». Но проблема была как раз в том, что Хельге нахрен не сдалась ее благодарность. И она уж точно не была в порядке, и именно это стало истиной причиной визита Лайлы сюда, в часть города, столь далекую от кампуса, в дом, едва пригодный для жизни, а до того и в «Ghost bride». Лайла мялась на пороге и исподтишка разглядывала квартиру, пока Хельга была занята другим. Жилье казалось обустроенным для жизни, хоть явно переживало свои не лучшие времена, но все же это был чердак, темный и пыльный. Одинокий. Свет проникал через узкие грязноватые окна в разных концах помещения, отведенных под спальню и кухню, но и его было достаточно, чтобы рассмотреть царящий тут беспорядок. Кухня, где Хельга развела какую-то деятельность, была завалена грязной посудой и упаковками от полуфабрикатов и фастфуда, то же касалось и стола-стойки, совмещавшего в себе функции кухонного и рабочего. Но особое внимание Лайлы привлекло то, что было в другом конце квартиры. Нестройная шеренга бутылок тускло поблескивала в свете угасающего пасмурного дня. Она уже определенно видела такое, и это не сулило ничего хорошего. — Я должна предложить тебе кофе, чай? — чужой хрипловатый голос заставил Лайлу вздрогнуть от неожиданности. — Или спросить, как же ты меня нашла? Она открыла было рот, чтобы дать честный и прямой ответ, но Хельга ее опередила. — Впрочем, я сама догадываюсь. Это Сэмми? — девушка вздернула одну бровь, в ее руке Лайла заметила широкий низкий стакан. Когда она неуверенно кивнула, Хельга испустила вздох. Это должно было быть проявлением раздражения, но Лайла была почти уверена, что она расслышала в нем облегчение. — На что-то мои мозги еще способны. Лайла уставилась на нее, и Хельга тут же ответила ей столь же пристальным взглядом. Может, это и задумывалось как противостояние, но Лайла воспользовалась этой возможностью, чтобы разглядеть ее получше. Лицо Хельги заострилось, и серо-голубые глаза с красными прожилками казались еще больше, придавая ей сходство с хищной птицей. Взлохмаченные грязные волосы теперь и в самом деле казались седыми, но что было хуже всего, она исхудала до невозможности. Хельга всегда была худощавой по сложению, однако такой отощавшей и бессильной Лайла не видела ее никогда. Еще немного, и ее локти и колени сделаются шире самих конечностей, и она станет похожей на шарнирную куклу. Наверное, будь на Хельге что-то не столь мешковатое, Лайле без труда удалось бы пересчитать все ее ребра. Это был вид человека, планомерно скатывающегося на дно. Хельга опустила глаза и покачала головой, точно отметая справедливость ее выводов. Она отвернулась и зашагала к столу, где Лайла обнаружила еще один стакан и початую бутылку бурбона. Хельга с поразительной точностью заполнила поровну оба стакана и присела на табурет. Она отхлебнула немного из своего и выразительно посмотрела в ее сторону. Лайла поняла, к чему та клонит. Сняв пальто, она замешкалась, не зная, куда его деть. Хельга молча указала на крюк у двери, который она поначалу не заметила. Управившись, Лайла водрузила на свободное место на столе шлем, ставший предлогом для ее прихода, и села. Хельга отпила еще немного, не сводя с нее глаз. — Пей, — приказала она, — я не буду ни о чем с тобой говорить, пока ты не выпьешь. — Вообще-то… я стараюсь не пить до шести вечера, — сказала Лайла, не до конца понимая, зачем пререкается. — Тогда можешь выметаться, — ответила Хельга почти беззлобно, но ее вид говорил о том, что она не шутит. — И барахло это можешь оставить себе. От ее взгляда Лайлу пробрало до дрожи. Впрочем, она всегда была такой: вспыльчивой, угрожающей, так что удивляться было нечему. — Это хорошее пойло, — подметила Хельга уже не так воинственно. Лайла не слишком разбиралась в спиртном, но богато украшенная этикетка говорила сама за себя. Аккуратно взяв стакан, она поднесла его ко рту и сделала глоток. Вкус ей понравился, но не хватало льда. Лайла глотнула еще и еще, пока уровни жидкости в их стаканах не сравнялись. — Хорошая девочка, — Хельга приподняла уголок губ в кривоватой усмешке. — Так зачем ты здесь? — Я… — начала Лайла и запнулась. Нетерпеливый взор девушки напротив рассеял все мысли в ее голове. — Ну… Хельга закатила глаза и вновь поднесла стакан к губам, но перед тем как выпить, отдала приказ: — Пей. И сделала огромный глоток, даже не поморщившись. Лайла подчинилась, но теперь за Хельгой было уже не угнаться. По сравнению с ней она была просто профессионалкой. — Мы будем пить, пока у тебя не развяжется язык, и, уверяю, ты меня не перепьешь, — добавила Хельга, точно прочитав ее мысли. У Лайлы вдруг пересохло в горле. — Я пришла, чтобы вернуть тебе твои вещи. Хельга отвела от нее взгляд на секунду и осмотрелась, точно взвешивая слова. — Чушь. Ты могла бы оставить их в «Bride». Лайла приготовилась возразить, но до того, как она нашла, что сказать, Хельга повторила: — Пей. И снова она послушалась. В животе начало разгораться пламя, но голова пока оставалась на удивление светлой. Возможно, просветление начало подкрадываться к ней только сейчас. Хельга подлила еще себе и ей. Лайла пила без ее понуканий, ей самой было это нужно. Теперь она поняла. — Я хотела сказать тебе спасибо, — сказала Лайла. Хельга принялась было хмуриться, но она продолжила: — но дело не в этом… Стакан ее опустел, а голова пухла от невыносимой легкости, и сказать следующее было очень просто. — Я пришла, потому что не смогла не прийти. Взгляд Хельги стал еще более напряженным, если это было вообще возможно, а потом ее лицо будто свело судорогой, точно от невыносимой боли. Из-за себя, из-за нее? Лайла ощутила, как ее щеки заалели, словно она произнесла что-то нескромное, неуместное, порывисто-злое. Она хотела поднести руку ко рту, но она упала на грудь. Хельга осторожно опустила стакан на стойку, обхватила голову руками и принялась медленно раскачиваться. Лайле показалось, что она расслышала горестный стон. Она отставила стакан и машинально потянулась ладонью к Хельгиному голому плечу, но остановилась на полпути, ибо их глаза встретились снова. — Интересно, на что ты рассчитывала? — глухо произнесла Хельга. — Рассчитывала? Хельга, я… — О, кажется, я знаю! — она внезапно вскочила и принялась вышагивать по комнате. — Хочешь меня спасти, Маленькая мисс Совершенство? Еще одна монетка в копилочку добрых дел? Округлив глаза, Лайла наблюдала за этими метаниями. Она знала ответ на этот вопрос. Но он никому не был нужен. — Не получилось спасти Арнольда, так ты принялась за меня? Думаешь, тут шансов побольше, да? В этих словах было столько яда, что Лайле почудилось, что она слышит змеиное шипение, вырывающееся из чужой гортани. — Я совсем не это имела в виду, — сказала она, и вышло это совсем не так робко, как она думала. Хельга смотрела прямо на нее, но не было похоже, что она ее слышала. Все начало принимать очень нехороший оборот. — А что? Как ты собиралась меня спасать? Заботой?! Люб… Хельга осеклась и запустила пальцы в волосы. Лайла всерьез испугалась, что она начнет выдергивать их клочьями. — Разве в прошлый раз это сработало? — Я не понимаю, о чем ты… Но вдруг Лайла все осознала. У нее еще будет время бичевать себя за тугодумство, но сейчас… — Ты думаешь… Ты считаешь, что мы… — Я не дура, — процедила Хельга. — Кто угодно, но не дура. Лайлу начала бить дрожь. — Ничего не было. Никогда и ничего, что бы ты себе ни вообразила. Хельга отчетливо хмыкнула, но выражение ее глаз изменилось. Она схватила бутылку и наполнила стаканы почти до краев. — Достаточно развязался язык, а? Ее руки дрожали тоже, и в Лайле снова начала просыпаться жалость. Пока она не заговорила снова. — А что насчет тебя? — Хельга отсалютовала ей стаканом, точно это была милая встреча старых друзей. — Как тебе жилось дома? Ее отравленная стрела угодила прямо в цель. Хельгины губы дернулись, и на лице застыла жестокая гримаса. Лайла сжала кулаки. — Не надо… Но остановить ее уже было невозможно. — Как твой папочка? Еще корит себя за прошлое? Я, конечно, имею в виду твою мать, но и пьянство тоже. Хельгины кулаки сжались тоже, как будто она приготовилась обороняться, и Лайле подумалось, что черное татуированное пламя на ее руках вот-вот оживет и ослепит ее. Хельга готовилась к битве, и она хотела принять вызов, очень хотела, кто угодно на ее месте захотел бы, получи он удар ниже пояса, однако что-то помогло ей сдержаться. Поднявшись на пошатывающиеся от алкоголя и нервного напряжения ноги, Лайла отодвинула свой полупустой стакан и для верности оперлась рукой о стол-стойку. — Моя мать бросила меня, когда мне было около пяти, — вначале ее язык заплетался, но с каждым словом ее речь обретала все большую твердость, — для того, чтобы возобновить карьеру актрисы, которую она забросила, когда вышла за отца. Папа ей этого не простил, тогда-то он и начал пить. Хотя, вероятно, раньше, я точно не знаю. Мы чуть не потеряли ферму, не залезли в страшные долги только чудом. Хозяйство все-таки пришлось продать и уехать из Плезентвиля. Он сказал, что мама умерла, я говорила? Кажется, нет. Так вот примерно три года назад… Лайла прервалась и бросила тоскливый взгляд на стакан, который отвергла. Сердце от волнения стучало в горле, и теперь дрожали не только колени и руки, но и губы. Она выдохнула и взяла себя в руки. — Три года назад мне почудилось, что я увидела призрака прямо на улице. Это была она. Непохожая на себя, но я узнала ее сразу. Тогда я удрала и… отец… он снова начал пить, чуть позже стало ясно, что тут есть связь. Хельга по-прежнему хмурилась, но что-то в ней переменилось. — Все это время она была жива, ее карьера не задалась, и что-то привело ее обратно ко мне. Встреча выдалась так себе. Обе встречи. В конце второй ее едва успели реанимировать. Она приходила попрощаться. Теперь Хельга взирала на нее почти с удивлением. Наверное, она и не подозревала, что Лайла может так долго говорить почти без запинок, а может, ее удивило, что эта и так невеселая история заимела такой совсем уж трагичный финал. Лайла сама впервые излагала все это кому-то целиком. — Не знаю, увидела бы я ее еще хоть раз, если бы не ее больное сердце. Лайле хотелось плакать, хотелось как никогда. Ей хотелось упасть и разрыдаться, и утонуть в слезах. Однако ее глаза оставались сухими, а вот Хельгины уже были подернуты дымкой. — Зачем… зачем ты мне все это рассказала? —Ты сама попросила, уже забыла? — Лайле удалось выдавить подобие улыбки. Грустной улыбки. Это было нетрудно, ведь ей в самом деле было очень грустно и все еще слегка неловко. Если это означало конец, Лайла могла с этим смириться. Она впервые поведала свою скорбную историю целиком, причем той, которой всегда было меньше всего дела до окружающих. По крайней мере, Хельга всегда желала казаться такой. — Я не буду тебя спасать, — Лайла бесстрашно взглянула в чужие глаза. — Не думаю, что смогла бы. Хельга выглядела растерянной. Она не ожидала, что Лайла может сказать такое, или дивилась ее спонтанному красноречию, наверняка известно было одно — пора уносить ноги, пока не разразилась настоящая буря. Когда Лайла сняла с крючка свое пальто, брови Хельги поползли вверх, но Лайла не стала тешить себя напрасной верой в то, что та не хотела, чтобы она уходила. Наверняка она просто ждала развязки. Они вместе взошли на вершину, достигли кульминации — кульминацией в дешевых дамских романчиках, которыми Лайла иногда баловалась, называли оргазмы — некстати вспомнилось ей, и теперь она покидала Хельгу там одну. Так уж ли это было бесчестно? Сама Хельга поступила с ней так минимум дважды, так отчего же ей не влезть в шкуру Лайлы хоть ненадолго? Ее походка была нетвердой — тут уж никаких сомнений, — но это не помешало Лайле без труда добраться до двери и с легкостью ее отпереть. Она обернулась, держась за ручку с другой стороны. Наверное, было бы лучше промолчать, однако она все равно не стала слушать голос разума — все равно уже слишком поздно. — Только ты сможешь помочь себе, — четко произнесла Лайла. «Если попытаешься» — следовало добавить, но дверь уже была закрыта. Все равно уже слишком поздно. Когда Лайла вышла на улицу, уже почти стемнело. Дождь припустил, и теперь лило как из ведра. Она заметила это только через четверть часа, когда промокла насквозь, и вспомнила про забытый в чужой квартире зонт. Влажные волосы облепили ее лицо, а пальто потяжелело, от чего Лайлу шатало еще больше. Редкие прохожие косились на нее, и почему-то вместо стыда к горлу подступила тошнота. Через пару кварталов ей пришлось свернуть в переулок, где ее вырвало. Совсем чуть-чуть, но легче стало почти сразу. Опираясь о мокрую и грязную стену, Лайла вышла на свет уличных фонарей и села на первую попавшуюся скамейку. Видел бы ее сейчас отец, схватился бы за голову от ужаса, а ведь все дело в том, что она пропустила обед. Это только в кино леди едят как птички, пьют как лошади и при этом сохраняют лицо. Лайла рассеяно улыбнулась и сунула замерзшие руки в карманы. Угрызения совести отступили быстро. Стоило Лайле зажмуриться, как в пьяных вихрах всплывало лицо Хельги. Она открыла глаза, надеясь, что дождь смоет и это.__________
Когда она ушла, Хельга еще какое-то время сидела неподвижно. Она смотрела на закрывшуюся за Лайлой Сойер дверь, сжимая в руках стакан, который никак не решалась поднести ко рту. Вскоре дверь поплыла у нее перед глазами, и Хельга поняла, что плачет. Молниеносная вспышка гнева на саму себя выбила из нее очередной вздох. Она сморгнула слезы и яростно стерла их с щек рукой. Ее всю колотило, но Хельга заметила это, только когда попыталась встать, и ее швырнуло обратно на табурет. Стакан недовольно звякнул об стол, и она машинально поднесла его к губам и осушила. Звон раздался снова, но на сей раз это был звук разбитого стекла — Хельга промахнулась мимо стола, и теперь от стакана остались одни осколки. Тускло блестящие и такие острые, что от их вида замутило. Дождь за окном стал превращаться в настоящий ливень, и перестук капель о карнизы заглушил все звуки, даже стук сердца. Хельга соскользнула с табурета и обошла осколки, старательно отводя от них глаза. Она понимала, что если задержит на низ взгляд хоть на несколько секунд, то не сможет справиться с желанием поднять один из них и поднести к запястью. Сначала левому, потом — правому. Придется повозиться из-за дрожи в руках, но… Она бы справилась, потому что в тот миг испытывала острейшее в своей короткой жизни желание умереть. А так даже лезвия марать не придется. Хельга легла на матрац и повернулась к стене, что далось ей с трудом. Рукой она быстро нащупала металлическую флягу, которую выронила из рук еще несколько дней назад, проваливаясь в сон. Хельга взвесила ее. Там оставалось около половины, но этого было достаточно. Она приложилась губами к узкому отверстию и выпила все до последней капли. Стон, который Хельга испустила вслед за этим, был столь же трагичным, сколь бессмысленным. По прошествии нескольких длинных минут она наконец ощутила, что опьянела по-настоящему. Веки налились свинцом, а под ними крутилась угольно-черная тьма. Хельга не думала, что у нее получится уснуть сейчас, она просто прикрыла глаза, отдавшись головокружению, просто ненадолго прикрыла глаза… Но когда открыла их вновь, было по-прежнему темно. И снова шел снег. «О, нет!» — прокричала она мысленно. Ее взгляд выхватывал из темноты свет далеких фонарей — Хельга снова сидела на крыльце «Sunset Arms». Ее любимый худший кошмар шел по обычному сценарию. Она подпирала спиной дверь парадного входа, пока ее заносило снегом. Некоторое время назад она прекратила молотить в нее. Не будь это сном, ее костяшки были бы сбиты в кровь, и руки чертовски бы болели, но это был только сон, хоть и реалистичный, и Хельга ощущала только собственное бессилие, с которым разумнее было бы смириться, но вдруг… Опора исчезла, и Хельга очутилась в длинном прямоугольнике света. Она медленно оглянулась, надеясь и в то же время страшась, что сон на этом оборвется. Однако этого не произошло. Хельга увидела высокую фигуру, протягивающую ей руку. Не отдавая себе отчет, она вложила свою ладонь в чужую еще до того, как отрывисто и глухо произнесла: — Арнольд? Они стояли лицом к лицу в холле «Sunset Arms», и их окутывал мягкий желтоватый свет. Арнольд выпустил ее руку и отступил на шаг, точно для того, чтобы разглядеть ее получше, а затем тепло улыбнулся Хельге, как старому другу. Он сам будто излучал свет, и, возможно, именно поэтому на глаза опять навернулись слезы. — Здравствуй, Хельга. Он поманил ее на кухню, и там, как ни странно, за окном было утро — такой она видела эту комнату в последний раз, когда удирала отсюда после приступа лунатизма. Как бы там ни было, когда Хельга вошла туда, Арнольд уже сидел за столом, а ее ждал отодвинутый стул. — Ты же умер, — брякнула Хельга, нервно цепляясь пальцами за край стола. Арнольд кивнул, но его улыбка не угасла. — Так и есть, — подтвердил он словесно. И тогда Хельгу захлестнула волна дичайшего отчаяния, но она не смогла разрыдаться, лишь закусила губу. Только когда боль начала отступать, она смогла выдавить: — Прости меня. Пожалуйста, прости… Грустные синие глаза Арнольда раскрылись чуть шире. — Тебе не за что извиняться передо мной, Хельга. Она замотала головой. Теплые руки опустились на ее собственные и ободряюще сжали их. — Правда не за что, — Арнольд слегка кивнул. Он выглядел куда живее ее самой, и от этого точно не делалось легче. — Зачем ты так поступил? Ну почему, Арнольд? Впервые он отвел глаза, хоть и не выглядел смущенным, точно сделал это только потому, что это было подходящим действием. — Ты ведь сама знаешь, я был болен… — И что… — Прям как ты сейчас. Ты ведь не станешь отрицать этого, Хельга? «Отрицать?» — рассеянно подумала она. Отрицание осталось далеко позади, и Хельга Патаки уже медленно свыкалась с мыслью о своем конце. — Нет, — сказать это было просто. Гораздо легче, чем видеть Арнольда, ощущать его рядом с собой, зная, что его нет среди живых. — Наверное, это мне следует извиниться перед тобой. Я не хотел причинять тебе страдания. Рука Арнольда заскользила по столу, указательный палец наткнулся на щербинку на его древней поверхности и остановился там. — Скажи мне… — голос слушался Хельгу с трудом. — Скажи, пожалуйста… если бы ты знал обо мне, о том, что я… это бы спасло тебя? Она не договорила, но этот живой и теплый Арнольд был таким понимающим. Его лицо приняло задумчивое выражение. — Возможно, — наконец произнес он, — а, возможно, и нет, я не могу сказать с полной уверенностью, так что тебе точно не стоит ломать над этим голову, Хельга. — Думаешь, это так легко? — резко ответила Хельга. — Как бы ты себя чувствовал на моем месте? — Я не был на твоем месте, — сказал Арнольд, голос его был по-прежнему спокоен, — но я знаю, что обвинять себя довольно легко. И это «Может»… Может быть, если мы не стали противиться затее Шека, а просто бы уехали, дедушка и бабушка были бы живы. Последняя фраза чуть не заставила Хельгу задохнуться. Такой мысли она не допускала. — А может быть, мы попали бы в дорожную аварию по пути из Хиллвуда, и все равно были бы мертвы. — И я бы винила себя в том, что не вмешалась раньше, — это вырвалось у Хельги до того, как она успела себя остановить или хотя бы подумать. Ее ладонь метнулась вверх, чтобы прикрыть рот. Арнольда это как будто слегка позабавило. — Ты уловила мысль. — Мне действительно очень плохо, Арнольд, я не знаю, как мне жить дальше. Не знаю, вынесу ли я еще хоть день всего этого. На сей раз голос остался верен Хельге, и она произнесла все это без запинки. — Я понимаю, — тихо отозвался Арнольд. — Правда, понимаю. За этими словами крылась страшная правда, и ее горло сковало спазмами. — Но твой уход огорчит кое-кого. Ты это знаешь, хоть и отказываешься признавать. Глаза Хельги вернулись к его лицу. Оно было серьезным и сосредоточенным, совсем как у маленького Арнольда, когда он был полон решимости добиться справедливости. — Думаешь, она заслуживает чувствовать то же самое? Ей и так несладко. ТЫ готова обречь ее на новые страдания? Первым, что ощутила Хельга, было возмущение, затем к нему прибавилась изрядная доля раздражения, но в итоге она оказалась обезоружена этим вот Арнольдовым выражением и его мягким голосом. Однако она все равно попыталась возразить. — С чего это мне беспокоиться о том, что мисс Совершенство… — Хельга. Голос Арнольда звучал бы грубо, будь на его месте кто-то другой. — Хватит обманывать себя, ты же не трусиха. — Уж не знаю, каким еще словом меня лучше назвать, Репоголовый. Хельга горько усмехнулась, и он покачал головой. — Ты знаешь, какая ты на самом деле. Ты отважная и хорошая, потому… пожалуйста. Рука Арнольда вновь легла поверх ее руки. — Спаси себя. Предчувствие конца пришло откуда-то извне, но захлестнуло ее с головой. Хельга открыла рот, чтобы спросить, увидит ли она его еще когда-нибудь, но Арнольд опередил ее. — А теперь время просыпаться. Он улыбнулся ей в последний раз, искренне и нежно, и все закончилось. Хельга открыла глаза в своей темной квартире с таким же стоном, как и в прошлый раз. Дождь продолжал лить, разбиваясь о карнизы барабанной дробью, но теперь ее сердце билось громче, точно изо всех сил пыталось пробиться сквозь прутья грудной клетки. Тяжело дыша, Хельга прижала ладонь к груди, будто оно и впрямь могло оттуда выпрыгнуть. Ей хотелось плакать, как никогда до этого, но она знала, что если распустит нюни, то будет реветь, пока последние силы не покинут ее. Из-за дрожи и учащенного пульса Хельгу пошатывало, к тому же она не успела протрезветь. Едва встав с матраца, она вновь очутилась на коленях. Руки шарили по полу, казалось, целую вечность, пока искали мобильник, а затем зарядку к нему. Подключившись к розетке, сотовый включился, большие цифры на экране показывали половину четвертого утра. Хельга опустила телефон на пол и поднялась на ноги. Десять минут, пока телефон заряжался до двух палочек, она расхаживала по комнате, что была для нее и гостиной, и кухней. Хельга не смотрела в сторону осколков, но ощущала их наличие всем своим нутром. Один короткий взгляд в их сторону, и она окажется в их власти, и тогда точно конец. Это отдавало паранойей очень сильно, но Хельга почти собралась убить себя, так что она была меньшей из ее проблем. Она остановилась, перевела дыхание и снова приложила руку к грудине, в которую по-прежнему стучалось сердце, хотя уже с меньшой отчаянностью. После нескольких глубоких вдохов-выдохов Хельге удалось немного взять себя в руки, в отчаянно трясущиеся руки, но все же. Она схватила телефон и направилась в ванную. Там, забившись в угол сплошь покрытой налетом ванны, Хельга по памяти набрала номер. Пошли гудки, и она беззвучно молилась о том, чтобы номер оказался верным. Гудки шли, а Хельгин страх нарастал, он почти достиг апогея, когда на том конце провода раздалось сонное «Алло». Говорить оказалось сложнее, чем она думала, но собравшись с силами, Хельга выдавила из себя тихое: — Док. Несколько секунд молчания, а затем едва слышный выдох и совершенно не сонное: — Хельга? Что случилось? Ты в порядке? — Нет… Нет, док, я совершенно не в порядке, — она немного помолчала. — Мне нужна помощь. Страх снова сковал ее. Хельга страшно боялась, что Дженнифер Блисс напомнит ей о том, что она больше не ее пациентка и вообще не подросток, но ее в прошлом любимый терапевт не подвела ее и теперь. — Я слушаю. Расскажи все по порядку. И Хельга рассказала. Слабый ручеек ее слов постепенно разлился широким потоком. Она рассказала обо всем, о бездне черных мыслей, о гнилостных цветах, о лезвиях и осколках, она рассказала даже о Лайле. В середине ее почти что монолога у Хельги стало саднить в горле, ближе к концу она едва сдерживала рыдания, но продолжала говорить. Она вообще не знала, что способна говорить так долго и откровенно, ей почти не хватало воздуха. Доктор Блисс назначила ей встречу утром, и только когда ей удалось заверить Хельгу, что она делает все это не из врачебного чувства долга, они распрощались. По ощущениям они говорили несколько часов, такой обессилевшей она себя чувствовала, но на самом деле разговор длился около тридцати минут. Хельга аккуратно опустила мобильник на пол, откинулась на бортик ванны и включила душ. Прохладные струи шлепнулись ей на голову, и она задрожала от холода, но постепенно вода потеплела. Влага стекала по ее слипшимся волосам, и лицу, пропитывала грязную одежду, но это было неплохое ощущение, почти приятное. Хельга перестала сдерживаться и заплакала. Она рыдала и стенала, и кусала костяшки пальцев, чтобы не закричать, царапала кожу, пинала ни в чем неповинные стены ванной, пока злость и горечь не иссякли. Хельга сидела в ванной и поливала себя из душа до тех пор, пока в бойлере не кончилась вода, и только тогда она избавилась от тяжелой, насквозь промокшей одежды. Хельга взглянула на себя в зеркало впервые за много недель без отвращения, груз на ее плечах стал терпимым. Ее лицо было мокрым, но то была вода, а не слезы. Она едва держалась на ногах из-за стресса и усталости, и при этом знала, что ни за что не уснет сегодня. Однако это волновало Хельгу уже в разы меньше. В конце концов, как сказал (бы) Арнольд — пришло время просыпаться.