Don't touch me.

      Чонгук первые два дня действительно не узнаёт Пака и не может найти себе места. Они видятся по вечерам, но Чимин не то, что не улыбается, даже взгляд не поднимает, а ещё избегает разговоров, просто прячась в комнате Гука почти сразу же. Чонгук интересуется у Юнги, должно ли так быть, и тот просто кивает в ответ и натянуто улыбается.       Чимин боится контактов с внешним миром и потихоньку, кажется, снова замыкается в себе.       Чонгук этого очень боится. Если Пак снова вернётся к тому, что было раньше, они просто потеряют полгода впустую. Но Юнги утверждает, что всё наладится, и Чону очень хочется ему верить. «Чимину нужно всё обдумать, он вернётся, » говорит Юнги, а Чон с каждым днём в это всё меньше верит.       Когда Пак приходит на сеанс снова, Гук не может отделаться от мысли, что как-то всё резко пошло не так. Тот изредка одаривает взглядом Юна, говорит негромко и мало, а ещё апатичен, будто не нужно ему это всё. Да и нужно было ли? Чимина же привели сюда родители, просто записали на приём к новому психологу и как-то заставили пойти. Чимин просто подстроился, вбил себе в голову, что этого нуждается тоже, а дальше просто давал другим его состоянием руководить.       Но тогда, когда они начали встречаться, Чону всё же казалось, что неспроста, и Паку это нужно. Никто не заставлял его добровольно до Чона дотрагиваться, никто не заставлял его целовать. Всё было исключительно по желанию. Ведь так? Всё же было так, да?..       Чонгуку немного страшно, и он не намерен больше сидеть сложа руки. Скоро выходные, тогда Чон и активизируется, что бы там Юнги ни говорил. Чимин всё больше уходит в себя, и блондин на сегодняшнем сеансе тоже должен был это увидеть. Но на вопросительный взгляд Гука, Мин лишь пожал плечами и отправил работать. Чимин же ждать не стал и просто ушёл домой, даже не попрощавшись.       И пускай Чонгук выходных ждёт, только вот что делать он будет, он особо не знает. Не мешало бы поговорить, просто поговорить о чём-нибудь, вывести Пака из замороженного состояния и вдохнуть теплоты, чтобы снова улыбался и вёл себя как раньше. Чимина нужно растормошить и узнать, о чём он так напряжённо думает всю эту неделю. Чимина нельзя бросать, особенно живя с ним в одной квартире.       Чонгука, по крайней мере, радует, что Пак не уехал обратно к родителям. Чону кажется, что тому, наверное, не до этого, и жить у него он просто привык за два с лишним месяца, отчего не чувствует себя неуютно или плохо здесь. Чимин, наверное, не видит разницы, или действительно даже не думал о том, чтобы съехать, витая где-то в своих мыслях. Так что всё гораздо проще, ведь Пак рядом, всё ещё в его квартире и пусть пока на контакт не идёт, но добиться этого от него будет чуть проще.       И стоит настать субботе, а Чону разделаться с взвалившейся на плечи домашкой, как Чонгук заходит в комнату к Паку, особо не задумываясь, что он будет говорить. Чимин сидит на кровати и читает книжку, стоявшую ранее на полке Чона, и не реагирует никак, стоит двери открыться и впустить в помещение кого-то ещё. Чонгук садится рядом, осторожно облокачивается на одну руку, стараясь никак не задеть Мина, и смотрит напряжённо, отвлекая от чтения и опутавшего одиночества.       — Чимин? Ты как?..       — Нормально. Ты чего-то хотел?       — Да, с тобой поговорить.       — Прости, Чонгук, я не…       — Придётся. Что происходит с тобой? Почему ты вновь сторонишься всех?       — Потому что мне неприятно? — Чимин поднимает голову и смотрит уставше с толикой раздражения на глубине глаз. — Я не хочу ни с кем никак контактировать. Мне тяжело.       — Всё из-за того, что Юнги попросил нам открыться? Ты боишься общаться с нами из-за того, что мы всё знаем?       — Я не боюсь, мне просто неприятно от того, что кто-то знает про всё это тоже. Отчасти мне стало легче, как и говорил Юнги, нет того огромного камня внутри и страха, но я не хочу больше ни с кем общаться.       — Тогда почему ты не съехал?       — Я мешаю? Хорошо, я позвоню родителям и скажу, чтобы…       — Нет, ты не мешаешь, — Чонгук тяжело вздыхает, потому что выстроенная стена Чимина ощутима, а арку или дверь в ней Гук никак не может найти. — Чимин, можно я тебе кое-что покажу? Я думал, что потом это сделаю, но, может, тебе это сейчас как-то поможет.       Чимин следит за Гуком не особо заинтересованным взглядом, просто для галочки, чем желая действительно узнать, что хочет показать Чон, и тот возвращается обратно с какой-то папкой и скрепленными вместе большими листами, на которых обычно рисуют что-нибудь, но никак не используют, как фотоальбом. Чимин видит на первом листе название своей болезни и напрягается, придвигаясь чуть ближе совершенно неосознанно, просто стараясь всё рассмотреть.       — Ещё в начале года нас предупредили, что мы должны будем готовить проекты, а в конце года их защитить. Несмотря на то, что ВУЗ у меня экономический, я выбрал проект по психологии. И темой стала твоя болезнь и проводимые Юнги сеансы. Там очень много про тебя, только я обозначил твоё имя тремя иксами, чтобы не разглашать конфиденциальную информацию о клиенте, и веду проект с того дня, как ты пришёл. Если интересно, то в папке всё: от первого дня до того, как Юнги попросил тебя раскрыться — эти записи я ещё не успел обработать и подделать под формат. А на листах твои собственные выводы и манера поведения: там очень много графиков и таблиц, но я старался их сделать немного иными, под стать твоей болезни, наверное… Прости, что не сказал раньше о том, что веду про тебя и твою фобию проект, но… В общем, возьми, если хочешь. Просто полистай и сравни. Там есть и то, где мы просто проводили время вдвоём, это я тоже обязательно включу. Может, конечно, с изменённым видом, но ничего не пропущу.       Чимин непонимающе листает страницы папки, исписанные ровным печатным шрифтом с кучей заметок, вставок и отсылок, кидает взгляд на оставленный рядом альбом, который пестрит чем-то ярким, проглядывающим сквозь разметавшиеся страницы, и поверить не может. Ему не обидно ни в коем случае, ему не понятно, с чего вдруг был такой интерес. А ещё Чонгук его всё же оставляет в комнате одного с морем удивления внутри и замелькавшего интереса. Чимин решает всё же прочесть, посмотреть на себя со стороны чужими глазами. Возможно то, что он там увидит, не даст ему сдаться сейчас. Но пока что очень хочется.

***

      Чонгук до вечера возится с оставшимися двумя сеансами и графиком, который теперь стремительно скатывается вниз. Он не знает, стоило ли Чимину это показывать, но он просто попробовал. Вряд ли это сможет повлиять отрицательно на состояние Пака, но обида на Чона возникнуть может. Впрочем, это будет хоть что-то помимо холода во взгляде и отталкивания каждой протянутой в просьбе о помощи руки.       Чонгук порядком плохо чувствует свои конечности, уставшие находиться в одном положении, и решает чуть размяться. Дойти до кухни, например, и заварить себе кофе. Он возится у плиты, решает, что раз есть время, можно кофе собственноручно сварить, а не пить растворимый, и ставит турку на огонь, насыпая в неё молотого зерна побольше, надеясь получить очень горький напиток.       Он бегло думает о том, что не мешало бы сходить в магазин, потому что и кофе, и продукты заметно кончаются, но сейчас нет ни настроения идти, ни особого желания. Тем более, раз Чимин сторонится его, будет чем завтра себя хоть на небольшое время занять. Свет тускло и будто нехотя освещает кухню, под стать той кислоте внутри Гука вместо привычного настроения, и Чонгук устало вздыхает, разворачиваясь и потягивая затёкшие конечности, как натыкается взглядом на замеревшего в проходе Пака.       — Чимин? Ты голоден? Я сейчас уйду, только кофе сварю.       — В этом нет необходимости, — Чимин улыбается скованно, но впервые за эти несколько дней, что вызывает в Чоне толику удивления. — Я прочитал всё, что там было, Чонгук. И знаешь, мне почему-то хочется тебе врезать.       — За что?..       — За то, что вёл это всё без спроса, — Чимин отмирает и движется к Гуку, останавливаясь на уровне вытянутой руки. — Но и поблагодарить тоже. Смотреть на себя со стороны познавательно. Выключи кофе, он сейчас убежит.       Чонгук вздрагивает и поспешно выключает газ, снова оборачиваясь к Паку и смотря на него вопросительным взглядом. Тот облокачивается о стол и ставит руки по бокам, следя за действиями брюнета, а затем ловя его взгляд.       — Если честно, то после того, как я всё рассказал, мне было плохо от воспоминаний. Но через пару дней это ощущение ушло, и сейчас, мне кажется, я смогу говорить обо всём уже более спокойно. Юнги прав, чем больше мы мучаем одну тему, тем меньше эмоций она у нас вызывает. Только после того, как та пустота ушла, мне стало казаться, что всё напрасно. Мне снова не хотелось контактов, я снова сломался под натиском эмоций… Мне казалось, что это плохая затея и продолжать всё нет никакого смысла — я всё равно не вылечусь. Да и внешне мне перестало это казаться заметным, как будто и не было ничего за всё время. Пропало любое желание двигаться дальше. Но почитав то, что ты писал там… Я не могу сказать, что оно вернулось, но отчасти это так. Я увидел, что всё не впустую. Я вновь почувствовал ту тягу к теплу, которое дарили прикосновения. Я будто соскучился по ним, представляешь? Они оживили меня, Чонгук, оживили лучше любых слов или попыток снова выйти из панциря, который, мне казалось, снова меня окружил. Спасибо тебе… Я не знаю, как быстро я стану принимать всё то, что принимал раньше, но это теперь не кажется чем-то противным. Ладно, если только совсем чуть-чуть.       Чимин в конце даже слегка улыбается и уже не так вымученно или сухо, как до этого, а вполне искренне с небольшой неуверенностью в уголках и гораздо более живым взглядом. Чонгук улыбается облегчённо в ответ и чувствует, как с плеч упал огромный груз, а в душе больше ничего противно не скребёт. Чимин думает о том, чтобы вернуть все свои прежние ощущения назад, и это сейчас наравне шлюпке в океане, так маняще предлагающую спастись, когда нужно ведь всего лишь до неё доплыть.       — Я рад, что помог тебе хоть так, Чимин.       — Ты всегда мне помогаешь, поэтому я даже не удивился почти, что и в этот раз у тебя вышло, — Чимин жмёт плечами и меняет свой взгляд на осторожный и внимательный, удивляя Чона. — Чонгук, я тебя сильно обидел?       — Нет, всё в порядке. Я понимал, что тебе плохо, поэтому не видел повода всё принимать близко к сердцу.       — Но принимал ведь.       — Отчасти, — Чонгук усмехается. — Но не бери в голову. Лучше вернуть тебя поскорей бы, и все обиды тогда забудутся.       — Прости за это, я…       — Чимин, я же сказал, не бери в голову. Всё в порядке.       — Чонгук, — Пак тяжело вздыхает и опускает голову, смотря себе куда-то под ноги. — Можно тебя попросить?       — Попроси, — Чон улыбается и ждёт, пока Пак продолжит, ловя его нерешительный взгляд.       — Подойди ко мне и положи руку на плечо, например. От мысли о контакте мне не особо хорошо, но, может, это просто надо перебороть?.. — Чимин нервно выдыхает и пытается поднимающуюся неприязнь подавить. Раньше всё было нормально, прикосновения Чонгука тёплые, согревающие изнутри. Прикосновения Чонгука до мурашек приятные, они необходимые и желанные. Но стоит Паку лишь на секунду представить, что Гук снова дотронется до него, как ему становится мерзко, до ужаса мерзко и тошно.       Но Чимин хочет рискнуть. Может, зря, но он попробует. Постарается через себя перешагнуть вновь.       Чонгук спокойно подходит, легко улыбается уголками губ и мягко кладёт ладонь Паку на плечо, а у самого внутри буря из волнения и неуверенности, потому что сделать Паку больно он не хочет. Чимин вздрагивает, когда плеча касается чужая ладонь и прикрывает глаза, судорожно выдыхая. Неприятно. Чимин старается справиться с этим ощущением, отодвигая на второй план, и чувствует, как плечо жжётся от тепла чужого тела. Не больно, но напрягающе, будто вот-вот Чимин ошпарится, стоит только придвинуться ближе или прикоснуться с большей силой.       — Тебе не очень хорошо, я вижу, — Чонгук хочет руку убрать, но Пак хватается за кисть и поднимает взгляд, удерживая.       — Подожди, оно уже не так чувствуется… — Чимин врёт, оно всё ещё чувствуется, Пак просто пытается к этому чувству привыкнуть. А ещё он ждёт, что его отпустит. Ему кажется, что так непременно должно произойти, только всё внутри неприятно сжимается с каждой секундой всё больше и не собирается уступать другим чувствам.       Чонгуку не нравится, как белеет Мин на глазах, но руку послушно не убирает, внимательно продолжая наблюдать за шатеном. Тот сбито втягивает носом воздух и так же сбито его выпускает раз за разом, вцепляясь пальцами в стол и продолжая делать себе ещё хуже. Чонгук хочет отпрянуть, хочет руку вырвать, как Пак подрывается с места и прижимается к нему, с силой стискивая руки вокруг талии и утыкаясь носом в плечо. Чимин прижимается отчаянно, будто ищет защиты от всех этих разрывающих его внутри ощущений, болезненно вздрагивает, но лишь вжимается сильнее, почти прекращая дышать. Чонгук откровенно не знает, что делать, ведь Чимин, кажется, делает только хуже себе, а Чону страшно, что это всё может плохо обернуться.       Чимин вздрагивает, стоит Чону опустить руки ему на спину, и шумно выдыхает… начиная потихоньку расслабляться. Чонгук чувствует, как напряжённое тело под руками становится менее натянутым, чувствует, как начинает выравниваться дыхание на своём плече, и боится, что Пак мог просто отрубиться. Но Чимин в сознании, ослабляет хватку и устраивается в объятиях удобнее, хмыкая и прикрывая от разливающегося по венам удовольствия глаза.       Чимину было обжигающе больно, очень больно, стоило к Чону прижаться, но за болью пришло долгожданное тепло. То самое, которое Чимин любил получать. Стоило немного потерпеть и постараться переступить через себя. Стоило просто попробовать, ведь организм привык реагировать по-другому, а сейчас, видимо, просто испугался под натиском мыслей и вернувшихся старых ощущений хозяина.       Чимин ощутимо размякает в чужих руках, крепче стиснувших его, и чувствует лёгкое облегчение внутри. Чонгук наполняет его своим теплом, забирая все те приносящие дискомфорт ощущения, сглаживая все выстроившиеся углы, и приносит былое спокойствие. Чимин ловит себя на мысли, что по всему этому где-то глубоко внутри скучал, смешивая это чувство, видимо, с разросшейся тогда неприязнью. Но теперь неприязни всё меньше, а удовольствия с каждой секундой всё больше, пускай ещё не такого ярого и ощутимого, как было с неделю назад.       — Чимин?..       — Расслабься, мне хорошо, — Чимин поднимает голову и легко улыбается, прислоняясь щекой к плечу и встречаясь с Гуком взглядом. Чимин всё ещё бледный, с выступившим потом на висках, но с гораздо более живым взглядом. Чонгук аккуратно убирает слипшиеся пряди и неуверенно улыбается в ответ, возвращая руку обратно на спину парню.       — Это можно считать сигналом того, что тебя можно снова официально трогать?       — Можно пробовать. Не факт, что я не стану реагировать так вновь. Пока я тебя чувствую, мне хорошо, но когда нет, могу чувствовать неприязнь. Мне нужно убедить себя в том, что тебе это тоже приносит удовольствие, тогда я перестану ощущать себя грязным.       — Снова грязь?..       — Она всегда возникает, стоит мне вспомнить о прошлом. Тем более так подробно. Но её уже гораздо меньше, чем раньше.       — Это хорошо, — Чонгук улыбается и мягко скользит рукой по спине Пака, вызывая у того толпу мурашек от прикосновения. — Ты не грязный, Чимин. Другие люди тебе тоже кажутся грязными?       — Когда это всё вернулось, то отчасти… Но прямо сейчас — нет.       — Прямо сейчас нам хорошо, — Чонгук смеётся, а Пак в ответ лишь закатывает глаза и фыркает, всё же после улыбаясь уголками губ.       — Чонгук, — Чимин вздыхает и ждёт, пока Гук вернёт ему свой взгляд, вопросительно выгнув бровь. — Сегодня ты спишь со мной. Мне нужно, чтобы твоё тепло снова заполнило меня целиком. С ним внутри гораздо легче.       Чонгук удивлённо моргает и кивает в ответ, выпуская Мина из объятий и давая ему поставить чайник. Он не уверен, что Пак сможет столько вынести после вернувшейся реакции, но если Пак уверен, Чонгук согласится хотя бы попробовать.       А ещё то тепло внутри называется определённым словом, но Чонгук пока повременит. Пускай у него точно такое же, да и вряд ли Чимин не понимает, что это, но сейчас с немного нестабильным состоянием Мина о таком лучше не говорить. Но это было почти признание, и Чонгук чувствует себя гораздо счастливее.       А ещё ему гораздо больше хочется верить, что всё действительно скоро придёт в норму.