Тот, кто останется со мной

— И, представь, она оттолкнула меня, а я так и остался стоять, как придурок, хлопая глазами. Потом потянулся за палочкой, чтобы остудить эту чернокожую дуру, — Оливер, в запале размахивая руками, чуть не смахнул бокал со стола, с осуждением покосился на него и продолжил рассказывать: — И понял, что здесь чертова магия не сработает! Точнее, что я просто не могу ее использовать. Не могу облить водой в отместку или превратить в лягушку! И вынужден смотреть, как она забирает последнюю пачку этой чертовой лапши за сорок центов! Нужно было просто выдрать волосы стерве! Флинт не сдержался и фыркнул. Ох уж эти вудовские магазинные истории. Пора было позволить ему чуть больше, чем пройтись до универмага за углом. — Магглы, — сказал он таким тоном, словно это все объясняло. — Но бить женщин — дурной тон. В любом из миров. Надеюсь, ты помнишь об этом, — он сделал глоток приготовленного Вудом глинтвейна и похвалил: — Неплохо. Вуд самодовольно улыбнулся, но тут же снова нахмурился и припечатал: — Она напомнила мне Спиннет своей выбешивающей наглостью. — Ты с ней встречался, — резонно заметил Маркус. Оливер пожал плечами. — Ну да, было дело. Все мы совершаем ошибки, — небрежно бросил он и поежился от того, как легкомысленно это прозвучало. Они редко вспоминали кого-то из прошлой жизни, но из раза в раз Вуду давалось это все проще: он больше не замирал и не начинал задыхаться, иногда ему даже удавалось не меняться в лице. Маркусу едва удалось удержать на языке колкость — портить настроение Вуду не хотелось, да и психика того была еще слишком шаткой, чтобы он успевал закрываться и язвительные слова Флинта не ранили его из раза в раз. Маркусу же поскорей хотелось снова увидеть в его глазах ту непоколебимость и твердость духа, что некогда подчинили его Оливеру навсегда. Это было тяжело — постоянно держать себя в руках, выдавать оскорбления строго дозировано, не упоминать их общие стычки, обходить в разговорах всех, кого Оливер убил или на чьей стороне дрался; делать вид, что Вуд — сирота, и не упоминать его родителей и погибшую сестру — хотя тут Маркус и сам бы с удовольствием никогда не поднимал эту тему, так как боялся, что Оливер вдруг засобирается домой. Не то, чтобы тот порывался вернуться. Еще никогда Флинту не приходилось быть настолько внимательным, так что ничего удивительного, что проколы время от времени случались. Радовало, что Оливер уже не реагировал столь резко, и Флинт надеялся, что когда-нибудь в ответ на очередную флинтовскую колкость тот полезет драться. Кто бы знал, что Маркусу будет не хватать их стычек. — А как на работе? — неуклюже перевел Оливер тему. — Представь, что таких, как ты встретил в магазине, много, — протянул Маркус и подавил зевок, прижав кулак ко рту. — Выматывают. Вуд кивнул, но, к счастью, не стал расспрашивать дальше, потому что разговоры о работе неизменно вгоняли Маркуса в черную беспросветную тоску. Он бы с большим удовольствием убивал бы магглов за деньги, а такое по слухам неплохо оплачивалось, но, во-первых, никто не спешил его вербовать, а, во-вторых, если бы он наследил еще и тут, бежать им с Оливером было больше некуда. Хватало того, что им и в магический мир путь был фактически заказан. Оливер какое-то время молча гипнотизировал взглядом свой бокал, потом разом ополовинил его и снова посмотрел на Флинта. — Может, я тоже буду чем-нибудь заниматься? — он хотел спросить непринужденно, но вышло все равно как-то просяще и тоскливо. — Ты уже спрашивал, — скучающе отозвался Флинт. — И? — Вуд облизал покрасневшие от вина губы и поерзал, неуклюже переставляя ноги, словно они мешали ему. Флинт невольно засмотрелся на них, думая, что Оливер намеренно выставил свои голые ступни и лодыжки, как будто это могло прибавить ему очков в этом споре. — Ответ все тот же, — Маркус прищурился и хищно ухмыльнулся, ожидая всплеска, и тут Вуд не подвел его: лицо его стало напряженным, а брови сошлись на переносице. — Я устал от безделья, — упрямо отозвался он. — Ты бы мог больше делать по дому, — все так же ровно заметил Маркус, стремясь не пристыдить, а задеть Вуда, вывести его из себя. Только такие методы действовали на него, только они заставляли идти семимильными шагами к выздоровлению. Возможно, какой-нибудь психолог покрутил бы пальцем у виска, узнав, какими извращенными и болезненными путями Флинт помогал ему выкарабкаться, но Вуд шел на поправку, а, значит, это работало. — Я не нанимался к тебе в домовики, — огрызнулся Оливер, и лицо его пошло пятнами. В этом не было ничего сексуального, но Флинт враз завелся от его неприкрытого возмущения в голосе. — Тогда не ной, что тебе нечем заняться, — отрезал он, нарочито отворачиваясь и делая вид, что этот разговор ему абсолютно не интересен, как и сам Вуд. Оливер молча гипнотизировал свои ладони некоторое время, а потом еле слышно буркнул: — Придурок, — настолько тихо, что Маркус скорее догадался, чем действительно услышал. — Что? — тут же переспросил он. — Что ты сказал? Оливер сразу стушевался: его лицо снова пошло пятнами, он отвел взгляд и сжал пальцы на уже пустом бокале. — Ничего, — его глаза забегали, словно он искал, за что можно зацепиться и перевести тему. Маркус мысленно разочарованно вздохнул. Оливер все-таки еще не был готов к открытой конфронтации, но сам Флинт успел обрадоваться знакомому "придурок". — Понятно, — он со стуком поставил стакан, и Вуд вздрогнул. От той живости, с которой тот рассказывал о своем походе в магазин, не осталось и следа. Это тоже неизменно случалось, как будто у Оливера был лимит на слова и эмоции в сутки. — Иди сюда. Маркус отодвинулся от стола и похлопал ладонью по своему колену, с наслаждением замечая, как Вуд вспыхнул, а в его глазах снова мелькнула злость. — Я тебе не сучка, — огрызнулся он снова, и Маркус почти испытал наслаждение от того, как он сказал это. Тема секса все еще оставалась для Оливера самой болезненной. Он с охотой подставлялся Флинту, сам провоцировал его на жесткость, бывало, сам с сосредоточенным лицом забирался Маркусу в штаны, при этом старательно отводя взгляд, но избегал любых упоминаний об этом. И неизменно злился, когда Флинт вскользь напоминал ему о его роли в сексе. Маркуса так и подмывало переспросить "Разве?", но тогда он бы точно остался сегодня без секса, потому что Вуд, хоть и скрывал это, оставался мелкой мстительной пакостью, и с него бы сталось начать изображать из себя святую гриффиндорскую невинность. — Ну, давай, Вуд, не ломайся, — протянул Флинт, прищурившись. От алкоголя его немного развезло, и вести себя сдержанно не было сейчас никакого желания. В конце концов, Оливеру удавалось стерпеть куда больше, чем пара резких реплик в свой адрес, да и Флинт был уверен — грубость в том, что касалось секса, Вуду казалась чем-то неотъемлемым, и он никогда не ждал другого обращения. Иногда Маркус пытался быть нежным с ним, но Вуд, что странно, сразу зажимался и пытался уйти от прикосновений, так что на этом, как и на признаниях любого рода, пришлось поставить крест. Оливер медленно поднялся и, подойдя к Маркусу, оседлал его, сжимая коленями и прильнув к груди. Флинт намеренно скучающе вздохнул, провоцируя Вуда к более активным действиям, и восхищенно прицокнул языком, когда тот обвил его шею руками и потерся о него, подставляя задницу под флинтовские ладони. — А говоришь, не сучка, — беззлобно протянул Флинт Оливеру на ухо, втягивая мочку в рот и слегка прикусывая её. Оливер предпочел промолчать, хотя по тому, как яростно он задышал, фраза ему не понравилась. Но он хотя бы не планировал строить из себя девственника и недотрогу, потому что этими играми Маркус был сыт по горло. Вместо этого он откинулся назад, упершись поясницей в край стола, и потянул за край свитера Маркуса. И вот что было забавно, при всей своей неуверенности в ситуациях, когда требовалось что-то говорить, в сексе он вел себя очень уверенно. Знал, засранец, что Флинт не откажется, что хочет его, и начинал вести себя именно как раскрепощенная сучка. К счастью, Вуд бабой не был, и ответное желание изобразить просто бы не смог, а то Маркус, фигурально выражаясь, мог бы подумать, что его водят за член. Маркус дорого бы отдал, чтобы покопаться в вудовской башке и узнать, о чем тот думает, когда так откровенно предлагает себя. Все-таки Оливер всегда был достойным соперником, и в школьную пору Маркусу и в страшном сне бы не приснилось, что его можно сломать. Реальность, однако, поражала своими вывертами. Пока Флинт размышлял, Оливер с непроницаемым выражением лица уже стянул с него свитер и без тени смущения принялся разоблачаться сам. Маркус придирчивым взглядом оглядел его, в очередной раз отметив, что форму Оливер не терял. Должно быть, их секс неплохо заменял ему квиддич. Самому Флинту хватало физической нагрузки на работе, чтобы держать мышцы в тонусе, но постоянное недоедание сказывалось на фигуре, и сейчас Маркус гораздо больше походил на истощенного болезненного подростка, чем на взрослого мужчину. Его выдавали только усталые злые глаза и седые волосы в густой смоляной копне, и Флинт отнюдь не был доволен собой. Наверное, дело было как раз в том, что Оливер, несмотря на своё безумие, по-прежнему внешне оставался сильным, здоровым и юным, словно и не было страшных лет, когда они думали, что будущего у них не будет. Ждал ли Маркус, что когда-нибудь Оливер уйдёт? Неизменно, когда так изучающе смотрел на Вуда. И после этого в нем не оставалось ничего доброго. Вуд дёрнул Маркуса за подбородок, заставляя посмотреть на себя, и едва заметная тень беспокойства пробежала по его лицу, словно он догадывался, о чем вдруг Флинт задумался. А он часто догадывался и тогда целовал так пылко, что дух захватывало. Вот и сейчас Маркус задержал дыхание, когда ощутил горячие с привкусом вина губы и короткие успокаивающие прикосновения ладоней. Оливер умел и хотел быть нежным, хоть и не ждал, даже противился этому в ответ. Это обезоруживало, даже злило, потому что Флинт в такие моменты чувствовал щемящую сладость в груди и казался себе беспомощным и слабым. Вуд же словно извинялся за все и сразу, столько затаенной горечи было в его движениях, что даже твердокожий Флинт это чувствовал. Поэтому долго наслаждаться сожалением Оливера он никогда не мог. Разорвав поцелуй, Оливер отстранился и внимательно уставился в его лицо. Вуд казался сейчас почти сверхъестественно невозмутимым, словно черпал спокойствие у Маркуса, заставляя его чувствовать себя не в своей тарелке. Тогда Флинт скользнул ладонями по спине и устроил их у Оливера на пояснице, и почему-то этот жест показался Вуду необыкновенно трогательным. Маркус то и дело прикасался так, словно силился признаться в чем-то, и, хотя Оливер догадывался, в чем, он не был готов услышать это, чтобы потом отреагировать не так, как от него ожидалось. Признание лишь усложнило бы все между ними, окончательно привязав друг к другу, поэтому Вуд так отчаянно и сопротивлялся. Ему нужна была хотя бы призрачная вера в то, что он все еще свободен в своих решениях, что при желании он сможет уйти или отпустить Маркуса, освободив от этих ненормальных во всех смыслах этого слова отношениях. Оливер вымученно и неуверенно улыбнулся Маркусу, чувствуя напряжение в висках, вызывающее головную боль, а Флинт, заметив его гримасу, тут же одернул руки, слово обжегся. Возбуждение схлынуло, словно его и не было, но Оливер не мог заставить себя соскользнуть с колен Маркуса, хоть и начинал чувствовать себя крайне неловко в этой позе: как будто так ему обязательно требовалось что-то говорить. Флинт же, напротив, продолжал гореть, потому, резко поднявшись, усадил Оливера на стол и, наклонившись, поцеловал напряженный живот. Ноги Вуда тут же сжали бока, а задница прижалась к паху, словно он все еще готов был принять Флинта. В конце концов, они занимались сексом так часто, что отсутствие возбуждения не могло стать проблемой. Но Маркус все равно принялся его вылизывать, снова заставляя Оливера рвано задышать, нетерпеливо толкаясь Флинту в рот и просяще разводя колени. Упрашивать Маркуса долго не пришлось, и спустя всего пару минут быстрых ритмичных толчков он, сбив со стола бокал, отшатнулся от Вуда, сжимая основание члена ладонью, чтобы не спустить слишком быстро. Странно, как Вуд научился его чувствовать, хоть никогда и не пытался изучать, но это безошибочное попадание в точку всякий раз доводило Маркуса до исступления: он, ухватив Флинта за запястья, быстро насадился до упора, сжимая задницу и закусывая губу до крови. Флинт громко застонал, надавливая ладонью Вуду на горло, сходя с ума от упрямой отрешенности в его взгляде, и едва выпрямился, продолжая оглаживать сжимающее его бедра, как Оливер начал рвано дрочить, запрокидывая голову. — Чья ты сучка, Вуд? — рыкнул Маркус, хватая его за подбородок, заставляя смотреть на себя, зная, что это быстро подведет Оливера к краю. Оливер удивленно посмотрел на него, приведенный в смятение тем, что Маркус все еще ждал каких-то доказательств. В это же время его начало скручивать от подступающего оргазма, так что Вуд стиснул зубы и попытался отвернуться, но Флинт лишь сильнее сжал пальцы на его подбородке. — Чей? — рыкнул он и резко дернул бедра вперед. Оливер закатил глаза как в припадке и уперся ладонями ему в плечи, то ли, чтобы оттолкнуть, то ли для того, чтобы удержаться на месте. — Оливер, — настойчиво повторил Маркус, и Вуду не осталось больше ничего, чтобы признать на выдохе: — Твой. Реакцию Маркуса он уже оценить был не в состоянии, потому что его наконец-то накрыло. На долю секунды он просто оцепенел, а когда его начало отпускать, судорожно вцепился во Флинта. Маркус опрокинул его спиной на стол, и Оливер успел отметить, как что-то жалобно звякнуло. — Твой, — повторил Оливер, хотя слова словно царапали горло. Флинт переместил ладони на его бедра и с такой силой толкнулся вперед, что Вуд проехал спиной по столешнице. Оргазм нахлынул на Маркуса запоздало, забирая все силы, и он, опираясь руками по обе стороны от головы Оливера, уткнулся лбом ему в грудь, сквозь прикрытые веки глядя вниз и наблюдая, как Вуд размазывает собственную сперму по животу. Флинт, подчиняясь какому-то иррациональному желанию, скользнул вниз и поймал его указательный палец в рот. Оливер зашипел и попытался другой рукой оттолкнуть Маркуса — такие жесты после разрядки его всегда слишком смущали, но Флинт упрямо облизал фалангу пальца, прикусил зубами подушечку, а потом и вовсе широким жадным движением языка провел по всей ладони. Вуд задергался и завертел башкой, не зная, куда деться от этой навязчивой ласки. — Хватит, — попросил он. — Почему? — нехотя отозвался Маркус, подняв на него упрямый взгляд. Оливер поджал губы и пихнул Флинта в плечо. — Не надо заставлять меня чувствовать себя так, — размыто пояснил он, и Маркус неожиданно развеселился от такой формулировки. — Как "так", Вудди? — фыркнул он, наконец отстраняясь и позволяя Оливеру сесть. Вуд мотнул головой, давая понять, что не собирается озвучивать, что думает. — Так, как будто я люблю тебя? — без тени искренности спросил Маркус, с издевкой, словно высмеивая саму возможность таких чувств между ними. Оливера это неожиданно сильно задело. Он дернулся, пытаясь встать, но Маркус удержал его на месте, сжав пальцы на запястьях. — Так что? — Оливер завертел головой, и Флинт фактически мазнул губами у него по уху. — Почему я продолжаю мучиться с тобой, Вуд? Оливер замер. Не в силах вывернуться из объятий Маркуса он повернул голову в сторону и уставился в стену, планируя игнорировать все, что только Флинт попытается сказать или сделать. — Думаешь, мне нравилось обхаживать тебя? — зло выплюнул Маркус. — Наблюдать за тобой, но не иметь возможности даже приблизиться, потому что Оливер Вуд, вот трагедия, окончательно поехал крышей. Оливер пытался игнорировать, но нельзя было запретить себе слушать. Он зажмурился, но стало даже хуже. — Нравится жертву из себя строить, да, Вудди? — Маркус почти выдохся, да и не получая ответа, долго говорить был не в его стиле. — Никто тебя не любит, никому ты не нужен… А то, что я все это время почти стелился перед тобой, почему, по-твоему? — Истеричность тебе не к лицу, Маркус, — наконец вымученно отозвался Оливер и снова закрыл глаза, ожидая удара, но Флинт бить его не торопился. Он, наоборот, враз успокоился и отодвинулся, выпуская Вуда из захвата, подтянул болтающиеся на коленях джинсы, застегнул ширинку и, оглядев кухню в поисках сигарет, сунул одну в рот. — Не хочешь, чтобы я был с тобой осторожен, я не буду, — закурив, сказал Флинт, наблюдая за тем, как Оливер медленно одевается. — Только не надо делать вид, что не знаешь, почему я иногда хочу иначе. Оливер хмыкнул и тоже достал сигарету из пачки. Обычно Флинт сразу лупил его по рукам — сигареты стали для него единственной роскошью и расходовать их на то, чтобы Вуд их бесполезно мусолил, не понимая вкуса и запаха, было непозволительно. Но сейчас Маркус промолчал и даже по-джентельменски чиркнул зажигалкой у него перед носом, чтобы Оливер мог прикурить. — Потому что чувствуешь вину, — продолжил цепляться за более-менее удобоваримую теорию Вуд. Это было оскорбительно, даже слишком, и вызвало у Маркуса приступ безумного веселья. — Блять, да! Именно! — воскликнул он, зло усмехаясь, выставляя зубы в улыбке-оскале, но, когда отсмеялся, в его словах яда было больше, чем когда-либо: — Это ты сдал меня Ордену, Вудди, так что тебе впору мучиться угрызениями совести. А моя совесть чиста, я к тебе никакой жалости не чувствую, уж можешь поверить, — он бросил окурок в тот бокал, что чудом остался целым, и, издевательски похлопав Вуда по щеке, развернулся к двери. — Я знал, что ты выкрутишься! — почти крикнул Оливер ему в спину, и Маркус замер, так и не повернувшись к нему снова лицом. Это добавило Вуду смелости, потому что говорить глядя в глаза Флинта неизменно становилось в миллионы раз сложнее. Оливер врал. Он не мог знать, получится ли Маркусу избежать Ордена, но подсознательно он надеялся на то. Вряд ли бы Флинт обрадовался, если бы узнал, что для Вуда это было чем-то вроде испытания: Оливер чувствовал, что увяз в этих отношениях, но не мог решиться ни разорвать их, ни смириться с ними, поэтому подставить Маркуса показалось не самой плохой идеей. — Забавно, — хмыкнул Маркус, но по тону его голоса было понятно, что он ничего забавного в этом не видит. — А я, как раз-таки, очень сомневался, что смогу выбраться. Оливер поджал губы и наконец сел удобней, но со стола слазить не стал, как и не стал даже пытаться дотянуться до своей одежды. — Ты вернулся только тогда, когда у меня, — он запнулся и все-таки выложил свой последний и самый главный аргумент, — начались проблемы. Маркус шумно вздохнул и вернулся обратно. Они никогда не обсуждали произошедшее и сейчас, четыре месяца спустя, три из которых Флинт долбился головой в непроницаемую стену вудовского сумасшествия, это казалось не менее безумным. — Проблемы у тебя были с самого начала, — заметил Маркус, хватаясь за еще одну сигарету, словно она действительно могла помочь ему снять сковавшее плечи напряжение. — Еще тогда, когда я встретил тебя в баре. — Встретил, как же, — недоверчиво фыркнул Оливер, и был прав, но Флинт решил не заострять внимания на этой реплике. — Нашел, заманил, выследил, не важно, — пожал он плечами и яростно, до жжения в легких, затянулся. — Но если бы ты действительно не хотел, ты бы не пошел со мной. Оливер продолжал молчать, смотря куда-то сквозь Маркуса, и тот ожидаемо снова начал раздражаться. — И стоит еще раз напомнить, что ты меня сдал? По-хорошему, я вообще не должен был возвращаться. Просто понял, что без меня ты не выкарабкаешься. Так и сгниешь на своей светлой стороне, — откровения давались на удивление легко, хоть Флинту и не удалось скрыть в голосе горечь. — Я же говорю, из жалости, — потерянно отозвался Оливер. — Только ты все время упускаешь, что я таким из-за тебя стал, — прозвучало не обвинительно, но сейчас Вуд неожиданно поймал взгляд Маркуса, и вся его поза выдавала напряжение. Предвосхищая недоумение Флинта, он пояснил: — То проклятие. Желтая вспышка перед тем, как ты сбежал. Маркус удивленно поднял брови, мотнул головой, словно неверяще, как-то отстраненно хмыкнул и спросил, медленно, растягивая слова: — Ты принял мое заклинание за проклятье? Ты думал, я заколдовал тебя? Вуд кивнул, с удивлением заметив, что у Флинта затряслись руки, когда тот доставал очередную сигарету. Оливер подумал, нужно сказать ему, что он слишком много курит, и зациклился на этой мысли, что чуть было не пропустил ответ Флинта. — Я хотел забыть. Стереть из памяти воспоминания о тебе, — Маркусу быстро удалось взять себя в руки. От нервозности в голосе не осталось и следа. — Я себя проклял, а не тебя, Вуд. — И что, не сработало? Или ты вспомнил? — Оливер, казалось, все ещё не верил. — Ну, я всегда был не очень хорош в Чарах, — усмехнулся Флинт. — Хватило одной бульварной газеты, чтобы примчаться за тобой. "И ты жалеешь, что сделал это?" Оливер и сам не знал, какой ответ хочет услышать. Отрицательный заставил бы его лишний раз увериться в собственной никчемности, но позволил бы снова начать купаться в жалости к себе; положительный привел бы к еще большему ощущению вины перед Флинтом, который, не смотря на все свои грехи, не заслужил этого. "Если бы у тебя была возможность, Маркус, выбросить меня из головы и уйти снова, но на этот раз навсегда, хотел бы ты повторить?" Лишь через пару мгновений Оливер осознал, что ни один из своих вопросов он так и не озвучил, и весь монолог прошел и завершился в его голове. Флинт продолжал буравить его взглядом, и Вуд медленно моргнул, чувствуя надвигающуюся спасительную головную боль. Он поморщился и вскинул руки, чтобы потереть виски, крепко зажмурившись, а в следующее мгновение почувствовал, что поверх его ладоней легли другие. Оливер медленно открыл глаза и уставился на Маркуса, сосредоточенно смотрящего на него. В горле словно застряло что-то, и Оливер судорожно вдохнул. — Разве не должен я уйти, если... — он осекся и вновь не стал договаривать. — Если что? — устало переспросил Маркус. "Если я люблю тебя", — додумал Вуд, но вместо ответа криво и безрадостно улыбнулся: — Не важно.