uroboros

Гардения — определённо отвратительный город. Нещадно палящее солнце, спёртый воздух, жара, беспощадная в своей бесконечности, толпы народа… и воспоминания. Живые, сильные, они выглядывали из-за каждого угла, шелестели на сухом ветре, забегали в лёгкие вместе с жарким воздухом, отравляли мысли, завязывали чувства морскими узлами, из которых плели бессмысленные картины, точно написавший их художник сошёл с ума. Художником был он, и, должно быть, он действительно сошёл с ума, раз взгляд на один из тысячи домов заставлял поджимать губы. Подумать только — месяц, всего жалкий месяц назад всё было хорошо. Всего жалкий месяц назад опасность не вынуждала его изнемогать от жары, скрывшись от мира за чёрным капюшоном, всего жалкий месяц назад он, охотник, не скрывался от некогда жертв, жалкий месяц назад он не был так слаб, жалкий месяц назад… Жалкий месяц назад все были живы. Расписывать всё было необязательно, хватало «всё было хорошо», но вероломные мысли сами бежали вперёд, раскладывая по полочкам «до» и «после» события, становясь острым клинком, вскрывающим свежие раны, толком не зажившие, покрытые толстым слоем замороженной крови вперемешку со льдом. Да, Омега умела залечивать раны. Но она же — причина двух особо глубоких. Огрон проклинал себя за самонадеянность, за гордость, некстати взбурлившую в крови, за глупость, которую прежде не признавал в себе. Он проклинал себя за то, что было всегда привычно, и за то, что оказалось ново, потому что всё это складывалось в причины, из-за которых он скрывался от земных фей и из-за которых одни залеченные Омегой раны заменились другими, слишком глубокими, чтобы быть излеченными временем. Он держал в руках Чёрный Круг — кольцо с четырьмя шипами, с четырьмя главными элементами, без которых оно не могло существовать. Они были олицетворением кольца: четыре мага, четыре дитя природы, созданные для баланса сил или ещё для какой-нибудь пафосной чуши, не суть. Чёрный Круг существует, когда собрано четыре мага. Ни три, ни два, ни тем более один волшебник не смогут контролировать его силу. Чёрный Круг, потерявший хотя бы одно звено, обязан восполнить его или сгинуть. Да только где найдёшь волшебника, готового пойти за ним теперешним? Лишь совсем идиот решится на это, а отдавать кому-либо статуc лидера Огрон не желал, как и не желал сгинуть. Оставалось дожить… то есть, досуществовать остатки данного ему времени: гордость не позволяла наложить на себя руки. Гордость… Чёртова гордость, сгубившая, уничтожившая Чёрный Круг. Оцени он правильно силы, реши отступить, не прикрывая обожженную гордость пустыми словами («Убежим сейчас — всегда будем убегать», — так ты тогда сказал?), и восполнить выпавшее звено, всё было бы иначе. Чёрный Круг в руках трёх магов не обладает полной силой, Огрон знал это, открывая портал там, в Омеге, но чёртова гордость не позволила отступить. Её бы заткнуть тогда, чтобы услышать голос разума: не победить, не победить, не победить. Если бы он смог, Чёрный Круг не распался бы, оставив после себя одно-единственное звено, главное, связующее, но единственное. Отыскать одного мага можно, трёх — нет. Морщась, Огрон прикрыл глаза, ноющие тупой болью от беспощадного солнца, и картины недалёкого прошлого встали перед ним точно наяву. Хорошо,

(действительно ли хорошо?)

что падение в сердце Омеги оказалось недолгим, и лёд, созданный объединённой магией фей, не успел врасти в тело и стать с ним единым целым (и кто ещё жесток из двух сторон?). Приземление было не из приятных: он сломал себе руку, Анаган едва не свернул шею, боль во всём теле и огромные синяки не в счёт вообще — но они хотя бы остались живы. Ненадолго, правда. Остались живы, чтобы умереть более мучительно — они же тёмные маги, коварные обманщики, предатели, зло, в конце концов, а значит, лёгкой смерти не заслуживают. Анаган умер первым. Какая ирония: быстрейший маг Чёрного Круга отставал всю дорогу и просил подождать! Отвратительный смех матери природы, которой мало оказалось просто родить их — надо заставить умереть низко, превратив в промёрзлую грязь и без того уничтоженную гордость. Магическое истощение, непереносимые для человеческого тела температуры мёртвенно холодного сердца Омеги вскоре дали о себе знать — и Анаган, присевший отдохнуть, больше не встал. Смерть Гантлоса была ещё более дурацкой: мать-природа рассмеялась, забрав его жизнь в шаге от свободы. Ледяные змеи, стражники Омеги, будь они тысячу раз прокляты, настигли их внезапно, когда они восстановили силы для телепортации. Их лёд оказался в разы мощнее и быстрее льда фей. Огрон и моргнуть не успел, как Гантлос рядом с ним обратился в лёд. Отчаяние и обида тогда столь сильно жгли глотку, что заставили сделать неправильный шаг (хотя тогда, чуть позднее понял Огрон, правильного шага не существовало): он приложил руку ко льду и пустил чуть магии в надежде разбить его. Лёд разбился. Разбился вместе с заточённым человеком. Порывом слабой магии к его ногам прилетела шляпа — то единственное, что не разбилось, будучи заточённым в лёд. Как сам не оказался превращённым в лёд, как сбежал, Огрон не помнил: мир исчез, померк от противоречивых желаний сдохнуть и выжить, сама магия, наверное, вела тогда его тело. Он пришёл в себя уже далеко от Омеги, под голубым небом с палящим солнцем вместо ледяных сводов. Один, сжимая в дрожащей руке шляпу. Огрон резко распахнул глаза и опустил взгляд на сжавшуюся в кулак руку, зудящую, будто наяву державшую шляпу Гантлоса. Вздохнул и сделал шаг в сторону, в тень дома, скрываясь от солнца и прохожих. В другие города подаваться он не хотел, несмотря на то, что в Гардении проживала королева фей: Гардения хотя бы изучена. Несколько дней он освежал промёрзшие воспоминания и искал другую одежду. А потом судьба завела его в бар когда-то последней земной феи. Он сел на пляже, выбрав ближайший ко входу столик, и наблюдал за порхающей между столами Рокси. Несколько потерянной и одинокой. Он приходил несколько дней подряд, но ни разу не разглядел ни среди официантов, ни среди толпы винкс или специалистов. Однажды появилась директриса Алфеи, и после её визита земная фея стала ещё потеряннее и… печальнее? Нет, вряд ли то её состояние можно назвать печалью, но жгучей обидой фея точно давилась: он видел это по взгляду и по плотно сжатым губам. Ну, и по тому, как громко звякнула подносом о стол фея, когда директриса ушла, тоже. «Ну и ну. Кто-то пролетел с Алфеей?» Два последующих дня он не приходил, догадываясь, что земной феи там нет: едва ли нервная огорчённая Рокси сможет нормально работать. На третий день он застал фею работающей и не смог удержаться от искушения: прошёл мимо чёрной тенью и сел за дальний столик, решив понаблюдать. На следующий день он сказал себе, что это в последний раз: в баре стали обращать на него внимание, да ещё и Моргана объявилась. Но потом он пришёл снова. И на пятый день, и на шестой, и на все последующие дни, когда работала фея. Неведомая сила тянула его в шумный многолюдный бар, неведомая сила заставляла садиться за дальний столик, отгонять официантов и других людей и до конца рабочего дня наблюдать за феей, которая, не без удовольствия отмечал Огрон, нервничала, чувствуя его взгляд. Даже если узнает его как-то… Что ж, будет интересно, и хоть как-то скрасятся монотонные мерзкие дни. Палящее солнце, бесконечная жестокая жара, спёртый воздух, толпы людей и порхающая между столами фея, обретшая друзей на несколько недель и потерявшая их вместе с угрозой для себя. Да, Гардения — определённо отвратительный город.