Последняя попытка (экс-Исгомдлинмтойоккрссь)

Вопреки опасениям, маньяк не стоял у нее над душой, когда Стелла заявляла, что он сам обрек себя на подобные услуги и ей надо «по делам». За той дверью, из-за которой лился бежевый свет, оказалась тесная до неприличия ванная. Девушка полагала, что изначально в ней вообще находились только раковина и унитаз, а потом уже непостижимым образом была впихнута душевая кабина с полуванной, стенки которой доходили до самых колен. Абсолютно новая, с техническим магазинным запахом, занавеска на петлях была прозрачной. «Кто бы удивился. Никаких домогательств, как же». Когда он отстегивал ремни на кресле, неизменным был либо пистолет, направленный ей в затылок, либо нож, острие которого кололо позвоночник. Заходя в тесную ванную, на которую одной лампочки хватало с лихвой, и она даже слепила, Стелла вынуждена была шагнуть до самой ванны, чтобы развернуться и закрыть дверь, на которой не было даже крошечной щеколды. Впервые оказавшись в ней и закрыв за собой, как получилось, дверь, она только успела лихорадочно оглядеться по сторонам в поисках чего-нибудь острого или тяжелого, как из-за двери послышалось ехидное замечание: — Так и вижу, как ты ищешь, чем бы меня приложить или проткнуть, но должен тебе напомнить, что, во-первых, не получится, а во-вторых, это очень меня обидит. — Я не тупая, не надо мне пятьдесят раз одно и то же повторять, — дернув левым плечом, пусть он и не видел, раздраженно буркнула она, хотя на самом деле, даже если бы нашла что-то, что можно было использовать как оружие, она не смогла бы на своего похитителя напасть. Она даже не представляла себе это как следует, о каком приведении в действие этого плана могла идти речь? Он выше, она не дотянулась бы до его головы, замахнувшись и вытянув обе свои вверх, держа в них что-то тяжелое. Она бы, скорее, уронила это ему на ногу и довела до исступления этой тупостью, такая она была «везучая». Воткнуть в него что-то острое она бы не смогла и подавно. Представляя себе, как по ее вине рвались бы чьи-то кожа, нервы, сосуды, она испытывала только тошноту и страх. «Именно поэтому, надо заметить, это он меня тут держит, а не я его. Может, мне стоит пересмотреть приоритеты». Она сделала вывод, что либо он был параноиком куда больше, чем сам считал, либо просто знал ее куда хуже, чем ему казалось. Стелла искала что-то острое не с целью напасть на него. Она проверяла вариант с самоубийством. Вены вскрыть она, конечно, не успела бы, но воткнуть себе в шею осколок чего-нибудь… За брошенным на дверь без щеколды взглядом последовал тяжкий вздох. Расколотить зеркало над раковиной она бы не успела. Услышав звон, он бы просто выволок ее из ванной и надавал оплеух. Грустно было признавать, сидя на унитазе и разглядывая стены, покрытые краской цвета огуречных внутренностей, что даже при всем желании сбежать из плена Стелла не смогла бы покончить с собой. Должно быть, инстинкт самосохранения был сильнее, чем это желание. Она не была сумасшедшей, чтобы ставить свободу в списке приоритетов перед жизнью. Наверное, это было плохо. Но еще хуже было то, что она даже не уверена была, что хотела из плена бежать. Ее достало сидеть в кресле, но когда он разбудил ее в очередной раз, начав отстегивать ремни, она увидела матрас и, что еще смешнее, железный столик с колесиками, на котором стоял допотопный кухонный телевизор. Цветной, но с крошечным выпуклым экраном, незначительно искажавшим картинку. Одновременно стало не по себе оттого, что отпускать он ее точно не планировал в ближайшее время, и легче, потому что на кровавые пытки это тоже не смахивало. Это похоже было на неловкую, неуклюжую попытку организовать ей какой-то комфорт. «Честно, прямо как хомячку, в самом деле». Того, что душ он ей в одиночку принять не даст, Стелла не ожидала. Поэтому смотрела на него, открыв рот и сделав круглые глаза, минуты полторы точно. Она не знала, чего хотела этим добиться — выразить недоумение, непонимание или намекнуть ему, что ему бы выйти за дверь, но в любом случае он даже не моргнул. — Я, может, чего-то не понимаю… — Я подумал, помимо попытки грохнуть меня ты можешь додуматься еще до суицида. «Догадливый ублюдок». — И ты заподозрил, что я повешусь на лифчике? — Тут не к чему его привязать, — окинув тем не менее взглядом потолок и стены, постановил Эйден. — Ну так?.. — Наверное, не стоит тебе этого говорить, и у тебя фантазия победнее, чем у меня, но просто не хотелось зайти слишком поздно и увидеть, что ты стоишь на коленях перед ванной, мордой вниз, а из нее на пол переливается вода. — Соседей затопить боишься? — Боюсь, что мне не на руку твой труп. Я маньяк неопытный, пока не знаю, что делать с телом в таких случаях. Вывезти тебя незаметно у меня не получится, разделать здесь возможно, хотя я очень огорчусь при этом. Но что с мясом делать — без понятия. Я не ем мясо, я вегетарианец. — У меня даже слов нет после этого, — призналась Стелла, отказываясь обмозговывать поток бреда, и отвернулась от него, вытащив ноги из тапочек, которые он ей любезно предоставил. Женские, новые, судя по тому, что искусственный ворс оставлял разводы лиловой краски на вспотевших ступнях. И дешевые. Не очень-то он о ней заботился. Какой-то был бюджетный хомячок. За занавеской обнаружились полочка для мыльных принадлежностей и мочалка. «Псих. Псих психом. Он же не думает, что я правда буду жить в этих… Условиях». — Ты был… У меня… В квартире?.. Как?! — оглянувшись с огромными глазами в пол-лица, Стелла даже вскрикнула, и он взмахнул руками, в одной из которых держал нож, тоже выпучивая глаза и передразнивая ее. — Как? — шепотом повторил Эйден, а потом вздохнул и раздраженно опустил веки. — Ты настолько увлекаешься притворством, что тебе плевать, как на тебя смотрят люди, что в упор не видела даже того, что я ходил за тобой в двух метрах. Я знаю, что ты покупаешь в магазине. И знаю, что по ночам ты ходишь за чипсами. Хотя вечером стоишь у витрины и, видимо, решаешь, что это вредно. Но ночью все равно за ними идешь. Больше она, обидевшись, на него не оглядывалась, решив игнорировать. В конце концов, голой ее видела толпа народа, включая врачей разных мастей. Какая разница, что он увидит из-за мутной, запотевшей от кипятка занавески? Очертания тела, которое ничем не отличается от тех, на которые он дрочит в своей одинокой маньячной жизни перед экраном компьютера. Оглянувшись все же пару раз, проверяя, не торчит ли он прямо за занавеской с занесенным для удара ножом, как в классических фильмах ужаса, она застукала его за самолюбованием. Стоя перед зеркалом и наклонившись к нему, он трогал лицо и то ли что-то стирал с него, то ли приглаживал брови, потом погладил себя по челюсти, подержал за подбородок, вертя головой из стороны в сторону и разглядывая отражение. «Вот просто даже слов никаких нет», — снова подумала она, отворачиваясь и намыливая волосы. Закрывать глаза, несмотря на то, что маньяк-уборщик не казался жутким психопатом-садистом, все же было некомфортно. Смыть пену она постаралась быстрее, а потом взялась за упаковку с розовыми одноразовыми станками. «Вы гляньте, какой эстет. А вот хрен ему», — подумала она и отложила упаковку обратно, наклонила голову, свесив выжатые, как получилось, от воды волосы с одного плеча и завесив ими лицо. Гладить мыльными руками живот и ниже, проводя между ног, было не так просто, как она рассчитывала. Голой ее видела толпа народа, но она ни перед кем из них не принимала душ. Нет, сексом-то она в душе занималась, но это был совсем другой процесс, там все было иначе. Сейчас целью было всего лишь смыть с себя слой липкого пота за несколько дней, что она просидела в кресле и проволновалась за свою жизнь. И это не было эротичным. Это смущало. Маньяк, как назло, налюбовался на себя в зеркало или закончил прихорашиваться, что бы он там ни делал, и зацепил пальцами крышку унитаза, уронил ее, чтобы сесть и развалиться, как в кресле, в углу ванной. — Я мечтал увидеть тебя, делающей это. Смотрел, как ты была одета, и пытался снять с тебя мысленно все, чтобы увидеть, какая ты без одежды. Какой формы на самом деле грудь, как ее сделали, ровно ли «смотрят» соски. Ну, ты понимаешь, о чем я. Или в разные стороны, как у обычных сисек. И какого они цвета. И мне было интересно, какой формы у тебя пупок. И, знаешь, было приятно узнать, что не той, которая меня жутко бесит. Не то чтобы ты нравилась бы мне меньше, будь он той стремной формы… Просто круто, что он именно такой, какой есть. Наверное, странно слушать все это, будучи тобой? Как думаешь, будь ты Стеллой изначально, ты воспринимала бы все, что я говорю, иначе, чем воспринимаешь сейчас? Ты чувствуешь это напряжение, которое описывают ученые в исследованиях человеческих инстинктов? Ну, знаешь, первичные реакции — оглядываться на звуки, на свет, исследовать происхождение изменений, прятаться от опасности? Хотя, о чем я. Прятаться от опасности — это не твое, это мы уже проверили. — О каком напряжении ты спрашиваешь?.. — Стелла переспросила раньше, чем успела подумать, стоит ли вступать вообще в диалог и не риторические ли это снова вопросы. Раздражать человека с ножом, будучи голой и мокрой, показалось еще более тупой идеей, чем раздражать его, будучи в тапках, белье и пристегнутой к креслу. — Ну, предположительно, первой реакцией женщины на мужчину является некий набор физиологических явлений… Долго объяснять. Забудь. Стелла раздраженно вздохнула. Она только заинтересовалась чем-то, кроме мыслей о том, как скоро она умрет, и как именно, и отпустит ли он ее, как обещал, выкинув подальше от своего дома с полной сумкой кредиток, а он: «Забудь». — Можно просто проверить, — за запотевшей занавеской стало видно, что он встал и в полшага оказался к занавеске вплотную. А через секунду ее отдернул, заметив, что для лучшей слышимости Стелла выключила воду. А может, уже закончила свои банные процедуры. Стелла заорала, сама от себя не ожидав, забыв, что это может быть расценено как оскорбление, обида или попытка привлечь внимание, позвать на помощь кого-то извне. Если у нее и были глубинные реакции, контролируемые подсознанием, то это были, скорее, реакции человека, который родился в девяностые и смотрел всю классику подростковых кровавых слэшеров по еще не плоскому телевизору. Образ маньяка с ножом, отдергивавшего занавеску в душе с беспомощной и уязвимой главной героиней, наверняка запечатлелся в подсознании так, что и реакция воспроизвелась сама по себе. Эйден на секунду шарахнулся и растерялся, даже не поднимая руку с ножом, опустив ее вдоль тела, а второй держа занавеску. — Вау, — выдал он, глядя на ее лицо с выпученными глазами, а потом опустил взгляд ниже, а потом — еще ниже, а потом Стелла, стоявшая полубоком, повернулась к нему спиной, — неожиданно. Это так странно. Нет, серьезно. Когда это появилось? Это же не может быть рефлексом с детства, как у обычных женщин? Ты же не закрывала сиськи в школьном бассейне, на пляже? На реке, на озере в походах? — Во-первых, не твое дело, а во-вторых, кто сказал, что я ездила в походы или ходила в бассейн?.. — Ты пытаешься убедить меня в том, что твой мозг настолько неадекватно воспринимал реальность, что, несмотря на то, что груди у тебя не было, ты прикрывала то место, где она вроде как предположительно была бы? — Скажи плоским бабам, что им не надо ничего прикрывать. — Ты серьезно? Серьезно? Серьезно? Спина с блестевшими на ней каплями ссутулилась, выражая праведный гнев. — Тогда ладно. Я не понимаю, но попробую понять, подумаю над этим позже. Тогда ответь мне на вопрос, который всегда меня мучил, но девушке я его задать как-то… Не додумывался. В чем прикол закрывать грудь, если она не уязвима, как… В общем… Как спросить, чтобы не показаться грубым… «Надо же, что тебя тревожит. Грубым показаться!» Эйден задумался с сосредоточенным и хмурым видом, отпустил занавеску и начал шарить в шкафчике под раковиной. Стелла из своей позы оскорбленной невинности не разгибалась, выпятив челюсть и насупившись. — В общем, я сформулировал как смог, — снова отдернув занавеску и заставив Стеллу порадоваться, что так и не повернулась не вовремя, он сунул ей холодное, но выглаженное полотенце, — в чем смысл закрывать то, что не может пострадать при нападении сексуального характера? Ведь ты закрываешься именно из соображений нравственности и все такое? Так какая логика в том, чтобы закрывать не то, на что потенциальный нападающий будет покушаться? У меня куча вопросов об этом. Я с ума сходил, всю голову себе сломал, думая о том, как ты живешь с этим. Как ты пошла на это, как тебе хватило смелости решиться на операцию и повысить риск всего этого настолько? Нет, правда. Даже мужчина может подвергнуться сексуальному насилию, зависит все от физического превосходства. Так ты повысила вероятность стать жертвой этого насилия на пятьдесят процентов. Если считать пятьдесят за рот и еще пятьдесят — за зад. Что заставило тебя добровольно пойти на это? И что заставляет тебя сейчас прикрывать сиськи, если это не то, на что я, предположительно, могу покушаться? Я бы подумал, что ты просто туповата и неумело имитируешь женское поведение, потому что толком не можешь знать их истинной психологии, но… Так ведь ведут себя и обычные бабы. Я знаю, я видел. Так в чем суть? И то, что ты ведешь себя так же, как они, это просто совпадение? Или ты просто тоже в курсе и удачно подражаешь? Ты постоянно контролируешь себя, чтобы не выдать себя? Или ты в самом деле такая же, как они, совершенно такая же, абсолютно совсем? — Я вообще не подумала ни о каких покушениях и нападениях! Ни о каком насилии! — Это ты поэтому чуть башку себе об полку не разбила? — Не знаю я! Просто испугалась! Просто обычно, когда я моюсь, никто шторку не отдергивает и ножом не машет! Эйден высоко поднял брови, не разозлившись, не рапсиховавшись, что ему практически сделала выговор его собственная пленница. Стелла, в свою очередь, была немного в ужасе, опасаясь, что он как раз распсихуется за такое поведение, но старалась не выдавать паники, заматывалась в полотенце, промокнув им волосы, и не меняла сурового выражения лица. — Возможно, в этом есть здравый смысл, — пожал он плечами, — у меня новая версия. Может, женщины закрывают грудь, потому что подсознательно знают, что смысла закрывать все остальное нет? Ну, потому что… Объективно говоря, толку никакого не будет. Что ты сделаешь, стоя здесь, если я в самом деле на что-нибудь решу покуситься? Ничего. Стелла почему-то подумала, что он не покусится. Странная уверенность граничила с бредом, но она вообще не подумала о том, что он может на что-то покуситься. Воткнуть в нее нож — запросто, воткнуть что-то другое — очень вряд ли. «Надо над этим будет на досуге тоже поразмыслить, времени-то полно. Кстати, в этом есть плюс. Не надо рано вставать и ходить на работу». От мыслей ее отвлекло то, что маньяк-уборщик внезапно схватил ее поперек пояса рукой, в которой сжимал нож, направив лезвие вниз, и прижал к себе. Стелла от испуга подавилась собственным вдохом, выдав даже не вскрик, а хрип, и вздернув руки то ли к своему лицу, то ли к его лицу, но не ударив. Может, сработал инстинкт самосохранения, и она вовремя вспомнила, что ударить человека с ножом — идея просто кошмарная, а может, сработал какой-то еще инстинкт, и она просто уперлась ему в плечи, отпихивая от себя и дернув ногами, оторвавшимися от опоры. Эйден переставил ее из ванны на коврик и подвинул ногой тапки. — Надо же. В самом деле, как у настоящих женщин. Очень странно. Очень-очень странно, ни черта не понимаю. Он пожал плечами снова и отступил к двери, открывая ее и не двигаясь, намекая, чтобы Стелла прошла вперед и была под постоянным контролем. — Т-ты… Ты ужасный псих. Это не оскорбление. Это просто констатация факта, — поражаясь собственной то ли смелости, то ли глупости, но почему-то еще раз убедившись, что он не настолько нервный, каким пытался показаться, заявила пленница, тыча в него аж двумя указательными пальцами сразу. — Принести подушку или ты спишь на ровном? Стелла уставилась на него, подозревая, что он издевался. Он смотрел на нее в ответ, не выдавая выражением лица никаких эмоций, кроме искреннего интереса об ее манере сна и заботы об удобстве «хомячка». Молчание затянулось, взгляд Стеллы оказался тяжелее, и маньяк не удержался от ухмылки. «Ужас, какой мудак», — подумала она, закатывая глаза, а он повел плечами, мол, ничего не мог с собой поделать. — Принесу подушку. И плед, наверное. Пульт не предлагаю, он потерялся, дотянешься и переключишь канал, если надо, и так.