Осколки прошлого

- Айзен-тайчо, - Хинамори робко прикоснулась к рукаву капитана, когда тот ушёл в себя на несколько минут, - А что было дальше? Мужчина грустно усмехнулся. - Я попал в казармы четвёртого отряда с диагнозом нервное истощение. Жить, дурак, не хотел, считал, что недостоин жертвы Ичиго… Три месяца меня травами отпаивали, но подвижек не было. Тогда ко мне вломилась Аме, новый пятый офицер, из тех, что совсем недавно поступили в Готэй, она была там, в тот день, прикрытая иллюзией… И сломала мне нос одним ударом, а потом схватила за косоде на груди, встряхнула от души и выдала: - Куросаки-тайчо решил, что твоя жизнь важнее, чем его, а ты, идиот, её бездарно про*******шь! Ты что, и правда так низко ценил капитана?! Да ты, сволочь, зубами за неё цепляться должен, потому что каждый твой грёбанный вдох капитан своей жизнью оплатил! А если он сейчас сюда войдёт, сможешь ему в глаза посмотреть, придурок неблагодарный?!. И я понял, что она права, нужно как-то выбираться из ямы, в которую сам себя загнал. Кое-как восстановился и стал лейтенантом, Хирако какими-то правдами и неправдами удалось стать капитаном… Но я с ужасом узнал, что про Куросаки-тайчо уже почти успели забыть, словно его никогда и не было. Разве что те, кто тогда видел его самопожертвование, немножко дольше помнили, но и они потом позабыли… Просто, капитан пришёл из Руконгая, прорвался сквозь Стража Северных Врат, и вызвал на поединок первого встреченного капитана Готея в присутствии более чем двухсот шинигами… И там же его одолел. А выскочек в Сейретее не любят… Айзен тяжело вздохнул и прислонился спиной к стене, подняв лицо к небу. - А ещё, Хинамори, он был капитаном всего сорок лет. Совсем чуть-чуть, правда? При нашей-то продолжительности жизни… И так и не сдружился с остальными капитанами – у них были неплохие отношения, но он сам мне однажды сказал, что я его единственный друг. Да и капитан, пожертвовавший собой ради простых шинигами, с точки зрения многих аристократов, - неудачник. Не знаю, давали ли вам этот материал в Академии, но когда я учился, на одной из лекций об устройстве Готея-13 нам прямым текстом сказали: потеря всего отряда не так фатальна, как потеря капитана, потому что мяса с сильной реацу набрать можно много, а стать капитаном под силу лишь одному из нескольких тысяч… Девушка шмыгнула носом. История, которую рассказал ей капитан, так её тронула, что лейтенанту приходилось сдерживаться, чтобы не разреветься. - Пойдём, Хинамори-тян, покажу тебе кое-что. Они вернулись в кабинет Айзена. Мужчина подошёл к книжному стеллажу, пробежал пальцами по узорной боковой панели и выдвинул наполовину несколько книг на разных полках. Момо с любопытством наблюдала, как с негромким хрустом пара досок пола подались вниз. Соуске присел на корточки, резко надавил в получившуюся выемку, заставляя тайник открыться, и достал оттуда средних размеров резную шкатулку, инкрустированную перламутром. - Мне с трудом удалось сохранить эту вещь, поэтому такие меры предосторожности, - пояснил капитан. Хинамори осторожно заглянула вовнутрь, но ничего не поняла. Грязная светлая ткань… Айзен бережно, точно святыню, достал содержимое шкатулки. Момо поняла, что это на самом деле святыня её капитана – перед ней лежало грязное, окровавленное, разорванное на три куска хаори капитана пятого отряда. Девушка аккуратно коснулась ткани. Ей было ясно, что только что сейчас произошло – Соуске показал, насколько сильно он доверяет своему лейтенанту. - Знаешь, чего я больше всего на свете боюсь, Хинамори-тян? – внезапно спросил Айзен. Момо помотала головой, не отрывая взгляда от капитана. Мужчина тяжело вздохнул. - Я боюсь, что однажды встречу Куросаки-тайчо, а он улыбнётся мне, но это будет не его привычная мне, совершенно безбашенная и яркая, а какая-то горько-грустная, и скажет: «Ты разочаровал меня, Соуске-кун…». Вот это-то мне и приснилось… Девушка поняла, что должна поддержать своего капитана, и то, что это требовало смелости, ничего не значит… - Айзен-тайчо, - светло улыбнулась она, - Ну и глупости же Вам снятся! Я уверена, что Куросаки-тайчо Вами бы гордился! Соуске только улыбнулся в ответ, но подумал: « - Мне бы твою уверенность, Хинамори… Если бы капитан узнал, что я делаю, он бы меня голыми руками задушил. И был бы, наверное, в чём-то прав…» Бой на холме Соукиоку Айзен почти не запомнил. Весь мир для него в тот миг сузился до рыжего риоки, остановившего казнь девчонки Кучики. Те же яркие волосы, тёплые карие глаза, вечно нахмуренные брови, упрямо прикушенная нижняя губа, занпакто, похожий на огромный кухонный нож. Даже имя было тем же – Абарай обратился к нему «Куросаки», Рукия – «Ичиго»…Только это был не мужчина, а юноша. И он точно утратил память, иначе и быть не могло… Вот только будущему Богу никак не давало покоя, какое же чувство таилось в глубине глаз его бывшего капитана. - Тайчо, - размышления идущего по коридорам Лас Ночес мужчины внезапно прервал шедший рядом Гин, - А Вы не знаете, почему тот шумный риока с здоровенным мечом смотрел на Вас с таким разочарованием? - Нет, Гин, - откликнулся Соуске. А мысли мужчины заметались с новой силой. Мог ли Куросаки помнить свою жизнь в Обществе Душ? Смешной вопрос. С тем, кого во всех отрядах звали за глаза Сайгай-тайчо, капитан-катастрофа, могло случиться что угодно… В том числе, и сохранение памяти при перерождении. Тогда очень многое становилось ясным – и невероятная сила риоки, и скоростное овладением банкаем, и то, что он победил Зараки и Кучики, и общая удачность этого вторжения в Сейретей… И то, почему он смотрел на Айзена с разочарованием… Закрыв дверь своих покоев, и припечатав её для надёжности одним Бакудо, мужчина, было, направился в спальню, но застыл на месте, настигнутый осознанием. Когда Меносы вытаскивали их с холма Соукиоку, Куросаки посмотрел ему в глаза и что-то сказал ему одними губами… Горло Айзена схватило спазмом, и вместо отчаянного крика вырвался лишь жалобный стон, ноги подкосились, и бывший капитан упал на пол, захлёбываясь в постыдных, но не сдерживаемых им слезах. Без сил и желания держать себя в руках, предатель плакал, не боясь того, что кто-то прознает о его слабости. Он знал, что завтра ничем не выдаст себя, вновь станет ледяным хитрецом и мерзавцем, готовым идти ради своих целей по трупам врагов и соратников. Правда, он не был уверен, что сможет поднять меч на одного человека… Но это будет завтра, а сейчас его душа, о которой он так старательно старался забыть все эти почти триста лет, корчилась в огне, который был куда страшнее пламени Соукиоку. Слова Ичиго жгли, и, как казалось Айзену, будут жечь его всю отведённую ему жизнь… - Ты разочаровал меня, Соуске-кун…