На следующий день. Топ Капы. Гарем.
Весь гарем выстроился ранним утром, чтобы проводить шехзаде Мустафу в дальний путь в санджак Манису. Рабыни сонно потирали глаза, однако, не поленились встать, чтобы краем глаза посмотреть на статного и красивого шехзаде. А вдруг этим утром кому-то из них повезет? Ведь было немало случаев. Хюррем Султан сумела завладеть вниманием Султана Сулеймана, когда тот проходил мимо выстроившихся девушек. Всех восхищала судьба и жизнь этой Великой султанши, и каждая девушка мечтала построить такую же судьбу, свою собственную. Облаченная в дорогое черное платье, сшитое и роскошной парчи и украшенной золотой нитью, Мерьем Султан стояла в начале ряда, с нетерпением ожидая прихода сына. За ней стояла Шафак Султан, выглядевшая подобно смерти, такая же бледная и печальная. За рыжеволосой султаншей хмурая Мейлишах, чьей причины грусти не мог никто угадать. Шехзаде Ахмед и шехзаде Осман замыкали ряд, о чем-то разговаривая и изредка получая суровые взгляды от матери, которая замечала, как они иногда ссорились. — Вы все будто на похороны собрались, — недовольно процедила Хасеки Султан, смотря в одну точке в пространстве. — Говорите за себя, валиде, — ответила Мейлишах. — Черное платье не к месту сегодня. — Мейлишах, я думаю, что не стоит сейчас показывать свой характер. И впредь не советую разговаривать со мной подобным тоном, — предупредила султанша, обернувшись на дочь, отчего её драгоценности сверкнули, а ожерелье звякнуло на шее госпожи. Шафак, молча продолжая стоять, вдруг улыбнулась, завидев шехзаде Мустафу в сопровождении Айше Султан, Бахарназ Султан и Неслихан Султан. Последняя держала на руках шехзаде Сулеймана, который вот-вот заснет. Мерьем неприязненно посмотрела на Бахарназ, но та нашла поддержку в лице матери, не изменившей своего холодного взгляда, коим не удостоила никого. Казалось, её губы когда-нибудь сомкнутся в одну линию от надменности и высокомерия. Подойдя к матери, Мустафа трепетно поцеловал ее руку и распрямился, найдя в ее глазах печаль и тоску, рожденную из-за его скорейшего отъезда. — Не переживайте, валиде. Дай Аллах, скоро вновь увидимся, — произнес шехзаде. — Сохранит тебя Всевышний, — обняв сына, сказала женщина. — Не забывай писать мне. Шехзаде кивнул и подошел к сестрам, с которыми прощался не менее трепетно, чем с матерью. Айше Султан, одетая в роскошное платье цвета топленного молока, подошла к Мерьем Султан, снисходительно улыбаясь. — Я пригляжу за шехзаде и за гаремом в Манисе. Будьте спокойны, Мерьем Султан, — словно ядовитая змея прошелестела Айше. — Жаль, нам не удалось пообщаться подольше. — Я это переживу, — расплылась в улыбке Хасеки Султан. — Скоро вернетесь, дай Аллах. Не долго же вам быть в гареме моего сына. — Как знать, Мерьем. Бахарназ нуждается в моей поддержке и заботе, когда она ждет ребенка, — указав на дочь, произнесла Айше Султан. — Нам уже пора. Шехзаде, с вашего позволения, мы отправимся в кареты. — Ступайте, — позволительно кивнул Мустафа. — Я еще зайду к Повелителю. — Можно проводить тебя в саду? — вызвалась Мейлишах Султан. — Мы еще долго не увидимся. Шафак? — девушка из-за приличия решила позвать сестру, но та отрицательно покачала головой и вздохнула. — Хорошо, — согласился шехзаде. — Жди меня в саду. Бахарназ быстро поспешила за матерью, бросив на обитательниц Топ Капы короткие взгляды. Неслихан Султан поклонилась султаншам и тоже быстро ретировалась, стараясь не отставать от Айше Султан, с которой хотела подружиться, дабы не испытывать ее коварного влияния в Манисе. Рабыни разочарованно вздохнули, и тогда Фахрие-калфа быстро разогнала их по делам в гареме. Шафак Султан тоже решила поскорее удалиться из Топ Капы, но Мерьем остановила её. — Шафак… Куда же ты так быстро уходишь? — ласково спросила женщина. — Пойдем, позавтракаем вместе. Мейлишах, услышав их разговор, нахмурилась, но смолчала, видя, как Шафак ищет причину, чтобы отказаться. Султанше было известно, почему сестра старается скорее покинуть дворец и остаться одной, чтобы снова плакать. Ведь сегодня Пелин-хатун вновь не сдержалась от сплетен, когда была в Топ Капы, и Мейлишах Султан удалось кое-что узнать. Прошлой ночью Шафак Султан сидела в их с мужем спальне и терпеливо ждала, пока Пелин заплетет ей волосы и наденет красивое ожерелье. Она желала очаровать мужа и провести с ним ночь, чтобы хоть как-то сблизиться. Проведя в покоях одной до глубокой ночи Шафак Султан уже было расстроилась, как в покои вошел Ферхат-паша, явно чем-то расстроенный и рассерженный. Пелин-хатун, как и полагается, ушла во внутреннюю комнату, но любопытство взяло верх, и она решила подслушать, что будет дальше. — Я думал, вы спите уже, султанша, — мрачно произнес паша. — Ложитесь, уже поздно. — Я очень вас ждала, — прошелестела девушка, двигаясь плавно к мужу и шелестя подолом красивого белого платья, — не оставляйте меня сегодня одну. Я знаю, что подготовка к походу отнимает много времени у вас, и… — Султанша, — раздраженно произнес Ферхат-паша, скинув со своих плеч руки, которыми она уже успела обвить его шею. — Дело вовсе не в подготовке к походу. Простите меня, но попытайтесь понять. Я не могу пока оказывать вам такие же чувства, как вы мне. Со временем я может смогу полюбить вас, но не сейчас. — Что вы хотите сказать этим? — чуть ли не плача произнесла Шафак Султан, отстраняясь. — Чувства к одной женщине утихнут, когда пройдет время, — ответил Ферхат-паша, — но вы не та женщина… Простите меня. Убивать себя горем я не могу, но и не хочу вас обижать. — Уже обидели, паша. Уйдите! Скинув давящие драгоценности, Шафак Султан залилась слезами и упала на подушки, стоило дверям закрыться. Она плакала всю ночь и только утром смогла подняться и с помощью служанки привести себя в порядок, однако синяки под глазами остались, еще султанша стала бледной, и печальная тоска так и не исчезла с её лица. Мейлишах было и жаль сестру, но с другой стороны, Шафак знала, на что идет, если была так уверена в том, что Ферхат-паша любит другую. — Валиде, простите меня, — уклончиво ответила девушка, — но я плохо чувствую себя. — Ты нездорова? Лекарша тебя смотрела? — Я в порядке. Не выспалась сегодня, валиде. Я обязательно навещу вас. Отпустив руку дочери, Мерьем Султан позволила ей уйти вместе со служанками. Беспокойно хмурясь, султанша вздохнула и решила вернуться к себе в покои. — Валиде, — окликнула ее Мейлишах Султан, и женщина обернулась, — разве вы не видите, что Шафак несчастлива в браке? Это же очевидно… — Я не хочу с тобой обсуждать подобные вопросы, Мейлишах. Разговор закрыт. Мейлишах терпеливо вздохнула и, дождавшись, пока мать уйдет, позвала к себе свою служанку, стоявшую неподалеку. Лале-хатун быстро подбежала к султанше. — Повелитель не отменил своего приказа? Его все же казнят? — обеспокоенно спросила девушка. — Мне неизвестно, султанша, — виновато ответила служанка, будто сама была причастна к такому приказу султана Баязида. — Хотите, чтобы я узнала? — Чего ты ждешь?! Конечно, ты должна была все разузнать. Иди, поспрашивай у кого-нибудь, может привратники знают что-то или стражники, что бывают в покоях отца. Вдруг он передумал и отменил казнь. О, Аллах, я бы этого очень хотела. Кивнув, Лале быстро убежала, а Мейлишах, шелестя своим голубым платьем, направилась в дворцовый сад, так как обещалась проводить брата.Топ Капы. Султанские покои.
Позволительно кивнув вошедшему охраннику с сообщением о том, что пожаловал шехзаде Мустафа, Повелитель оторвался от лицезрения пейзажа и обернулся к вошедшему сыну. Он, казалось, возмужал еще больше. Старший наследник был похож на отца, и это не могло не заставить султана Баязида гордиться им. Он помнил, как родился его первый сын, шехзаде Ибрагим, ставший жертвой чумы. И помнил, как он старался оберегать Мустафу, чтобы и с ним не произошло подобное. Султан Баязид был счастлив, когда в его семье рождались сыновья, но это и порождало одновременно страх за них, за их будущее и их отношения. Мустафа был уже таким взрослым, имел немалый опыт управления санджаком, и Баязид иногда задумывался уже о том, каким он будет Правителем. Смелым или трусливым? Мудрым или неумелым? Беспощадным или справедливым? Какого же государя получит Османская империя после его смерти? — Повелитель. — Проходи, Мустафа. Уже готов к отъезду? — спросил государь. — Да. Если все будет хорошо, то через пару дней мы будем в Манисе, — ответил Мустафа. — Как ваше здоровье, отец? — Аллаху угодно, чтобы я еще жил на этом свете, — усмехнулся Баязид. — Пиши письма своей валиде, она очень тоскует по тебе. — Разумеется, — кивнул шехзаде. — Валиде что-то говорила мне о том, что вы приняли решение о казни Халид-бея. Всю ситуацию я знаю, Повелитель. — Хочешь попытаться отговорить меня? — Вы — властелин мира, и ваши решения не оспариваются, — продолжая смотреть прямо в глаза отцу, произнес шехзаде Мустафа. — Но вдруг вы решили… отменить приказ? — Я долго думал, Мустафа. Я не хочу слыть беспощадным жестоким тираном в глазах своего народа. Халид-бей, конечно, виновен, но наказания такого жестокого не заслуживает. Решение о казни я отменил, но ссылку в дальний санджак уже распорядился подготовить. Да будет решение благим. Для всех. И для Нергис, особенно. Справедливо улыбнувшись, шехзаде Мустафа поцеловал руку отца, а после они крепко обнялись. Мустафе хотелось стать таким же мудрым правителем, каким был сейчас отец, и он старался запомнить каждое сказанное им слово, попытаться повторить каждое движение. — Пора, сынок, — отстранившись, произнес султан Баязид. — В добрый путь! — Я вас не огорчу, Повелитель, — улыбнулся Мустафа. Очень скоро Повелитель наблюдал, как экипаж шехзаде Мустафы отъезжал от дворца, а после и вовсе скрылся за темными лесами. Вернувшись в свои покои, султан Баязид решил немного поработать и сел за свой письменный стол. Его взору попалось письмо, скрученное в трубочку и перевязанное лентой. Развернув его, Повелитель тут же узнал почерк Нергис Султан.«Мой отец никогда бы не принял подобного жестокого решения относительно невинного человека. А Повелитель мира, прославленный своей беспощадностью, даже не шелохнулся, повторяя этот ужасный приказ. Я не хочу и не могу оставаться в этом дворце. Надеюсь, что найду себе еще пристанище, так как в Османской империи, я его не нашла…»
Резко поднявшись, султан Баязид почувствовал, как что-то защемило в области сердца, а потом пронзающая боль сдавила легкие, не позволяя дышать. Схватившись за сердце, Баязид громко упал на расписной ковер, выронив письмо из рук. Страх. Страх за дочь, за потерянные отношения, за то, что он вновь потерял её. Нергис нашлась так внезапно, но также внезапно исчезла, и Повелитель не мог выдержать этого. Эти резкие слова, брошенные в его адрес, задели самое больное в душе падишаха, который, не смотря на холодность характера, был способен на чувства, на любовь, на понимание. Глаза султана закрылись, и внезапная слабость с головы до ног окутала его, и Повелитель провалился в бессознательное состояние.Босфор. Корабль османских торговцев.
Сонно распахнув глаза из-за сильной качки, Нергис Султан поднялась с неудобной деревянной лавочки, на которой спала всю ночь. Все же за короткое время, проведенное в Топ Капы, она успела отвыкнуть от тяжелых условий, принимая с удовольствием мягкие кровати и простыни вместе с чистой одеждой. А теперь все было по-другому, но султанша никоим образом не хотела думать об этом, так как знала, что приняла правильное решение. Подойдя к иллюминатору, Нергис печально вздохнула, не увидев земли. Они отплыли уже очень далеко, и теперь только бескрайнее море, сливающееся с голубым небом на горизонте, представало перед ней. Найдя в порту первый корабль, идущий в Грецию, она, не раздумывая, заплатила капитану сполна золотых монет и даже поторопила его, опасаясь преследования из султанского дворца. Благо, никто не искал ее, и Нергис успокоилась. Деревянная дверь неприятно заскрипела и отворилась, а в дверном проеме показался капитан корабля, Давуд-ага. Нергис сначала испуганно покосилась в его сторону, а потом успокоилась, увидев в его руках поднос с едой. — Поешь, путь будет еще долгим, — с этими словами рослый мужчина поставил поднос на столик. Нергис благодарно улыбнулась и принялась за принесенный хлеб, закусывая его фруктами. Давуд-ага с минуту смотрел на нее, а потом решился задать мучавший его вопрос. Закрыв дверь от посторонних глаз и ушей, он подошел к иллюминатору. — Ты ведь султанша, так? От этих слов девушка даже подавилась, но сумела быстро взять себя в руки. Откуда он знает, кто она такая? Неужели, он из дворца, и сейчас ее заберут обратно в Топ Капы по приказу Повелителя? — Нет. Я торговка тканями, в Грецию плыву, чтобы навестить братьев, — соврала девушка. — С султаншами и дворцом я не имею ничего общего. — Так тебе и поверил, — ухмыльнулся Давуд-ага. — С виду вроде и простая девушка, а вот серьги твои жемчужные, — указав на украшение, которое девушка забыла снять, когда переодевалась, произнес капитан корабля, — они-то тебя и выдали. Нергис испуганно схватилась за уши, но поняла, что отпираться бесполезно, так как эти безделушки выдали ее. — И что с того? — хмыкнула Нергис. — Даже если вы меня вернете в Топ Капы, я сбегу. Куда угодно уплыву, но не вернусь в Стамбул. Никогда. — Не говори поспешных слов. Кто знает, что судьба готовит. Вдруг тебе суждено вернуться туда в будущем, когда ты совсем позабудешь о том, что была родом из султанской семьи. И кем же ты приходишься султану Баязиду? — Вы не выдадите меня?! — Далеко отплыли уже, — рассмеялся Давуд-ага. — Да, и мне нет дела. В Стамбул я возвращаться больше не намерен. Поверив его словам, Нергис села на деревянную лавку, а после сняла ненавистные предательские серьги и спрятала их в небольшой карман. — Я его дочь. Давуд-ага удивленно хмыкнул и поджал губы с явным недовольством. Скрыть ее от посторонних глаз, коих на корабле полно, будет трудно. — Все стремятся стать султаншами, а ты почему-то убегаешь. Или настолько тебе очерствели дорогие платья и роскошные покои? — Я не гожусь на роль султанши, — возразила девушка. Платья и покои, конечно, были ей по душе. И она все же быстро привыкла к такой роскоши, но теперь она твердо решила, что нужно привыкать к обычной самостоятельной жизни. Больше Давуд-ага не стал докучать расспросами девушку и быстро покинул каюту, закрыв плотно дверь. Еще полчаса Нергис пощипала кусочки от булки хлеба, а потом встала с лавки и подошла к двери. Сквозь небольшую щелочку она видела, как кипела работа на палубе, сколько людей работало, и ей захотелось выйти. Приоткрыв дверь, она ощутила морской воздух, к которому привыкла уже давно, когда плавала на кораблях в поисках своей семьи. Яркое солнце осветило ее смуглое лицо, и девушка блаженно зажмурилась, чувствуя свободу. Выйдя из каюты, она подошла к краю корабля, взглянув вниз. Голубое море готово было принять в объятья всех моряков. Секунду девушка заворожено смотрела на морскую гладь, что так и манила к себе. А может бросить все, что у нее есть? Свободу, эту жизнь. Чем она рискует? Плыть в неизвестность, практически без денег и одежды, без цели в жизни. Что сможет дать ей Греция того, что не дала Османская империя? Нергис вдруг испугалась, что жизнь ей больше не дорога, и ничего не держит ее здесь. И еще море так манило, а волны раскрывали свои объятья, как бы созывая. Ухватившись за веревку, Нергис встала на край палубы, чувствуя, что ее качает, и только отпусти руку, и она быстро упадет в море, лишится всех проблем, станет действительно свободной. Еще шаг, и все закончится. Бессмысленная жизнь не привлекала девушку, но она уже обрекла себя на нее. Еще больше девушкой завладело головокружение, и она уже оторвала одну ногу от корабля, но кто-то с силой затащил ее обратно, бережно убрав веревку из ее руки. Нергис от этого стало еще хуже, будто качка усилилась, а ее лицо сделалось очень бледным. Давуд-ага с силой сжал ее плечи и принялся трясти, пытаясь привести в чувства. — Ты что лишилась рассудка? — негодовал он. — Еще бы секунда, и никто бы не спас тебя. Ради этого ты убегала? Нергис лишь бестолково смотрела на него, не понимая, что происходит. Чувствуя подступающий приступ тошноты, она с силой сжала рот и стала тяжело дышать. — Ну-ну, тише, — принялся успокаивать ее капитан корабля. — Тебя, видимо, укачало сильно, девочка. Потому ты и сознания лишилась. Сейчас пройдет. Море никого с распростертыми объятьями не принимает. — Мне очень плохо, — еле слышно произнесла Нергис. — Тебе надо отлежаться. Пошли. Девушка с трудом встала, и Давуд-ага помог добраться ей до каюты. Нергис легла на лавку, чувствуя, что недомогание никуда не исчезло. Долгое времяпровождение без плавания, как она делала это раньше, сказалось на ее теперешнем состоянии. Она уже хотела пожалеть о том, что сбежала, но вспомнив о том, почему она это сделала, Нергис с трудом собрала остатки самообладания, и твердо сказала сама себе, что больше не будет такой слабой, не будет жалеть себя. Она не заметила, как осталась в каюте одна, а после провалилась в безоблачный сон, который хоть немного смог бы помочь ей одолеть недомогание.Топ Капы. Дворцовый сад.
Стоя в стороне с Неслихан Султан, Мейлишах старалась слушать, что она ей говорит, хотя ее взгляд был прикован к Айше Султан и Бахарназ Султан, важно шествующим к карете. Последняя светловолосая султанша как-то испуганно посмотрела на дочь султана и первой забралась в карету, а Айше Султан еще что-то сказала служанкам и поспешила вслед за дочерью. Служанка уже забрала шехзаде Сулеймана в карету, и Неслихан осталась в саду вместе с Мейлишах Султан. — Султанша? — вырвав из раздумий Мейлишах, произнесла Неслихан. — Вы меня слышите? — О, Аллах, кого же только мы приняли в Топ Капы, — вздохнула султанша, имея в виду Айше и Бахарназ. — Что еще? — Я говорила вам про шехзаде Мустафу. Вы не могли бы поговорить с ним… насчет меня? Рассерженно посмотрев на фаворитку, Мейлишах устало вздохнул. Теперь она начала вспоминать, что ей говорила Неслихан Султан. Разговор касался Мустафы, который совсем перестал проводить время вместе со свое первой фавориткой, изредка посещая лишь шехзаде Сулеймана. Конечно, Неслихан очень страдала, а когда у Бахарназ появилась еще и важная поддержка в лице матери, ей стало еще труднее. Первое время Неслихан пыталась сдружиться с султаншей, чтобы если не переманить на свою сторону, чего теперь точно не произойдет, то хотя бы расположить ее к себе. В Манисе Неслихан Султан оставалась словно без защиты, так как там теперь будет главенствовать Айше Султан, которая уж точно установит свои порядки. — А что я, по-твоему, должна сказать ему? Чтобы он почаще звал тебя к себе в покои? Или чтобы отослал Бахарназ с ее матерью? Нет, Неслихан, я не хочу вмешиваться в это. Попытайся вернуть его сама, с твоей красотой и женскими чарами это несложно. Чаще используй их умно. Неслихан слушала султаншу и пыталась уже придумать хоть что-нибудь, чтобы вновь привлечь Мустафу к себе. Сейчас было идеальное время, так как Бахарназ ожидала ребенка и не могла проводить все ночи с шехзаде. Неслихан это было на руку, но, увы, она никак не могла разумно использовать свои женские способности. Из дворца быстрым шагом шел Арас-бей, что-то попутно говоря слугам и раздавая приказы. Мейлишах сильно удивилась, увидев его, но не подала особого вида. Почему он здесь? Бей тоже заметил султанш и поклонился им, вызывая улыбку у обеих. — Арас-бей? Почему он тут? — как бы невзначай спросила Мейлишах. — Кажется, он отправляется с нами в Манису, — сказала Неслихан Султан, — по приказу Мерьем Султан. Он теперь будет приближенным шехзаде. Поговаривают, что он очень хороший воин, он сможет защитить шехзаде. Печаль тут же отразилась на лице султанши, и она, не обращая внимание на удивленный взгляд Неслихан, подошла к Арасу-бею, который что-то объяснял евнуху. Увидев госпожу, тот быстро отпустил евнуха и поклонился еще раз, мельком касаясь взглядом ее лица. — Арас-бей. — Султанша. Что такое? — обеспокоенно спросил он. — Нет, ничего, — спохватилась девушка, судорожно пытаясь придумать причину, по которой она ни с того ни с сего подошла к нему. — Вы тоже отправляетесь в Манису? — Да. Отныне буду сопровождать шехзаде всегда и везде. — Это хорошо, — улыбнулась Мейлишах, — теперь и я, и моя валиде будем спокойны за Мустафу. Я уверена, что вы… сделаете все, что в ваших обязанностях. — Я буду стараться, султанша. Вскоре и шехзаде Мустафа пришел в сад, приказав немедленно отправляться в дорогу. Арас-бей откланялся, напоследок еще раз взглянув на султаншу, о которой теперь думал все чаще и чаще. Как и Мейлишах. Мустафа еще раз простился с сестрой, а после взобрался на коня и возглавил всю процессию, состоящую из солдат и карет. Мейлишах Султан печально вздохнула, когда большие ворота Топ Капы закрылись, и султанше пришлось вернуться во дворец.Дворец Эсмехан Султан.
Она часто грустила и вспоминала свою прежнюю жизнь. Сидя на тахте в их с мужем покоях, Эсмехан Султан с грустью смотрела в окно, наблюдая, как в саду Долунай Султан играла с султанзаде Коркутом и Селимом, сыновьями султанши, которые напоминали ей ее первого мужа, которого она действительно и любила и по которому очень скучала. Эсмехан жалела, что так плохо поступала с ним в последние годы, перед тем походом, когда Повелитель казнил его. Атмаджа всегда был верен ей, любил её и не требовал ничего больше кроме ее ответной любви. К детям он всегда был благосклонен, по возможности проводил с ними все свое свободное время. Долунай обожала его, а Атмаджа гордился своей дочерью-красавицей. Коркут и Селим старались во всем подражать ему, даже внешне они были похожи на него: те же темные волосы, карие глаза, только у Селима кожа была смуглая как отца, а у Коркута — бледная, как у Эсмехан. А что теперь ей осталось от той прежней жизни? Лишь память, лишь их дети. Тонкая грань, разделившая ту жизнь и эту, никогда не исчезнет. Сейчас Эсмехан имела по-прежнему их дворец, детей, но не было чего-то другого. Семейного счастья, о котором мечтала каждая женщина. Касим-паша никогда не сможет дать ей того, что она так хотела, что потеряла. Этот брак лишь для возмездия, которое Эсмехан Султан очень ждет. Не смотря на то, что он со всем трепетом и явной любовью относится к султанше, Касим-паша в отличие от Атмаджи был резким и грубым по отношению к слугам, требовательным по отношению к супруге. И самым странным для Эсмехан было то, что она не могла никак изменить этого. Титул госпожи не играл никакой роли, и впервые она жалела о том, что ею родилась. — Султанша? — Что такое? — встрепенулась Эсмехан, когда служанка потревожила ее покой. — Касим-паша… он зовет вас в холл. — Зовет меня? — пренебрежительно переспросила султанша, поднявшись с тахты, отчего ее красное платье вновь легло по ее фигуре, будучи смятым, когда она сидела. — Неужели сам не мог подняться сюда?! Эсмехан Султан раздраженно нахмурилась и подошла к зеркалу, поправляя волосы. За окном слышались смех и крики детей, играющих в саду. — Передай паше, что если хочет поговорить, то пусть сам придет ко мне. Служанка покорно кивнула и вышла из покоев. Эсмехан принялась ходить по комнате, лихорадочно соображая, что сейчас произойдет. Почему-то это не предвещало ничего хорошего, и она чувствовала, что где-то просчиталась, так как брак с Касимом-пашой в принципе не приносил ей пока никакой пользы. Ей никогда не нравилось, что он смел командовать ей и указывать, что делать. И отчего-то страх закрался в ее душу от того, что она… сейчас не подчинилась ему. Почему же султанша стала такой испуганной в последнее время? Вновь она посетовала на свой титул, который ничем не помогал ей. Касим-паша вопреки ее страхам сам явился в покои с раздраженным взглядом. Он закрыл двери и выгнал всех служанок, оставаясь с женой наедине. Эсмехан прижалась спиной к стене, заложив руки, чувствуя снова этот глупый страх. — Султанша, почему вы не спустились? — голосом, не терпящим возражений, спросил паша. — Вам трудно? — Не трудно. Я просто не хочу, — ответила госпожа. — Что-то не так? — Я желал проститься с вами, так как уезжаю в Топ Капы на государственный совет. Но вам даже трудно проводить своего мужа на службу, — усмехнувшись, произнес Касим-паша. — Вы забыли, что я помогаю вам избавиться от Мерьем Султан и Ферхата-паши? Кроме меня… — Кроме вас есть еще Сиявуш-паша, всецело преданный Фатьме, а значит и мне. Вы мне смеете угрожать сейчас? — Ни в коем случае, — подняв руки, ответил Касим-паша. — Как вы могли такое подумать? — Меня не радует ваше отношение ко мне, — обхватив себя руками, призналась Эсмехан Султан. — Вы холодный и злой… Я не хочу это терпеть. Вздохнув, Касим-паша подошел к супруге и, взяв ее лицу в ладони, поцеловал в губы, но Эсмехан не желала продолжения, и они скоро отстранились друг от друга. Паша недовольно нахмурился, но отпустил госпожу из своих объятий. — Я вернусь к ужину. Хорошего дня, султанша. — Я хочу, чтобы вы сегодня ночевали… в других покоях. Служанки подготовят их. Отойдя словно от пощечины, Касим-паша вздрогнул, а после еще больше нахмурился, не ожидая подобного. Еще никто не отказывал ему, и он был уверен, что Эсмехан Султан никогда не смогла бы сделать этого. — А я не хочу, — резко ответил он и, не желая продолжения разговора, удалился из покоев. Эсмехан подошла к окнам и заметила, как он взобрался на коня и покинул дворец. Обессилено упав на тахту, Эсмехан Султан почувствовала, как слезы текут по ее лицу. Это зависимость, это подчинение уже надоели ей, но ничего поделать она не могла. Она не могла отказаться от возмездия, не могла отказаться от того, чего заслуживала, даже если нужно терпеть подобные унижения.Дворец Фатьмы Султан.
Танели-хатун очень рисковала. С первого дня прибытия она старалась как можно чаще находиться в покоях визиря, но Сиявуш-паша как назло не заходил в свой кабинет, а сразу после государственной службы шел к жене и детям. Рабыня уже разочаровалась в своих намерениях, но вспомнила о наставлениях своей госпожи и о том, что она должна сделать, если ей не удастся очаровать Сиявуша-пашу. В обед, когда Фатьма Султан по привычке сидела в своих покоях, читая книгу, а дети играли рядом с ней, Танели-хатун распорядилась об ужине для великого визиря, чтобы его приготовили заранее. Выйдя из кухни, девушка удивилась, увидев Сиявуша-пашу, вошедшего во дворец. Рабыня тут же затрепетала, так как время было еще раннее для возвращения визиря во дворец. Но быстро смекнув, она вошла на кухню и схватила первую попавшуюся тарелку с лукумом. Выйдя в коридор и проследив, чтобы никто ничего не увидел, Танели-хатун быстро вылила содержимое пузырька в сладкое и спрятала бутылочку в карман. Дождавшись, пока капли желтого яда исчезнут в сладком лукуме, девушка с уверенностью пошла в покои, куда отправился ранее Сиявуш-паша. — Хорошо, что ты приехал пораньше, — любовно произнесла Фатьма, наблюдая, как Сиявуш-паша держит на руках Хатидже Султан, что быстро прижалась к нему, стоило визирю войти в покои. — Мы тебя редко видим. — Много дел, Фатьма. Касим-паша пока не очень справляется со своей должностью. Очень он горяч и вспыльчив. Эту должность он получил благодаря свадьбе с вашей сестрой, только он не понимает того, что может также лишиться всего того, что приобрел за такой короткий срок. — Без нашего контроля он не сможет сделать все, как надо, паша, — задумчиво произнесла Фатьма Султан. — Нужно не спускать с него глаз. — Я уже нашел человека, который будет докладывать мне все, что делает Касим-паша. Не переживай, Фатьма, — поцеловав жену в лоб, Сиявуш-паша вернул свое внимание к дочери. Танели-хатун бесшумно вошла в покои и незаметно для всех поставила тарелку с лукумом прямо перед визирем. Фатьма Султан, приподнявшись с тахты, рывком усадила сына, который бегал по покоям. — Мусса, ты прекратишь сегодня бегать. Успокойся уже, — заботливо поправив воротник кафтана мальчика, сказала султанша. — Возьми лукум. Посиди с нами. Мальчик охотно взял кусочек сладкого и моментально проглотил. Танели-хатун тут же спохватилась и затрепетала, но понимала, что ей нельзя себя выдавать. Ее казнят в любом случае. Внутри все сжалось только от одного вида маленького мальчика, который съел отравленный кусочек лукума. — Я унесу его, султанша, — поспешила произнести Танели, взяв тарелку. — Зачем? Пусть дети еще поедят, — строго прервала ее Фатьма Султан. — Хатидже, хочешь лукум? Обняв сына, султанша вдруг почувствовала жар. Испуганно приложив губы ко лбу сына, она охнула, ощутив жар. Султанзаде Мусса тут же начал тяжело дышать, а затем покраснел. — О, Аллах! — воскликнула Фатьма Султан. — Сынок, что с тобой? — Что ты стоишь, хатун? — рявкнул паша, усадив дочь на тахту. — Скорее зови лекаря. Султанша, что с ним? — Я не знаю, — лихорадочно шептала Фатьма, чувствуя, что сыну плохо. Мальчик буквально задыхался. — Я не понимаю, что с ним… Он всего лишь лукум съел… Аллах Всемогущий! Хатидже, не трогай тарелку! Не трогай! Сиявуш-паша взял сына на руки и, не дожидаясь лекарши, сам понес мальчика к ней. Фатьма Султан быстро взяла дочь за руку и поспешила вслед за мужем. Танели-хатун, прибежавшая в покои, никого не обнаружила и поспешила избавиться от злосчастного лукума. Теперь на ее душе скребли кошки, а совесть отныне ей не позволит спокойно спать. Слезы так и струились по ее лицу, когда она унесла отравленный лукум и тут же выбросила его, пугаясь при этом от каждого шороха.Топ Капы. Покои управляющей.
После отъезда сына она была будто бы сама не своя. Постоянно ее мучили плохие мысли, Мерьем Султан иногда засыпала на несколько минут, а после резко вскакивала вся в холодном поту и судорожно пыталась привести себя в порядок. Мустафа отбыл только утром, но султанша уже чувствовала долгую разлуку с сыном. Натянутые отношения с дочерьми еще больше усугубляли ситуацию, и Мерьем уже не знала, что еще может омрачить ее состояние. В покои буквально влетел Карим-ага, сбивая с ног служанку, которая уносила поднос с недопитым теплым молоком для султанши. Проворчав что-то, Карим-ага быстро поднялся к тахте, на которой сидела Мерьем Султан. — Новости из дворца Фатьмы Султан пришли, — пролепетал евнух. — Что там? — заинтересованно спросила Мерьем. — Дай Аллах, Танели-хатун справилась со всем. — Глупая девчонка лишь все испортила, султанша. Она не смогла очаровать Сиявуша-пашу и решила отравить его, как вы и приказали, но вместо паши отравленную пищу съел сын визиря и Фатьмы Султан, султанзаде Мусса. — Что ты говоришь такое? Упаси Аллах, если ты клевещешь, Карим-ага, — подскочив с тахты, проговорила Хасеки Султан. — Если Султанзаде умрет, то Фатьма Султан будет мстить до последнего. Как он сейчас? — Я ничего не знаю, султанша. Мне доложили только это. Обеспокоенно вздохнув, Мерьем Султан принялась нервно мерить комнату шагами. Если случится худшее, то Фатьма Султан обвинит во всем ее, а после устроит настоящую кровопролитную войну, не пощадив и детей султанши. Мерьем уже хотела что-то сказать, как в покои с мертвенно-бледным лицом вошла Фахрие-калфа и поклонилась. Заметив ее беспокойство, Мерьем Султан сглотнула, чувствуя, что пришла какая-то дурная весть. Мысленно взяв себя в руки, она решила быть стойкой, чтобы ни случилось. — Наш падишах… — сбивчивым голосом произнесла калфа. — Его нашли в своих покоях без сознания. Лекари сейчас борются за его жизнь, султанша. Вам нужно быть сильной, молиться и ждать. Дай Аллах, Повелитель встанет на ноги, но… Взмахнув рукой, Мерьем приказала ей замолчать. Взяв в руки подол черного платья, она медленно спустилась к камину. Горящие языки пламени представляли собой мутную картину перед ее глазами. Пелена из слез застелила их. Одной рукой султанша удержалась за камин, а вторую приложила к сердцу. Карим-ага, сетуя, подошел к госпоже, попытавшись ей помочь. — Наш Повелитель не может умереть, — прошептала султанша. — Он нас не оставит. Аллах, убереги нашего государя от всех болезней… Убереги его, Аллах… Покои скоро огласил душераздирающий крик, эхом пронесшийся по гарему и заставивший его обитателей содрогнуться.Где-то в морях…
Немного придя в себя, Нергис Султан уже сидела в каюте, бестолково глядя в окно, за которым бушевало море. Синие почти черные волны сегодня вечером негодовали, и корабль трясло как никогда раньше. За дверью она слышала, что капитан предупредил всех о шторме и велел готовиться. Подбежав к окну, Нергис пригляделась, заметив на горизонте что-то, что приближалось к ним. Корабль. Целый флот кораблей. Толком не разглядев флаг, Нергис сначала испугалась, что это османский флот, который отец решил послать за ней. Нащупав под рубашкой нож, девушка испуганно попятилась к лавке, не представляя, что еще может произойти. Море сегодня бушевало. Гроза, раскаты грома, темное черное небо, в которых пряталась молния, сверкая и ослепляя моряков. Точно такое же состояние было и в душе Нергис, которая услышала, как капитан приказал готовиться к атаке. Значит, не османский флот. Но кто это тогда? Флот быстро приблизился к ним и тут же открыл огонь. Корма корабля вдруг подкосилась, и Нергис отлетела к стене, больно ударившись об нее и поморщившись от боли. На палубе была паника. Моряки бегали по кораблю, пытались бежать, спрыгивая с корабля. — О, Всевышний! — прошептала девушка. Нергис подползла к двери и попыталась ее открыть, но сил куда-то улетучились. Неужели, это пираты? Неужели, она так скоро закончит свою жизнь? Вот так просто. Сейчас всех убьют, а потом и ее выбросят в море, как ненужную вещь. Все смешалось воедино, когда корабли столкнулись. Лязг скрещивающихся мечей, крики о помощи, беготня. Нергис забилась в угол, чувствуя подступающий страх, липкими щупальцами обволакивающий ее с ног до головы. Все быстро кончилось. Наступила тишина. Собрав смелость воедино, Нергис встала с холодного поля и открыла дверь. Ей было стыдно и за то, что она отсиживалась в углу, не пытаясь никому помочь, и за то, что не смогла заранее предупредить капитана о том, что увидела вдалеке флот. Медленно бредя по кораблю, она ужасалась, видя кровь и множество трупов. Увидев у руля труп Давуда-аги, девушка побледнела и приложила ладонь ко рту. Подбежав к нему, Нергис заметила, что он был насквозь проткнут саблей и истекал кровью. Упав перед ним на колени, девушка разрыдалась. Пустой корабль. Никого не было. Паруса были изорваны, дыра в корпусе корабля вот-вот заполнится водой, и судно потонет. Из-за своих слез девушка не услышала, как к ней кто-то подошел сзади. Испуганно обернувшись, она вскочила, боясь того, что сейчас будет. Перед ней стоял высокий мужчина крепкого телосложения со смуглым лицом и темными волосами. Густая щетина на его лице выражала хищность. Прищуренные глаза как будто изучали девушку. В его руках была сабля, с которой стекали капли крови, а сам он был уставший и изнеможенный. Его измятая одежда, испачкавшаяся в крови, была грязной. На вид ему было больше тридцати пяти лет. Однако ни его одежда, ни усталый вид не могли скрыть благородного происхождения, которое выдавалось его высокомерием. Нергис взяла себя в руки и вновь нащупала холодное лезвие у себя под рубашкой, чтобы в случае чего быть готовой к защите. — Девушка на корабле — это странное происшествие, — произнес мужчина. — Гаспаро, Андреа, проверьте корабль на наличие еще некоторых странных пассажиров. Двое стражников позади мужчины поклонились и принялись прочесывать корабль. Мужчина наигранно поклонился, показывая свое превосходство и ухмыльнулся. — Мадам. Вы что же забыли здесь? — он неожиданно для девушки говорил на турецком, и Нергис почувствовала, что все это не приведет ни к чему хорошему. — Куда вы держали путь? — Кто вы такие? — не менее грубо спросила девушка. — Что за вольность нападать на корабли османского султана? Султан Баязид не простит вам такого. — Для того мы и нападаем на корабли султана Баязида, чтобы он знал, с кем будет воевать! — жестко процедил незнакомец. — Обвинять войну Венеции это равносильно смерти! — Вы… вы венецианцы? — Умница. Догадалась. Ты разговариваешь с адмиралом венецианского флота. Мое имя — Роберто де Канала. Она слышала об этом человеке очень много. О нем ходила дурная слова. Роберто де Канала считался самым кровопролитным воином во всей Венеции, он беспощадно убивал врагов и приносил своей стране победу, верно служа при этом венецианскому дожу. Будучи на должности адмирала флота уже почти десять лет, Роберто де Канала завоевал славу среди венецианских солдат, любовь и уважение среди народа, но вызывал страх у тех, кто осмелился бросать ему вызов. — Поскольку ты осталась одна здесь, то отправишься со мной. Убивать женщин я не намерен, а оставлять тебя одну на корабле, который вот-вот утонет, я посчитал бы бесчеловечным как минимум, — на последних словах он ухмыльнулся, а затем рассмеялся. — Лучше умереть, чем с вами… — Тот, кто не держится за свою жизнь, либо глупец, либо уже мертв. Если тебе дорога жизнь, то ты согласишься. — И что ждет меня? — Нергис хмыкнула, и Роберто развернулся и направился к шлюпке, ждавшей его и двух его охранников. — Подождите. Обещайте, что не продадите меня в рабство. Высадите меня на первом же острове и оставьте… Остановившись, Роберто внимательно всмотрелся в ее глаза, так и молившие о помощи. Будучи беспощадным человеком, он никогда не велся на чувства людей, даже женщин и их слезы. Проявить слабость для него было унижением. Для смелого венецианского адмирала не было понятий «эмоции» и «понимание». Невзирая на боль и страдания, он просто убивал всех, захватывал судна и руководил флотом во многих битвах. Сейчас ему было сложно определиться. Он впервые в жизни метался. Испытав столько боли и разочарований до того, как обрел такую высокую славу, Роберто де Канала сейчас чувствовал что-то человечное по отношению к этой девушке. Она искренне верила, что Роберто не так плох, каким его описывают. Но она ошибалась. Также как и ошибалась в том, что он высадит ее на первом же острове и оставит там. Улыбнувшись, будто бы он согласен, Роберто поманил ее рукой, и Нергис, не раздумывая последовала за ним в шлюпку. Ею правило желание выжить и не попасть вновь в Османскую империю. Навсегда отказавшись от прошлого, она шагнула в неизвестное для нее будущее. Которое теперь напрямую связано с Венецией.