Дворец Топ Капы. Султанские покои.
Солнечные лучи медленно пробирались в покои Султана Баязида, где слуги ранним утром уже открыли окна, впуская, наконец, солнце. Стамбул купался в летней зелени, так ярко блистающей в свете лучей, а жители чувствовали непреодолимую духоту наступающего августа. Последний месяц лета всегда был душным. Дни начинались с яркого солнца, а заканчивались проливным дождем и влажной погодой, серыми тучами и легким ветерком. Дворец Топ Капы ожил с выздоровлением Повелителя, который сегодня утром открыл глаза, и лекари, наконец, шумно выдохнули, возрадовавшись Аллаху. Болезнь уже не прогрессировала, и это только радовало. Этим же утром шехзаде Мустафа и Мейлишах Султан прибыли в столицу, и уже в порту получили известие о здоровье отца. Брат и сестра долго не могли поверить своему счастью, и решили скорее отправиться во дворец. Фатьма Султан паниковала и не знала, что ей делать дальше. По факту, она стала управляющей гарема и заняла покои Валиде Султан незаконно, ведь никто не давал ей этого права. Но она надеялась, что сможет оправдаться перед государем, и никто помешать ей не в силах. Она и Сиявуш-паша избавились от главного врага, великого визиря, Ферхата-паши, и теперь не было никаких преград для дальнейших действий. Управляющей гарема теперь уже официально должна стать именно Фатьма Султан, а Сиявуш-паша получит должность Великого визиря империи. Касим-паша, третий визирь и их союзник, также станет на ступень выше в Совете Дивана. И лишь Эсмехан Султан, так недовольная своим положением, могла что-то испортить, так как они с сестрой теперь были не в дружеских отношениях. Самой главной преградой, как считала Фатьма Султан, была Хасеки Повелителя, но она теперь слишком далеко от Стамбула, и нет никаких шансов на ее возвращение. Фатьма все продумала и не желала, чтобы что-то испортило ее план. Сиявуш-паша полностью поддерживал жену и разделял ее взгляды. Вместе, рука об руку, они шли впереди империи, становясь постепенно главными сподвижниками султана, убирая на пути всех неугодных им. Уже во дворце шехзаде Мустафа и Мейлишах Султан встретили Шафак с братьями, Ахмедом, Османом и Селимом. Шафак Султан выглядела бледной и понурой, а свое черное платье она уже не снимала, полностью свыкшись с трауром в ее жизни. Когда во дворец прибыл слуга с известием о том, что Ферхат-паша мертв, Шафак Султан долг не могла поверить, что сейчас она осталась совершенно одна. Муж, которого она считала своей поддержкой, опорой, и который не обращал на нее никакого внимания, теперь погиб. Шафак надеялась снискать его расположение, пусть на это бы ушло десятки лет, но она знала, что их брак бы не разрушился, и она бы этого не допустила. Зайдя в их спальню, султанша долго плакала в темноте, запретив служанкам входить к ней. Долго она сидела за письменным столом мужа, трогала руками его документы, шкафчики, печать и книги. Одна книга в толстом зеленом переплете была раскрыта и отложена в сторону. Ферхат-паша читал ее последний раз, подчеркивая там что-то и записывая в отдельные документы. Шафак Султан взяла в руки книгу и прочла пару строк. Беззвучно плача, она чувствовала, как слезы струились по еще щекам, и султанша не в силах была их остановить. Книга была о государстве, о политике и реформах. На отдельных листах бумаги были записаны какие-то мысли паши. Он пытался провести несколько государственных реформ, готовил отчет для рассмотрения их на заседании дивана. Завтра же все имущество паши конфискуют вместе с этими листами, и империя забудет о Ферхате как об еще одном визире, не успевшем построить удачную карьеру. Той же ночью Шафак приказала сжечь все бумаги и записи ее мужа в саду их дворца, не желая, что все это досталось империи и пылилось в архивах. Все мысли Ферхата-паши должны уйти вместе с ним. — Шафак, прими мои соболезнования! — искренне произнес Мустафа, обнимая сестру. Султанша словно статуя выслушивала все слова жалости от слуг, других членов династии, но увидев такое же недоуменное лицо сестры, немного скривилась. Неужели Мейлишах расстроена из-за смерти Ферхата-паши? — Ферхат-паша был незаменимым человеком государства, — сглотнув переживания, сказала Мейлишах Султан. — Пусть Аллах дарует ему светлый приют. Будь сильнее, Шафак. — Благодарю, — сухо ответила девушка. Шехзаде Селим спрятался за ее юбку, и султанша улыбнулась ему, крепко держа за руку. — Селим, ну что ты? Приехал твой старший брат, шехзаде Мустафа. Мустафа подхватил маленького брата на руки и крепко обнял. Ахмед и Осман также поприветствовали его. Мейлишах Султан тяжело вздохнула, вспоминая о всех произошедших событиях, и коснулась плеча Мустафы. — Отец ждет. — Я не думаю, что нужно говорить ему… о валиде. Это может только усугубить ситуацию. Он только-только поправился, Мейлишах. — Но если мы скроем, то не избежим его гнева, брат, — поджав губы, ответила султанша. — Мы все знаем, что отец готов обрушить мир ради валиде. И он также спросит о том, где она, когда мы все соберемся. Крадучись, к ним подошла Фатьма Султан в сопровождении свиты слуг и евнухов. Ее голова была увенчана роскошной серебряной диадемой с синими сапфирами, а сама султанша была облачена в атласное платье цвета бушующего в шторм моря. Сама Фатьма излучала горделивость, а на лице была елейная улыбка. Она была скорее адресована Мейлишах Султан, которая смерила ее пренебрежительным взглядом, будто говоря, что она ослушалась ее приказа отправиться в Эдирне. — Шехзаде, — приветливо улыбнулась Фатьма Султан, — добро пожаловать! Признаться честно, мы не ожидали вашего прибытия, даже толком не подготовились. — Султанша, ничего не нужно. Я прибыл сюда, чтобы разобраться во всем. Это касается похищения моей валиде, а также чередой государственных проблем, таких как смерть великого визиря. — Да, на империю обрушилась буря, — печально отозвалась Фатьма. — Уверена, что Повелитель решит эти вопросы. Ферхат-паша своей должностью нажил много врагов. Как известно, будучи Великим визирем, человек каждый день делает шаг в верной гибели. Смерть паши, думаю, не стоит считать подозрительной. Каждый мог оказаться на его месте. — Вы так красиво говорите об этом, — ядовито процедила Мейлишах Султан. — А что скажете о похищении нашей матери? Мне интересно узнать это из ваших уст. — Почему же сразу похищении? — ухмыльнулась Фатьма. — Быть может, ваша матушка решила немного отдохнуть после последних событий. Например, в Эдирне. Там, куда я тебя отправила, Мейлишах. Для твоего же блага. А ты ослушалась меня. — Вы можете взять власть над гаремом, но не надо мной, султанша. Я пока в состоянии принимать решения. — Мейлишах, — осадил ее Мустафа, не желая склок и ссор посреди гарема. Фатьма Султан смерила ее долгим взглядом, а после обратилась к Шафак. — Мои соболезнования. Фатьма Султан не чувствовала себя виноватой по отношению к Шафак. Свою совесть она давно похоронила, отныне не предаваясь страстям и эмоциям. Они лишь делали человека слабым, не способным принимать трезвые решения. А Фатьма как никогда сейчас должна была рационально мыслить и обдумывать дальнейшие события. — Думаю, стоит навестить Повелителя, — нарушил молчание Мустафа. — Мейлишах, Шафак. Султанша, — он указал в сторону мужского крыла, куда первой направилась Фатьма Султан, а за ней дочери Повелителя и все шехзаде. Султан Баязид сидел в постели, все еще чувствуя слабость, но приход всех его детей вмиг сделал его радостным. Он уже и забыл, как возмужали его шехзаде, какими красавицами стали его дочери. Еще более приятным для него было видеть улыбки на их лицах. Они по старшинству поцеловали руку отца, а затем это сделала Фатьма Султан, также излучая радость. Последней в покои вошла Эсмехан Султан в непривычно для нее голубом платье из шелка и струящимся подолом. Султанша горделиво прошла мимо зардевшейся сестры и поцеловала руку Повелителя. Рыжеволосая Эсмехан встала рядом с Фатьмой, поджав губы от этой близости. После последних событий она не хотела даже стоять рядом с сестрой, не то, что иметь какие-то общие дела с ней. — Видит Аллах, что я безмерно счастлив видеть вас всех здесь, — произнес султан. — Да, Повелитель. Это спасение Всевышнего, что вы теперь здоровы, — Мейлишах Султан улыбнулась еще шире, не зная, как еще описать радость от того, что отец, наконец, встал на ноги. — Повелитель, — вмешался стоящий рядом Карим-ага, — простите меня, но вашей аудиенции просит Сиявуш-паша, это касается государственных дел. Паша сообщил, что это не требует отлагательств. Нахмурившись от того, что ситуацию в государстве ему сообщит не Великий визирь, Ферхат-паша, а второй визирь, Баязид сухо кивнул, позволяя паше войти. — С вашего позволения, — произнесла Фатьма Султан, направляясь к двери. Все остальные женщины последовали за ней, также как и младшие шехзаде. — Мустафа, останься, — приказал султан, — выслушаем Сиявуша-пашу вместе. Выйдя из покоев, Фатьма Султан немного занервничала, когда ее муж отправился к Повелителю докладывать о нынешней ситуации. Естественно, он доложит о смерти великого визиря, о пропаже Мерьем Султан, а также о назревающем бунте в одном из приграничных санджаков государства, Эскшехире. Больше всего, султанша переживала от того, как отреагирует на все это султан Баязид. Эсмехан Султан же скорее желала сама поговорить с султаном, рассказать ему о виновниках всех этих событий, не забыв при этом упомянуть, что именно ее сестра, Фатьма Султан придумала эти коварные интриги, заставив вмешаться в них саму Эсмехан и ее супруга. Сама же Эсмехан Султан намеревалась вместе с детьми перебраться в Трабзон и жить всю оставшуюся жизнь там, вдали от столицы, от Топ Капы и интриг. Почему-то ее седьмое чувство подсказывало, что Мерьем Султан непременно вернется. Пройдет много времени, но она обязательно найдет способ сбежать с того плена, где сейчас находится. Правда, сама Эсмехан ничего не знала о местонахождении хасеки Повелителя. — Как поживают твои дети, Фатьма? — спросила Эсмехан Султан у сестры. Та в свою очередь насмешливо взглянула на нее, мол, не стоит так любезничать с ней. — Прекрасно. Я делаю все для их благополучия, сестра. Брезгливо прыснув, Эсмехан Султан направилась в гарем, где уже по обыкновению проводила все свое время среди сплетен наложниц, попросту не желая возвращаться в свой дворец к мужу, с которым так и не нашла общего языка. Она порой корила себя за то, что поддалась сестре и согласилась выйти замуж за Касима-пашу. Ее разум затмило желание власти, а возможность была так близка, стоило лишь согласиться на брак с пашой, и все свершилось. Но Эсмехан Султан, все еще наивная и поддающая чувствам султанша, не смогла распознать истинных намерений родной сестры.Дворец Топ Капы. Покои Мейлишах Султан.
Не имея привычки терпеливо сидеть и ждать, Мейлишах Султан расхаживала по своим покоям, заламывая руки от волнения. Точно также всегда делала ее валиде. Шелковое красное платье султанши волочилось за ней по пятам, шелестя о бархатный ковер. Прошло около часа после того, как они вышли из покоев отца, и с тех пор не было никаких известий. Шафак Султан молча сидела в стороне у окна, бестолково смотря на фонтан в дворцовом саду. Для нее смысл жизни был навсегда утерян, и она не видела пользы от бесконечных склок и криков с другими султаншами. Конечно, она не меньше Мейлишах переживала за Мерьем Султан, но ее прошлая боль еще свежа, и рана от смерти Ферхата-паши не заживет никогда. В двадцать лет оказаться вдовой было не самой завидной участью для молодой госпожи, и теперь она в страхе ждала дня, когда ее вновь решат выдать замуж, но уже за менее привлекательного и молодого визиря. Им скорее всего окажется дряхлый старик из дальней провинции, и Шафак Султан будет вынуждена влачить свое жалкое существование с ним. — Мейлишах, угомонись! — Шехзаде Мустафа не вытерпел волнения сестры, которая еще и была слишком напряжена. Она остановилась посреди комнаты и тяжело вздохнула, садясь на тахту. Закрыв лицо руками, девушка предалась собственным мыслям о матери. Где она сейчас? Что с ней? Далеко ли она от Стамбула? А может она совсем рядом, там, где никто никогда не будет еще искать? В памяти сразу всплыли ее последние слова о том, что именно она должна защищать братьев и свою семью. Мерьем Султан сама не раз ловила себя на мысли о том, что один из сыновей взойдет на престол, а другие будут вынуждены умереть. Она засыпала и просыпалась с этой мыслью, и каждую ночь во сне она видела то смерть Мустафы, то Османа… Просыпаясь в холодном поту, она судорожно вставала с кровати и клала руку на священный Коран, произносила молитвы и клялась, что не допустит смерти ни одного своего шехзаде. — Почему мы попросту ничего не делаем? Фатьма Султан обосновалась в гареме, и мы вынуждены повиноваться ее указам? Она уже пыталась выслать меня в Эдирне. Не удивлюсь, если вскоре она и от меня избавиться, как сделала это с валиде. — Мейлишах, ты не можешь обвинять ее в случившемся с мамой. Мы ничего не знаем, — вмешался Мустафа, — ты делаешь поспешные выводы. — Сидеть и молчать — не мой удел! Если бы не я, то ты бы в неведении сейчас оставался в Манисе, а после тебе бы никто и не рассказал о случившемся. Если промолчу я, то кто еще заступится за семью? Она указала взглядом на Шафак, которая вздрогнула и обратила свой взгляд на брата и сестру. Поднявшись с тахты, султанша подошла к сестре. Смерть стала спутницей Шафак, и ее саму уже нельзя было отличить от нее. Черные одеяния, бледная кожа. Только рыжие волосы словно огонь выделялись на фоне этой непримечательной девушки. — Да, мой удел — сидеть и молчать. Но так я хотя бы в живых останусь. Ферхат-паша погиб из-за интриг. Из-за интриг валиде, она втянула его во все это. Скрипя зубами, Шафак удалилась из покоев под напряженные взгляды Мустафы и Мейлишах. Вздохнув, Мейлишах Султан вышла на раскрытую террасу, обхватив себя руками. — Аллах, как бы она чего не натворила! — негодовала султанша, вспоминая о Шафак и ее состоянии.Дворец Топ Капы. Покои Фатьмы Султан.
Также в нетерпении была и Фатьма Султан, ожидавшая вестей от падишаха. Снимая и надевая свои многочисленные кольца, она пыталась успокоиться. Иногда она смотрела на украшения или на огонь в камине, немного забываясь, но потом вновь начинала нервничать и переживать. Впервые она не знала, что ей делать, если вдруг все раскроется, и Повелитель примет решение об их с мужем участи. В ее плане это было самым трудным моментом, так как от реакции падишаха зависят дальнейшие события. Ее мысли нарушила Дуду-калфа, вошедшая в покои без стука. Она поставила на стол поднос с теплым молоком, обеспокоенно посмотрев на султаншу. — Султанша, вы лишь изводите себя. Вам не о чем волноваться. Ваш муж найдет нужные слова для султана, и тот ни о чем не догадается. — А если нет? Если найдутся какие-то свидетели? Кто-то захочет посеять сомнения в душе падишаха? Например, Мейлишах, которая то и дело хочет докопаться до истины. Но у нее ничего не выйдет. Дай Аллах, все обойдется, и я тут же выдам ее замуж. И Шафак тоже. Понимающе кивнув, Дуду-калфа хотела еще кое-что сказать, но помедлила. Фатьма Султан заметила это и снисходительно ей улыбнулась, мол, бояться нечего. — Еще что-то? — спросила госпожа. — Фахрие-калфа… Она просит с вами аудиенции. — Зачем это еще? — нахмурилась Фатьма Султан. — Я выделила ей золото, дом в центре Стамбула за хорошую службу. — Она не желает покидать гарем, хочет узнать, почему вы сместили ее с должности. — Передай ей, что я сильно беспокоилась за нее, видела, как она устала в гареме, а потому ей нужен уже покой. Она здесь служит со времен моей бабушки, Хюррем Султан, почти двадцать лет. Ей пора на отдых. Поклонившись, Дуду-калфа вышла из покоев и натолкнулась на Фахрие-калфу, которая упорно продолжала ждать встречи с госпожой. Надменно ухмыльнувшись, новая хазнедар гарема обошла Фахрие. — Султанша просила передать, что ты получила отдых заслуженно, что тебе пора отстраниться от дел. Поэтому можешь уходить из дворца. — Как же быстро ты запела под дудку Фатьмы Султан. Лишь бы тебя не выкинули на улицу, — шикнула на нее Фахрие-калфа. — Я в гареме всю жизнь живу, меня на эту должность Хюррем Султан назначила, так пусть Повелитель решает мою дальнейшую судьбу. — Да что ты можешь? Фатьма Султан теперь гаремом управляет. — Повелитель все узнает и отстранит ее от дел. Тогда-то и посмотрим, как ты запоешь, Дуду. Обиженно хмыкнув, Дуду-калфа направилась в гарем. Фахрие посмотрела на закрытые двери покоев валиде султан и вздохнула, понимая, что ей больше делать здесь нечего. Раз ее выгоняют, нужно уйти достойно из дворца, где она прослужила долгие двадцать лет под началом Хюррем Султан, затем Михримах Султан, Хюмашах Султан и Мерьем Султан, о судьбе которой Фахрие-калфа тоже переживала. Мимо калфы промелькнула служанка, она забежала в покои госпожи, не забыв поклониться. — Султанша, вас зовет Повелитель! Собравшись с мыслями, Фатьма Султан сжала руки в кулаки и шумно выдохнула, кивнув служанке. Что бы сейчас ни произошло, она будет бороться дальше. Не сдастся.Дворец Шафак Султан.
Приехав в их с мужем дворец, который теперь пустовал вовсе, так как Шафак Султан старалась проводить в нем как можно меньше времени, госпожа сняла плащ и поднялась на второй этаж в их спальню. Повеяло холодом, и она приказала затопить камин и закрыть окна, так как вновь собирался дождь. Тучи уже сгустились над столицей и были будто налиты свинцом, а воздух был душным и тяжелым. Служанки убирались в покоях, складывали вещи паши в сундуки, которые евнухи тут же уносили прочь из комнаты. Шафак грустно посмотрела на это, снова вспоминая о муже. Если бы только она была беременна, то возможно была бы чуточку счастливее, зная, что она осталась не одна. Что частичка Ферхата-паши была бы с ней. Но никаких признаков беременности не было, да и лекари ничего такого не говорили. Шафак осталась одна, наедине с собой и своими страхами, печалями. Одна из служанок подошла к госпоже, держа в руках конверт. Это был небольшой сделанный из бумаги конверт с печатью, которая была госпоже знакома. — Султанша, мы нашли это среди бумаг Ферхата-паши. Здесь написано «Для любимой», это, видимо, вам. В радостном предвкушении Шафак Султан взяла конверт и раскрыла его, жадно припадая глазами к письмам, которые тут же разлетелись по письменному столу. Слабая надежда на то, что муж все-таки питал к ней какие-то нежные чувства, рассеялась, стоило только ей прочесть письма. Они все были адресованы Мейлишах Султан. В каждом он писал о своей любви к ней, о ее красоте, упрямом характере, о ее грации и изяществе. Он сравнивал ее с юным месяцев, горделивой ланью и ароматным цветком. Читая каждую строчку, Шафак не знала, что ей чувствовать. Ей хотелось возгореться ненавистью к сестре, к покойному мужу, но ранимая душа все еще болела за Ферхата-пашу, как бы Шафак не старалась вырвать эту боль из сердца. Письма до адресата не доходили, видимо, паша даже не решался их отправлять, а просто писал для себя и для своего израненного сердца. Он искренне любил Мейлишах Султан, пытался забыть ее и находил утешения в этих письмах. Шафак не стала читать их все, ей хватило первых строк, так наполненных любовью и глубоким смыслом. Как бы ей хотелось, чтобы эти строчки были адресованы ей, чтобы паша восхищался ее красотой, по-настоящему любил ее. Но Шафак Султан не в силах была что-либо изменить, да и было слишком поздно. Взяв письма в охапку, она бросила их в горящий камин, где языки пламени тут же поглотили любовные послания Ферхата-паши. Смотря на огонь, Шафак Султан чувствовала облегчение от того, что содержание этих писем и настоящих чувств ее мужа больше никто и никогда не узнает.Венеция. Особняк де Канала.
С пустым и безразличным взглядом Фиоренца села на свой мягкий пуф перед зеркалом, осматривая свое отражение. В кого она превратилась? От былой красавицы, слывшей своим очарованием, не осталось и следа. Она всю себя отдала боли, страданиям и слезам, каждый день, роняя их, сетуя на свою жизнь. Фиоренца совсем не помнила своего детства, свою семью. Прошлое было таким ужасным, что она не желала даже вспомнить его, видеть дома Венеции, порты и людей. Столько месяцев она не выезжала за пределы имения своего мужа, что позабыла о том, как живут люди. Все дни ее были посвящены страданиям и самобичеванию. Что было у нее сейчас? Красивый дом, имение, любимый мужчина, готовый сделать ради нее все, что она захочет, красота, которой она всегда гордилась, острый ум, которым пользовалась. Но не было того простого счастья, о котором Фиоренца мечтала с того момента, как стала любовницей Роберто. Она всем сердцем желала забеременеть, но каждый раз удача отворачивалась от нее. В первую беременность она упала с лошади и потеряла ребенка, чудом сохранив собственную жизнь. Во вторую — смогла доносить дитя, но он умер во время родов. Узнав о том, что она вновь ждет ребенка, Фиоренца отнеслась к этому со всей осторожностью, но и тут ее ждало горе. Теперь она вовсе сдалась. Опустила руки, не желая больше бороться за счастье. Раз судьбе не угодно, чтобы Фиоренца была счастлива, то она сама готова принять такую участь. Расчесывая свои волосы, женщина не заметила, как в комнату вошел Роберто. Он плотно закрыл двери, подошел к Фиоренце сзади, обнимая за плечи. Женщина вздохнула, откладывая гребень и поворачиваясь к нему лицом. — Мне стоит делать вид, что я счастлива, и выдавливать глупую улыбку? — сказала женщина. — В таком состоянии это практически невозможно. — Думай о чем-то другом. Несчастья не вечно преследует людей, и я уверен, что это было последнее наше с тобой горе, — успокаивающим голосом произнес Роберто. — Но все равно я вижу, что что-то еще тревожит тебя? Я прав? Сбросив его руки со своих плеч, Фиоренца встала с пуфа и подошла к своему настенному шкафчику. Достав оттуда пузырек с ароматным жасминовым маслом, она легкими движениями начала наносить его на шею и запястья, попутно обдумывая то, что собиралась сказать. Она всегда соблюдала осторожность в разговоре с Роберто, так как была наслышана о его скверном характере, разгорающемся как спичка, стоило только кому-то или чему-то сказать нелепость или оскорбить. Изучив его досконально, Фиоренца знала, когда нужно говорить, что говорить и как долго. Все это было очень важно, и не нарушая этих правил, любовница еще больше очаровывала его, искушала, заставляя думать лишь о ней. Это длилось много лет, и все свыклись с присутствием Фиоренцы, которая даже получила фамилию адмирала и стала мадам де Канала. Но каждый житель этого имения наизусть знал историю женщины, ставшей такой влиятельной и любимой грозному адмиралу Венеции. — Что это за девушка, живущая в отдельных покоях нашего дома? Учти, что отпираться не следует, ведь я все знаю. Вздохнув, будто бы предугадав вопрос, Роберто встал и подошел к окну, мимолетно взглянув вдалеке на свою конюшню. Лошадей он теперь переносить не мог, из-за них погибли два его ребенка. Но Фиоренца сейчас была права в том, что отпираться бесполезно, хотя истинной причины, почему он привез Нергис сюда, Роберто не мог найти сам. И правда? Зачем она ему понадобилась? Что в ней такого? Он хочет оставить ее насовсем или же просто помочь с устройством в Венеции? — И кто же сдался, рассказав тебе эту новость? Твои служанки? Или же Гаспаро предал меня? Рассмеявшись, Фиоренца тепло улыбнулась, и лучи последнего летнего солнца осветили ее и без того золотые волосы. В такие моменты Роберто хотелось остаться с ней наедине, отдалившись ото всех, забыться и просто обнять свою любимую женщину, вдыхая аромат ее волос и кожи. Она пленила его. И он не понимал, что им двигало очень давно, когда он влюбился в нее, став при этом чувственным и милосердным. Но лишь по отношению к нему. Его гнев и честолюбие лишь возросли. — Никто не предавал тебя, даже не думай на Гаспаро. Он уже стар, а ты все гоняешь его и отчитываешь. Стоит быть снисходительнее, мой милый, — подойдя к мужчине, Фиоренца обняла его за шею, приближаясь к его уху, и прошептала: — Обо всех твоих женщинах я узнаю раньше, чем ты сам. — Вот как?! — с неподдельной иронией произнес адмирал. — И что ты узнала о Нергис? — То, что ты подобрал ее на османском судне, когда очередной раз потопил его. Этому я даже не удивляюсь. Удивлена другим. Что ты оставил ее на своем корабле, обещая при этом отпустить в Венеции. И что же случилось, раз она теперь здесь? — слегка повысив тон, спросила Фиоренца. Но она знала, что Роберто злиться не будет. Не на нее. — Жест доброй воли, Фиоренца. Не более. — Ну-ну. Их разговор прервал вошедший Гаспаро, который в дневное время единственный получил право входить без стука, так как хозяева знали, что он приносит лишь важные вещи, оставляя глупости в стороне и решая их самостоятельно. Он служил Роберто де Канала больше двадцати лет. — Ужин готов, господа, — произнес мужчина. — Изволите? — Конечно, Гаспаро, — ласково ответила Фиоренца. Всех слуг в имении она любила, выделяя каждого и не скупясь на почестях и золоте. За это они же восхваляли ее и считали женщиной умной и благородной. — Наша гостья тоже пришла? — Само собой, сеньора. — Чудно, — обернувшись через плечо на мужа, Фиоренца подарила его лукавую улыбку и первая вышла из покоев. Роберто последовал за ней, а Гаспаро закрыл двери в комнату, сопровождая своих господ.Венеция. Трактир.
Сон ее был беспокойным, и Мерьем то и дело вскакивала в кровати, смотрела в окно и вновь ложилась, погружаясь в меланхоличную тоску. Эта ночь была очень длинной для госпожи, а осознание того, что она вдали от своего теперешнего настоящего дома, Османской империи, от своих детей и Повелителя, рождало в ее душе еще большую печаль, а слезы лились сами собой. Но самое страшное было то, что она не знала, как поступить дальше. Куда идти? У кого просить помощи? Единственной зацепкой был брат султанши, Марселло, но его Мерьем не имела понятия, где искать. Едва солнце осветило дома Венеции, Мерьем Султан уже встала с кровати. Найдя в комнате гребень, она принялась расчесывать волосы, пытаясь привести их в порядок. От такой жизни она отвыкла, да, собственно, она никогда и не нуждалась в чем-то. Времена, когда она была рабыней в гареме, прошли быстро, и привыкнув к роскоши, убранствам, слугам, помогавшим ей одеться и причесаться, Мерьем Султан почувствовала свою беспомощность, ей было некомфортно от этого глупого чувства. Ее платье еще было целым, но потертым, грязным и пыльным. Кое-где распустились нитки, а в одном месте даже немного разошелся по шву рукав. Ее серебряная диадема, которую она надела в Топ Капы, пропала вместе с красивым сапфировым ожерельем. Видимо, все это с нее сняли, когда она была без сознания. Рубиновое кольцо Повелителя тоже теперь было у трактирщика, это была плата за комнату. Ни денег, ни драгоценностей, ни знакомых. О каком выживании может идти речь, если Мерьем даже не знала, что ей делать дальше? Волосы были приведены в более-менее божеский вид, и со спокойным выражением лица, Мерьем Султан вышла из комнаты, спускаясь по лестнице вниз. На удивление в трактире было пусто. Но это была пугающая тишина. Осмотревшись, Мерьем заметила разбитые бутылки вина, а само содержимое уже расплескалось по деревянному прогнившему полу. Пройдя чуть дальше, женщина увидела испуганного трактирщика, который дрожащими руками откупоривал бутылку и наливал вино какому-то господину, что держал свою шпагу у шеи бедняги. Со спины было непонятно, кто это. Но мужчина был черноволос, одет в длинный черный плащ, изредка он усмехался, не удивляясь беспомощности трактирщика. — Ты слишком глуп, я так понимаю, — произнес незнакомец. — Если не ответишь, что за женщина искала меня вчера, самолично тебе перережу глотку. Я жду. — Позвольте же, господин! Я ее толком не знаю, приезжая. Спрашивала все время о вас, о вашей семье. — И что ж ты рассказал о моей семье? — Что род Гримальди известный, благородный и самый богатый. — Лгун! Где этот род с его почестями? Все исчезло. Испарилось. Только имя осталось, но что толку от него? Какой прок? — выхватив из рук трактирщика, бутылку вина, мужчина осушил ее и вытер рот рукавом плаща. — Позвольте… — хотел было вымолвить трактирщик на то, что он опустошил все его запасы. — Кто ты такой, чтобы указывать мне?! Или ты к моему роду принадлежишь? Стоя в стороне и внимательно слушая, Мерьем все поняла. Как и то, что этот незнакомец, угрожавший сейчас трактирщику и пивший вино, был ее братом. — Он не принадлежит. А я — да! — сойдя с лестницы, произнесла женщина. Обернувшись на Мерьем, мужчина оглядел ее с ног до головы, хмурясь. Что она имела в виду, когда произнесла эти слова? Встав из-за стола, он медленно подошел к Мерьем, усмехнувшись. — Марселло, — рассмотрев лицо родного старшего брата, Мерьем не смогла сдержать радостной улыбки, как и нахлынувших слез. Она уже и забыла облик брата, забыла о тех временах, когда они были неразлучны, подолгу гуляя и разговаривая обо всем на свете. Марселло же отпустил трактирщика, сделав шаг навстречу сестре. В его памяти смутно начали возникать образы из прошлого, его семья, о которой даже говорить было запрещено, его родители и младшие сестры. Его беззаботная жизнь, ставшая в одночасье жизнью разбойника и пьяницы. Его поглотила развратная и нищая жизнь Венеции. — Как ты на маму похожа, — внезапно вымолвил мужчина. — Словно я ее сейчас вижу. — Брат, — Мерьем подбежала к нему, крепко обнимая, а затем провела руками по его лицу. Могла ли она знать, что оторвавшись от своей новой семьи, от мужа и детей, найдет свою другую семью, здесь в Венеции? — Но как же это возможно? Селия? — Марселло широко улыбнулся, обняв женщину в ответ. — Я все тебе расскажу, обязательно. — Надо уходить. Я прибыл сюда с расчетом на один час, за мной по пятам следуют стражники, и сегодня они явно не пощадят меня, а я не смогу с ними справиться. Чертовски пьян уже, — быстро протараторил Марселло, собирая свои вещи. — Пошли. — Но куда? Марселло? Все произошло так внезапно, что Мерьем толком ничего не поняла. Они только быстро забежали на второй этаж, как в трактир ворвались стражники, принимаясь осматривать каждый столик. Марселло, крепка держа за руку найденную сестру, быстро бежал по коридору. — Ты в бегах, я понимаю, — сказала Мерьем, стараясь не отставать от брата, — но куда нам дальше? — Давай дождемся, когда будем в безопасности, и обязательно расскажем все друг другу, хорошо? — с этими словами он разбил окно на втором этаже, аккуратно выбираясь наружу. — Пошли. Глубоко вдохнув, Мерьем последовала за братом на крышу. Прогнившая и скользкая от ночного дождя крыша была сейчас куда опаснее преследовавших их стражников. Марселло умело шагал по черепице, держа за руку сестру. Они подошли к краю, и мужчина приготовился прыгать вниз. — Ты что же?! — испуганно ахнула Мерьем. — Другого выхода нет. Внизу есть сено, не бойся. Переглянувшись, брат и сестра схватились крепко за руки и прыгнули вниз. От внезапного прыжка у Мерьем чуть дыхание не перехватило, а страх уже сковал ее, но они приземлились точно на мягкое сено, так что госпожа даже не успела что-либо крикнуть. — Странно, что ты доверилась мне, — произнес Марселло, отряхиваясь от соломы. — Ты же мой брат, — удивилась Мерьем его словам, — я тебе всегда верила. Хмыкнув, Марселло достал фляжку с водой и сделал пару глотков. Мерьем печально осмотрела свое платье, которое теперь точно нельзя было уже зашить, а после смирилась, так как была благодарна всевышнему за то, что они остались живы. — Ты привык к этим вечным бегам от стражников, — Мерьем села рядом с братом, посмотрев ему в глаза. Если она была похожа на их маму, то Марселло был копией отца. Только по одним его глазам можно было с уверенностью сказать, чей он сын. — Это твоя жизнь? — С моей жизнью все понятно, Селия. А что было с тобой эти почти двадцать лет? Господь мне свидетель, но я искал тебя, но когда узнал, что тебя похитили османы, решил, что отныне мы с тобой никогда не увидимся. Тот день я не забуду… Нам нужно убираться отсюда в безопасное место. Тут улица, нас легко найдут. День в Венеции начинался, люди сновали туда-сюда по улицам, город просыпался. Солнце совсем уже не приносило никакого тепла, ознаменовывая приближение осени, что только усугубляло положение Мерьем Султан. Ведь она все еще лелеяла надежду вернуться домой, в Османскую империю.Дворец Топ Капы. Султанские покои.
— Повелитель, — робко произнесла Фатьма Султан, когда вошла в покои государя. Султан Баязид уже сидел на своей тахте, одетый в роскошный кафтан глубокого синего цвета. Выслушав новости от Сиявуша-паши, султан пришел в глубокое разочарование, смятение и даже злость. Государство буквально разрушалось из-за назревающих бунтов в отдельных санджаках, народ кипел и желал знать, что случилось с падишахом, который не явился на пятничное приветствие. И все это стало причиной хаоса в империи. — Проходи, — позволительно кивнул Баязид. Султанша прошла на середину комнаты, держа руки в замке, мысленно готовясь к серьезному разговору. — Сиявуш-паша доложил мне обо всем. — Повелитель, я… — Я хочу поблагодарить тебя за то, что приняла меры и взяла управление гаремом в свои руки. Сейчас как никогда нам нужно быть бдительными, и ты с этими обязанностями справляешься хорошо. Да будет так продолжаться. Печать отныне твоя. Но не пренебрегай семьей, Фатьма, не забывай о детях. Лицо госпожи осветила довольная улыбка, и она благодарно поцеловала руку падишаха, предвкушая лица слуг и других султанш, когда они узнают о решении Султана Баязида. Отныне официально она была управляющей гарема. То, к чему она шла так долго, исполнилось, и помешать уже никто не в силах. — Также я узнал, что Мерьем Султан отправилась на родину. Конечно, я разочарован, что так вышло, но Сиявуш-паша доложил, что она получила письмо о том, что ее родные живы, и решила отправиться на их поиски. Все так? Испуганно сглотнув, Фатьма Султан неуверенно кивнула. Какую еще ложь затеял ее супруг без ее же ведома и разрешения? Это может стать ошибкой для них в будущем, но сейчас ничего не оставалось кроме как согласиться. — Да, все верно, Повелитель. Мерьем Султан и оставила гарем на меня, она должна скоро… вернуться. Мы пошлем ей письмо, хотя не уверена, что оно дойдет до Венеции. — Ей не стоило отправляться туда без моего на то позволения! — Баязид нахмурился, чувствуя все еще недомогание от болезни. — В вашем состоянии мы могли подумать что угодно, Повелитель. Каждый день мы только и молились, чтобы вы встали на ноги, но лекари все разводили руками. Было страшно подумать, что… — Не будем об этом, — остановил ее Баязид. — Все позади. Но я желаю, что Мерьем Султан вернулась как можно скорее. Согласно кивнув, Фатьма Султан решила еще спросить кое-что. — Вы слышали о смерти Ферхата-паши, Повелитель? — Да, — сухо ответил он. — Бедная моя Шафак. Аллах посылает ей испытания снова и снова. — Да не оставит Всевышний нашу султаншу. — Аминь. Можешь идти. Оставшись один, султан Баязид тяжело вздохнул, бросив взгляд на раскрытую террасу. Для него было странным, что Мерьем отправилась на поиски родных, но зная отчаянность своей госпожи, этого следовало ожидать. Как же могли отпустить ее дети? Повелитель был тверд в своих намерениях лично отправиться в Венецию и разыскать свою жену, так как ждать он не хотел. В этой истории что-то казалось ему странным, но он не желал думать о плохом. Первым делом Фатьма Султан тут же отправилась в кабинет мужа, который был рядом с покоями султана. Сиявуш-паша перебирал какие-то бумаги, но когда жена вошла, он отложил их, с улыбкой встречая ее. — Что ты наговорил султану о Мерьем? Неужели, он поверил в эту глупую ложь? — скривившись, спросила Фатьма Султан. — Будь спокойна, Фатьма. Повелитель твердо уверен, что госпожа отправилась на поиски родных. — Но и ты, и я знаем, что она не вернется. Никогда. Что тогда ты предъявишь государю? — клокоча от злости, продолжала говорить госпожа. — О, Аллах! Это добром не кончится. — Тебе не нужно переживать, Фатьма. Я обо всем позабочусь. Нам нужно действовать дальше. — Ты прав, — немного успокоившись, ответила госпожа. — Что с должностью великого визиря? Что сказал Повелитель? Тяжело вздохнув, Сиявуш-паша сел за свой письменный стол, обдумывая сегодняшний разговор с султаном. — Пока он не может назначить на нее кого-то. Сказал, что ему нужно время все обдумать. Сначала он хочет решить проблему с бунтом в Эскшехире. Там действительно серьезные проблемы. — К черту Эксшехир! Если Повелитель сейчас не решается назначить тебя на должность Великого визиря, то что дальше будет. Он вновь встретит какого-нибудь соратника, с которым сблизится, и он получит все почести. А ты останешься на своей должности! Великим визирем ты должен стать! Эти слова прозвучали как раскат грома. Огонь в камине продолжал полыхать также как и огонь и решительность в душе Фатьмы Султан.