Спустя три дня. Дворец Топ Капы.
— Мне до сих пор не верится, Мейлишах! Как могло так получиться? Айше Султан… мертва. Шехзаде Мустафа узнал об этой новости из письма Билги-хатун, хазнедар его гарема, которая рассказала о произошедших событиях в Манисе, красочно обставив ситуацию так, будто бы Неслихан Султан, не согласная с порядками Айше Султан, самовольно пришла в ее покои с кинжалом и перерезала той горло. В письме также было указано, что вся эта картина произошла на глазах шехзаде Сулеймана, который теперь не спит по ночам и не разговаривает ни с кем, вертя в руках свою игрушку. Им занимаются лишь служанки, а Бахарназ Султан вовсе потеряла рассудок, слегла в постель и наотрез отказывается верить, что ее мать мертва. Мустафа после прочтения письма тут же пришел в дикую ярость, а после его настигло разочарование. Он был огорчен, как поступила Неслихан. Шехзаде был глубоко привязан к ней и был уверен, как в умной и покладистой девушке, должным образом занимавшейся воспитанием их сына. Будь на ее месте другой человек, Мустафа бы без колебаний вынес приговор, но с Неслихан все обстояло иначе… Мейлишах находилась рядом с братом, когда тот сам пришел в дикое безумие, и она сумела успокоить его и обуздать сокрушительный гнев. Мягко поглаживая его по плечу, султанша сама пребывала в шоковом состоянии, однако, за грехи и интриги, как она считала, Айше Султан заплатила сполна. Жаль, что от рук Неслихан Султан. — Что ты намерен делать? — настороженно спросила Мейлишах Султан, когда брат внезапно поднялся с тахты, спрятав присланное письмо в кафтан. — Я должен вернуться в Манису и выяснить, в чем дело. Насупившись, Мейлишах поднялась вслед за ним, отчего ее драгоценности из серебра сверкнули в языках разгоревшегося пламени камина. — Вернуться? Ты уже забыл, видимо, что наша валиде пропала, а я без тебя здесь пропаду. Айше Султан мертва, ты ничем не сможешь ей помочь. Возможно, она заслужила такой участи за свои грехи. Ты не замечал, но она манипулировала тобой все это время. Разгневанно посмотрев на сестру, Мустафа оставил ее слова без ответа и покинул покои, хлопнув дверьми, отчего Мейлишах Султан вздрогнула. Печально вздохнув, она присела на тахту, предаваясь мыслям о том, что делать дальше, в тот промежуток времени, пока брат будет в Манисе.Дворец Топ Капы. Султанские покои.
— Ты просишь разрешения вернуться в Манису? — подняв свои темно-карие глаза от созерцания многочисленных бумаг на письменном столе, спросил султан Баязид. Этим вечером он решил заняться изучением новых территорий, а также разработкой стратегий для будущих военных походов. — Да, Повелитель, — шехзаде Мустафа согласно кивнул. Отец смерил его достаточно внимательным взглядом, а после отложил в сторону бумаги. — В мое отсутствие в Манисе произошло кое-что ужасное. — Что-то в Совете Дивана? — Нет. Дело касается моего гарема. — Мустафа вздохнул, собираясь с мыслями о том, как сказать о случившемся отцу, ведь скрывать сей факт, было бы просто ошибкой, так как за сокрытие Повелитель точно не будет столь милостив, как сейчас. Баязид встал из-за своего стола и подошел к сыну, требовательно смотря в его глаза. — Мне сообщили, что Айше Султан… мертва, Повелитель. Султан непонимающе смерил сына взглядом, а после нахмурился, а его глаза будто бы налились грозовыми тучами. — Мертва? Что ты говоришь такое? Как произошло? — По словам хазнедар гарема на нее напала моя фаворитка, Неслихан Султан, мать моего шехзаде. Она перерезала султанше горло. — Как же это смеет рабыня врываться в покои султанши и нападать на нее?! — Султан был чернее тучи, и шехзаде ощутил вся тяжесть его взгляда на себе. — Мустафа, что творится в твоем гареме? Рабыни имеют равные права, словно султанши, ведут себя неподобающе и совершают такие злодеяния. Я желаю, чтобы ты немедленно разобрался с этим, а виновница была наказана, как полагается. Я уверен, ты понимаешь, что за убийство члена династии рабыне полагается казнь. Мустафа понимающе кивнул, чувствуя нарастающее напряжение. Только что он подписал смертный приговор фаворитке, хотя и знал, что другого исхода у этой ситуации просто нет. Остыв от столь ужасной мысли, султан Баязид прикрыл глаза, мысленно приводя разум в трезвое состояние. — Выясни причину, по которой эта девушка решилась на убийство. И позаботься, чтобы мой внук более не видел её. Такая женщина не должна воспитывать наследника. Айше Султан пусть похоронят по всем почестям, очень скоро я навещу тебя и сам почту ее память. Шехзаде согласно кивнул, принимая волю Повелителя. — Отец, если позволите, я хочу отправиться в путь через несколько часов. — Ступай, — сухо кивнул султан Баязид. Когда двери за старшим шехзаде закрылись, Повелитель вздохнул, чувствуя спертый воздух в его покоях. Выйдя на террасу, за которой уже давно приближалась осень, султан Баязид взглянул на Босфор. Меланхоличное время года уже вступало в свои права. Оно окрашивало листву в другие цвета, делало воду в проливе темно-синей, а солнце — менее ярким и согревающим. В такую пору Повелитель любил часами сидеть на террасе с Мерьем, разговаривая о прошлом и будущем, часто делясь своими планами и идеями, а султанша поддерживала его, но когда нужно было, она высказывала свое мнение, не боясь, что султан посчитает его неверным. 1573 год. Осень. — И все же строительство благотворительного фонда будет лучше вдали от рынка, Баязид, — Мерьем Султан вовсе не заметила, как наступил вечер, и стало немного прохладно. Она пришла к Повелителю еще днем, и они вдвоем разговаривали о детях и грядущих изменениях в империи. Мерьем Султан рассказывала об успехах шехзаде, а Баязид внимательно слушал и смеялся над новыми проказами детей. Разговор их плавно переходил в политику, экономику, касался обустройства столицы и других приграничных санджаков. Для султана Баязида Мерьем была лучшим советником, заменяла Совет Дивана, она могла развеселить Повелителя, могла заставить его сопереживать и даже задуматься о сказанных словах. Она пробуждала в нем те сокрытые эмоции, которые присуще только человеческой душе. С Ней султан Баязид чувствовал себя свободным. — Но так людям будет труднее добираться до него, — возразил Повелитель. Султанша насупилась, не желая отступать от своего. Почувствовав холодок, она поежилась, и Повелитель снял свой большой роскошный кафтан и накинул на плечи жене, которая благодарно улыбнулась ему, почувствовав, как меха согревают ее. — Придется снести много домов, а людям нужно обеспечить строительство новых. Это будет слишком дорого, Баязид. Может сделать лучше по-другому? — с этими словами Мерьем Султан поднялась с тахты и подошла к балкону, с которого хорошо была видна местность Стамбула. — И что же хочет показать, моя султанша? — Баязид встал вслед за женщиной, приобнимая её за талию. — Видишь тот холм? — Мерьем указала на простирающий широкий выступ, находящийся позади рынка. — Там будет лучше построить благотворительный фонд. Он близок к Босфору, люди будут чувствовать дуновение ветра, находясь там, будут чувствовать свободу. Поднимаясь к фонду, они будут подниматься вверх, к свету, к солнцу, к Аллаху. А внутри они получат всю необходимую помощь. Это достаточно… символично. — Ты рассуждаешь, как дипломат, Мерьем, — Повелитель рассмеялся. — Но будет все так, как того хочет, моя султанша. Улыбнувшись, Мерьем устремила свой взгляд на Босфор, вдыхая свежий осенний ветер, пробирающий насквозь. А после она ощутила, как теплые губы касаются ее шеи. Смотря на тот самый благотворительный фонд, построенный три года назад, султан Баязид ощутил непреодолимое чувство тоски по своей жене. Его мысли нарушил приход Касима-паши. Визирь тихо вошел на террасу, замечая тоску султана. — Повелитель? Баязид обернулся через плечо на соратника, а после отошел от перил и сел на широкую тахту. — Что у тебя? — спросил Повелитель. — Вы просили позвать меня, чтоб обсудить стратегии к будущему походу, — напомнил Касим-паша. Совершенно позабыв об этом, султан согласно кивнул и пригласил визиря сесть рядом.Венеция.
Корабли прибывали в порт практически каждый день и отбывали через три дня после стоянки в Венеции. После многочисленных поисков Марселло все ж удалось найти судно, которое переправит их с Мерьем в Османскую империю за семь дней. Капитан корабля согласился срезать путь через пролив, чтобы сократить количество дней до Стамбула. Оплатой за это путешествие вновь стало кольцо с красным рубином, которое Мерьем Султан отдала, чтобы оплатить все расходы. Других сбережений у них не было, и Мерьем даже немного обрадовалась, что Марселло тогда смог забрать кольцо у трактирщика. Третий день стоянки истекал сегодня. Мерьем стояла в порту около того самого трактира, где она оказалась в первый день ее появления в Венеции. Прокручивая в голове все произошедшие события, женщина с толикой грусти всматривалась в высокие дома, вымощенные каменные дороги, вспоминая свое прошлое, которое было действительно беззаботным и счастливым. Могла ли она тогда знать, что будет на стороне османов? Сейчас она не могла обвинять их, она даже не желала бы себе другой судьбы, кроме как рядом с султаном Баязидом, который, она уверена, ждет ее там, в Стамбуле. — Аллах помоги мне скорее увидеть моих детей и Повелителя, — прошептала Мерьем Султан, сжав руки на груди и смотря на небо. — Мерьем, мы отплываем уже вечером. Ты готова? — Марселло подошел к сестре, заметив, что она внезапно опечалилась. Он сам был изнурен от преследований и долгих скитаний, ему пришлось буквально умолять капитана корабля взять их с собой в Стамбул. — Конечно, — отозвалась султанша. — А ты? Марселло чуть усмехнулся, опустив голову. — Я думал над тем, что ты сказала. Возможно, ты права, и здесь меня не ждет хорошая жизнь. Попытаю счастья в Османской империи. — Не сомневайся, что там будешь счастлив. Я тебя не оставлю! Всю жизнь я считала, что осталась совсем одна из нашей семьи, прости, но я думала, что ты погиб, даже не надеялась, что смогу когда-то увидеть тебя. В одном, я благодарна врагам, что они отправили меня сюда, — на этих словах Мерьем Султан усмехнулась, — но после моего возвращения они за все заплатят. — Все же я сомневаюсь, что все слова так правдивы. Как ты расправишься с ними? Что может супруга этого султана? Посмотрев на бескрайнее море, Мерьем Султан ухмыльнулась, предвкушая свое триумфальное возвращение и то, как будет негодовать Фатьма Султан, а вслед за ней и Эсмехан Султан. — Поверь, что я смогу все! Она сказала это с присущей ей уверенностью, и Марселло поверил ей, с некой гордостью смотря на сестру. Близился вечер. Торговые лавки, однако, не спешили закрываться, наоборот, в такое время суток люди только-только выходили из своих домов на прогулку. Рассматривая драгоценности и шелка, Фиоренца неспешно прогуливалась по вымощенной дороге, не заботясь о том, что уже близилась ночь. Лия, служанки сеньоры, боязливо оглядывалась и несколько раз предупреждала Фиоренцу, что им пора возвращаться. — Рано еще, — отмахивалась женщина, то и дело, засмотревшись на какую-то безделушку. — Чего ты боишься? — Гнева сеньора, — призналась девушка. — Сеньор де Канала убьет меня! — в ужасе произнесла Лия, уже представляя, как будет зол ее хозяин, что она уже несколько дней как помогала своей госпоже тайком выходить на рынок и гулять по Венеции до поздней ночи. Роберто был занятым человеком, а со смертью Нергис вовсе стал пропадать на службе. Венецианский дож был крайне недоволен тем, что адмирал не сумел сохранить османскую султаншу в целости и сохранности, а потому Роберто был погружен в решение собственных проблем. Он рано уходил из имения и возвращался поздно ночью, когда даже бдительный и осторожный Гаспаро засыпал, не дожидаясь хозяина. — Собака, что лает, не укусит, — рассмеялась сеньора, припоминая, что давненько ее муж не был в гневе. Не замечая ничего вокруг, Фиоренца добралась до порта и остановилась около знакомого трактира. Грустно обведя взглядом окрестности, женщина вздохнула. — Я помню, что здесь меня и нашел Роберто. Трудно поверить, как я одна очутилась тут. — Вы совсем не помните своей семьи, сеньора? — поинтересовалась Лия. — Вы только все время говорите об этом медальоне, — девушка указала на большой золотой медальон, висевший на шее Фиоренцы. По словам ее госпожи, это украшение она не снимала с детства, и оно принадлежало какому-то старинному богатому венецианскому роду, и что Роберто нашел ее здесь в руках с этим медальоном. Фиоренца не ответила, так как в ее разуме закрались разные мысли об ее прошлом, которое она упорно игнорировала долгое время. За этими раздумьями она не заметила, как столкнулась с черноволосой женщине, по стечению обстоятельств, также стоявшей около трактира и пребывающей среди собственных мыслей. Мерьем Султан слегка отшатнулась, а после поняла всю нелепость ситуации. — Извините, — проговорила султанша. — Не ушиблись? — Нет-нет, — поспешила заговорить Фиоренца. — Я слишком задумалась. Лия, ты снова меня засыпаешь своими расспросами, — отчитала она служанку. Девушка потупила взгляд. — Если так этот медальон нравится, то забирай! С этими словами женщина сняла медальон с шеи и всучила его служанке. Лия же наотрез отказалась принимать его, и украшение со звоном упало на землю, покатившись к ногам Мерьем Султан. Та подняла его, почувствовав холод золота. — Откуда он у вас? — рассматривая драгоценность, спросила госпожа. Эти слова, символы и герб какого-то рода были смутно знакомы, но Мерьем никак не могла понять, где видела их раньше. — Вы принадлежите этому роду? — А вы знаете, что это за род? — спросила Фиоренца. — Да. Кажется, да, — немного неверующим голосом ответила Мерьем. — Я и сама когда-то была частью рода Гримальди. А вы… Фиоренца непонимающе смотрела на Мерьем, как на сумасшедшую, но только сейчас султанша начала понимать, что к чему. Таких медальонов в мире было всего три: первый принадлежал ей самой и был утерян, когда Мерьем Султан похитили; второй был в собственности у Марселло, но он признался, что продал его, когда ему понадобились деньги; третий, же должен был достаться их младшей сестре, соответственно третьему ребенку в семье Гримальди. Эта семейная особенность передавалась из поколения, и отец семейства, Антонио Гримальди, очень дорожил этой традицией. Медальоны должны были приносить удачу и напоминать о том, откуда ты родом. В те времена род Гримальди был очень знатен и богат. — Можно узнать ваше имя? — спросила Мерьем дрожащими губами. — Фиоренца де Канала, — ответила светловолосая женщина. — Но я не понимаю, о чем вы, — после этих слов она вырвала из рук Мерьем медальон, крепко прижимая к груди. Раздавшееся внезапное ржание лошадей, не свойственное этой улице Венеции, заставила женщин обернуться, а Фиоренцу в немом ужасе прикрыть рот ладонью. Перед ней возвышался на вороном коне Роберто, а позади него еще несколько человек в черных одеждах верхом на лошадях. Роберто не выглядел счастливым или милостивым. Его взгляд не говорил ни о чем хорошем, он даже не соизволил спешиться с коня, чтобы все обсудить с женой. Лия, увидев сеньора, только побледнела, уже ожидая для себя ужасной кары за то, что помогала своей госпоже. Мысли смешались воедино в разуме Мерьем Султан. Она то и дело переводила взгляд на медальон, после на Фиоренцу, а затем на мужчину, возвышавшегося на коне, который прожигал светловолосую женщину ненавистным взглядом. Что же все-таки происходит? Только-только Мерьем начала понимать, что именно в этот отчаянный момент она, кажется, нашла младшую сестру. — Роберто, я… — Фиоренца выступила вперед, желая поскорее объяснить ситуацию, но тот даже не пожелал слушать, взмахнув гневно рукой. — Я не желаю слушать! Ты меня разочаровала. Фиоренца опустила взгляд к рукам, теребя в руках медальон. — Знаешь, что я сделаю после этого? Запру в покоях, лишу еды, воды, твоих глупых служанок и всей прочей роскоши. Ты не слишком ли стала самостоятельна, чтобы вот так разгуливать по городу?! Думала, я настолько глуп, что ничего не замечаю? Или ты думала, что Гаспаро настолько стар, что уже потерял былую хватку?! — Пойми, я… — Замолчи! — громкий голос мужчины заставил встрепенуться даже лошадей, которые встали на дыбы, и Фиоренца инстинктивно отступила назад, вспоминая все прошлые случаи, когда лошади чуть не лишили ее жизни. Мерьем, наблюдавшая всю эту картину, не смогла остаться в стороне и промолчать. Конечно, она была осведомлена о порядках и отношении мужчин и женщин в Османской империи, но не думала, что в Венеции все может быть настолько сурово. Или же этот мужчина просто издевался на Фиоренцой? — Какое право вы имеете так с ней разговаривать? — смело заявила темноволосая женщина. — Она вам вещь? — Да. Моя вещь! — уверено и твердо ответил Роберто, а в это время в душе Фиоренцы оборвалась какая-то нить от услышанных слов. Она неосознанно вздрогнула. Впервые женщина видела мужа таким разъяренным. — Садись сзади, Фиоренца. Мы возвращаемся домой. Женщина чуть поколебалась, но суровый взгляд Роберто заставил ее подчиниться. Снующие туда-сюда люди по площади боязливо оглядывались на странных господ, приехавших сюда верхом на лошадях. — Нет, Фиоренца! — Мерьем схватила ту за плечи, тряхнув. — Как ты можешь возвращаться? Кто он тебе? — Муж, — тихо ответила Фиоренца. Мерьем недовольно покосилась на Роберто, который кажется, терял терпение. По щекам бедной светловолосо венецианки потекли слезы. — Ты никуда не пойдешь! — твердо заявила Мерьем Султан, загораживая Фиоренцу собой и выходя вперед. — Фиоренца, как ты не помнишь ничего? — печально вздохнула султанша. — Я твоя сестра, Селия… — Ложь, — выплюнул Роберто. — У нее нет семьи. Я нашел ее здесь и забрал к себе, при ней был лишь медальон. Я знал, что это род Гримальди, но они давно иссякли здесь, в Венеции. Внезапно Фиоренца смело подняла глаза на мужа и утерла слезы. — Ты знал мою семью? Ты все эти годы не говорил мне, что это род Гримальди. — Какого черта?! Тебе разве было плохо со мной? Ужасно жилось в роскоши и богатстве? — Та девушка, жившая с нами, перерезала себе горло явно от твоего богатства! — Не переводи стрелки, — весь разговор Роберто так и не соизволил слезть с коня, демонстративно показывая свое величие. — Нергис виновна сама… Услышав знакомое имя, Мерьем насторожилась. Таких женских имен нет в Венеции, и она знала лишь одну Нергис, дочь султана Баязида, сбежавшую месяц назад. Неужели… мертва?! — О, Аллах, — прошептала Мерьем. — Нергис… — Вы… сестра? — тихо спросила Фиоренца. — Да, — Мерьем улыбнулась, видя, как Фиоренца успокаивается, находясь под ее защитой. — Мерьем! — послышался другой мужской голос. Подоспевший к ним Марселло тяжело дышал. — Нам пора… Что тут такое происходит, черт возьми? — Нет, я не могу… — женщина переводила взгляд на корабль и на Фиоренцу, она не могла, вот так бросить сестру здесь, когда только-только нашла. — Фиоренца! — послышался строгий и требовательный голос Роберто. От нахлынувшей злости он пришпорил коня и даже ударил того плеткой, но не рассчитал свои силы, приведя тем самым в бешенство животное. Конь встал на дыбы и заржал, словно был диким. Еще секунда, и он бы сбил копытами Мерьем, и женщина уже была готова к смертоносному удару, но внезапно ее грубо оттолкнули в сторону дороги, и лошадь со всей силы ударила… по Фиоренце. Светловолосая женщина еле слышно вскрикнула и с силой отлетела к каменной стене трактира, сильно ударяясь головой. Она рухнула на землю без сознания. Роберто не сумел ничего понять, он принялся успокаивать лошадь, но та совсем не слушалась его. Кое-как соскочив от нее, мужчина кинулся к жене, на виске которой уже виднелась алая кровь. — Нет… — Мерьем Султан пораженно замерла, но не успела ничего сообразить, как Марселло с силой схватил ее за плечи и потащил в сторону корабля, капитан которого уже кричал своим попутчикам. До корабля было пару метров, и Марселло ловко преодолел их, держа вырывающуюся Мерьем Султан. Женщина не сводила взгляда с Фиоренцы, которая оставалась без сознания. Со слезами на глазах она наблюдала, как Роберто бережно берет ее на руки и целует в лоб. Как только Марселло взобрался на корабль, капитан дал команду отчаливать. Последнее, что Мерьем Султан помнила, до того, как потерять сознание, это лишенный всякого смысла жизни взгляд Роберто, который выражал скорбь.Стамбул. Дворец Эсмехан Султан.
— Я устала ждать его возвращения, — простонала, словно ребенок Эсмехан Султан и махнула рукой служанкам, чтобы те убирали со стола приготовленный ужин. Сидящая на тахте Долунай с укором взглянула на мать, но смолчала. Эсмехан устало потерла виски, чувствуя подступающую головную боль. Который день она не дожидалась возвращения Касима-паши, хотя лелеяла надежду восстановить отношения с ним и добиться его расположения. В разум уже закрадывались мысли о том, что Касим-паша обзавелся любовницей, но султанша тут же отбрасывала их, потому как знала, что паша души в ней не чает и не станет так поступать с ней. Она всем сердцем не питала к нему никаких ответных чувств, но упорно твердила самой себе, что так надо, и что Касим-паша нужен ей для дальнейших целей. После многочисленных событий их пути с сестрой кажется разошлись, и Эсмехан, почувствовав, что оказалась в менее выигрышном положении, начала волноваться и суетиться, каждый день ломая голову над тем, что ей сделать, чтобы хоть как-то стать выше. Она знала о том, что Касим-паша хорошо зарекомендовал себя Повелителю, что государь часто спрашивает его совета относительно многих политических вопросов, и это не могло не радовать госпожу. Возможно, султан Баязид решит сделать великим визирем Касима-пашу, а Сиявуш-паша и Фатьма Султан останутся ни с чем. Тогда-то Эсмехан Султан уже была готова вкушать собственный триумф и сказать пару ласковых слов дорогой сестре. К слову, Эсмехан все же переживала, так как после последнего инцидента, когда Фатьма оказалась в лазарете, султан мог утратить своего доверия по отношению к старшей племяннице. — Эсмехан Султан? — султанша обернулась на голос мужа, который уже поднялся в их общую спальню, где Эсмехан снимала тяжелые драгоценности и расплетала волосы. Она встретила мужа холодным прожигающим взглядом. — Мне следовало бы заподозрить вас в супружеской неверности, паша, — произнесла она, возвращаясь к лицезрению собственного отражения в зеркале. — Вы же знаете, что это не так, — возразил Касим-паша. — Тогда объясните мне, где вы так долго пропадаете? Каждый день я готовлю для вас роскошный ужин, но вы предпочитаете семейному счастью нечто другое. Что же это? Касим-паша устало вздохнул и снял чалму, попутно расстегивая пуговицы своего кафтана. Мужчина давно перестал думать об Эсмехан Султан, как о жене, его не заботила ее внешность и строптивый характер, и визирь даже иногда жалел о том, что согласился на этот брак, но все в Эсмехан он видел всю свою силу, которая росла с каждым днем. — Я был занят делами. Мы с Повелителем обсуждали военный поход. — Вы собираетесь выступать? — изумленно ахнула женщина. — Это далеко не вовремя, паша. — Подобные вопросы, думаю, решать не вам, а Повелителю, — расправившись с кафтаном, визирь подошел к полке со скопившимися письмами, которые уже давно ожидали прочтения адресата. Эсмехан терпеливо выждала момента, а после, положив гребень на столик, встала и подошла к мужу, трепетно обнимая его со спины. Ей были неприятны эти прикосновения, но она переборола себя и даже смогла выдавить подобие улыбки. Заметив резкие изменения в настроении жены, паша напрягся, ожидая ее следующих слов. — Паша, вы должны отговорить султана от военного похода. Сейчас не стоит оставлять государство без должного присмотра. И потом, если это случится, то Фатьма Султан возьмет больше власти в гареме и государстве. Султан оставит регентом Сиявуша-пашу, а вместе они избавятся от всего, что им мешает. Слушая ее, Касим-паша раздраженно хмыкал, а после развернулся лицом к жене. Эсмехан посчитала, что ее женские чары подействовали, и уже была готова победно улыбнуться, но лицо мужа вдруг перекосилось в недовольной гримасе. — Я повторяю, что это не ваше дело, султанша. К тому же, я не намерен слушаться вас. Последние слова он произнес с особой интонацией, заставив Эсмехан позеленеть от злости. Касим-паша обошел жену и лег в постель, прикрыв глаза. Султанша с минуту постояла около письменного стола, обдумывая сложившуюся ситуацию, а после также легла в постель. Она несколько часов не могла уснуть, а после все же задремала.Венеция. Особняк де Канала
Целители неустанно следили за состоянием Фиоренцы, но с каждым часом они лишь мрачно переглядывались и хмурились. Роберто не отходил от кровати супруги, так же как и взволнованный Гаспаро, которого впервые за много лет пробило на слезу, когда он увидел, как бездыханное тело Фиоренцы уложили на кровать. Голова женщины была перевязана, и она находилась в промежуточном состоянии, когда ты не понимаешь, где ты, и что с тобой происходит. Целители отошли от кровати и посмотрели на Роберто. Тот до последнего верил и надеялся, что они смогут помочь его жене. — Она умирает? — спросил адмирал. — Простите, сеньор, — виновато потупил взгляд главный целитель. — Мы делали все, что в наших силах. Удар был слишком сильный, и без того хрупкое здоровье сеньоры не выдержало… Гаспаро по велению господина отпустил целителей, наградив их за проделанную работу. После управляющий подошел к адмиралу, обвиняющее смотря на него. Роберто впервые не мог как-то отчитать его или отругать, потому что этот обвиняющий взгляд был заслуженным. — Простите меня, господин, но в этом только ваша вина. Ничья больше. После этих слов Гаспаро покинул покои. Роберто почувствовал себя здесь неуютно, было душно, а закрытые шторы не пропускали даже лунного света. Уже наступила ночь, а он вовсе не заметил этого. Подойдя к кровати Фиоренцы, он сел на краешек, но почувствовал, как она насторожилась и открыла глаза. В ее взгляде не было печали и обвинения, как в глазах Гаспаро или целителей. Она даже собрала все свои силы, чтобы улыбнуться. В этот момент Роберто почувствовал, что подступают слезы, что он не в силах сдерживаться, хотя всегда считал слезы уделом слабых и женщин. Смотря на Фиоренцу, он понимал, что теряет что-то ужасное важное в его жизни. — Тебе больно? — спросил мужчина. — Нет, — ответила Фиоренца, чуть поморщившись. Она лгала. — Та женщина, Селия. Я ей верю. Моя семья — она… Смотря на нее умирающую и такую слабую, мужчина готов был перевернуть весь мир, чтобы хоть как-то помочь ей, но Фиоренца, кажется, уже смирилась со своей участью. Она и раньше имела бледноватый оттенок кожи, но сейчас, будто вся оставшаяся энергия выходила из нее, оставляя просто безвольное тело. — Прости, что ничего не говорил тебе о твоем роде. Ты и вправду из рода Гримальди. Фиоренца Гримальди, дочь Антонио и Грации. Тебе было лет двенадцать, когда все случилось… — Молчи, — попросила его женщина. — Меньше всего я хочу сейчас вспоминать прошлое. Я рада, что… — было видно по лицу Фиоренцы, как с трудом давались ей слова, — что узнала, что у меня есть сестра. Я чувствовала всегда, что не одна… — Я ни с кем не был так счастлив, как с тобой! — в порыве чувств он трепетно поцеловал ее руку, прижав к груди. Фиоренца слабо улыбнулась. — Мне хотелось, чтобы ты был счастлив. Роберто вышел из ее покоев и натолкнулся на обеспокоенного Гаспаро, который был сам не свой. Возможно, он даже жалел, что сказал глупость господину, но тот не стал ругать его. — Пригласите священника, Гаспаро, — хмуро произнес господин, и управляющий в немом ужасе прикрыл рот рукой.Ночь. Недалеко от Греции.
— Мерьем, тебе нужно поспать! — твердо настоял Марселло, хотя у самого на душе было неспокойно. Женщина никак не отреагировала, продолжая смотреть на черное море, которое слилось с горизонтом с наступлением ночи. Когда она рассказала все брату, тот был готов развернуть корабль, чтобы найти их младшую сестру и помочь ей, но было слишком поздно, и Марселло теперь чувствовал собственную вину за, что случилось. Мерьем же вовсе закрылась ото всех, отказалась от еды и питья и бездумно стояла на палубе, пытаясь согреться собственными объятиями. Перед глазами то и дело всплывала картина, когда сестра отталкивает ее, а лошадь бездушно сшибает ее с ног. В тот момент от увиденного ужаса даже перехватило дыхание, не было сил, чтобы кричать. — Мы потеряли сестру, едва нашли, — едва слышно сказала Мерьем. — Быть может, ее спасут? — предположил мужчина. — Ты сам веришь в это? — женщина обернулась к брату, заглядывая в его глаза. — Она выглядела словно мертвец. О, Аллах! — Мерьем схватилась за голову, а слезы обожгли ее щеки, и Марселло терпеливо прижал сестру к себе, успокаивая. Ему самому было нелегко. Смерть младшей сестры, а теперь еще неизведанное будущее в другой стране. Вдруг и его там ждет смерть? — Нам нельзя падать духом! — внезапно произнес Марселло. — Совсем скоро мы окажемся в Османской империи. Ты думала о том, что делать дальше? Ведь я там далеко не местный. — Все будет хорошо, — она подняла голову и утерла слезы. — Тебе, чтобы не привлекать внимание, нужно подучить турецкий. Человек, говорящий на итальянском, вызовет мало доверия у султана. — Знаешь, у меня мало желания подчиняться твоему султану, — недовольно произнес Марселло. — Это твой выход. Тебе придется сделать это, придется сменить сторону, стать другом османов, как это сделала я. Благодаря этому я и жива, и имею все, что хочу. Ты заведешь семью, Марселло, ты получишь и дворец, и золото. Главное, будь рядом. Мы отныне должны держаться вместе ради всей нашей семьи, которая погибла. Если Всевышний сделал так, что мы встретились, значит, на то есть причины, и мы обязаны продолжить жить. Пойми, — женщина взяла Марселло за руку, — дальнейший род османов уже идет от меня! Никто это не изменит. Мысленно Марселло согласился с сестрой. — К тому же, я устал скитаться без денег по Венеции, — он лукаво улыбнулся. — А если, как ты обещаешь, будет много золота… Мерьем слабо улыбнулась. Она использовала все свои силы, чтобы убедить Марселло, что все будет хорошо. Сославшись на головную боль, она отправилась в каюту, упав на подушки и разрыдавшись, все еще вспоминая младшую сестру, с которой она даже не успела поговорить. Радости ей прибавляло лишь предвкушение встречи с семьей.Стамбул. Дорога от Топ Капы до дворца Манисы.
Остановившись на привал, шехзаде Мустафа спешился с коня и позволил слугам увести его. Раньше шехзаде никогда не соглашался останавливаться и давать передышку лошадям, но на этот раз ему самому нужно было успокоиться и подумать о том, какие дальнейшие решения нужно принять. Он недолго бродил по опушке леса, вдыхая ночной воздух и смотря на звездное небо. Мустафа думал о том, что ему придется встретиться с Неслихан, придется вынести приговор любимой женщине, матери его сына. Но шехзаде не мог ничего поделать, так как наказывать других людей было не так тяжело, как решать судьбу близкого тебе человека. Мустафа не мог ослушаться воли государя. Также как и не мог поверить в то, что Неслихан самовольно ворвалась в покои Айше Султан и напала на нее. Он не мог представить, чтобы она была способна на такое. Шехзаде замечал, что она ревновала, она не любила Бахарназ, но чтобы перейти к таким решительным действиям, она не могла. Возможно, Мустафа просто слишком любил ее и желал не замечать за ней грехов, но так или иначе, реальность говорила об обратном. Случившееся не поправить, и шехзаде должен решить эту ситуацию. Сидя у разведенного костра и задумчиво смотря на языки пламени, Арас-бей предавался мыслям лишь об одном человеке, с которым даже не было возможности увидеться перед отъездом. Тоска снедала его, и он взялся за перо и бумагу, которые сейчас лежали на его коленях, пока Арас-бей пытался сложить в голове строчки рождавшихся стихов, посвященных его госпоже. Неожиданно к нему подошел шехзаде Мустафа, и Арас-бей не сразу понял это, лишь когда наследник хлопнул его по плечу, то мужчина встрепенулся и быстро спрятал лист бумаги в карман. Но это не укрылось от взгляда Мустафы. — Что с тобой? Тоже снедают дурные мысли? — спросил шехзаде, садясь рядом с соратником. — Я задумался, шехзаде, — коротко ответил Арас-бей. — О ком? Арас не спешил с ответом. Шехзаде Мустафа же терпеливо выжидал, обратив внимание, как взгляд соратника переменился, видимо, он даже сейчас думал о чем-то, что занимало его мысли практически все время. — Ничего серьезного, — нашелся Арас. — Как вы? Вам тяжело, я вижу. Вы ранее никогда не устраивали привалов. Шехзаде нахмурился, вновь вспоминая о своей проблеме. — Мне тяжело будет смотреть на Неслихан, выносить ей приговор. Но другого выхода у меня нет, Арас-бей. Я обязан! Понимающе закивав головой, Арас-бей вновь обратил взгляд на пламя. — Вы — шехзаде, в ваших руках тысячи жизней, сотни подданных, но трудно совладать с собой, если речь идет о любимой, не так ли? — Я думаю, что и твоя проблема заключается в этом, — ответил Мустафа. — Я замечал за тобой некоторые изменения, когда мы прибываем в столицу. Кто-то очень важный твоему сердцу ждет тебя там, верно? — Возможно, не ждет, шехзаде. Быть может, я сам себе все надумал. Нельзя верить в то, чего нет. Это лишь усугубляет положение. Я повидал многого за все время, я сражался с врагом лицом к лицу, был ранен, но не чувствовал ничего сильнее и больнее чем-то, что сейчас происходит со мной. Простите, я видимо, слишком докучаю вам. — Не более, чем я тебе, — усмехнулся Мустафа, и Арас-бей поймал его улыбку. — Вам нужно отдохнуть, — посоветовал соратник. — Ложитесь, уже поздно. Оставшись снова наедине с собой, Арас-бей достал спрятанное второпях стихотворение и продолжил предаваться мыслям об единственной девушке, похитившей его сердце раз и навсегда.