На следующий день. Дворец Топ Капы. Султанские покои.
Ленивые лучи осеннего солнца медленно блуждали по султанской опочивальне, освещая дорогой персидский ковер, после ловко перебираясь на занавески песочного цвета, они исчезали на раскрытой террасе, откуда и приходили. Несмотря на солнце, вышедшее из-за горизонта, погода уже не была такой теплой. Сады Топ Капы начали покрываться разноцветными пестрыми листьями, усыпая пушистым ковром лужайки. Застегнув последние пуговицы на роскошном синем кафтане мужа, Мерьем Султан посмотрела на себя и султана в отражение высокого зеркала и улыбнулась. Как же она любила эти моменты, когда они с султаном были вдвоем, вдали от слуг, государства, забыв о правилах и традициях, наслаждаясь обществом друг друга. — Вчерашний ужин прошел великолепно, — продолжала необременительный разговор Мерьем Султан, когда они в Баязидом опустились на шелковые подушки, чтобы, наконец, позавтракать. — Дети были рады познакомиться с твоим братом. Уверен, что Махмуд станет наставником для Ахмеда и Османа, Согласно кивнув, султанша вдруг поморщилась, почувствовав странную боль внизу живота, а после резко выдохнула, когда эта боль также внезапно покинула ее. Непонимающе нахмурившись, Мерьем поспешила улыбнуться, чтобы не омрачать и так прекрасное утро. Это просто боль. Ничего серьезного. — Расскажи мне, что произошло в мое отсутствие. Баязид хмуро перевел взгляд на террасу. Ему даже не хотелось вспоминать те дни, что он провел без жены, но смотря теперь на ее красивое лицо и улыбку, Повелитель ощущал спокойствие, и все страхи разом отступали. — Порой я думаю, что все обрушившиеся беды случились, когда нас покинула ты. Будто бы нарушилась какая-то гармония, тот, кто уравновешивал весы исчез… Сначала Ферхат-паша погиб от рук разбойников по дороге домой. Шафак была безутешна, она не могла поверить в случившееся, — Повелитель на мгновение замолчал, — она пыталась наложить на себя руки. Пораженно замерев, Мерьем Султан охнула, приложив ладонь ко рту. Ей об этом ничего не говорили. — Наша дочь слишком слаба духом, чтобы переживать такие потрясения. Слава Аллаху, она уже почти оправилась и, как я вижу, вновь сияет. Вчера за ужином ты не заметила этого? Припоминая вчерашний вечер, Мерьем согласилась с султаном. Шафак была улыбчивой, поддерживала разговоры и смеялась. Султанша заметила ее горящие искристые глаза, когда Шафак Султан внезапно пересеклась взглядом с Махмудом, а щеки юной госпожи вдруг становились пунцовыми. Но Мерьем списала это на своего рода стеснение. Ведь Шафак всегда была достаточно замкнутой при чужих людях, учитывая, что Махмуда они все видели впервые. — Она слаба духом, однако, ей хватило смелости, чтобы сотворить с собой такое. Аллах помоги, если бы все закончилось плохо… — Не думай об этом. Султан Баязид успокаивающе приобнял жену за плечи, поцеловав в лоб. Даже в его объятьях она продолжала дрожать. — Что произошло в Манисе? — спросила Мерьем Султан. При упоминании Сарухана, Повелитель сам нахмурился, тяжело вздохнув. — Фаворитка Мустафы, мать его сына, убила Айше Султан. Мустафа казнил виновную. Испытав двоякие чувства, Мерьем никак не отреагировала на это известие. Смерть Айше Султан не сильно расстроила ее, так как та все время настраивала Мустафу против Мерьем Султан, да и Мейлишах поведала, что Айше скрывала от шехзаде многие вести, приходившие из Топ Капы, в том числе и то, что Мерьем была похищена. Неслихан ей было жаль. Смерть наложниц всегда пугала ее саму, ведь Мерьем Султан тоже была когда-то рабыней, и если бы не собственный ум и защита султана, она бы стала одной из тех жертв. К тому же, Мерьем тревожилась о своем внуке, шехзаде Сулеймане. В гареме Манисы царствовал хаос, так как сразу две султанши покинули этот мир. — Надеюсь, Мустафа в порядке? — спросила госпожа. — Когда ты намерен отдать приказ о подготовке к поездке в Манису? — Сегодня. Я вызову Касима-пашу, чтобы в наше отсутствие он контролировал ситуацию. Также сегодня Совет Дивана. На наших границах творится что-то ужасное… Посерьезнев, Мерьем Султан внимательно посмотрела на султана, который продолжал рассказывать о политической ситуации. Султанша всегда с рвением относилась к военным делам, иногда советуя или помогая Повелителю в чем-то. Ее познания были не такими широкими, как у султана или других визирей, но она умела находить важные детали, фокусируя на них все внимание. — Габсбурги создали военную границу, которая теперь защищает Габсбургускую монархию. Теперь нам сложнее будет подобраться к Австрии. В грядущем военном походе это будет представлять угрозу, а у нас нет времени, чтобы предотвратить расширение границы. — Поход?.. Ты не говорил, что… — Мы с Касимом-пашой давно обсуждали этот вопрос. Долгие годы Османская империя сохраняла порядок и поддерживала мирные договоры со многими державами. И я желал бы, чтобы это длилось как можно дольше, но на престол Австрии вступил новый монарх. Это и стало крахом нашего договора. Военный поход не минуем… Ошеломленно выдохнув, Мерьем Султан не знала, что сказать. Отвернув взгляд, султанша помрачнела. Они только воссоединились с мужем, как совсем скоро он уходит в поход, вновь оставляя ее на долгие годы. — Когда вы отправляетесь в путь? — Пока не наступили холода. Этой осенью, дай Аллах, мы выступим. Плохие погодные условия, слякоть и дожди должны замедлить процесс строительства границы у Габсбургов, и это наш шанс, — Повелитель задумался на некоторое мгновение, — через два месяца вы выступаем. Султанша понимающе кивнула, пытаясь совладать со своими чувствами. Страх. Волнение. Беспокойство. Война рождала в ее душе только эти чувства. День за днем. Год за годом. Она смиренно ждала мужа с войны, последняя из которых длилась семь лет, и казалось, что она совсем недавно окончилась. — Ты оставишь регентом Мустафу? — спросила султанша. — Нет. Я желаю взять его с собой. Шехзаде нужен опыт в военных кампаниях, поэтому он поедет со мной. Теперь страх госпожи усилился. Переживать за мужа было мучительнее всего, но зная, что на поле боя может погибнуть и сын, волнение еще более захватывало Мерьем Султан. Однако она не могла спорить с падишахом, и ей ничего не оставалось кроме как смиренно принимать его волю.Дворец Топ Капы. Покои Шафак Султан.
После смерти мужа, Шафак Султан перебралась обратно в Топ Капы, так как в их дворце все напоминало о Ферхате-паше. Одиночество снедало ее в тех холодных одиноких стенах, и султанша не знала, куда себя деть. Она не знала, что ждет ее дальше. Меланхолично перебирая свои украшения в одной из шкатулок, Шафак пыталась понять свои чувства и то, что с ней творится. Уже давно она не оставалась наедине с собой, так как служанки окружили ее заботой после того, как Шафак пыталась покончить с собой. Ее никуда не отпускали одну, боясь, что что-то может случиться. Но сейчас ее служанка, Пелин-хатун, ушла на кухню за шербетом и, видимо, заговорилась с девушками из гарема, что только было на руку Шафак Султан, которая облегченно вздохнула, оставшись одна. Другие служанки понесли платья султанши в прачечную, и покои опустели. Постепенно боль и скорбь по мужу отступали, оставляя пустое и холодное равнодушие. Любила ли Шафак Султан Ферхата-пашу? Скорее нет, чем да. Она пыталась стать заменой своей сестры, в которую был влюблен великий визирь. Она пыталась стать счастливой, зная, что у нее есть муж. Она желала быть любимой. Но сама она точно не была влюблена в Ферхата-пашу. Узнав о его смерти, Шафак почувствовала, как что-то в ее жизни исчезло, не оставляя следа. Успев привыкнуть к мужу, она просто не представляла, как сможет жить дальше без него. Ферхат-паша всегда знал, что сказать и как сделать. Не смотря на пропасть между ними, он оберегал и заботился о своей супруге, но это скорее было не из-за любви, а из-за собственного долга. Отдавая визирю в жены султаншу династии, Повелитель доверяет ему частичку своей семьи. Визирь обязан защищать и почитать женщину, и все слезы и беды госпожи всегда были на совести ее супруга, который в отличии от султанши, был рабом. Возможно, смерть паши избавила от мук его самого. Рано или поздно он не смог бы дальше быть столь любезным по отношению к жене, и сама Шафак рьяно продолжала бы страдать, чувствуя себя брошенной. Она училась жить без мужа. Страдания и слезы, выпавшие на ее долю, сделали ее крепкой и сильной. Шафак Султан теперь чувствовала себя не такой слабой, готовой разразиться плачем на каждое слово. Скорее она научилась надевать маску безразличия, скрывая свои эмоции, чтобы никто чужой не увидел ее истинного лица. Сейчас Шафак потихоньку отпускала эту скорбь и чувство потерянности. Ферхат-паша в лучшем мире, и она будет молиться за него. — Прости, что вошла без стука. Обернувшись, Шафак увидела сестру, которая вошла в ее покои. Мейлишах Султан присела на тахту, оглядевшись. — Почему ты одна? — спросила султанша. — Пелин ушла на кухню. Другие девушки в прачечной, — сказав это, Шафак Султан закрыла шкатулку, отложив ее в сторону. Помолчав пару минут, Мейлишах, наконец, обратила свои большие голубые глаза к сестре. — Скажи правду, — насупившись, начала султанша, — ты злишься на меня из-за чего-то? Это все до сих пор из-за Ферхата-паши? При упоминании имени мужа, Шафак не испытала ничего. Лишь равнодушие. Она и сама себе удивилась, как легко ей теперь было переживать разговоры о супруге. — Ферхат-паша мертв. А у меня нет причин злиться на тебя. — Но между нами было недопонимание, верно? Во многом, это моя вина. Порой я забываюсь и говорю глупости. Таков мой характер, мне ничего не стоит обидеть человека. Но меньше всего я желаю, обижать тебя, Шафак. И поверь, что все, что я говорила раньше, теперь тяжелым грузом лежит на моей душе. — Ты ничего такого не говорила… — Но, возможно, думала, — Мейлишах Султан усмехнулась. — Мне не хочется быть с тобой в соре. Улыбнувшись, Шафак взяла руки сестры в свои. — Мы не были в соре с тобой. Просто у меня был тяжелый период в жизни. Аллах, видимо, разгневался на меня за то, что я пыталась сделать. Поверь, что я должна была сама справиться с этими горестями, пройти путь самостоятельно. Я благодарна, что все вы поддерживали меня. Но теперь я справилась со всем этим и готова жить дальше. Тебя я ни в чем не виню, Мейлишах. Ты одна из первых, кто был рядом со мной. И это я наговорила тебе много глупостей, жаловалась валиде, пыталась игнорировать тебя. Мне стоит просить прощения. Порывисто обняв сестру, Мейлишах Султан, наконец, почувствовала долгожданный покой в душе.Дворец Топ Капы. Султанские покои.
— Повелитель! Вошедший стражник низко поклонился, а после возвестил о приходе Касима-паши. Мерьем Султан хотела уйти, но султан позволил ей остаться, улыбнувшись, он решил, что и она может присутствовать на их с пашой разговорах. Баязид самозабвенно доверял своей жене и не желал, что-то скрывать от нее. Когда Касим-паша вошел, и султан, и Хасеки, заметили его напряженное лицо. Паша был мрачен и угрюм, и это сразу насторожило Повелителя. — Повелитель. Султанша. — Здравствуй, паша. Ты неважно выглядишь, что-то случилось? — обеспокоенно спросил падишах. — Эсмехан Султан… Предстала перед всевышним этой ночью. Простите, падишах, я не сумел уберечь вашу племянницу. В покоях воцарилась тишина. Султан пораженно смотрел на визиря, а после перевел взгляд на жену, которая также пребывала в непонимании. Как это Эсмехан умерла? — Как это произошло? — требовательно спросил падишах, подойдя вплотную к визирю. — Отвечай! — Султанша неважно чувствовала себя. Она… хотела спуститься по лестнице, но не смогла… у нее закружилась голова. Эсмехан Султан упала, сильно ударилась головой. На мгновение, прикрыв глаза, Повелитель выдохнул. Снова смерть забрала кого-то из его семьи. Теперь его племянница, с которой в последнее время, ухудшились отношения, предстала перед Всевышним, и султан чувствовал собственную вину. — Повелитель, позвольте удалиться. Я займусь похоронами султанши, — сказала Мерьем Султан. Султан позволительно кивнул, и Мерьем вышла из покоев. Вновь поразившая ее боль в животе настигла ее врасплох, и султанша слега пошатнулась, прильнув к стене. Также резко боль отступила. — О, Аллах… — выдохнув, произнесла она. У покоев ее ждал Карим-ага, который увидев госпожу, поклонился. — Султанша, плохие новости? — спросил евнух. — Эсмехан Султан скончалась. Пусть начнут приготовления к похоронам, Карим-ага. Удивившись, евнух согласно кивнул, не став расспрашивать султаншу о подробностях. Тяжело вздохнув, Мерьем Султан двинулась вперед по коридору к своим покоям. — Султанша, я хотел обсудить с вами кое-что. Вы знаете, что Дуду-хатун, бывшая хазнедар, уехала вместе с Фатьмой Султан в Румелию. Гарем остался без надзора. Вы не думали о том, кого бы назначить на эту должность? Внезапно вспомнив о ком-то, Мерьем Султан остановилась и внимательно посмотрела на своего верного слугу. — В Старом дворце живет Сезен-калфа, она в прошлом очень помогала мне. Во время моей ссылки в Эдирне она была моей правой рукой, но когда гаремом управляла Нергисшах Султан, она отправила калфу из дворца. Напиши письмо Сезен-калфе, пусть возвращается и приступает к своим новым обязанностям. Послушно кивнув, Карим-ага проводил султаншу до ее покоев, а после отправился раздавать приказы к подготовке к похоронам Эсмехан Султан.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои на этаже фавориток
Шехзаде Мустафа проснулся раньше своей фаворитки и, быстро встав с постели, оделся в свой кафтан, небрежно лежавший на соседней постели. Застегивая пуговицы, наследник всматривался в небольшой сад за дворцом, который виднелся из решетчатого окна. Его мысли были далеки от реальности. Он думал о Бисере, которая мирно продолжала спать в постели, которая кажется, поселилась в его сердце. Мустафа не мог сказать, что это была любовь, даже не влюбленность. Скорее шехзаде был заинтересован в этой милой девушке, которая вела себя достаточно искренно, она была настоящей. Он видел ее слезы, то, как она была расстроена, не сумев попасть к нему в покои. Он видел ее уверенность в глазах, когда Бисера решительно поцеловала его сама, и Мустафе было интересно, что двигает ею в этих ситуациях. Страх? Волнение? Желание? Или то самое чувство, в котором шехзаде не осмеливается признаться самому себе? — Вы уходите? Мустафа обернулся. Бисера уже проснулась и сидела в постели, прикрывая простыней свою наготу. Ее взгляд был хмурым и тоскливым. Она ожидала и знала, что поутру шехзаде Мустафа обязательно покинет ее, а эту ночь фаворитка будет вспоминать всю свою жизнь. Ночь, когда наследник сам пришел к ней. — Совсем скоро полдень, а шехзаде еще не проводил заседание Совета, — усмехнувшись, ответил Мустафа, — не хочется портить репутацию. — Разве шехзаде не может пропустить один день? Обаятельно улыбнувшись, Бисера поднялась с постели, скидывая простыню, призывно заглядывая в глаза шехзаде Мустафы. Разглядев в глазах девушки озорной огонек, Мустафа кратко, но трепетно поцеловал ее в губы, а после, легко отстранившись, серьезно посмотрел на фаворитку. — Дождись вечера, — произнес Мустафа. — Бончук-ага приведет тебя. Поклонившись уходящему шехзаде, Бисера в волнительном предвкушении опустилась на свою кровать, прикрыв глаза и пытаясь немного поспать. Но в голову лезли лишь мысли о Мустафе.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Бахарназ Султан.
— Султанша, завтрак принесли, — воскликнула Фериде-хатун, открывая двери служанкам. Те гуськом вошли в просторные покои, поставив подносы с многочисленными яствами на низкий столик. Оторвавшись от лицезрения своего отражения в зеркале, Бахарназ Султан подошла к столику и опустилась на подушки. У нее совершенно не было аппетита, и она нехотя поводила ложкой в тарелке, а после с трудом выпила горький травяной отвар, прописанный лекаршей для беременных. Дубовые двери отворились, и в покои вошел шехзаде Мустафа. Бахарназ Султан тут же поднялась с подушек, поклонившись. Фериде-хатун оставила их вдвоем, уйдя во внутреннюю комнату. Оглядевшись в покоях, шехзаде заметил, что давно не был здесь. Еще когда была Айше Султан, Мустафа заходил к своей любимой, но после позабыл об этом и уже часто не навещал ее. — Бахарназ, как твое самочувствие? — заботливо спросил Мустафа. — Приходила лекарша, выписала мне несколько отваров для беременности. Вчера у меня разболелась голова, я переволновалась, даже были приступы, шехзаде. Пришлось вызвать лекаршу. Видимо, те события стали причиной этому… Многозначительно хмыкнув, Бахарназ Султан отвернула взгляд. На самом деле, вчера вечером, когда шехзаде отослал ее, она пришла в свои покои и яростно сбросила с кровати все подушки, срывая злость на служанках. Отвары лекарша прописала ей еще давно, но султанша решила сыграть на этом перед Мустафой, а потому умело изображала недомогание и слабость перед наследником. — Не пренебрегай здоровьем. Я очень жду того момента, когда смогу взять на руки сына, — Мустафа улыбнулся, и это вызвало у Бахарназ ответной улыбки, но после она снова поникла и нахмурилась. — Где шехзаде Сулейман? Бахарназ потупила взгляд. С того момента, как была казнена Неслихан, султанша ни разу не приказывала привести мальчика ей, даже сама не навещала его. — Он… наверное в своих покоях. С ним служанки. — Я велел тебе заняться его воспитанием, — с нажимом произнес шехзаде. — Мустафа, я в последнее время плохо чувствую себя, мне нельзя нервничать. Уход за шехзаде требует много сил, а служанки хорошо выполняют свои обязанности. Как только мне станет лучше, я… — Довольно, — усталым тоном сказал Мустафа. — Я все понял. Отдыхай побольше. После этих слов шехзаде покинул покои Бахарназ под ее напряженный и недовольный взгляд. Фериде-хатун, вышедшая из комнаты, услужливо поклонилась госпоже. — Вот еще воспитывать сына этой Неслихан! От этих слов служанка невольно вздрогнула. Бахарназ обратила свои голубые глаза к девушке. — Найди мне ту рабыню, что была с шехзаде ночью. И приведи, — ухмыльнувшись, произнесла госпожа.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Неслихан Султан.
Скрипя сердцем, шехзаде Мустафа вошел в покои своей первой фаворитки, Неслихан Султан, и тоскливо огляделся. Все было по-прежнему. Предметы были на своих местах, но комнате не доставало ее хозяйки, так умело создававшей уют и гармонию. Шторы были завешены, не впуская солнечный свет, и от того комната была погружена в полумрак. Войдя в детскую, Мустафа увидел спящего сына. Он лежал, свернувшись в клубочек, держа в руке игрушку. Служанка, охранявшая сон маленького мальчика, испуганно вздрогнула и поклонилась. Шехзаде присел на кровать к сыну, погладив его черные, как у него самого, волосы. От легкого прикосновения Сулейман проснулся, и его глаза загорелись счастьем. Пришел отец. Смотря в карие глаза сына, Мустафа вновь видел себя, отдающего приказ о казни его матери. Видимо, он будет видеть это в глазах ребенка всю свою жизнь. Как и всю жизнь будет винить себя в содеянном. — Сынок. Как ты? — улыбнувшись, спросил Мустафа. Мальчик лишь молчал, а после прильнул к отцу, крепко обнимая его за шею. — Шехзаде не говорит с того самого момента, как… — служанка запнулась, не желая продолжать разговор. Мустафа вздохнул. Его сын стал свидетелем ужасной трагедии, и теперь не мог вымолвить ни слова, все еще пребывая в страхе. — Переселите шехзаде в другие покои. Здесь не надо ему оставаться, — распорядился Мустафа. Девушка послушно поклонилась и вышла из комнаты. — Сынок, ты хочешь погулять в саду? Мальчик отрицательно покачал головой, поджав губы. — Может, хочешь сладостей? На все вопросы Мустафы мальчик отрицательно качал головой. Сердце наследника защемило от боли, что его сын был словно безвольная кукла. Сулейман пережил огромную утрату, и шехзаде Мустафа не знал, как ему помочь.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Бахарназ Султан.
Бисера-хатун вошла в роскошные и со вкусом обставленные покои султанши и удивленно огляделась. Столько красивой мебели, золота и драгоценностей она еще никогда не видела. Ее комната на этаже фавориток просто меркла по сравнению с этими богатыми покоями. На тахте восседала Бахарназ Султан. Она была подобно своей матери, Айше Султан: та же поза, та же невозмутимость во взгляде. Оценивающе пробежавшись по рабыне, Бахарназ вновь убедилась, что ей далеко до нее. Красотой особой она не обладала, скорее ее большое лицо придавало ей некой странности, крупные глаза, кудрявые волосы. Все это не шло ни в какое сравнение с царственной Бахарназ, которая была облачена в ярко-зеленое помпезное платье с многочисленными изумрудами, пришитыми на груди платья, золотоволосую голову венчала диадема с теми же зелеными яркими камнями. — Не понимаю, как смогла ты привлечь внимание Мустафы, — удивилась Бахарназ Султан. — Видимо, мой шехзаде не пожелал выбирать красавицу, так как ею в его сердце являюсь я. Бисера смолчала, глотая оскорбительные слова. Однако она не испытала страха. Девушка покорно выслушивала госпожу, решив, что лучше будет промолчать, чем выдавать себя слезами или же испуганным лицом. — Что ж, — Бахарназ Султан вздохнула, — пока я в положении, то не могу проводить ночь с шехзаде. Но и ты не надейся, что сумеешь завладеть его вниманием. Помяни мои слова, что как только представится случай, то я от тебя избавлюсь. — Я буду в нетерпении ждать, султанша. Вспыхнув от возмущения, Бахарназ Султан кивнул служанке, и та быстро вывела Бисеру из покоев. Сама того не ведая, откуда взяла эта смелость в ее речах, Бисера уже корила себя за то, что позволила себе эту дерзость. Она до конца держала себя в руках, решив, что будет лучше промолчать, однако, угрозы Бахарназ Султан были действительно опасными, и Бисера решила, что если ответит ей в том же тоне, то возможно, султанша отступит. Но она еще плохо знала этот мир и гарем, а потому девушка не на шутку встревожилась, ведь теперь ей можно ожидать чего угодно.Спустя несколько дней. Румелия.
Вдали от столицы жизнь не казалась такой животрепещущей, полной интересных поворотов и событий. Здесь, в Румелии, все текло своим чередом, и жители этого небольшого приграничного санджака уже привыкли к обычной скудной жизни, каждый день просыпаясь и засыпая без каких-либо желаний или целей в жизни. С прибытием в Румелию Фатьма Султан потеряла покой, так как ей казалось, что будет не так трудно жить вдали от столицы. Но это было невыносимо тяжко сидеть в захолустном санджаке в полном неведении. Ей всегда нравилось быть в центре событий. Но побродив некоторое время по заброшенному дикому саду, поразмышляв о жизни, Фатьма Султан пришла к выводу, что ее молодость была окутана множеством событий. Она помнила их приезд с матерью и сестрами в Топ Капы, помнила бабушку Валиде Хюррем Султан, которая тогда помогла ей, пообещав выдать замуж за возлюбленного, Орхана-бея. Это было время ее счастья. Судьбе было угодно преподнести множество испытаний, но если бы не она, то не было бы ее прекрасных детей и мужа, Сиявуша-паши, которого Фатьма Султан пусть не сразу, но смогла полюбить. Смотря на играющих Муссу и Хатидже, Фатьма Султан ненароком представила свою жизнь без детей. Каждый день ни радовали султаншу своими успехами. Страшно подумать, что на том кровавом пути, куда ступила Фатьма, будучи в Топ Капы, она могла потереть их. Лишь одно воспоминание о том, как Мусса чуть не отравился лукумом, уже рождало в душе султанши страх. Пока ей было тяжело свыкнуться с мыслью, что теперь она будет жить здесь. Но Фатьма Султан свято верила, что все изменится… Дуду-хатун, отправившаяся вслед за госпожой, теперь управляла дворцом в Румелии, следя за хозяйством. Сегодня женщина получила письмо из столицы и тут же поспешила отнести его своей госпоже. Смотря на то, как листья медленно спадают с деревьев, Фатьма Султан грелась в теплой накидке от ветра. Дуду-хатун тио подошла к султанше, передавая ей письмо. — Кто же из столицы захотел написать мне? — усмехнулась женщина, разворачивая послание. Вчитываясь в содержимое, она хмурилась, а после вовсе охнула. — Что такое, султанша? — обеспокоенно спросила Дуду-хатун. — Пишут, что… Эсмехан погибла. Воцарившуюся тишину прерывал лишь свист ветра. Дуду-хатун не знала, что ответить, а Фатьма Султан пыталась осознать тот факт, что старшая сестра мертва. Перед отъездом она наговорила много глупостей ей, и возможно, Эсмехан сошла с ума от того, что осталась совсем одна. Она могла сотворить что угодно. Было слишком поздно винить кого-то или пытаться выяснить ситуацию. Эсмехан Султан умерла. — А что ее дети? — спросила хазнедар. Вопрос остался без ответа. Фатьма Султан посильнее укуталась в накидку. От ее сердца будто бы откололся один важный кусочек. Она вновь теряла семью.Спустя несколько дней… Дворец Топ Капы.
Гарем все еще носил траур по погибшей Эсмехан Султан. После похорон и тихих поминок, были запрещены танцы и увеселения на девять дней. Наложницы тихо сидели в ташлыке, о чем-то переговариваясь, и калфы практически не заставляли их работать. С трауром жизнь в гареме будто бы остановилась. Проходя по второму этажу к своим покоям, Мерьем Султан посмотрела вниз. В ташлыке сновали рабыни и слуги в черных одеяниях. Не перенося на дух ченрый цвет и скорбь, потому как в жизни было много потерь, связанных со смертью, султанша напряглась. Она сама все еще не решалась снимать черное платье, потому как, не смотря на их с Эсмехан Султан отношения, все же чтила память умерших людей. Смерть султанши оказалась неожиданной в счастливое для династии время. — Гарем будто бы мертв, — вздохнув, произнесла Мерьем. Карим-ага печально нахмурился. — Порой я думаю, сколько еще смертей увидят эти стены, и не нахожу ответа. Потому как все мы не вечны. И Повелитель, и я… Будут ли также горевать по нам? — Султанша, не думайте об этом. Ваша жизнь лишь начинается. Повелитель, дай Аллах, еще будет править долгие годы. — Долгие годы всегда кончаются, Карим-ага, — невесело усмехнулась султанша. — У всего есть конец, и мы не можем его предотвратить. Такова судьба. Войдя в свои покои, султанша вновь ощутила острую боль, которая преследовала ее все эти дни, однако, Мерьем пыталась не обращать на нее внимание. Карим-ага естественно заметил это и все пытался уговорить госпожу вызвать лекаршу, но та упорно отказывалась. — Султанша, может… — И слушать не желаю! — отрезала Мерьем Султан. — Пусть лучше кофе принесут. Кстати, ты написал письмо в Старый дворец? — Конечно, султанша. Ответ пришел только сегодня утром. Сезен-калфа уже выехала в дорогу. — Прекрасно, — улыбнулась госпожа. — Я все эти годы вспоминала ее… Гюльнихаль-хатун вошла в покои госпожи, держа в руках поднос с чашкой ароматного терпкого кофе, запах которого быстро разнесся по комнате. Взяв кубок со столика, Мерьем Султан уже хотела сделать глоток, как внезапная боль с еще большей силой пронзила ее тело, и она с криком выронила чашку, а сама села на тахту. Черный кофе разлился на ковер и подушки. — Султанша! — Карим-ага и Гюльнихаль-хатун тут же подбежали к госпоже, которая морщилась и держалась за живот. — Срочно лекаршу зови! Через некоторое время явилась лекарша и тут же принялась осматривать госпожу. Мерьем Султан перенесли на кровать, но она с явной неохотой поддалась на уговоры слуг и позволила осмотреть себя. Все еще чувствуя слабость и пронзающую все тело боль, султанша лежала на кровати, глубоко дыша. Чичек-хатун закончила осмотр с серьезным видом и стала складывать свой сундучок. Мерьем Султан в непонимании нахмурилась. Почему она медлит? — Говори же, что со мной?! — потребовала султанша. Переглянувшись со всеми слугами, Чичек-хатун приблизилась к султанше. — Простите за мой вопрос, Мерьем Султан, но все, же скажите, вы уже… были с Повелителем? — Ну, была, — раздраженно ответила султанша, вовсе не обрадованная столь личным вопросом, на который было стыдно отвечать. — А что тебя это так интересует? Чичек-хатун печально покачала головой. Гюльнихаль-хатун смутилась от столь странных расспросов и опустила голову. — Султанша, ваше путешествие принесло не лучшие плоды. Вы ведь плыли на корабле, видимо, морской ветер, холод и сырость сыграли с вами злую шутку. Иными словами… ваше женское здоровье стало слабее. В вашем возрасте нужно быть осторожнее. Погода в море часто вызывает многие болезни. Хмуро слушая лекаршу, Мерьем Султан беспокойно теребила свое платье. — И что же… делать? Что ты посоветуешь? — нерешительно спросила султанша. — Вам не стоит… более быть с Повелителем. Простите, моя госпожа, что вынуждена говорить вам это. Но вы должны беречь себя и ваше здоровье. Ваши боли — следствие вашего путешествия. Несколько секунд Мерьем неотрывно смотрела на свое отражение в зеркале, пытаясь отыскать в себе те изменения, что произошли с ней после поездки. Она была уверена, что ничего такого не может произойти с ней. Однако, стоило предугадать, что море никого не приветствует с распростертыми руками. И последствия должны были быть… — Выйдите все! — приказала султанша. Слуги в неведении переглянулись, не желая оставлять госпожу одну такой момент. — Я сказала, оставьте меня одну! Чичек-хатун, Гюльнихаль-хатун и Карим-ага поспешно поклонились и вышли из покоев. Опустившись на шелковые подушки, султанша шумно выдохнула. В такой тяжелый момент для нее, как для женщины, она решила не казаться стойкой и непоколебимой, а лишь забыться в собственных чувствах и слезах. Она не заметила, как заснула. Солнце уже закатилось за горизонт, уступая права глубокой ночи, которую озарял месяц и мириады звезды. Султанша проснулась, когда в покоях уже были зажжены свечи. Приподнявшись на локтях, она увидела сидящего у ее изголовья султана, который немного задремал. Прикоснувшись к его лицу, Мерьем вдруг нахмурилась, припоминая слова лекарши. Баязид открыл глаза и тут же улыбнулся своей супруге, поцеловав ее руку. — Уверена, что ты все знаешь, — сокрушенно произнесла Мерьем Султан. — Да. Карим-ага и Чичек-хатун все рассказали мне. Взволнованно поерзав в постели, султанша подняла заплаканное красное лицо, с чувством вины, в глазах смотря на султана Баязида. Она и вправду чувствовала себя виноватой за то, что отныне не может дать Повелителю того, ради чего всех женщин держат в гареме. Теперь любая рабыня легко сможет завладеть сердце падишаха. Все они молоды и красивы, каждая смиренно ждет своего часа. И султанша думала, что этот час настанет не скоро. Что если только с ее смертью это случится. Видимо, ей придется до конца жизни жить с этим «изъяном», виня и коря себя саму. — Не стоит успокаивать меня, Баязид. Это моя вина. — Разве ты думаешь, что я люблю тебя только за это? Мы вместе уже больше двадцати лет, и я ни разу не усомнился в тебе, ни разу не пожалел, что доверяю. Ты дорога мне, как самый ценный алмаз в мире. Но и он не сравнится с тобой, Мерьем. Я смотрю на тебя, затем на наших детей, и сердце мое наполняется любовью и спокойствием. Наши шехзаде, наши дочери… Тебе нельзя корить себя, нужно встать на ноги и продолжать дарить всем любовь и заботу. Мы все нуждаемся в тебе. Я, дети любим тебя за то, какая ты есть жена и мать. Не смотря на то, насколько ценными и мудрыми были слова султана, Мерьем лишь нахмурилась. Ее нисколько не задела эта речь. Она понимала, что Повелитель хочет успокоить ее, но ведь пройдут дни, недели, месяцы… Повелитель не сможет не обратить внимания на свой гарем, особенно, когда его единственная супруга и женщина не сможет дать ему то, что нужно. — Твои слова столь искренны и мудры. И я, несомненно, вижу их правдивыми. Однако, в эти мрачные дни я желала бы побыть наедине с собой. Опустив голову, султанша тяжело вздохнула. Повелитель поджал губы и встал с ее постели, повернувшись к ней спиной. — К слову, я уже отдал приказ о подготовке к поездке в Манису. Мы выезжаем через день. Дай Аллах, твоя печаль исчезнет… Провожая любовным взглядом мужскую фигуру, Мерьем Султан ощутила, как неистово бьется сердце, как холодеет и болит душа. Она не желала обижать его, не хотела, чтобы так вышло. Вновь упав на подушки, султанша перевернулась на бок, смотря в окно на виднеющийся кусочек неба, усыпанного звездами.Дворец Топ Капы. Султанские покои.
Войдя в покои, Повелитель увидел стоящую к ним спиной маленькую женскую фигуру в черном платье и прозрачном платке того же цвета, из-под которого виднелись ярко-рыжие волосы. Фигура обернулась и поклонилась, и султан изумленно замер, увидев Долунай Султан, столь хрупкую и маленькую султаншу, чье лицо было красным от выплаканных слез. — Повелитель… — дрожащим тихим голосом произнесла султанша. — Простите, что вошла… Султан позволил ей поцеловать его руку, а после крепко обнял племянницу, разделяя с ней ее скорбь. Он почувствовал, как Долунай Султан вновь заплакала. — Да поможет тебе Аллах, — тихо проговорил Повелитель. — Я хотела лишь спросить Вас, — девушка отстранилась от государя, утерев слезы, — какова отныне будет наша с братьями судьба? Коркут и Селим отныне на моих плечах, я никому не хочу доверять заботу о них, Повелитель. Понимающе кивнув, султан тяжело выдохнул. Долунай была похожа на свою мать лишь внешне ярко-рыжими волосами, милыми и приятными чертами лица, однако глаза она унаследовала от отца, такие же ярко-голубые. Такие же голубые глаза смотрели на султана со страхом и непониманием в тот день, когда Баязид казнил Атмаджу, своего верного соратника и мужа Эсмехан Султан. Повелитель смотрел на Долунай Султан и вновь видел различия меж ней и ее покойной матерью. Эсмехан Султан быстро забыла о трауре по супругу и пришла через время вновь просить выдать ее замуж за Касима-пашу. Долунай же скорбит по матери уже много дней, она тяжело пережила смерть отца. Две женщины, так похожие друг на друга, были совершенно разными. Эсмехан — импульсивная и порывистая, Долунай — смиренная и серьезная. Обе они, так или иначе, напоминали Повелителю о покойном брате, шехзаде Селиме. — Я желал бы, чтобы ты вышла замуж, Долунай, обрела покой и счастье в браке. С течением времени твоя боль утихнет. Время — хороший лекарь. Опустив смиренно голову, Долунай Султан с минуту подумала над словами Повелителя. Оставаться одной во дворце, где все напоминало об отце и матери, она не могла. Единственным выходом было уехать и, возможно, создать семью, дабы найти покой и утешение. — Ваше решение для меня закон, Повелитель. Я не стану противиться вашей воле. — Это станет для тебя утешением, вот увидишь. Я желал бы, чтобы ты стала женой Мустафы-паши, он является третьим визирем в Совете Дивана. После отъезда Сиявуша-паши я намерен даровать Мустафе-паше должность второго визиря. Останешься в столице, не нужно будет далеко уезжать. Переедешь с братьями во дворец паши. Выслушав Повелителя, Долунай Султан была немного обескуражена. Мустафа-паша, насколько она знала, уже перешагнул пятидесятилетний рубеж, был даже старше султана. Однако, оспаривать решение падишаха она не могла, так как ее желание выйти замуж было осознанным. Она принимала судьбу. — Как будет угодно, Повелитель. — Мы объявим о помолвке после моего возвращения из Манисы, — после этих слов Повелитель сел за свой письменный стол, раскрывая карту в намерении поработать над стратегией военного похода. — Ступай, Долунай. Поклонившись, Долунай Султан в молчании вышла из султанской опочивальне. Когда двери за ней закрылись, девушка всхлипнула. Казалось, слезы на ее лице не высохнут никогда.Вечер. Дворцовый сад Топ Капы.
— Сегодня я хотела пойти к валиде, но Карим-ага сказал, что она никого не желает видеть. Что с ней такое? Мейлишах Султан и Шафак Султан прогуливались по дворцовому саду, стараясь отстать от назойливых служанок, которые следовали по пятам и скорее всего попросту желали подслушать разговоры султанш, чтобы посплетничать в гареме. — Я видела, как Карим-ага вел к ней лекаршу, — вдруг вспомнила Шафак. — Упаси Аллах, она заболела… — Нам лучше не вдаваться в подробности, — хмуро произнесла черноволосая султанша, тряхнув головой, отчего ее диадема с сапфирами сверкнула в свете факелов. — Если попытается что-то выведать, валиде разозлится. Испытать на себе ее гнев я не желаю. Девушки переглянулись и хихикнули, вспоминая детство, когда больше всех детей доставалось именно Мейлишах Султан в силу ее непокорности и любопытства. Мерьем Султан часто заставала дочь, играющую с ее украшениями и подслушивающую разговоры, за что ругала Мейлишах и наказывала, однако, девочка вновь продолжала утолять свое любопытство, не видя в этом ничего плохого. — Что ты думаешь о брате матушки? — неожиданно спросила Мейлишах. — Махмуд-эфенди. Его звали Марселло, это имя мне нравится больше. Интересно было бы послушать и его рассказы о Венеции. Он показался мне довольно хорошим человеком, и только представь, он — наш дядя… Пока Мейлишах без умолку говорила, переводя одну тему на другу, Шафак Султан увидела около беседки Махмуда-эфенди, который о чем-то разговаривал с одним из приближенных к султанскому двору, Локманом-эфенди. Локман-эфенди был в неплохих отношениях с султаном, часто бывал в поход, и Повелитель считал его одним из доверенных лиц, который к слову быстро находил общий язык с людьми, а также приносил султану вести из народа, прогуливаясь по базару и площади. — Посмотри, вот он! — воскликнула Мейлишах Султан. — Подойдем же. Шафак ничуть не удивилась своей сестре. Вдвоем они быстро подошли к беседке, а мужчины поклонились им. Шафак поймала себя на мысли, что смотрит на Махмуда чаще положенного, а затем опустила голову, почувствовав, как розовеют щеки. Что с ней такое? — Султанши, — Махмуд-эфенди приветливо кивнул. — Дядя, — улыбнувшись, произнесла Мейлишах Султан, приведя окружающих в легкое изумление, — видит Аллах, я искренне рада, что вы появились в ней жизни. Как вам у нас? — Вполне неплохо, — ответил мужчина. — Отчего-то я вижу потрясающее сходство со своей сестрой, такой же пылкой и любознательной, — он слегка усмехнулся. — Валиде говорит, что я переняла не лучшую ее сторону, — Мейлишах Султан рассмеялась, — слишком уж непоседливая. Присутствующие обменялись улыбками, а Шафак вновь заметила, что ей нечего даже сказать в разговоре, потому как она не знала, как затмить младшую сестру, так и лучащуюся светом и озорным нравом. Локман-ага откланялся через минуту, сославшись, что ему нужно уже уходить в город. Подошедшая служанка подозвала Мейлишах Султан, сказав, что по важному вопросу. Султанша отошла, напоследок подмигнув сестре, чтобы та не терялась, а продолжала разговор. Смущенно улыбнувшись, рыжеволосая госпожа подняла серые глаза на Махмуда. — Ее порой не остановить в разговорах, — произнесла девушка. — Словно соловей заливается. — Как и ее мать, — заметил Махмуд-эфенди. — Вопреки словам Мейлишах, вы мне все же не родственник. Я не дочь Мерьем Султан, однако, считаю ее матерью. — Вы похожи на нее рассудительную и серьезную. Далее разговор на удивление султанши продолжился легко и непринужденно. Махмуд-эфенди оказался интересным и острым на язык человеком, пару раз упоминая о своей жизни в Венеции, его скитаниях, заставляя Шафак Султан то удивляться, то заливаться смехом. Шафак Султан сама не заметила, как они вдвоем двинулись по дворцовой тропе, продолжая необременительный разговор. В присутствии мужчины она чувствовала себя немного смущенно, боясь сказать чего-то лишнего, чтобы не отпугнуть его, ведь вопреки последним событиям Махмуд все же был еще далек от уклада Османской империи, он делал и говорил все достаточно смело, не боясь огласки или непонимающих взглядов со стороны. Эта его сторона и привлекла юную Шафак, которая наоборот боялась лишних сплетен о себе. Видимо, она искала человека, который был бы ее противоположностью и сумел бы найти с госпожой общий язык. Мейлишах Султан тем временем подошла к взволнованной Гизем-хатун. Рабыня незаметно передала ей небольшой свернутой листок бумаги. — Неизвестный ага просил передать, султанша. Из Манисы. Радостно зардевшись, султанша тут же отошла от служанок к горящему факелу и развернула послание, которое было уже вторым по счету, что приходили к ней из санджака ее брата. «Моя госпожа. Каждую ночь я смотрю на небосвод, усыпанный звездами, и смиренно надеюсь, что в этот самый момент на него смотрите вы. Тогда бы я смог увидеть в отражении месяца ваш светлый лик. Я желал бы подарить одну звезду вам, чтобы она, как и мое сердце, нашла покой в ваших руках». Окрыленная столь красивыми словами, Мейлишах Султан в порыве радости приложила письмо к груди, пытаясь наизусть запомнить эти красивые строки.Дворец санджак-бея в Манисе. Гарем.
— Глядите-ка! Вновь Бисера идет к шехзаде. Рабыни тут же повставали со своих мест, бросая взгляды на красивую Бисеру-хатун, которая в сопровождении Бончука-аги шла по гарему. На ее лице светилась счастливая улыбка. Девушка была одета в красивое пурпурное платье, а на ее шее покоилось ожерелье с аметистами — подарок шехзаде. Только вчера слуги занесли в покои девушки еще один сундук с подарками, и Бисера теперь сверкала в драгоценностях, подобно султанше. Дана-хатун вновь завистливо поглядела на подругу, но отдернула себя от этой мысли. Ей было стыдно за свое поведение, ведь каждый вечер Бисера делилась с ней своими переживаниями и рассказывала о своих чувствах. Она доверялась Дане, а та лишь желала обладать всем тем, что имеет подруга. Анастасия-хатун слегка улыбнулась шедшей мимо нее подруге, а после в задумчивости опустилась на тахту, теребя в руках свой медальон — последнее напоминание о родине. — Ты столько ночей проводишь с шехзаде. Как еще не понесла? — воскликнула одна рабыня. — Ох, и язык у тебя, Айлин-хатун, — проворчал Бончук-ага, скорее уводя Бисеру подальше от других глаз. — Вот приду и всыплю тебе, чтобы глупостей не говорила! Бисера не обращала внимания на слова девушек. Ее заботило лишь то, что она через несколько минут окажется в покоях шехзаде и вновь будет с ним. Их разговоры, смех, улыбка наследника не выходили у нее из головы. Бисера была точно уверена в своих чувствах к Мустафе. Но чувствует лишь тоже самое наследник? Под покровом глубокой ночи Анастасия-хатун встала с постели и, убедившись, что девушки спят, вышла из гарема. Отыскав комнату евнухов, она уверенно постучала. Тени, отбрасываемые факелами, играли, словно бесы, на каменных стенах, но девушка была тверда в своем решении. Дверь отворилась, и показался сонный Бончук-ага. Увидев Анастасию, он нахмурился. — Чего тебе? — буркнул он. — Не знала ли ты, что в такое время суток Морфей всех забирает к себе в свое царство сна?! — Я по делу пришла, Бончук-ага. Помоги мне, — зеленые глаза Анастасии горели, будто бы два огонька в свете факелов и выглядели уверенными. Евнух заметно напрягся, ожидая, чего же она попросит. Уж не в покои ли шехзаде ее провести? — И с чего бы мне тебе помогать? Достав из кармана своего простого платья увесистый мешочек с монетами, что призывно зазвенели, Анастасия-хатун вложила его в руку Бончука-аги. Мешочек оказался нелегким, а звон монет, словно сигнал маяка, действовал на жадного евнуха. — И откуда же у рабыни столько денег? Украла?! — Нет. Это мое жалование за два месяца. Девушки тратят свои монеты на платья и ткани, а я решила, что мне этого не надобно. Ухмыльнувшись ее сообразительности, Бончук-ага не спешил брать мешочек. Еще неизвестно, о чем она собирается попросить. — Посвяти меня в мусульманство, — попросила Анастасия-хатун. — Хочу вашу веру и новое имя. — О, Аллах, ты задумала ведь чего-то, верно? Зачем тебе это все? Я тебя знаю, ты не из тех девушек, что мечтают о шехзаде и любви. Говори, что нужно! — Просто посвяти меня в вашу веру, — Анастасия улыбнулась, а после сняла с шеи свой медальон, который блеснул на свету — в него был инкрустирован небольшой камешек, который явно обладал ценностью. — Вот, — девушка вложила в руку евнуха украшение, — неужели, мало тебе этого? Бончук-ага придирчиво осмотрел рабыню, а после, хмыкнув, забрал ее золото и медальон. Открыв дверь, он кивнул в сторону комнаты, и Анастасия уверенно и без страха вошла внутрь. Воровато оглядевшись, Бончук-ага закрыл двери.