Спустя несколько дней. Дворец в Манисе.
Вереница лошадей, омытая дорожной пылью, остановилась около огромного дворца с золотыми куполами, все жители которого сегодня были особенно встревожены. Выстроившиеся в два ряда солдаты, следом за ними беи и паши, низко склонили головы, когда Султан Баязид спешился со своего коня и заложил руки за спину, в молчании оглядывая дворец. Он помнил его именно таким: величественным, просторным. Повелителю не удалось задержаться в Манисе надолго, после того как покойный Султан Сулейман отправил его сюда. Баязид руководил санджаком чуть меньше года, а после отправился в столицу уже новым султаном. В памяти его всплывали воспоминания о старших братьях, которые один за другим отправлялись на пост санджак-бея в Манису, а после были изгнаны оттуда, попадая в лапы смерти. Его любимый брат, шехзаде Мустафа, отличался острым чувством справедливости, он с достоинством принял свое изгнание из Манисы, желая, чтобы на этот пост вступил Баязид. Брат Селим был творческой натурой, больше рожденной для искусства и романтизма, чем для войн и сражений. За это Баязид презирал его, считал слабым и трусливым. Он не считал брата достойным управлять даже захолустной Коньей, что уж говорить о Манисе. Раздумывая обо всем этом, султан Баязид пришел к мысли, что отдал бы все на свете, лишь бы на несколько мгновений увидеть братьев и попросить у каждого прощения. Заметив, что отец впал в задумчивость, шехзаде Мустафа сделал несколько шагов вперед к нему. — Повелитель! — с неподдельной радостью в голове произнес Мустафа. — Я счастлив вас принимать в своем санджаке. Добро пожаловать! Баязид оглядел сына и заметил, что тот сильно возмужал и окреп. Крепко обнявшись, отец и сын задержались на несколько секунд, а после Повелитель похлопал сына по широкому плечу, явно гордясь наследником. — Спасибо, Мустафа. — Вы нам оказали огромную честь, отец. Я распорядился об ужине сегодня, также мы просто обязаны отправиться на охоту в леса Манисы. Вы же помните, как охотились здесь сами, когда были санджак-беем? Повелитель предался воспоминаниям о тех днях и действительно нашел их самыми счастливыми моментами. — Непременно, отправимся, Мустафа. К тому же, в наших рядах появился новый охотник. Махмуд, — Повелитель обернулся к стоящему позади черноволосому мужчине, который заинтересованно осматривал новую местность. Махмуд подошел к султану, который положил руку на его плечо, словно тот был его братом. Шехзаде Мустафа с удивлением в глазах продолжал смотреть на отца. — Это Махмуд. Твоя валиде, побывав на родине, сумела отыскать родного брата и привезти его сюда. В Венеции его звали Марселло Гримальди, но так как он отныне живет с нами, то принял мусульманство и получил имя — Махмуд. Он родной дядя для тебя и всех твоих братьев и сестер. Шехзаде опешил от такой новости, однако, был приятно ошеломлен, что валиде смогла отыскать свою семью, ведь она редко упоминала о своей прошлой жизни, считая, что детям не обязательно знать, какие горести испытала их матушка. Мустафе всегда было любопытно увидеть или услышать о жизни в других государствах, а теперь он имел родственника родом из Венеции. Уж он точно расскажет ему все в подробностях, не то, что его валиде, которая все умалчивала. — Шехзаде Хазретлери, — Махмуд поклонился. Ему с трудом давались новые правила и обычаи Османской империи, но он искренне старался все выполнять, чтобы обрести семью в лице этих султанш и шехзаде, которых на свет произвела его родная сестра. — Так и не скажешь, что вы из Венеции, — усмехнулся шехзаде Мустафа. — Говорите на турецком даже лучше, чем остальные. Добро пожаловать! Надеюсь, вы расскажете мне о тамошней жизни. — Непременно, шехзаде. Особенно тот период времени, когда я скитался по Венеции и убегал от гвардейцев. Ваша матушка, словно ангел, спустилась с корабля и нашла меня. — Мы еще поговорим об этом, — заверил его Мустафа. — Где же валиде? И Мейлишах? Из кареты, следовавшей вслед за лошадьми, наконец, показались две фигуры черноволосых женщин, похожих друг на друга, но отличающихся цветом глаз. Мерьем Султан, прежде не бывавшая в Манисе, облегченно вздохнула, почувствовав долю свободу. Все же природа здесь разительно отличалась от Стамбула. Мейлишах тоже с интересом оглядывала местность, однако, радости на ее лице было меньше. Султанша все еще помнила о недавнем разговоре с матерью касательно свадьбы, и от того на душе рождалась глубокая печаль. Но может еще можно что-то исправить? — Сынок мой! Шехзаде, — султанша на радостях поддалась к сыну, который заключил ее в крепкие объятья, после того как почтительно поцеловал ее руку. Отстранившись, Мерьем Султан заглянула в его лицо. — Ты, кажется, повзрослел, Мустафа. И очень возмужал. Да хранит тебя Аллах. — Я рад видеть вас матушка живой и здоровой, — радостно проговорил шехзаде, а после добавил шепотом, — мы все испугались, когда вы пропали… — Не будем об этом. Повелитель ничего не знает, для всех я просто ездила на свою родину, — приложив руку в заросшей бородой щеке сына, султанша тепло улыбнулась. — И видится мне, не зря. Надеюсь, вы с Махмудом подружитесь. Он сумел найти путь ко всем шехзаде, даже Осман покорился его рассказам о Венеции. — Если Османа сумели заинтересовать, значит, и наш Мустафа вскоре будет говорить, лишь о Венеции, — задорно произнесла Мейлишах Султан. Шехзаде обнял ее с искренней радостью в глазах. Смотря на валиде и на сестру, он находил их очень похожими друг на друга. Однако, матушка обладала проникновенными карими глазами, а Мейлишах — ярко-голубыми, похожими на светлое чистое небо. Обнимая брата, Мейлишах взглядом пыталась отыскать Араса. Не найдя его, султанша поникла, но решила не унывать, ведь у нее будет достаточно времени, что увидеться с ним. Последнее его письмо буквально разбередило ее душу, заставив сердце открыться новому светлому чувству, в котором она теперь не боялась признаться самой себе.Дворец санджак-бея в Манисе. Гарем
Ступая по каменным дорожкам, Мерьем Султан и Мейлишах Султан вошли в распахнутые двери небольшого ташлыка, где наложницы уже выстроились, склонив головы. Мерьем Султан невольно вспомнила себя, когда в гареме Топ Капы также стояла с опущенной головой, когда султанши проходили через ташлык. С того момента прошло двадцать лет, и Мерьем не верила, что все происходившее с ней, действительно было. Наверное, она действительно теряла себя и становилась уже другим человеком. Годы, тяжкие испытания и окружающие ее люди не щадили султаншу, и в эти моменты рождался новый человек. Мейлишах Султан же печально вздохнула, не увидев как прежде Неслихан Султан. Она вспоминала свою подругу, чья судьба оказалась такой трагичной, и до сих пор считала, что брат поступил несправедливо, казнив ее, не разобравшись. Вместо Неслихан Султан пышущая роскошью наряда и драгоценностей султанш встречала Бахарназ Султан. Ее светлые волосы были уложены на одну сторону, на голове была воздета серебряная диадема с синими камушками, а пышное помпезное платье было цвета глубокого синего моря в грозовой шторм. Бисера и Дана стояли в ряду позади Бахарназ Султан и с интересом осматривали новых прибывших султанш, которые по роскоши и красоте ничем не уступали их «хозяйке», которая сегодня блистала, как никогда. Асхан-хатун стояла в другом ряду, изредка ловив на себе взгляд полный подозрения, которым одаривала ее Дана-хатун. Бисера же просто старалась избегать общество Асхан. — Бахарназ, — удивленно вскинув брови, произнесла Хасеки Повелителя. — Как твое здоровье? Мы давно не виделись, я позабыла о том, что ты носишь ребенка шехзаде. — Султанша, — нехотя поклонилась Бахарназ Султан. — У меня все хорошо, хвала Аллаху. Я жду цветущей весны, чтобы, наконец, подарить нашему шехзаде ребенка. Молюсь Аллаху, чтобы это был сын, — приложив руку к животу, произнесла Бахарназ Султан, а после обратила свой взор на сестру шехзаде, которая смотрела на нее с нескрываемым негодованием. — Мейлишах Султан. Рада вас видеть. Султанша ничего не ответила, показательно отвернув взор, чем вызвала роптание среди одалисок, которые уже в нетерпении начинали обсуждать встречу султанш. — Как мой шехзаде Сулейман? — с печалью в голосе спросила Мерьем Султан. — Я навещу его. — Он, … наверное, в своих покоях, султанша, — не нашлась Бахарназ. Она и не знала, что делает маленький шехзаде, так как не занималась его воспитанием, сколько бы раз шехзаде Мустафа не просил ее об этом. Одарив наложницу сына мрачным взглядом карих глаз, Мерьем Султан обернулась к подошедшей Билги-хатун, которая низко поклонилась. — Раздайте наложницам подарки, которые я привезла. Пусть в этом скучном гареме витает хоть какой-то дух радости. Сказав это, Хасеки Султан вместе с дочерью направились в женское крыло, где для них уже были готовы комнаты. Вслед за ними евнухи внесли два сундука, в которых находились ткани, платья, украшения и монеты. Увидев эти подарки, наложницы возрадовались и тут же припали к сундукам, разбирая понравившиеся вещицы. Видя все это, Бахарназ Султан нахмурилась, но ничего не сказала, так как одалиски и сами не замечали ее присутствия здесь. Подхватив свое платье, султанша покинула ташлык, направляясь к своей комнате. Бисера подошла к сундуку с тканями, рассматривая их сверху вниз. Вытянув оттуда красивую ткань нежно-голубого цвета с цветочными полупрозрачными вставками, девушка приложила ее груди и осталась довольна выбором. Больше она ничего не взяла, в то время как ее подруга, Дана пыталась спорить с какой-то наложницей касательно красивой золотой ткани и белого платья. Асхан и вовсе не была заинтересована в подарках. Улучив момент, она подошла к Бисере, минуя груды разбросанных тканей. — Бисера, ты злишься на меня за что-то? — спросила Асхан. — Нет, что ты… — поспешила ответить девушка. — Все в порядке, — уже тише продолжила она, опуская взгляд к своим рукам. — Ты избегаешь меня. — Ты хочешь попасть в покои шехзаде, верно, Анастасия? Я просто… спрашиваю, я не могу тебе запретить или разозлиться на тебя, но… — Бисера замолчала. — Я всего тебе не могу рассказать. Но я не хочу, чтобы мы переставали общаться. В этом месте только мы друг у друга есть, Бисера. Неужели, ты не видишь, что Дана тебе завидует… — Вы, кажется, все завидуете мне, — резко ответила Бисера и вырвала свой локоть, когда Асхан попыталась остановить ее. — Завидуете, что шехзаде сейчас со мной, но я не стремлюсь задеть кого-то или кричать об этом в гареме, потому что я люблю нашего господина, я не хочу его потерять. Если я узнаю, что какая-то девушка пойдет к нему в покои, то вырву себе сердце… — мысли ее словно бурный поток реки не прекращались. Бисера, почувствовав, как на глазах выступили слезы, выбежала из ташлыка и поднялась в свою комнату, где предалась печали. Она понимала, что рано или поздно шехзаде остынет к ней, как остыл к Бахарназ Султан, и на горизонте появится новая девушка. Только подумав об этом, Бисера вновь разразилась слезами. — Нет, я не позволю! Нет! — твердила она себе. — Никто не сумеет занять мысли моего шехзаде, кроме меня. Старательно вытирая слезы, Бисера попыталась успокоиться, вновь отругав себя за эту слабость, которой было не место в гареме. Она пообещала себе, что сделает все, чтобы удержать наследника, чтобы стать для него единственной и любимой. Она готова вступить на путь борьбы за его сердце, потому что ее собственное сейчас буквально кричало и разрывалось от любви. Но чувствует ли то же самое шехзаде Мустафа?Дворец санджак-бея в Манисе. Покои шехзаде Мустафы
Пока шехзаде встречал свою семью в саду, слуги под зорким наблюдением Бончука-аги накрывали дивный стол, который ломился от всевозможных яств и сладостей, что у главного евнуха загорелись глаза от столь всевозможных вкусностей, недоступных ему самому. — Не уроните, упаси Аллах, — взмолился Бончук-ага, когда слуги внесли поднос, на котором теснились блюда с лукумом и другими сладостями. — Надеюсь, Гюль-ага и мне припас на кухне такого сладкого лукума, — потерев руки, произнес евнух. Через некоторое время за круглым низким столом на подушки восседали султан Баязид, шехзаде Мустафа и Махмуд, чувствовавший себя не столь комфортно, как отец и сын, привыкшие есть сидя на полу, а не за столом на высоких стульях, как еще помнил Махмуд, принимали пищу в Венеции. К тому же, Махмуд был удивлен столь огромным вниманием к его персоне, ведь он сидел за столом с самим Повелителем и его сыном, который приходился ему племянником. Вспоминая слова сестры о том, что султан очень любит и ценит свою семью, Махмуд и подумать не мог, что это уважение будет относиться и к нему самому. Конечно, в Венеции он помнил свою семью, помнил родителей, которые не чаяли души в них с Селией, и Махмуд не подозревал, что в Османской империи, кровожадной и воинственной стране, существуют такие же традиции. Он считал, что это страна варваров и деспотов, однако, с каждым днем его мнение менялось в лучшую сторону. Он уже не был столь не осведомлен во всех вопросах, а потому мог даже принимать участие в разговоре. Главное, что его слово всегда выслушивалось и не оспаривалось. Через несколько минут после начала трапезы Махмуд и шехзаде Мустафа уже нашли общий язык. Как и предполагалось, наследника привлекли рассказы о Венеции, которыми щедро одаривал его дядя. — Никогда бы не подумал, что в Венеции могут быть такие порядки, — произнес шехзаде Мустафа, выслушав очередную историю Махмуда. — Эти гвардейцы считали вас предателем? — Скорее, разбойником, — уточнил Махмуд. — Когда на нашу семью обрушились горести, и я остался совершенно один, мне пришлось добывать деньги нечестными способами, чтобы хоть как-то выжить. Как видите, мне это удалось, — мужчина усмехнулся и отпил шербета из кубка. — Вы столько лет жили в Венеции, не подозревая, что где-то далеко ваша сестра, — задумчиво сказал Мустафа. — Матушка тоже никогда не рассказывала о своей семье. — Твоя валиде — очень сильный человек, — неожиданно для всех в разговор вступил падишах. — Она дарила любовь и счастье своей новой семье здесь, в Османской империи, и никогда не жаловалась или тосковала по прошлой жизни. Я имею в виду, что она не показывала этого на виду у всех. Она могла глубоко зарыть свою печаль и улыбаться, но оставшись наедине с собой, она сокрушалась и плакала. В один вечер я и застал ее за слезами, уже после того как она вернулась из Венеции. Повелитель на мгновение замолчал, почувствовав, как болезненно сжалось его сердце, как в тот момент, когда он увидел свою жену, плачущей на постели. — Я встретил ее в коридоре дворца, и она была столь очаровательна и весела, что я и подумать не мог о том, какие горести она перенесла на своих плечах, сколько выплакала слез и сколько еще ей предстоит тосковать и печалиться. Повисло молчание, и каждый раздумывал о своем. Шехзаде думал о том, какой сильный характер имеет его матушка, что даже после стольких трудностей она может улыбаться и дарить улыбку другим. Махмуд размышлял об изменившейся сестре, которая стала тверже и увереннее, чем была раньше. Он помнил Селию девочкой, младшей сестрой, которую очень любил и оберегал, а теперь эта девочка сама оберегает всю свою большую семью. — Мустафа, ты получил мое письмо относительно военного похода? — нарушил молчание Баязид. — Да, Повелитель. На Совете Дивана мои паши тоже доложили мне о том, что Габсбурги решили объединиться с Австрией и выстраивают границу. Почему так произошло, что наш договор был нарушен? — Фердинанд I, с которым и был заключен союз, недавно скончался в муках лихорадки. Послы сообщили мне, что более никто при дворе не умер, а короля заразили этой болезнью. Так как на престол вступил его сын, Фердинанд II, я имею предположение, что он решил избавиться от отца, чтобы занять трон. — Повелитель прав, — вмешался Махмуд. — Фердинанд I правил более сорока лет и устанавливал жесткие правила, чем не радовал собственного сына, и тот решил не дожидаться смерти отца, приблизив его кончину. — Новый монарх не одобрял союза с нашим государством, и потому первым его приказом было объявление военных действий. Габсбурги поддержали их в силу политических интересов и теперь строят границу для защиты. Поэтому необходимо как можно скорее начать поход. Внимательно выслушал отца и дядю, шехзаде Мустафа кивнул, согласившись с их мыслями. — Вы упомянули, отец, что желаете взять в поход меня. Это большая честь. — Тебе необходим военный опыт. Молю Аллаха, чтобы эта война не затянулась на долгие годы. Также с нами отправится Махмуд. Мустафа удивленно обратил взор к дяде. — Вы удивлены, шехзаде? — усмехнулся мужчина. — Бегства от гвардейцев вынудили меня научить держать саблю в руках. Да и что я буду делать среди женщин во дворце, когда вы будете сражаться на поле боя. Ведь отныне мой дом — Османская империя. И я готов защищать ее. — Уверен, что во время похода вы поделитесь своим мастерством и со мной, — выразил свое желание Мустафа. — В перерывах между нападениями, непременно. Мужчины рассмеялись, и по покоям пронесся их хриплый смех, смешанный воедино. — Повелитель, кого вы пожелаете оставить регентом вместо себя? — Я еще не решил, Мустафа. По прибытии в Стамбул я должен назначить третьего визиря, однако, я не вижу среди своих пашей подходящего человека. Возможно, Касим-паша имеет кого-то на примете. — Касим-паша… Я слышал, вы даровали ему должность Великого визиря? — Все верно. Он заслужил это. Необременительный разговор о политике, военном искусстве продолжался вплоть до вечера, а после Повелитель изъявил желание прогуляться по дворцовому саду, и шехзаде вместе с Махмудом решили к нему присоединиться.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Мейлишах Султан
Пока служанка раскладывала небольшую часть вещей по шкафам и полочкам, Мейлишах Султан сидела на тахте, неотрывно смотря на полыхающий в камине огонь, и думала о человеке, которого так и не смогла увидеть за прошедший день. Арас-бей стал объектом ее мыслей, и как бы султанша не желала отвлечься и перестать думать о нем хоть на минуту, ей не удавалось сделать этого, и она печалилась все больше и больше. Разговор с матушкой о свадьбе также не выходил из головы, и Мейлишах несколько раз корила себя за то, что сидит и бездействует, ведь можно что-то изменить. Быть может, поговорим с отцом, султанша сможет отложить свадьбу. Она ведь и не знала, кого же ей выбрали в мужья, и от того еще больше сердце ее изнывало от боли и страха перед неизвестностью. Ей ни за что не позволят выйти замуж за Араса-бея, ведь он не являлся даже санджак-беем или губернатором какой-либо провинции, соответственно, не имел шансов на брак хоть с кем-либо из династии. Мейлишах часто думала о том, что если она придет к отцу и упадет ему в ноги, слезно рассказав о своей любви, то Повелитель, возможно, смилуется и поймет ее, а после выдаст замуж за того, кого султанша любит. Но она знала, что матушка ни за что не согласится на это и будет упрекать ее в позорной любви к рабу, который не достоин даже взгляда госпожи. — Султанша, я закончила, — услужливо произнесла Гизем-хатун. — Вы желаете чего-нибудь? Оторвавшись от созерцания пламени, султанша подумала о том, что время бездействовать закончилось. Решительно вскинув голову, Мейлишах Султан проницательно посмотрела на служанку. — Гизем, у меня будет для тебя поручение. Если справишься, то я подарю тебе эту брошь, — с этими словами Мейлишах сняла со своего платья красивую небольшую брошку из золота, украшенную жемчугом. Служанка, завидев драгоценность, с придыханием потянула к ней руки, но после отдернула себя и с готовностью посмотрела на госпожу. — Все что угодно, моя госпожа. Таинственно улыбнувшись, Мейлишах Султан поднялась с тахты и, взяв чернильницу и бумагу, начала что-то писать на листке. Закончив с этим, она свернула его в трубочку и отдала Гизем. — Найди Араса-бея и передай ему это. Будь осторожна. Он служит подле моего брата, смотри, чтобы тебя никто не заметил. Как только передашь, сразу же приходи ко мне. Взяв из рук султанши послание, Гизем-хатун крепко сжала его в руках. — Не переживайте, моя госпожа. Я все выполню. Накинув платок на голову, служанка выскользнула из покоев и быстрым шагом направилась к гарему. Она не заметила, как в другом конце коридора ее увидела Мерьем Султан вместе со своими служанками и нахмурилась. — Куда это направляется служанка Мейлишах? — вслух размышляла госпожа. — Хотите, чтобы я узнала? — отозвалась Гюльнихаль-хатун. — Нет, не стоит. Отбросив подозрения в сторону, Мерьем Султан развернулась и направилась в другое крыло дворца.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои шехзаде Сулеймана
Войдя в просторную детскую опочивальню ее внука, Мерьем Султан беспокойно огляделась, а после расцвела в улыбке, увидев шехзаде Сулеймана, сидящего на тахте и играющего с игрушкой. Служанка сидела рядом, вышивая и наблюдая за наследником. — Султанша, — девушка быстро поднялась со своего места, кланяясь. — Оставь нас, — попросила Мерьем Султан. Когда двери за няней закрылись, султанша подошла к внуку, который, подняв голову, заулыбался ей в ответ. Бросив игрушку, он прильнул к женщине, которая не смогла сдержать рвущихся наружу слез. Они давно не виделись, и Мерьем Султан решила, что в силу возраста Сулейман позабыл ее. Шехзаде прижимался к груди бабушки, чувствуя родное тепло, которого ему так не хватало. — Мой львенок, — ласково потрепав внука по таким же черным волосам, как у нее самой и у ее сына, произнесла Мерьем Султан. — Как ты здесь? Сулейман продолжал смотреть на нее своими карими глазами, так напоминавшими своего отца, что Мерьем растерялась. Перед ней будто бы сидел маленький шехзаде Мустафа, который также любил прижиматься к матери, когда за окном лил дождь, и сверкала молния. Мерьем Султан печально вздохнула, возрождая в памяти те счастливые моменты, когда она была еще молода, как она считала, когда ее собственные дети были совсем крошками, и султанша не знала горестей, потому как она с легкостью решала их проблемы. А теперь дети выросли, и с ними выросли их заботы. Мейлишах противится выходить замуж, Мустафа, словно не знает, что такое семейное счастье, так его фавориток не интересует благополучие, лишь платья и золото. — Сулейман, скажи же что-нибудь. Ты узнал меня, но молчишь… Шехзаде опустил черноволосую голову к своим ручкам, которыми продолжал сжимать руку бабушки. Мерьем Султан с тоскливой улыбкой поцеловала внука в лоб, а после прижала к себе, вновь роняя слезы. Сулейман почувствовал, как соленые капли падают ему на шею и, отпрянув от бабушки, удивленно посмотрел на нее. В его глазах рождалось беспокойство. Он протянул свою ручку к лицу Мерьем Султан и стер слезинку, вызвав умилительную улыбку на лице женщины. Поджав губы, шехзаде Сулейман нахмурился. — Не плачь, — вдруг произнес он, заставив султаншу замереть от услышанного. Мустафа говорил, что после казни Неслихан Султан, шехзаде Сулейман перестал разговаривать и все время молчит. Но сейчас он сказал фразу вполне осознанно и разумно. — Мой шехзаде, мой храбрый львенок, — продолжила ласкать его султанша. — Аллах, благодарю тебя, — целуя и обнимая внука, проговаривала Мерьем Султан. — Хочешь, я сегодня останусь с тобой? Почитаем, а после я тебе спою колыбельную. Шехзаде радостно заулыбался и кивнул. Султанша поднялась с тахты и позвала служанок, чтобы те приготовили постель и ужин для нее и внука.Дворец санджак-бея в Манисе. Гарем
— Госпожа, мне кажется, уже поздно для прогулок, — продолжала увещевать Гизем-хатун, поспевая за Мейлишах Султан по коридорам дворца. Получив ответное послание от Араса-бея, султанша заволновалась, но решила незамедлительно отправиться на встречу, потому что сердце ее истосковалась по любимому человеку. — Гизем, а вдруг больше не представится шанса увидеть его? Сегодня никто меня не увидит. Матушка устала и отдыхает после дороги, отец с Мустафой. Я должна пойти! Это мой шанс. Служанка не стала отговаривать султаншу, и Мейлишах, словно окрыленная мчалась по коридору и, наконец, вышла к гарему, где девушки, уже собиравшиеся ложиться спать, вдруг повставали со своих мест, поклонившись. Бончук-ага, разгонявший их по постелям, поклонился госпоже. — Султанша, что-то случилось? Куда вы в такое время? — поинтересовался евнух. Испугавшись того, что ее тайна может раскрыться, Мейлишах Султан решила действовать без защиты, но с нападением. — Я обязана отчитываться? — возмутилась она. — Лучше уйди с дороги. Девушки зашептались, и Бончук-ага, перепугавшись, что решил встать на пути у султанши, поклонился, спрятав взгляд, и пропустил девушку. — Мейлишах? Султанша обернулась и увидела Бахарназ Султан, которая, видимо, направлялась в хамам, так как ее служанки несли полотенце и банные принадлежности. Рабыни склонились, а Бахарназ с видом хозяйки прошла по гарему, елейно улыбаясь возмутившейся Мейлишах. — Ты собралась погулять? Почему не позвала меня? — Следи за своими словами, — озлобленно отозвалась Мейлишах Султан. — Я не разрешаю называть меня по имени, особенно тебе, — последнее слово она произнесла с презрением. — Если ты восприняла мою вежливость днем, как расположение к хорошим отношениям, то напрасно. Я просто не люблю огорчать матушку. — Ты тоже думай, что говоришь, — оскалилась Бахарназ, выступая вперед. — Затыкай рот рабыням, но не мне. Или забыла, что я тоже член династии? Я — дочь Айше Султан, а она — внучка покойного Султана Сулеймана. Тебе следовало бы запомнить это. Несколько секунд Мейлишах Султан с высокомерием во взгляде смотрела на зазнавшуюся, по ее мнению, наложницу брата, а после, усмехнувшись, сделала шаг навстречу, так что обе султанши находились друг от друга на расстоянии в несколько сантиметров. — Считаешь, что и ты госпожа? — вскинув голову, заговорила Мейлишах. — Ты ведь связана с моим братом, как ты говоришь, любовью, значит, все тебя воспринимают, как простую наложницу. Никто и не вспомнит, кем ты приходишься нашей династии. Айше Султан исчезла так же внезапно, как появилась, и тебя ждет та же участь. Не сомневайся, что судьба твоя будет печальной, потому что в этом мире никому ты более не нужна. Даже шехзаде уже не смотрит на тебя, и ты отсиживаешься в покоях, успокаивая себя нарядами и драгоценностями. Твой конец мне известен. Надеюсь, что твой будущий ребенок поубавит в тебе эту спесь горделивости. А пока тебе должно быть даже стыдно считать себя султаншей. Сказав это, Мейлишах Султан развернулась и пошла прочь по коридору с чувством удовлетворения. Бахарназ Султан, словно статуя, стояла на том же самом месте, а после, гневно посмотрев на любопытствующих рабынь, скрылась в коридоре, который вел к ее покоям, позабыв о хамаме.Дворец санджак-бея в Манисе. Сад
Арас-бей очень рисковал, придя в сад поздним вечером и оставив шехзаде одного в своих покоях. Но он не мог пренебречь встречей с султаншей, которая уже очень долгое время занимала его мысли. Ему даже было все равно, что во дворце сейчас Повелитель, Арас-бей не страшился его гнева, так как им двигала любовь: чистая и судья по всему взаимная. Наконец, он увидел султаншу, которая быстро ступала по тропинке, то и дело оглядываясь. Оставив служанок около фонтана, Мейлишах Султан свернула с тропинки к розовому кусту, около которого ее ждал Арас-бей. — Аллах, если нас кто-нибудь заметит, — с придыханием произнесла девушка, неожиданно осознав опасность ситуации. Во дворце были отец и матушка, и если хоть одна живая душа узнает о том, что Мейлишах таком встречаемся с простым беем, ей более не видать счастья и благосклонности со стороны родителей и всей династии. Мейлишах Султан понимала, что очень рисковала, но ею двигала такая сильная любовь, такое светлое чувство, которое будто создавало защитный щит от всех опасностей, и султанша уверенно шла вперед. — Вы пришли, моя госпожа, — неожиданно нежно произнес Арас-бей. — Я не могла сидеть, сложа руки. Сегодня, когда мы приехали, я не увидела вас, и подумала, что вы, возможно… забыли обо мне, — ей стало ужасно неловко, и Мейлишах Султан опустила взгляд, чувствуя, как его глаза смотрят на нее неотрывно, и от того смутилась. — Если бы я забыл, то солнце перестало бы светить надо мной. Месяц не освящал бы мой путь в темноте, а звезды прятались бы за темные тучи. Вы — мой свет, госпожа. Арас-бей едва ощутимо дотронулся до запястья султанши, которая сначала отпрянула будто от электрического тока, а после, заметив в его глазах замешательство, сама прикоснулась к его ладони. Их пальцы сплелись вместе, а глаза встретились, и молодые люди уже не могли оторваться от созерцания друг друга. Мейлишах вдруг вспомнила, что ее собираются выдать замуж, и отшатнулась от любимого, закрыв лицо руками. — Султанша, что с вами? — обеспокоенно спросил Арас-бей. — Я вас обидел? — Я впервые в жизни готова сдаться и не бороться более, потому что не хочу подвергать вас опасности. Уж лучше я приму свою судьбу, чем узнаю, что вас могут лишить жизни… Мысль о смерти не страшила мужчину, и он без колебаний вновь подошел к девушке, приобнимая ее за плечи, чем вызвал поток неописуемых эмоций в разуме Мейлишах Султан. — Султанша, если вы скажете, что мои чувства к вам взаимны, я приму любую смерть из ваших рук, как и любой ответ. Только скажите, прошу. Не молчите. — Если бы чувства не были взаимны, я ни за что бы, не стала подвергать себя опасности и приходить сюда. Прислонившись своим лбом к ее лбу, Арас-бей вдохнул аромат ее волос, утомленно прикрыв глаза. — Но Повелитель решил выдать меня замуж и очень скоро. Если близится военный поход, то моя свадьба непременно состоится после. Цветущей весной моя душа более не сможет существовать, лишь останется безжизненное тело. Из-за кустов послышался шум, и Гизем-хатун выглянула из-за высокой ивы с беспокойным взглядом. — Султанша, кто-то идет. Пойдемте скорее. Не успев обменяться прощальными фразами, Арас-бей отошел от Мейлишах и скрылся за деревьями, стоящими во мраке. Султанша поправила волосы и вышла на тропинку, где ее ждали служанки, будто ничего не было. — Мейлишах, что ты тут делаешь? — навстречу им шел шехзаде Мустафа, заложив руки за спину в излюбленной манере отца. — Я решила прогуляться, — беззаботно ответила девушка. — В покоях очень душно. Удовлетворенно кивнув, шехзаде выдохнул, бросая взгляд на одну из террас больших покоев во дворце. Сегодня он ожидал в своих покоях Бисеру, по которой неожиданно для себя очень затосковал за прошедший день. Наследник с нетерпением ждал наступления вечера, чтобы позвать девушку к себе. — Проводишь меня до покоев? — предложила Мейлишах Султан. — Заодно поговорим. Кивнув, шехзаде подставил свой локоть, и сестра взялась за него, следуя за Мустафой. Она несколько раз обернулась на розовые кусты, где пару минут назад они с Арасом стояли вместе, однако, там уже никого не было. — Ты какая-то задумчивая, Мейлишах, — произнес шехзаде. — Все в порядке? Вздохнув, султанша решила, что больше не может держать в себе всего того, что накопилось в ее душе. — Прости, что сейчас причиню тебе боль, но я очень расстроена… казнью Неслихан. Как она и предполагала, шехзаде нахмурился, но не подал виду, что не хочет говорить об этом. — Так было нужно. Она совершила преступление против династии. Ты должна понимать, что Повелитель отдал такой приказ. — А вдруг она не виновна? — Как это понимать? — воскликнул Мустафа. — Считаешь кто-то другой убил Айше Султан, а Неслихан подставили. На допросе она призналась, что виновна лишь она. Если бы это было неправдой, разве она не клялась бы мне, что ее оклеветали. — Мустафа, я… — Я не хочу это обсуждать, Мейлишах, — внезапно строго оборвал ее шехзаде Мустафа. — Неслихан виновна и понесла соразмерное наказание. Это будет уроком всем. Не согласившись с его словами, султанша все же промолчала, посчитав, что ей все равно не переубедить брата. — Отец сказал мне, что желает устроить твою жизнь, Мейлишах. Будто тебя выдадут замуж. — Аллах, — сокрушенно произнесла девушка. — Повелитель говорит об этом со всеми, однако, не со мной. Разве это по справедливости, брат? Почему он не спрашивает мое мнение? — Он непременно поговорит с тобой, но матушка уже рассказала… как ты отреагировала на эту мысль. Надувшись, Мейлишах Султан отвернулась, не желая больше ничего слушать. — Хотя я бы не спешил с этим, — неожиданно сказал шехзаде. — Ты еще такой ребенок. Шутливо толкнув брата в плечо, Мейлишах Султан в недовольстве поджала губы и улыбнулась, когда шехзаде рассмеялся.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои шехзаде Мустафы
Едва двери широкой опочивальни распахнулись, Мустафа увидел у письменного стола силуэт высокой девушки с темно-каштановыми вьющимися волосами. Довольно улыбнувшись, шехзаде подошел к рабыне, оценивающе пробегаясь по ней взглядом. Бисера была одета в шелковое белое платье, расшитое серебряными и золотыми нитями и имеющее длинный прозрачный шлейф. Из такой же ткани были сделаны короткие рукава, а на шее у девушки было красивое жемчужное ожерелье — одно из тех, что ей подарил шехзаде Мустафа. — Простите, что вошла, шехзаде, — не испуганным, а скорее манящим голосом начала Бисера-хатун, — но я не могла просто так уйти, когда мне сказали, что вас нет. Убрав с ее лица прядь каштановых волос, Мустафа внимательно посмотрел в ее глаза. Обычная, ничем не примечательная девушка, каких в его гареме было сотни, но почему-то спустя столько времени шехзаде продолжал выделять именно ее и не был готов к каким-то изменениям. — Ты голодна? — заботливо спросил наследник. — Я не хочу есть. Я истосковалась по вам, и есть лишь одно лекарство. Это мой шехзаде Мустафа. Слыша сладкие речи из уст женщин, наследник самодовольно усмехался, и это было его главной слабостью. Во мраке ночи Бисера лежала на груди своего господина, прикрывая свою наготу простыней и слушая, как спокойно и размеренно бьется сердце Мустафы, и как безмятежно он спит. Шехзаде обнимал девушку одной рукой, а другую заложил за голову. Бисера не смела пошевельнуться, чтобы не нарушить этот сладостный момент, который она желала бы продлить навечно. В других покоях Бахарназ Султан не спала, вновь и вновь вспоминая момент своего унижения перед гаремом, когда заносчивая Мейлишах Султан решила поставить ее на место. Теребя в руках свою ночную сорочку, Бахарназ скрипела зубами и в мыслях мечтала очернить ненавистную султаншу перед всеми. Та, о ком Бахарназ думала, как он горделивой и спесивой девице, плакала в собственную подушку, снедаемая болью и тоской. Страх перед неизбежным и сегодняшняя встреча с возлюбленным отбирали от Мейлишах Султан все жизненные силы, и ей ничего не оставалось, как предаться печали и плакать, надеясь, что слезы ее высохнут, а сердце обратится в камень, чтобы больше не испытывать таких душевных мук. Обнимая одной рукой уснувшего внука, Мерьем Султан чувствовала себя умиротворенной и спокойной. Весь день и вечер играя с ним, султанша позабыла о своей проблеме и даже, засыпая, уже не терзала себя переживаниями и не чувствовала озлобленность на весь мир. Весь мир для нее сейчас заключался в маленьком шехзаде Сулеймане. Пока рабыни мирно спали в своих постелях, Асхан-хатун бездумно смотрела в потолок, сжимая в руках крестик — последнюю вещицу, напоминающую ей о родине. Она боролась со своими страхами и сомнениями, ее терзала совесть, но Асхан решила похоронить в себе эти чувства, заставить душу затвердеть, а разум стать холодным. Девушка мысленно пожелала спокойной ночи своей младшей сестре, ради которой ей сейчас приходилось полностью отказываться от старых принципов, позволяя рождаться новой Асхан. Воздух Манисы пошел на пользу, и Махмуд уже не чувствовал себя лишним или одиноким в этой империи. Общение с теперь близкими людьми давало ему надежду на счастливую жизнь. Первую половину всей жизни Махмуд провел в бегах и скитаниях, быть может, теперь Аллах уготовил ему другую судьбу — рядом с теми, кто любит и понимает. Раздумывая над всем произошедшим, Махмуд вдруг вспомнил о человеке, с которым общался совсем недавно, хотя ему казалось, что прошло много времени, и он успел соскучиться по этой улыбке, холодным, но пронзительным глазам, и рыжим волосам, плавно ниспадающим по спине. С каждым разом Махмуд видел в этих глазах беспокойство и страх, словно взгляд был полон недоверия к окружающему миру, который предал этого человека, а судьба-злодейка отвернулась, отказываясь дарить счастье. Девушка с такими глазами не должна грустить, но видимо какая-то жизненная трагедия заставила ее по-новому взглянуть на мир. Махмуд поднялся с кровати, в которую уже лег, переодевшись и приготовившись ко сну, и найдя бумагу и чернильницу, начал писать строки, приходившие ему в голову, не останавливая себя и запрещая перечитывать получившееся.Следующее утро. Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Бахарназ Султан
Маленькая терраса в покоях госпожи выходила прямо на дворцовый сад, где расположившись в небольшой беседке восседал Повелитель в уже привычном обществе шехзаде Мустафы и Махмуда. Бахарназ Султан неотрывно следила за своим шехзаде, который о чем-то рассказывал, жестикулируя и размахивая руками. Кутаясь в свою накидку, султанша неосознанно приложила руку к животу и вспомнила недавний сон, где светловолосый мальчик упал прямо перед ней. Она все пыталась истолковать значение этого сна, но каждый раз не понимала, ни присутствия там Айше Султан, ни того, что этот мальчик искал свою маму. — Любуешься на шехзаде? — раздался вкрадчивый женский голос. Бахарназ испуганно обернулась и увидела Мерьем Султан. — Султанша, — тут же поклонилась девушка. — Простите, не услышала… Мерьем Султан присела на тахту, стоящую на террасе, в задумчивости оглядывая стены дворца Манисы. — Я пришла не для того, чтобы упрекать тебя в чем-то, или же поговорить о вашей ссоре с Мейлишах вчера вечером в гареме. — Вы знаете? — удивленно спросила Бахарназ Султан. Терпеливо замолчав, Мерьем не ответила на ее вопрос. — Я здесь, чтобы образумить тебя, Бахарназ. Посмотри, что ты своими же руками делаешь. Ты отталкиваешь от себя Мустафу и пренебрегаешь воспитанием моего внука, заботу о котором мой сын возложил на тебя. Если в тебе еще осталась ненависть по отношению к Неслихан, не нужно распространять ее на невинных людей. — Шехзаде Мустафа сам остыл ко мне. К тому же, я беременна, — холодно процедила Бахарназ Султан. — Я не говорю о том, чтобы удерживать его подле себя. Мой сын — шехзаде, и однажды продолжит дело своего отца, и я не хочу склок и беспорядка в его гареме. Ты должна быть умнее и покладистее, должна всю любовь, если таковая осталась в твоем сердце, дарить ему. — Султанша, простите меня за бестактность, но я не хочу слушать ваших советов. Вы говорите это, потому что любите своего сына, не потому что хотите предостеречь меня или помочь. В конце концов, я — госпожа тоже, шехзаде Мустафа не имеет права поступать со мной, как заблагорассудится, а я не обязана потакать его… желаниям. Возмущенно посмотрев на девушку, Мерьем Султан поднялась с тахты, подхватив свое черное платье. — Твои слова пропитаны ядом. Будь уверена, тебе пользы это не принесет. Мерьем вышла с террасы, провожаемая холодным взглядом Бахарназ Султан, которая была возмущена не меньше нее. Фыркнув, будто бы ничего не произошло, султанша продолжила лицезреть сад с террасы, хотя сказанные Мерьем Султан слова эхом отзывались в ее разуме. Когда осенний холодный ветер внезапно подул, Бахарназ Султан ушла с террасы. Мерьем Султан, клокоча от гнева после услышанных слов, жестом руки подозвала к себе Гюльнихаль-хатун. Та с готовностью во взгляде подошла к своей госпоже. — Найди мне Бончука-агу, — потребовала султанша. — Я желаю отправить сыну наложницу. И как можно скорее.