Спустя несколько дней. Дворец Топ Капы
Возвращаясь после очередной тренировки на саблях с братом Османом, шехзаде Ахмед чувствовал себя несколько уязвлено, что впрочем, можно было назвать его обыкновенным состоянием. И это не значит, что сам мальчик имел скверный характер, просто его младший брат был куда более решительнее и временами суровее, чем он сам, и поэтому шехзаде Ахмеду часто приходилось уступать в разговоре или в тренировке. Ахмед прощал брату все. Его придирки, недовольства, оскорбления и выделении среди других детей султана, а шехзаде Ахмед тем более был рожден другой женщиной, которую даже не помнил, но Мерьем Султан рассказывала, что это была миловидная султанша с светло-русыми волосами и серыми глазами, которая очень любила его. Но так случилось, что она отправилась в мир к Аллаху. Ахмед не знал, что ее жестоко отравила Эсмехан Султан. Почему-то именно со стороны Османа Ахмед чувствовал угрозу и нередко побаивался его, так как брат часто не мог контролировать себя и свой гнев, от того и срывался во время тренировки или занятия с учителями. Однако, не смотря на все это, шехзаде Ахмед прощал брата, хотя не показывал виду, что уже забыл об их обиде. Просто их каждый день начинался заново одинаково, и сам шехзаде Осман вел себя, будто ничего не произошло. Гарем кипел, как раскаливший котел. Наложницы сновали туда-сюда, пытаясь оттянуть работу, которую им раздавали калфы. Несколько девушек вовсе решили игнорировать евнухов, будучи уверенными, что ничего им за это не будет. Когда Повелитель и управляющая гаремом покинули дворец, гарем совсем отбился от рук, чувствуя себя полными хозяевами в Топ Капы. Ахмед, удрученный своими безрадостными мыслями после очередной тренировки с братом, шел по коридору, как вдруг натолкнулся на внезапно выскочившую из-за угла рабыню, что несла корзину с бельем, и от того не заметила шехзаде. Миловидная и хрупкая девица тут же всплеснула руками и, с секунду посмотрев на мальчика, тут же принялась собирать белье. — Простите, шехзаде Хазретлери, — пролепетала рабыня. — Я все уберу. Ахмед в намерении помочь наклонился и поднял одно платье, которое выпало к его ногам. Протянув его рабыне, шехзаде заметил, как испуганно она дрожит и не решается принять помощь из его рук. В эту же секунду взвинченный и лохматый после сражения шехзаде Осман направлялся в свои покои и, увидев брата, остановился, усмехнувшись ему в лицо. — Простите, — еще раз извинилась девушка и, схватив платье, подняла корзину и помчалась в гарем, все еще горя от стыда. Ахмед проводил ее задумчивым взглядом и собирался идти, но решительное выражение лица его брата говорило о том, что так просто это ему не удастся. — Ты что же за рабынями подсматриваешь? — рассмеялся в лицо брату Осман. — Мал еще для такого. — Уж точно не меньше тебя, — съехидничал шехзаде Ахмед. Он был старше Османа всего на год, однако гордился этим, потому как не смотря на все остальное, это было единственным превосходством над всегда задирающим его Османом. — Скоро и мне гарем соберут, — продолжал наступать шехзаде Осман, не почувствовав удовлетворение от сказанной колкости. Его старший брат даже не шелохнулся, видимо, успел привыкнуть к такому поведению. — А ты останешься ни с чем. На тебя ни одна наложница не взглянет. — Можно подумать ты у нас первый шехзаде во дворце. — У Селима и то больше шансов, а ты не можешь ни меча в руках удержать, ни в седле остаться больше, чем на пять минут. Все ревешь, чтобы тебя сняли. Ахмед тяжело вздохнул, с трудом перенося насмешки брата. Осман стоял в позе победителя и с мрачным торжеством наблюдал, как теряется шехзаде Ахмед, и как сказанные слова глубоко ранят его. Однако, если у другого человека в этот момент, возможно, проснулась бы совесть, и он нашел бы в себе силы извиниться, Осману доставляло удовольствие надсмехаться над братом, показывая свое превосходство. Все же он сын Мерьем Султан, чем шехзаде несказанно гордился, часто напоминая об этом брату. — Ты так говоришь, потому что хочешь задеть меня. Но не выйдет, — неожиданно решительно начал Ахмед. — Я больше не слушаю тебя и, пожалуй, проведу оставшееся до возвращения валиде время с Селимом, чем с тобой. — И что ты будешь делать, когда вернется матушка? Побежишь жаловаться? Проходивший по другому коридору Карим-ага, услышав крики, тут же свернул в их сторону и, увидев шехзаде, поклонился им, елейно улыбаясь. — Шехзаде Ахмед. Шехзаде Осман. Что у вас тут происходит? — любезным тоном поинтересовался евнух. Он помнил, как его госпожа перед отъездом наказала следить за сыновьями и не допускать склок между ними. — Почему ты всегда приветствуешь первым его? — ткнув брезгливо пальцем в брата, воскликнул Осман. — Как же… — растерянно посмотрел на них Карим-ага. — Шехзаде Ахмед старше вас, и я… Теперь Ахмед выглядел торжествующе, потому как даже слуги знали, что он старше, чем наглый и вредный Осман, которого это задело еще больше. Он-то считал, что преуспевая в военном искусстве, может по праву быть лучше, чем его брат, однако его по-прежнему считали капризным ребенком, что так и было. — То есть вы считаете меня ребенком? — Ты сам сказал это, — усмехнулся Ахмед. Осман, полностью потерявший контроль, накинулся на брата с кулаками, прежде схватившись за воротник его кафтана. Напуганный Карим-ага поспешил разнять шехзаде, но Осман будто сорвался с цепи и не желал отступать. — Что здесь происходит? — раздался строгий женский голос. Братья отшатнулись друг от друга к противоположным стенам и оба посмотрели на Шафак Султан, стоявшую в конце коридора со своими служанками. Облаченная в длинное шелковое платье песочного переливчатого цвета и жемчужные драгоценности, одними из которых была золотая диадема, воздетая в рыжих волосах султанши, Шафак быстрым шагом подошла к братьям, слегка возмущенная их поведением в коридоре дворца. — Вы разве не должны быть на занятиях? — спросила Шафак. Мальчики переглянулись, а Карим-ага виновато потупил взгляд, чувствуя, что это он не уследил за шехзаде. — Мы уже закончили, — наконец найдя в себе силы, ответил шехзаде Ахмед. — Вы словно разбойники в лесу, — ахнула султанша, выглядя уже удрученной и расстроенной из-за поведения братьев. — Разве так вас воспитывала матушка? Ей будет крайне неприятно узнать об этом инциденте, когда она вернется. Глаза шехзаде Османа испуганно загорелись, и он вскинул темноволосую голову, смотря на старшую сестру. — Нет, Шафак, прошу, не говори ничего валиде. Я не хочу ее расстраивать, мама в последнее время была сама не своя, если об этом узнает… — И я не хочу расстраивать ее, — поддержал брата Ахмед. — Ты не расскажешь? Лукаво улыбнувшись, Шафак Султан переглянулась с успокоившимся Каримом-агой. — Я должна быть уверена, что это больше не повторится. Обещаете? Вы должны уважать друг друга! Повелитель надеется на вас, а это великая честь. — Обещаю! — решительно воскликнул Осман. — Я тоже обещаю, — подхватил его Ахмед. — Приходите сегодня ко мне вечером, вместе поужинаем, — улыбнувшись им на прощание, сказала Шафак Султан, потрепав братьев по их волосам. — Ну, ступайте. Ахмед и Осман, все еще державшие обиду друг на друга, но не показавшие этого, развернулись и пошли по коридору к своим комнатам. Шафак проводила их теплым взглядом и вздохнула, гадая, чем могла закончиться их ссора, если бы она не подоспела. — Султанша, — с благодарностью во взгляде поклонился Карим-ага и ушел в гарем. Пелин-хатун, служанка госпожи, нерешительно подошла к ней и поклонилась. — Что у тебя? — спросила Шафак Султан. — Вам письмо, госпожа. Из Манисы, — ответила девушка, протягивая ей свернутую в трубочку бумагу, перевязанную лентой. — Должно быть, валиде написала или Мейлишах, — возрадовавшись, предположила Шафак Султан. — Прочту у себя.Дворец Топ Капы. Покои Шафак Султан
Войдя в свои небольшие покои, Шафак Султан тут же развернула письмо, жадно припадая к нему в ожидании узнать какие-либо новости от своей семьи. Но с каждой прочитанной строчкой ее одолевало смущение, и чтобы не потерять равновесие от столь неожиданного послания, Шафак Султан медленно присела на тахту, не выпуская из рук письма. Взгляд ее внезапно сделался обеспокоенным, и, собравшись с мыслями, султанша принялась читать письмо заново.«Госпожа. Надеюсь, вам не скучно одной в стенах утомительного дворца. Я был расстроен, когда узнал, что вы решили не ехать с нами в Манису. Сначала подумал, будто бы обидел вас чем-то во время нашей последней встречи, но после узнал, что вы просто любите побыть в одиночестве. Признаться, я тоже. Но встреча с вашим братом оказалось мне по душе. Он интересный человек, и я счастлив, что постепенно обретаю семью. Однако мне не хватает наших с вами разговоров и вашего печального взгляда, который, я, ничего не подумайте, но не считаю таковым. Скорее, вы очень мудры и рассудительны. Надеюсь, вы действительно там не скучаете. Но если вы скучаете, по мне, то я польщен. Я бы хотел видеть только улыбку на вашем лице. Простите мне мою бестактность и, возможно, излишнюю смелость. Я всего лишь мечтаю не создавать вам повода для слез. Махмуд».
Свернув письмо, Шафак Султан прижала его к груди, но скорее не из-за неловкости, что одолела ее, а из-за страха, что кто-то увидит это послание. Прочтенное рождало в ней странные чувства, которые султанша сейчас с трудом подавляла, но спустя минуту раздумий, успокоилась. Почему он написал это письмо ей? Как решился отправить? Что подумает Повелитель, если вдруг узнает об этом? Как отреагирует матушка? Шафак только что наставляла братьев и просила их о благоразумии, а теперь сама стыдилась, что не может похвастаться тем же самым. Написанное вполне дружеское письмо, как продолжала убеждать себя Шафак Султан, не должно быть столь опасным или запрещенным. Он просто поинтересовался, как она живет, рассказал о Мустафе, а потом говорил про ее улыбку… Почувствовав неясный трепет в груди, Шафак Султан вновь раскрыла письмо и бегло пробежалась по нему. Ничего предрассудительного. Ей не стоит переживать по этому поводу. Но она никому не скажет об этом, никто не узнает, что на самом деле она почувствовала в тот момент, когда прочла подпись. Мимолетная улыбка, возникшая на ее лице, сменилась печальной и тоскливой. Она должна непременно поговорить с ним и понять, зачем написал Махмуд это письмо.Дворец санджак-бея в Манисе.
— Все готово, Арас-бей? — Да, шехзаде. Можно отправляться в путь. Удовлетворенно кивнув, шехзаде Мустафа увидел Повелителя, направляющегося из дворцового сада к воротам, где сейчас были готовы лошади для грядущей охоты. Поклонившись отцу и приветственно кивнув Махмуду, Мустафа подвел отцу его коня. — Подготовки закончены? — осведомился Повелитель, с теплотой в глазах смотря на старшего сына. — Да, Повелитель. Как вы и пожелали, мы отправимся на три дня и остановимся в охотничьем домике недалеко от горной реки. Там тоже уже все готово для нашего визита. Махмуд погладил по шелковистой гриве своего коня и улыбнулся в предвкушении верховой езды и нескольких дней вдали от дворца. — Надеюсь, лошади достаточно быстрые, шехзаде? — усмехнулся Махмуд. — Мы это сейчас проверим, — с азартом подхватил его инициативу шехзаде Мустафа. — Я тоже присоединюсь к вашему состязанию, — улыбнулся Повелитель, и все обратили в его сторону удивленные взгляды. — Только учтите, что я — султан, и обязательно выиграю. Мужчины гортанно рассмеялись. Арас-бей, стоявший позади своего господина, тоже подавил улыбку. Ему бы хотелось также свободно и без опаски общаться на равных с султаном и его семьей, но увы, он мог лишь позволить себе открыто говорить с шехзаде, да и его господин бывал иногда суров, от того не стоило терять бдительности. — Повелитель, я хотел бы представить вам кое-кого, — произнес шехзаде Мустафа, и бросил взгляд в сторону своего соратника, Араса-бея. Хранитель покоев взволнованно посмотрел на шехзаде, который с ободрением кивнул ему.- Арас-бей. Хранитель покоев и мой соратник. Еще Ферхат-паша заметил его во время последней военной кампании. Арас-бей отличный воин, рассудительный и подающий большие надежды, Повелитель. Султан Баязид приветственно с тенью улыбки кивнул соратнику своего сына. Арас-бей низко и с достоинством поклонился, выражая свое почтение. — Повелитель. Для меня огромная честь предстать перед вами, — серьезно отозвался бей. — Присоединяйся к нам, — предложил султан и, не дождавшись ответа, оседлал своего коня. Это был скорее приказ, нежели, предложение, и бей не мог его не выполнить. Незаметный для остальных слуга тихо подошел к одной из лошадей, которая принадлежала Махмуду. Тот, заметив это, поспешил скрыться от посторонних глаз. — Что у тебя, Насух? — осведомился Махмуд. — Господин, мне сообщили, что ваше письмо в столицу было доставлено адресату, — учтиво ответил Насух-ага, не поднимая головы. Довольно зардевшись, Махмуд не почувствовал волнения или смятения, что точно ощутила Шафак Султан, прочитавшая его письмо. Мужчина был уверен в этом, и эта мысль немного позабавила его, однако не настолько, что ощущать злорадство. Он ни в коем случае не желал султанше чего-то дурного. Вскоре мужчины на своих лошадях отправились в путь в сопровождении охраны. Слуги закрыли за ними массивные вороты, ограждающие дворец от города.Дворец санджак-бея в Манисе. Гарем
Наступило время завтрака, и девушки, недовольно покосившись на то, что сегодня им сготовил повар, устало закатили глаза и вновь зароптали, сетуя на жизнь в гареме. Помешав ложкой в тарелке, Фатмагюль-хатун застонала, вызвав интерес со стороны других девушек. — Все, Аллахом клянусь, не смогу это больше есть. Лучше с голоду умереть за стенами этого дворца, — демонстративно отодвинув тарелку, хатун поджала ноги под себя на тахте, с отвращением продолжая смотреть, как другие девушки через силу пытаются съесть хоть пару ложек. В гарем как всегда с утренней «проверкой» вошел Бончук-ага и, увидев, что девушки вновь недовольны, устало выдохнул. — Вот, негодницы! Уж не угодишь им, смотри какие, — всплеснул руками евнух. — Фатмагюль-хатун, что тебе опять не понравилось? «Султанша» ты наша недоделанная. Девушки захихикали, а Фатмагюль обиженно поджала полноватые губы, отвернувшись и делая вид, что не слышит недовольства евнуха. — Бончук-ага, и правда, ты бы сам хоть попробовал, — воскликнула другая рабыня, взяв тарелку со стола и поднося ее евнуху. — Вот, съешь хоть две ложки. Бончук-ага растерял всю свою смелость и также брезгливо поморщился, смотря на еду. Рабыни захохотали еще больше, уже позабыв о завтраке. — Ты чего удумала? Указывать мне будешь? — решил пойти в атаку Бончук-ага. — Конечно, ему на кухне Гюль-ага фиников припас и перепелов, которых султаншам подают, — наконец, подала голос Фатмагюль-хатун, которую тоже развеселила эта ситуация. — Что здесь опять за гул? — сердито воскликнула Билги-хатун, пришедшая в гарем. Наложницы тут же повставали со своих мест, испуганно переглядываясь. — Бончук-ага, ты опять в гареме порядок не можешь сохранить? Раз так, я тебя отстраню от твоей должности. Будешь на кухне у Гюль-аги рис перебирать! — Помилуйте, Билги-хатун, — взмолился евнух. — Со всем я справляюсь, все хорошо у нас. Правда, девушки? Рабыни закивали, сами испугавшись, что Бончука-агу сместят с должности, поставив на его место другого, который может оказаться не таким покладистым и сговорчивым, как главный евнух гарема. Снисходительно усмехнувшись, Билги-хатун подняла голову и увидела, что на втором этаже, держась за перила, стояла Бисера-хатун, смотря сверху вниз на то, что происходило в ташлыке. — Бончук-ага, иди-ка, проведай ее, — кивнув в сторону наложницы шехзаде, приказала Билги-хатун. — Плоховато она выглядит. Бледная какая-то, и на завтрак не спустилась. — Сию же минуту! — с готовностью отозвался евнух и был таков. Через минуту он уже стоял на втором этаже рядом с наложницей, о чем-то спрашивая ее. Девушки заинтересованно подняли голову, пытаясь различить хоть пару слов, которыми перебрасывались Бончук-ага и Бисера-хатун. Билги-хатун недовольно покачала головой. — Не нравишься ты мне, Бисера-хатун, вся белая, как поганка. Еле стоишь на ногах, — говорил тем временем Бончук-ага. — Пошли, я тебя к лекарше отведу. — Не стоит, — поспешила сказать рабыня. — Я, возможно, простудилась и… — Перечить мне вздумала? Иди, давай, потом заразишь мне весь гарем, что я делать буду? Иди! Нехотя, Бисера-хатун поплелась вслед за евнухом, который только и делал, что сетовал и причитал весь путь от комнаты наложницы до лазарета, где престарелая лекарша, Ханде-хатун, сидела за своим низеньким столиком и перебирала какие-то колбы с лекарствами. Объяснив лекарше свои опасения, Бончук-ага кивнул на кровать, и Бисера-хатун, вздохнув, легла на нее, позволяя Ханде-хатун осмотреть ее. В это время в лазарет вошла Гюльнихаль-хатун, служанка Мерьем Султан, за отварами для своей госпожи, которая лекарша должна была приготовить по особому рецепту. Ожидая своей очереди, Гюльнихаль без особого интереса осматривала лазарет, как вдруг услышала разговор лекарши и евнуха. — Хатун беременна, — сообщила Ханде-хатун и заулыбалась. — Срок меньше месяца. Поздравляю, — она обернулась к потрясенной Бисере. Бисера-хатун в непонимании уставилась на евнуха и лекаршу, и никто не заметил, как Гюльнихаль-хатун выскользнула из комнаты. Бисера сначала не верила услышанному, а после широко улыбнулась и села в кровати, свесив ноги на пол. Посмотрев на своей еще совсем плоский живот, девушка приложила к нему обе руки и рассмеялась. — Аллах да поможет тебе, девочка, — искренне произнесла Ханде-хатун. — Организм у тебя крепкий, не должно быть никаких осложнений. Но заходи ко мне два раза в неделю за целебными отварами, тебе это не повредит. — Благодарю вас! Бончук-ага, выглядевший не менее удивленным, после довольно усмехнулся. Весь гарем уже роптал и обсуждал то, что шехзаде принимал у себя одну лишь Бисеру-хатун, а ей так и не удавалось забеременеть. Девушки уже нафантазировали разных историей, каждая из которых казалась ужасней другой, но теперь их сомнения развеяны. Бисера-хатун беременна, и следующим летом подарит шехзаде Мустафе ребенка. Рабыня подняла голову и посмотрела за спины евнуха и лекарши, а после испуганно вскочила с постели и поклонилась. У дверей стояла Мерьем Султан вместе с дочерью, Мейлишах. Гюльнихаль-хатун, услышав новость, тут же позабыла об отварах и поспешила сообщить все своей госпоже. Бончук-ага склонил голову, краем глаза отмечая, что лицо матери наследника не полнилось особой радостью. Мейлишах Султан же просто улыбалась, обрадовавшись за брата. — Султанша, — Бисера-хатун склонила голову, а после в расстроенных чувствах взглянула на вошедших женщин. Он тоже не заметила радости на их лицах. — Я и не ведала, что у моего льва есть наложница, с которой он проводит все ночи, — вслух размышляла Мерьем Султан. — Бончук-ага, а ты мне не рассказал. — Прошу простить меня, моя госпожа. В гареме происходит много разных инцидентов. Я попросту забыл. — И как же, по-твоему, можно забыть о беременной наложнице шехзаде? Теперь ты в ответе за эту девушку, — серьезно ответила Мерьем Султан. — Как тебя зовут? — обратилась султанша к рабыне. — Бисера, — тихо проговорила наложница. — Благодари Аллаха, Бисера-хатун, ведь он подарил тебе счастье. Отныне следи за своим здоровьем, за тем, что ешь и пьешь. Не забывай о наставлениях лекарши. — Конечно, султанша, — просияв, ответила Бисера. — Нужно обрадовать шехзаде… Окрыленная новостью о беременности, девушка решила покинуть лазарет, но Мерьем Султан остановила ее спокойным жестом руки и прохладно улыбнулась. Бисера-хатун непонимающе посмотрела на нее, но заметив, что другая султанша, Мейлишах Султан, смиренно опустила взгляд, предвкушая то, что скажет ее матушка, тут же сникла. — Повелитель и мой сын сейчас на охоте. Они вернутся только через три дня. Также я думаю, не стоит посылать им письмо, гонец вряд ли сумеет отыскать их в лесах Манисы. Как только они вернутся, я сообщу шехзаде эту радостную новость. Также, хатун, тебе следует принять мусульманство. Бончук-ага тебе в этом поможет. — Как вам будет угодно, султанша, — покорно ответила Бисера. — Султанша, какое имя дать девушке? — вмешался Бончук-ага, услышав о принятии мусульманства. — Думаю, это решит шехзаде, — со снисходительной улыбкой ответила Мерьем Султан. — Все же она его фаворитка. Бисера-хатун облегченно выдохнула, обрадовавшись этой новости. Она уже подумала о том, что госпожа более не позволит ей видеться с шехзаде, так как ее холодность и сдержанность говорили о ее непростом характере. Она — мать наследника и законная супруга падишаха могла сделать все, что угодно с судьбой взволнованной Бисеры. — Да и обрадуйте, наконец, гарем такой новостью, — улыбнулась султанша, — раздайте лукум и шербет, — она посмотрела на все еще улыбающуюся Бисеру, — теперь иди, — позволительно проговорила Мерьем. — Бончук-ага, а ты задержись. Бисера, не подозревающая, что последует дальше, и какой приказ отдаст Мерьем Султан, поклонилась с искренней благодарностью в глазах и покинула лазарет. Мейлишах Султан проводила ее изучающим взглядом. — Повезло тебе, хатун, — окликнула Бисеру Гюльнихаль-хатун. — Ты на нашу султаншу не гневайся. Когда-то и она смеялась… Пропустив ее слова мимо ушей, Бисера-хатун с радостной мыслью отправилась в свою комнату. Проходившая мимо лазарета Фериде-хатун, заинтересованно подслушала разговор и, услышав новость о беременности, тут же понеслась в покои своей госпожи, чтобы сообщить ей это. — Помнится, я тебя просила подыскать хорошую девушку для моего сына, — тем временем продолжала разговор Мерьем Султан. — Чем ты порадуешь меня, Бончук-ага? Я хочу, чтобы, когда я ее увидела, у меня не осталось сомнений относительно твоей преданности и хорошей службы. Бончук-ага судорожно начал размышлять над приказом султанши. — Есть одна рабыня. Довольно покладистая, и у нее приятный и веселый нрав. Весь гарем любит ее. К тому же, очень красива. Заинтересованно подавшись к евнуху, Мерьем Султан терпеливо продолжила слушать его. — Асхан-хатун. Она с русских земель, султанша. — Приведи мне ее. Хочу сама посмотреть и убедиться, что ты мне не лжешь, — лукаво улыбнувшись, Мерьем Султан мельком взглянула на кланяющихся ей слуг, а после удалилась из лазарета вместе со своей дочерью. Стоило Бисере войти в распахнутые двери ташлыка, как наложницы тут же окружили ее, наперебой заваливая расспросами о том, что с ней такое, и что сказала лекарша. Девушка с улыбкой на устах выслушала их предположения и вопросы, а после в радостном ликовании сообщила: — Я беременна. Девушки зашептались и заохали. Бисера ловила на себе и колкие взгляды, полные зависти, и удивленные и растерянные, но все это она буквально пропускала через себя, не задерживая ни один из них в разуме. Отныне, она будет думать только о себе и своем ребенке. Под шум и гам гарема никто не заметил, как Бончук-ага тихонько подозвал к себе Асхан-хатун и вывел ее из ташлыка.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Бахарназ Султан
— Этого быть не может! — продолжала твердить Бахарназ Султан, услышав новость от своей служанки, что Бисера-хатун беременна, и сейчас в гареме раздают сладости и пируют в ее честь. Фериде-хатун испуганно опустила голову, выслушивая крики своей госпожи, которая беспокойно заламывала руки и ходила по комнате. Ее шелковый сиреневый халат был свободно завязан на поясе, так как Бахарназ только проснулась. — Султанша, не нервничайте! В вашем положении это опасно. — Замолчи, — гневно процедила та. — А если она сына родит? — вдруг предположила Бахарназ Султан и бессильно опустилась на тахту. — Я так надеялась, что когда шехзаде брал меня в свой гарем, я буду его единственной любовью. Я была уверенна в этом. Фериде-хатун с жалостью во взгляде посмотрела на свою госпожу, сейчас сидящую на тахте и сокрушающуюся о своем прошлом. — Подумать только, Мустафа забыл обо мне, стоило мне забеременеть. Мы были счастливы всего-то месяц, а после он проявил ко мне равнодушие, будто я была обузой. Иногда я жалею о том, что поддалась этому пагубному чувству, как любовь. В ней нет ничего прекрасного, о чем так слагают легенды и пишут стихи. Любовь лишь убивает, делает человека слабым и беспомощным, она отравляет его жизнь, даря лишь мимолетное наслаждение. А после… ты сокрушаешься о том, что поддался. Слушая султаншу, Фериде-хатун все хотела как-то успокоить ее, но та словно желала выговориться и дать волю чувствам. — Лучше бы я похоронила эту любовь в себе! Я не желаю ничего чувствовать. Я не желаю этого ребенка! — в гневе султанша с остервенением посмотрела на свой живот и стиснула зубы. Фериде в ужасе прикрыла рот ладонью. Возможно ли, чтобы мать не жалела жизни своему малышу? — Не говорите так, — мягко прошелестела рабыня. — Вы расстроены и сломлены, но вы по-прежнему султанша и главная жена шехзаде. Вы должны найти утешение в своем малыше. Появившись в этом мире, он первым увидит вас и полюбит за ваш нрав и добрый взгляд. Поверьте, в тот момент вы позабудете обо всей злости. Поостыв немного от своих слов, Бахарназ Султан с трудом перевела дух, но также продолжала сетовать на беременную наложницу. — Султанша, — осторожно начала служанка, поддавшись к ней, — может, шехзаде забудет эту Бисеру с ее беременностью. Отныне двери его покоев закрыты для этой рабыни. — Фериде, — медленно проговорила Бахарназ Султан, посмотрев на служанку, — я желаю избавиться от этой хатун. Пусть умрет сегодня же! Отрави, убей, задуши… Что хочешь делай, но не быть ни ей, ни ее ребенку в этом дворце! Испуганно отшатнувшись, Фериде-хатун в недоверии смотрела на свою госпожу, но та не утратила стальной уверенности в глазах. Неужели, она приказывает ей совершить убийство? — Пусть умрет, — мрачно изрекла Бахарназ Султан.Дворец в Румелии.
Небольшая карета в сопровождении нескольких стражников остановилась около простого особняка, служащего резиденцией провинции Румелии. В этот день погода была пасмурной, легкий, но пронизывающий насквозь ветер, то и дело пытался сорвать с темноволосой головы Фатьма Султан ее синий платок. Выжидающе смотря, как слуги открывают дверцу кареты, Фатьма Султан с нескрываемой радостью поспешила к своей младшей сестре, Шах Султан. Из кареты показались черные как ночь волосы, увенчанные диадемой и изумрудами, а после по ступенькам спустилась сама Шах Султан, женщина среднего роста с темно-карими глазами и миловидным лицом с округлыми чертами. Ей судя по всему еще не было и тридцати лет, и для Фатьмы Султан она всегда оставалась младшей и мечтательной Шах, которая очень любила свою семью и дорожила ею. В ее глазах тлела печаль, притупленная радостью от встречи с сестрой. Из писем сестры Фатьма Султан знала, что ее супруг, Али-паша, с которым их связывала глубокая любовь и уважение, скончался от сердечной болезни, хотя сам был немногим старше своей супруги. Шах Султан тяжело переживала утрату мужа. Ведь это в него она впервые влюбилась и обрела счастье в браке, с ним переживала все горести, поддерживала и даже согласилась отправиться в Дидемотику вслед за ним, оставляя столичную жизнь. Судьба так и не подарила ей больше детей кроме Нурбану Султан, которая в детстве отличалась хрупким здоровьем, но спустя время смогла перебороть это. С мужем Шах Султан счастливо воспитывали любимую и обожаемую дочь, но со смертью Али-паши, мир для султанши стал чернее ночи. Она уже не надеялась стать счастливой вновь. — Фатьма, — радостно воскликнула Шах Султан и заключила старшую сестру в объятья. — Как же я счастлива! — Ты совсем не изменилась, — отстранившись, хозяйка дворца внимательно посмотрела в глаза сестры. — Та же томленая печаль в твоих глазах, только уже нет мечтательности, как раньше. Тоскливо улыбнувшись, Шах Султан отошла в сторону, представляя свою двенадцатилетнюю дочь, Нурбану Султан. Она была копией своей матери: белокожая и черноволосая, только глаза ее были голубовато-серые, как у покойного отца. — Это моя Нурбану, — ласково коснувшись плеча дочери, произнесла Шах Султан. — Как выросла! — ахнула Фатьма. — И так на нашу валиде похожа. Словно вижу ее сейчас перед собой. Еще одна несравнимая потеря для Шах Султан была связана со смертью матери, которую та чтила и любила всем сердцем. Нурбану Султан всегда старалась на благо своих дочерей, она поспособствовала тому, что каждая удачно вышла замуж, и видит Аллах, Нурбану не желала кому-то зла в Топ Капы после смерти шехзаде Селима, но ее прошлая жизнь, полная интриг и коварства, говорила сама за нее. — Идемте во дворец. Сиявуш-паша сейчас на совете, познакомлю со своими детьми. — Я помню их совсем крошками, — рассказывала Шах Султан. — Тогда ты, Фатьма, была так несчастлива, но со временем обрела покой. И я очень рада за тебя. Через некоторое время султанши разместились на тахте в просторной столовой, крепко сжимая руки друг друга. Султанзаде Мусса и Хатидже Султан, познакомившись со своей двоюродной сестрой, Нурбану Султан, тут же вовлекли ее в игру, и уже втроем они бегали по саду, иногда забегая во дворец и о чем-то разговаривая и смеясь. Фатьма Султан перевела взгляд с играющих детей на сестру, что была задумчива и грустна. — Что с тобой такое? — обеспокоенно спросила Фатьма. — Мы же снова вместе. — Я подумала о том, что больше не хочу возвращаться в Дидемотику. Я оставила там много хороших воспоминаний, но смертью паши тот дворец стал для меня обителью скорби. Я все пыталась настроить себя, что время поможет мне исцелиться, но оно лишь быстротечно шло, не помогая мне оправиться. Я, наконец, хочу оставить это в прошлом. Нам с Нурбану многого не нужно. Я хочу отправиться в столицу, Фатьма, предстать перед Повелителем и… — И тебя выдадут замуж, — тревожно закончила за нее сестра. — Или как ты думаешь, султан решит помочь тебе? Испуганно вздрогнув от этих слов, Шах Султан сникла, понимая, что это правда. — Я подумала, что возможно, мы сможем немного пожить во дворце, если конечно семья султана не против, а потом я подыщу нам с Нурбану хороший особняк. Мы переселимся туда. — Против?.. — переспросила Фатьма Султан, чувствуя, как теряет самообладание. — О какой семье ты говоришь, Шах? О его рабыне Мерьем, которую султан взял в законные супруги, и которая сейчас заправляет всеми делами в Топ Капы? Его семья — это мы! Повелитель, верно, позабыл об этом, иначе не стал бы возвышать эту женщину в обход нам, его родным племянницам. Ты имеешь полное право жить в Топ Капы столько, сколько пожелаешь. И никто не посмеет выгнать тебя. — Что же случилось, что вы решили перебраться в Румелию? — Я уже говорила, что султан возвысил Мерьем до небес. Я и мой муж стали ей помехой в ее делах, и она с легкостью избавилась от нас. Такого унижения не заслуживает никто. Согласно кивнув, Шах Султан задумалась, припоминая образ Мерьем Султан. Она помнила ее очень красивой девушкой западной внешности с черными волосами и мудрыми карими глазами. Мерьем была воплощением света для Повелителя, в ней он обрел покой, а она подарила ему троих детей и воспитывала еще троих от других жен султана. Способна ли столь сильная духом женщина пасть так низко ради интриг? Шах Султан считала, что нет, но чем больше распылялась ее сестра, тем меньше султанша уже была уверенна в своих догадках. — Вы можете остаться здесь, — внезапно предложила Фатьма Султан. — Столько, сколько пожелаете. Сиявуш-паша не станет возражать. — Благодарю тебя, сестра, — с благодарностью во взгляде отозвалась Шах. — Но мне право неудобно стеснить тебя, твоего мужа и ваших детей. Мы с Нурбану так привыкли к обществу друг друга, что верно своим присутствием будем приносить вам неудобства. Всегда и всюду мы рядом и вместе. Фатьма Султан не знала, на какие еще уговоры ей податься, чтобы сестра согласилась. Однако, одной характерной чертой у Шах Султан была непоколебимость в своих решениях. Если она не желала чего-то, то никогда не пыталась даже думать о том, чтобы что-то исправить. И сейчас Шах Султан не желала теснить сестру и смущать их своим присутствием. Она всего-то решила погостить у нее некоторое время, а потом отправиться в столицу. — Я все же напишу письмо Повелителю. Уверена, он не оставит мою просьбу невыполненной. Мы лишь поживем некоторое время в Топ Капы, я не желаю выходить вновь замуж, ты это прекрасно знаешь. — Султан может настоять на браке, — предположила Фатьма Султан. — Нет, — решительно отозвалась ее сестра, будто бы была в силах изменить это, если падишах действительно задумается о браке племянницы. — Я что-нибудь придумаю. Я не хочу, чтобы моя дочь знала кого-то другого, кроме ее отца. Али-паша очень сильно любил ее, и Нурбану даже больше меня оплакивала его смерть. Супруг до последнего подбадривал ее и говорил, что поправится. — Но вы обязательно погостите у нас хотя бы пару недель, — не унималась Фатьма Султан. — Разумеется, — весело ответила Шах. — Не могу же я не поговорить с тобой обо всем на свете. — Ты, верно, знаешь, что произошло с Эсмехан? — Я была так опечалена, получив весть о ее смерти. Бедная наша сестра! Я потому и желаю отправиться в столицу, чтобы побыть на ее могиле и прочесть молитву. Фатьма Султан ничего не ответила на слова сестры. Боль в ее сердце никак не унималась, ведь ей довелось общаться с Эсмехан куда больше времени, чем их младшей сестре, и каждый раз Фатьма сильнее ненавидела Эсмехан Султан. Весть о ее смерти нисколько не сломила султаншу, но с течением времени она чувствовала, как ее сердце постепенно оттаивает. Быть может, и она когда-нибудь сможет побывать на ее могиле и перед лицом Аллаха попросить за все прощение и сама простить Эсмехан Султан?Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Мерьем Султан
— Где опять Мейлишах? — спросила хозяйка покоев, взяв с принесенного подноса кубок с мятным шербетом, который очень любила, и который успокаивал ее. Гюльнихаль-хатун убиравшая многочисленные драгоценности своей госпожи в настенный шкафчик, обернулась к ней. — Мне это неизвестно, султанша. — О, Аллах, — устало проговорила Мерьем Султан, сделав пару глотков из кубка. — Найди ее, и пусть к ужину придет ко мне. Служанка покорно кивнула и продолжила заниматься своим делом. В покои вошел Бончук-ага, а вслед за ним миниатюрная хрупкая девушка со светлыми волосами и зелеными глазами, которые она подняла лишь на миг, а после в почтении опустила. Мерьем Султан стрельнула взглядом в ее сторону и на миг ей показалось, что это Бахарназ вошла к ней, но все же эта рабыня была совершенно на нее не похожа. Лишь одинаковый цвет волос, не более. Видя, как теплеет взгляд султанши, а ее улыбка из мрачной становится удовлетворенно довольной, Бончук-ага облегченно выдохнул, обрадовавшись, что сумел угодить Мерьем Султан. Асхан-хатун с неясным трепетом в груди поклонилась, боясь поднять голову. Она видела из-под опущенных ресниц лишь роскошный подол красивого красного платья Мерьем Султан, в которое она была сегодня облачена. Отставив кубок с шербетом на столик, Мерьем Султан с любопытством взглянула на рабыню. — Султанша, это Асхан-хатун, — представил девушку Бончук-ага. — Она прибыла с русских земель. Я могу полностью поручиться за нее. Она весела и умна, гарем настроен к ней доброжелательно. — Не думаю, что это продолжится после того, как она окажется в покоях моего льва. Асхан вся затрепетала от услышанного и даже подняла взгляд, в котором читалось недоверие, но все же она подавила улыбку, вызвав со стороны госпожи ответную. — Тебе очень повезло, хатун, что Бончук-ага порекомендовал тебя. Продолжай все делать как раньше и избегай склок в гареме. Если ты действительно умна, то не будешь слушать завистливые языки. Я дарю тебе возможность стать фавориткой моего сына. Ты должна понравиться ему, разумеется, не без моей помощи. Но совсем скоро я возвращаюсь в столицу, и тебе придется все делать самой. А для этого нужно, чтобы он не забыл тебя после первой встречи. — Благодарю за оказанную милость, госпожа. Не дождавшись позволения, Асхан-хатун опустилась на колени и поцеловала подол одеяния Мерьем Султан, вызвав со стороны той уважение. Бончук-ага настороженно наблюдал за девушкой. Все в ее поведении казалось ему каким-то странным. Асхан знала, когда улыбнуться, когда поклониться, когда замолчать, а когда наоборот вступить в разговор. И каждым своим действием она завоевывала к себе расположение, а ее солнечная искренняя улыбка и вовсе обескураживала любого, и злиться на эту рабыню было просто невозможно. — Как тебя звали раньше? — полюбопытствовала Мерьем Султан. — Анастасия, султанша. — Ты знаешь, что мать нашего Повелителя, Хюррем Султан, тоже родом с русских земель. Полвека назад она попала в гарем Султана Сулеймана и смогла достичь небывалых высот. Мудрая была женщина. Пожалуй, единственная в гареме, кто любила меня, — в глазах султанши проскользнула печаль, и она вздохнула, предавшись добрым воспоминаниям о Валиде Хюррем, которая действительно хорошо относилась к тогда еще фаворитке ее сына. Мерьем в гареме никто не любил. Сестра султана, Михримах Султан, отдала предпочтение Сечиль, а ее, Мерьем, откровенно презирала за то, что та сумела удержать падишаха больше положенного. Хасеки султана, Хуриджихан Султан, не могла смириться с тем, что Баязид проявил интерес к другим женщинам. Да и сейчас Мерьем Султан отчего-то понимала ее, ведь она сама бы не смогла принять тот факт, что у ее султана есть кто-то кроме нее. Эти мысли вновь вывели ее на болезнь, которая овладела ею, и султанша резко почернела от озлобленности на эти муки. Любые ее размышления невольно сводились к тому, что сказала лекарша. — Идите, — махнула рукой Мерьем Султан. — Как только сын вернется, ты, Бончук-ага, сопроводишь Асхан-хатун в его покои. Но до того момента не стоит распространять эту новость. — Как прикажите, моя госпожа. Едва Бончук-ага и Асхан-хатун вышли из покоев, как Мерьем Султан поднялась с тахты и, захватив свою меховую накидку, прошла на террасу, где гулял осенний ветер. Только он и мог отрезвлять ее разум, и она вновь начинала спокойно дышать. Асхан-хатун, возвращаясь в гарем, размышляла о том, что услышала. Она и не думала, что ей так повезет, и сама султанша позволит ей попасть в покои шехзаде. Девушка радовалась и понимала, что теперь ее жизнь изменится, и она, наконец, сделает то, ради чего затеяла все это. Но что-то в душе Асхан не давало ей покоя и словно взывало ее к совести. Это ее подруга Бисера, которая теперь еще и ждет ребенка от шехзаде. Липкое предательское чувство обволакивали чуткое сердце Асхан-хатун, которая печально вздохнула, понимая, что это стало концом их добрых отношений с Бисерой, стоит ей только узнать об этом.Дворец санджак-бея в Манисе. Гарем
Войдя в ташлык, Асхан-хатун удивленно посмотрела на девушек, которые сидели на одной тахте, теснясь и перешептываясь. Из центра круга доносился призывной голос и смех, и Асхан, поравнявшись с рабынями, увидела частую гостью их гарема, торговку тканями, Танели-хатун. Полноватая женщина раскидывала красивые заморские ткани разных цветов и рассказывала об их цене, восхваляя, прикладывая какую-нибудь ткань к одной из рабынь и нараспев говоря, как ей идет этот цвет, лишь бы продать товар. В гареме доход у торговки был больше, ведь она приходила ровно в срок, сразу после выплаты девушкам жалованья, и те с нескрываемым желанием хотели приобрести что-нибудь новое и красивое. Танели-хатун, подняв голову, увидела Асхан и, кивнув ей, оставила ткани девушкам, а сама вышла из круга, подходя к рабыне. — Я уже заждалась, Танели-хатун, — шепотом проговорила Асхан, когда они зашли за угол, подальше от гарема и слуг. — Заждалась она, — фыркнув, передразнила ее торговка. — Что-то ты не торопишься, я смотрю. Столько времени прошло, а приказ моего господина так и не выполнен. — Передай ему, что я уже на правильном пути. Совсем скоро стану фавориткой шехзаде. Хмыкнув, Танели-хатун оглянулась, а после достала из лифа своего простого платья скрученное в трубочку письмо и протянула его Асхан. — Там, все сказано. Если все сделаешь в кратчайший срок, то твоя драгоценность не пострадает… Озлобленно покосившись на женщину, что зло ухмылялась, Асхан-хатун резко забрала из ее рук послание, спрятав в рукаве платья. — С ней все хорошо? Твой господин ее не мучает? — Ничего такого с ней не случилось. Живет неплохо. Всем бы так жить. Заговорились мы с тобой, пошли уже. Первой вышла Асхан и, никуда не глядя, быстро завернула в сторону прачечной, а следом за ней Танели-хатун, кряхтя и пыхтя, побрела в ташлык, где девушки уже выбрали понравившиеся им ткани. Асхан-хатун, спрятавшись за закрытыми дверьми прачечной, развернула полученное послание, глотая обжигающие ее лицо слезы. Судьбе было угодно сделать ее не просто рабыней в гареме, но и пленницей своей любви и своего страха за жизнь дорогого ей человека.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои на этаже фавориток
Расположившись на шелковых подушках около постели, Дана-хатун увлеченно слушала Бисеру, рассказывавшую ей о встрече с султаншей, которая оказалась к ней достаточно любезна и предоставила ей все, чего фаворитка заслуживала в связи с ее беременностью. Солнце уже клонилось к закату, и в покоях были зажжены свечи, а из ташлыка доносились приглушенные разговоры рабынь. Дана так любила бывать в комнате своей подруги, что как только наступал вечер, она всячески оттягивала момент их расставания, чтобы не возвращаться в ташлык. Честно говоря, Дана попросту завидовала Бисере, что та обрела счастье в лице шехзаде Мустафы, их будущего ребенка, а вскоре и отдельных покоев со служанками. Про многочисленные наряды и драгоценности и вовсе упоминать не стоит. Дана не была столь красива, как другие рабыни, или столь очаровательна, как сама Бисера, от того она и завидовала, что не имея ни красоты, ни хитрости, не сумела как-то проявить себя в гареме. Девушки ее совсем не замечали, а Бисера тоже в скором времени ее забудет, стоит новым заботам появиться в ее жизни. Дана-хатун отчаянно надеялась, что и ей улыбнется удача, но она привыкла ожидать чего-то, не прикладывая каких-то усилий. Она самозабвенно полагала, что не должна что-то делать сама, ей должно все даваться легко. Возможно, она попросту не была способна на определенную хитрость или не была столь красноречива. Дана просто не понимала, что ей нужно делать, чтобы как-то проявить себя. От того зависть жгла ее сердце, и в попытках успокоить свое самолюбие, она слушала рассказы Бисеры и наслаждалась пребыванием в этой красивой комнате, которая была полностью в распоряжении фаворитки наследника. — Султанша даже сказала, что когда шехзаде вернется, он даст мне новое имя, — восхищенно продолжала рассказывать Бисера. — Только представь, я — мать его ребенка. Он будет очень рад. Новость о беременности несколько обескуражила Бисеру, но спустя некоторое время раздумий, девушка поняла, что счастливее человека просто нет на этом свете. Она мечтала поскорее увидеть радость на лице своего шехзаде, а после спустя время подарить ему малыша. — Молись, чтобы у тебя родился шехзаде, — ответила ей Дана. — Иначе тебе здесь не выжить. Нахмурившись, Бисера озадаченно уставилась на подругу. — Что за вздор? — отмахнулась она. — Я буду рада, как мальчику, так и девочке. Главное, что это ребенок от любимого человека. — Бахарназ Султан даже если девочку родит, все равно своего статуса не утратит. Она — султанша, — задумчиво произнесла Дана-хатун. — Ты же знаешь, что когда Неслихан Султан родила шехзаде Сулеймана, сразу в гареме обрела уважение, стала матерью наследника. Да и сам шехзаде Мустафа был рад. Мальчики — это продолжение рода. — А мне все равно, — смерив подругу слегка обиженным взглядом, сказала Бисера. — Пусть судачат, что хотят. И Бахарназ Султан я не боюсь. Чем она может мне навредить? Не станет же она всерьез покушаться на мою жизнь? Тем более, я ношу ребенка шехзаде, она не настолько черства, чтобы убивать невинную душу. — Ты сказала «убивать», значит, все же думаешь, что она способна на это. — Ты размышляешь не очень весело, — Бисера-хатун спустила ноги на пол и поправила свои каштановые волнистые волосы. — Ничего со мной не случится. Я под защитой шехзаде. — Он еще даже не знает о ребенке, а ты уже напридумывала себе чего-то, — заносчиво произнесла Дана. — Ты подумала о том, что пока ты беременна, двери его покоев для тебя закрыты? Конечно, она уже думала об этой не очень радостной новости, но старалась не делать ее объектом своих переживаний. Возможно, удастся что-то придумать, да и потом, кто будет отдавать распоряжение о новой наложнице? Уж точно не Бахарназ Султан, а шехзаде не любит, когда за него решают слуги, например, Билги-хатун или же Бончук-ага. — Мне кажется, что я люблю его, Дана… И мне в этом мире никто не нужен больше. Дана-хатун помедлила с ответом, но в душе ее загорелся такой огонь, что она решила вовсе промолчать. Неужели, Бисера наивно полагает, что шехзаде полюбит ее в ответ? — Может, и он меня тоже? — с надеждой в голосе у самой себя спросила фаворитка. — Сомневаюсь, — ядовито процедила Дана. — Прости, что говорю тебе это. Но мы все слышали, как он любил Бахарназ Султан, увез ее из столицы вопреки правилам. Бедная Неслихан Султан настрадалась от ревности. Сейчас шехзаде заинтересован тобой, надолго ли? — Я сделаю так, что навсегда! В этот момент в покои вошла девушка низенького роста с подносом в руке, на котором томился вкусный и ароматный плов. Бисера, почувствовав голод, тут же села на подушку рядом с Даной. Она и не думала, что во время беременности, так часто хочется кушать. — Как вкусно пахнет, — произнесла Дана. — А нам все время дают какую-то несуразную жижу. И как ее есть? Фатмагюль-хатун сегодня голодная весь день ходит, надоело ей. Скоро все так будем. — Оставайся со мной, поужинаем вместе, — предложила заботливо Бисера. — Нам хватит на двоих. Дана не стала сопротивляться и охотно согласилась. Они вдвоем сели за круглый столик и взяли ложки, чувствуя ароматный запах. Вслед за девушкой, принесшей поднос, в покои влетел Бончук-ага, ворча что-то под нос. — Бисера-хатун, — подчеркнуто сердито произнес он. — Ты на радостях видно забыла, что тебе лекарша говорила? Просила зайти к вечеру за отварами, а ты все болтаешь тут. — Совсем забыла, — сокрушилась фаворитка. — Я сейчас схожу, ага. Не гневайся. — А ты чего тут еще делаешь? — посмотрел на Дану евнух. — Она со мной поужинает. Ничего же страшного? — нашлась Бисера-хатун. Евнух ничего не ответил, лишь повел девушку в лазарет. Дана, оставшись одна, не сумела устоять и решила начать ужинать без подруги. Ей она обязательно оставит половину от принесенной порции. Жадно начав есть плов, Дана-хатун не ощутила странного горьковатого привкуса. Она продолжала поглощать ложку за ложкой, как вдруг почувствовала, как незамеченная ею горечь становилась все сильнее и сильнее. По ее телу вдруг начала расползаться непонятная слабость, сопровождаемая слабой зародившейся внезапно тошнотой. Перед глазами начали плыть черные точки, а в голове поселился гул. Дане показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Сквозь пелену в ушах Дана услышала, как хлопнули двери, а затем как кто-то склонился над ней. Бисера, вернувшись с отварами от лекарши, тут же опустилась на колени перед подругой, лицо которой стало бледным. — Дана! — в ужасе вскрикнула Бисера. — Дана! Что с тобой? Тебе плохо? Дана хотела что-то сказать, что лишь прохрипела невнятные звуки. Она отчаянно боролась с накатывающей на нее волной тошноты и слабости. Упав на расписной ковер, она закашлялась и начала судорожно биться в конвульсиях. Бисера быстро выскочила из покоев, зовя на помощь. Но предсмертная агония Даны уже подходила к концу, и когда евнухи, услышавшие крики со второго этажа, вбежали в комнату, бледная и недвижимая Дана лежала на ковре, а из ее рта сочилась струйка крови. Бисера-хатун в ужасе прикрыла рот ладонью и отошла к стене. Ее глаза были полны вселенского ужаса от увиденного. — Дана, — еле слышно произнесла Бисера, понимая, что никто ей не откликнется. — Как же так?..Дворец санджак-бея в Манисе. Покои Бахарназ Султан
— Фериде, — Бахарназ Султан окликнула свою служанку, которая вошла в покои, плотно закрывая двери. — Что такое? Фериде-хатун подошла к султанше, восседающей на тахте в ночном одеянии. Она пила отвар, который прописала ей лекарша для хорошего протекания беременности. — Султанша, я сделала то, что вы просили. Касательно Бисеры-хатун. Заинтересованно взглянув на нее, Бахарназ поставила кубок с отваром на столик и широко улыбнулась. Но ее улыбка была скорее зловещей, полной тайной злобы. — Я подлила ей в еду яд, — таинственно продолжала Фериде, хотя в ее голосе звучали нотки беспокойства и страха. — Мне пришлось отправиться на рынок к одному человеку, занимающемуся ядами и отварами. Вот только… вы не боитесь, что обвинения падут на вас? — Нет, — легко и без колебаний ответила Бахарназ Султан. — Кто подумает на меня? Я не угрожала ей открыто, да и я в положении. Способна ли я на такой поступок? — невинно проговорила султанша. — Все решат, что какая-нибудь рабыня завидовала ей, вот и решила избавиться. За дверьми послышался топот, а затем обеспокоенные голоса. Фериде прислушалась, пытаясь понять хоть что-нибудь. — Кажется, все получилось! Ее, видимо, нашли в своих покоях, вот и шум подняли. — Дай мне Аллах завтра увидеть ее похороны, — мрачно проговорила Бахарназ Султан, и ее голубые глаза наполнились злобой и нескрываемым гневом, граничащим с мрачным удовлетворением от того, что ей удалось избавиться от этой фаворитки.