Спустя несколько дней. Дворец Топ Капы
Наслаждаясь одиночеством в дворцовом саду во время прогулки, Шафак Султан полностью предалась меланхолии и размышляла о самых простых вещах в мире. Счастье. Жизнь. Верность. Любовь… Последнее вызвало сильный резонанс в ее сердце, и султанша тут же поспешила переключиться на что-то другое, так как порочные мысли о любви ей теперь казались чем-то постыдным. Думая о письме Махмуда, девушка никак не могла понять, в чем же его смысл. Зачем он прислал его? Что хотел? Вдруг ждет ответа? Отчего-то эти строчки она восприняла не как дружеское послание, а более глубокое, душевное, возможно, наполненное сердечными муками. Быть может, Шафак Султан просто надумала все это себе, так как всегда боялась чего-то подобного. В случае с Ферхатом-пашой, она уже поняла, что никогда не любила его, лишь желала быть нужной в его лице, так как брак для нее был чем-то возвышенным и сугубо политическим. Шафак просто хотела уважения к себе, тогда бы она сделала все, чтобы полюбить мужа, но раз он открыто предпочел ее сестру, Шафак Султан сдалась. И, возможно, смерть Ферхата-паши стала лучшим избавлением от этих мук и для него, и для нее. Так будет легче. Султанше уже становилось легче, и она будто бы возрождалась, находясь в обществе Махмуда. То, что, он приходился ее названной матушке братом, немного смущало султаншу, однако, но ведь сама Шафак была неродной дочерью Мерьем Султан, следовательно, в этом нельзя было уличить чего-то порочного. И все равно все это казалось чем-то нереальным и запутанным. Возможно, судьба пытается сделать ей подарок, или же наоборот. Шафак Султан никогда не сетовала на собственную жизнь, где не было ее родной матери, которую она вовсе не помнила, где отец уделял ей достаточно внимания, но все же больше предпочитал других своих детей, и Шафак смирилась со всем этим, продолжая улыбаться и не причинять кому-то вреда. У нее не было ни единого намерения мстить Мейлишах, братьям или же валиде за то, что Повелитель относился к ней не так, как к остальным членам семьи. — Султанша, вам не холодно? — заботливо спросила Пелин-хатун, догнав Шафак Султан. — Немного. Принеси мою накидку, — ответила девушка. Когда служанка скрылась за деревьями, Шафак Султан обернулась и увидела, как в дворцовой беседке расположился Касим-паша, раздающий приказы своим слугам. Заметив ее, визирь чуть ухмыльнулся и кивнул головой в знак приветствия. То же самое сделала и султанша, но ее поклон вышел каким-то рассеянным и сумбурным. Султанша боялась и даже немного стеснялась этого человека, так как он казался ей не таким добропорядочным, коим пытался быть. Подойдя к беседке, Шафак Султан мельком взглянула на поклонившегося паше мужчину, высокого со смуглой кожей и серо-голубыми глазами. Тот невозмутимо выслушал пашу, а после ушел. — Прогуливаетесь, султанша? — поинтересовался Касим-паша. — Довольно, прохладно, не находите? — Уже осень, с каждым днем погода меняется, — немного суетливо заметила Шафак Султан, стараясь не смотреть в глаза паше. — Как вы? Ни в чем не нуждаетесь, надеюсь? — У меня все хорошо. Благодарю… за заботу. — Славно. Когда Повелитель уезжал, то оставил и вас, и наших шехзаде на попечение мне. Поэтому, не сочтите мои расспросы за дерзость. Я лишь интересуюсь вашей жизнью. Шафак на это ничего не ответила и отвернула взгляд, желая, чтобы скорее пришла Пелин с накидкой, и они продолжили прогулку. Просто так уйти от нежеланного разговора с Касимом-пашой она не могла, так как чувствовала себя неловко в его присутствии, хотя он вел себя развязно и смело. Все это еще больше усугубляло и без того дурное мнение о нем у госпожи. — Как наши шехзаде? — продолжил разговор Касим-паша. Его эта небольшая заминка нисколько не задела. — Все хорошо. Они на занятиях сейчас. — Я решил, что мой приближенный, Мурат-бей будет заниматься с ними воинским искусством и верховой ездой. Он умелый воин, думаю, и Повелитель по возвращении одобрит это. — Вы вдруг проявили внимание к шехзаде, — неожиданно смело заявила Шафак Султан. — Это мой долг, султанша. Шехзаде священны для Османской династии. Я как Великий Визирь и правая рука султана обязан помогать им и наставлять. Шехзаде Мустафа, шехзаде Ахмед, шехзаде Осман и шехзаде Селим… Я за них в ответе. Не впечатленная его речами, Шафак Султан, наконец, облегченно выдохнула, увидев Пелин-хатун с накидкой в руках. В эту же минуту к ним вновь подошел тот человек, видимо, приближенный паши, и известил о приезде второго визиря, Мустафы-паши и его супруги, Долунай Султан. Низкорослый и грузный Мустафа-паша вальяжно расположился в беседке, кивнув Касиму-паше. Долунай Султан лишь кратко поклонилась, а после вызвалась прогуляться с Шафак, чему та была очень рада, лишь бы не продолжать оставаться в обществе визирей. — Касим-паша, — немного презрительно процедил второй визирь. — Вы выразили желание, чтобы я явился. Что-то случилось? — Мустафа-паша, Великие визири не выражают желаний, они издают приказы, которым все нижестоящие вынуждены подчиняться, — после этих слов Касим-паша немного нахально улыбнулся, заметив, как подавил свое высокомерие второй визирь. — Я хотел обсудить предстоящий поход, если вы не забыли. Увы, в силу зрелых лет, вы уже не обладаете проницательностью и умом, который должен был бы прийти вместе с возрастом. Мустафа-паша едва заметно напрягся, терпеливо продолжая сносить все слова Великого визиря. Мурат-бей стоял позади своего господина словно тень, оставаясь безучастным. — Я прекрасно помню о военном походе на Габсбургов, которые строят границу между нашим государством и Австрией. Чего вы хотите же от меня, Паша Хазретлери? — Повелитель в своем письме известил меня, что хотел бы на время погода оставить регентом именно вас. Я его поддерживаю. Вы со своими идеями и глупостью будете нам только обузой. Поэтому, можете быть спокойны, вам не придется взбираться на лошадь и неумело размахивать саблей. — Ваше положение не позволяет вам говорить со мной в подобном тоне, — жестко ответил Мустафа-паша. — Я вам не раб. Более того, если Аллаху будет угодно, и в этом военном походе вы погибнете, — на этих слова второй визирь нахально усмехнулся, вызывая со стороны Касима-паши ответный смешок, — ваше место согласно иерархии займу я. Мурат-бей, остававшийся все это время безучастным, заметно напрягся, посмотрев на Касима-пашу, который остался совершенно невозмутимым. Мустафа-паша продолжал ухмыляться так, словно одержал победу в этой словесной перепалке, однако не учел того, что Касим-паша привык к подобным насмешкам и оскорблениям, а потому сносил их с легкостью, оставляя позади. — Тогда почему же, когда должность Великого визиря пустовала, вы, находясь по-прежнему на втором месте, не смогли снискать расположение нашего государя и стать его второй рукой? Вы все еще второй визирь, Мустафа-паша. Помните, чем кончилась судьба Сиявуша-паши? В далекой Румелии сейчас погода еще хуже, чем здесь. Не боитесь оказаться еще дальше? Мустафа-паша закряхтел и издал приглушенный смешок. — К тому же, приготовьтесь в скором времени погулять на моей свадьбе, паша, — лениво усмехаясь, продолжил тем временем Касим-паша. — Повелитель намерен женить меня на своей дочери, Шафак Султан. Я начинаю принимать поздравления, паша, — после этого он широко улыбнулся и, увидев озадаченное лицо визиря, рассмеялся. Услышав это, Мустафа-паша вспыхнул возмущением. Возможно ли, чтобы этому прохвосту вновь так везло, что ему в жены отдадут саму дочь Повелителя, а самому второму визирю досталась лишь дочь его племянницы? Касим-паша ловко действовал и во всем опережал его, и Мустафа-паша не мог оставить это таковым, им овладело элементарное чувство зависти. Тем временем между розовых кустов неспешно прогуливались две рыжеволосые девушки, похожие между собой только цветом волос. Шафак Султан была облачена в изысканного кроя белое платье из шелка с золотыми узорами на груди, а Долунай Султан — в строгое закрытое одеяние темно-синего цвета, поверх которого она накинула меховой плащ. — Как ты, Долунай? Прими мои соболезнования еще раз относительно твоей матушки, — пролепетала Шафак. — Благодарю, — немного суховато ответила ей султанша. — Я уже смирилась с этой потерей, как и смирилась с потерей отца когда-то давно. Шафак Султан помолчала пару секунд прежде, чем Долунай вновь начала говорить. — Я тогда все думала, за что Повелитель казнил его… Не верю, чтобы мой отец мог делать что-то нехорошее за спиной султана, они вместе со времен Манисы. Это несправедливо, — воскликнула Долунай Султан, остановившись. Шафак продолжала молчать. Оспаривать решения отца она никогда не смела, как и сейчас оказывать Долунай какую-либо поддержку. Когда все это произошло, самой Шафак было около десяти лет, вопросы политики и государства мало интересовали ее. Но с возрастом султанша понимала, что когда султан казнит кого-то, семья виновного или безвинного человека остается в этом мире одна, его жена и дети скорбят всю жизнь, но не имеют права оспаривать решения падишаха. — Я… тебе сочувствую, — только и смогла сказать в ответ Шафак Султан. Ожидаемо не найдя в словах родственницы поддержки, Долунай Султан усмехнулась, но ничего не сказала. — Мне уже пора, — поспешила добавить она. — Еще нужно играть роль примерной жены, — язвительно сказав это, султанша развернулась и направилась к беседке, где ее муж уже поговорил с великим визирем. Шафак была наслышана о том, что Долунай, выйдя замуж, покоя не обрела, так как ее супруг был до неприличия уродлив, стар и дряхл, а его характер и распутство говорили сами за него. Однако Долунай Султан стоически терпела все те дни, которые уже успела прожить подле Мустафы-паши.Дворец в Манисе
Повелитель, шехзаде Мустафа и Махмуд вернулись, наконец, вернулись во дворец Манисы. Султан Баязид стоял около конюшен и всматривался в слегка темноватое синее небо, на котором начинали сгущаться тучи. Махмуд, закончив с указаниями относительно лошадей, вернулся к султану. — Повелитель, с вами все хорошо? — Немного задумался, Махмуд, — ответил падишах, не отрывая своего взгляда от созерцания небосвода. — Скоро нам нужно возвращаться в Стамбул и продолжать подготовку к походу. — Да, вы правы. Думаю, что скоро погода окончательно испортится, и это затруднит строительство границы для Габсбургов, — рассудил мужчина. — Я хочу, чтобы во время подготовки к походу и во время самих военных действий ты был рядом со мной. Стал моей собственной тенью, — Баязид перевел взгляд на Махмуда. — Иными словами, я дарую тебе должность хранителя дворца Топ Капы и своих покоев. По прибытии домой, ты получишь соответствующую печать. Желаю успехов, — поспешно добавил он, улыбаясь и смотря на реакцию Махмуда. Тот выглядел слегка ошарашено, потому как не рассчитывал на подобное. Более того, он даже не думал о том, что сможет настолько заслужить доверие самого падишаха, что тот возложит на него ответственность за защиту его жизни и его покоев. Одновременно, Махмуд вспомнил о собственных словах, сказанных шехзаде Мустафе, что он считал себя трусом и боялся подставить свою новую семью. Эта оказанная ему почетная должность несколько озадачила мужчину, но и он пообещал себе, что не разочарует падишаха. — Повелитель, вы оказали мне огромную честь, — поцеловав его руку, благосклонно протянутую падишахом, Махмуд-бей слегка усмехнулся. — Вы доверили свою жизнь пришлому чужаку из Венеции. Каковы бы не были обстоятельства, я вас не разочарую. — Я в этом уверен, — отозвался султан. — Думаю, и Мерьем обрадуется этому. Шехзаде Мустафа, подошедший к ним через пару минут, поклонился отцу. — Повелитель, я навещу матушку. Она просила зайти, как только приеду. — Что-то случилось? — спросил падишах. — Надеюсь, что нет. Видимо, валиде сильно скучает по мне, к тому же, вам скоро уезжать. Вы ведь ее знаете. — Ну, ступай, — позволительно кивнул султан Баязид. В своей светлой опочивальне Мерьем Султан ожидала приход сына. Облаченная в дорогое черное платье, выглядевшее слегка помпезно для ее лет, она ходила по комнате, заламывая от ожидания пальцы рук. Гюльнихаль-хатун раскладывала ее украшения в большой шкатулке, сидя на тахте. В ее же покоях был и шехзаде Сулейман, который сидел рядом со служанкой и с любопытством рассматривал переливающиеся на свету кольца и короны, трогая их пальчиками. Гюльнихаль-хатун улыбалась ему, как и Мерьем Султан, бросавшая на него теплые взгляды. Наконец, в покои вошел шехзаде Мустафа, и маленький Сулейман, увидев его, тут же вскочил со своего места и с раскинутыми руками бросился к нему. — Папа! — радостно крикнул мальчик, когда Мустафа поднял его на руки. — Сулейман, как подрос, — довольно произнес наследник, выглядя удивленным. Ведь его сын молчал с тех самых ужасных пор, а теперь мог говорить. — Валиде, — Мустафа почтенно поцеловал руку матери, которая не сводила с них взгляда полного любви. — Вы исцеление для нашего шехзаде Сулеймана, он вновь говорит. — Пока не совсем, — уточнила Мерьем Султан, — но вскоре думаю, наш львенок поправится. Ему были нужны лишь любовь и забота. Никакие служанки не в силах заменить этого. Понимающе кивнув, шехзаде Мустафа опустил сына, и тот, улыбаясь, вновь сел рядом с Гюльнихаль, продолжая рассматривать украшения. — Как ваша охота, сын? — спросила Мерьем Султан, погладив шехзаде по заросшей бородой щеке. — Видит Аллах, я так истосковалась по тебе. Только мы приехали, как вы покинули нас. — Все хорошо, валиде. Не расстраивайтесь, вы же знаете, что мыслями я всегда с вами. Улыбнувшись ему, султанша предложила присесть на тахту. — О чем вы хотели поговорить? Изложив все то, что произошло в Манисе за время отсутствия шехзаде, Мерьем Султан требовательно взглянула на сына, который был преисполнен тревоги и непонимания. Конечно, весть о беременности Бисеры его очень обрадовала, как и то, что валиде позволила ей принять мусульманство. Однако, отравление, а после смерти другой девушки покоробили его, вновь вынуждая принимать какое-то решение относительно виновного. К тому же, шехзаде был полон злобы касательно покушения на его беременную фаворитку. — Вы уверены, что виновна Фериде-хатун? — переспросил Мустафа. — Она сама во всем созналась и теперь сидит в темнице. Решение за тобой, сын. Конечно, при таком раскладе можно предположить, что ее запугала Бахарназ, но… — Нет, валиде! — резко остановил ее шехзаде. — В это я точно не поверю. Бахарназ на такое не способна, она сама будущая мать, не стала бы отравлять невинного ребенка. К тому же, я не могу даже думать о том, чтобы Бахарназ вообще смогла бы пойти на такое злодеяние. — И я так думаю, Мустафа. Все же ее я воспитала, да и… Айше Султан вряд ли настраивала ее против всего мира. Что бы ни происходило в твоем гареме, Бахарназ не станет строить козни. Мерьем Султан горько вздохнула, вспоминая маленькую светловолосую девочку по имени Севжи, которая при их первой встрече была такой запуганной, одинокой, что султанша не могла не помочь ей и не приютить. Она представила, что на ее месте могла стоять Мейлишах или же Шафак, и решилась не допустить подобного и воспитать Севжи. Со временем из Севжи выросла вполне самостоятельная Бахарназ, которая встретила настоящую мать и полностью переключила свое внимание на нее. Мерьем осталась ни с чем. Возможно, этот факт немного задевал госпожу, ведь она вырастила стольких чужих детей и единственное, чего она желала, это получать от них ответные любовь и уважение. Мерьем снедал страх. Страх за то, что Шафак, Ахмед и Селим могут вдруг поступить с ней так же, забыть о том, кто их вырастил и воспитал. — С Бисерой-хатун все в порядке? — спросил шехзаде после нескольких секунд раздумий. — Да, она ни в чем не нуждается. Только была очень напугана. Говорят, что они были дружны с той девушкой. Мустафа тяжело вздохнул, вспомнив о своей фаворитке. Зная ее характер, он понимал, в каком страхе она находилась все эти дни, а его самого еще не было рядом. — Сынок, что ты будешь делать? Нужно рассказать Повелителю и… — Валиде, — внезапно достаточно резко сказал Мустафа, серьезно посмотрев на мать, — я ничего не буду говорить отцу о случившемся. С минуту в покоях воцарилось молчание. Словно громом пораженная Мерьем Султан сидела на тахте, непонимающе смотря на сына, который был непоколебим в собственном решении. — Ты хоть понимаешь, чем это нам грозит? Утаить от султана правду и не рассказать об убийстве… это чревато последствиями, сынок. Мы не имеем права скрывать это от твоего отца. — Я не хочу более никого казнить, матушка! Он сказал это достаточно грозно и строго, отчего госпожа разом побледнела, но после взяла себя в руки и терпеливо выдохнула. — Все же это мой гарем, валиде. К тому же, незачем знать ему о смерти наложницы. Считаю, что так мы только побеспокоим его этим пустяком. — Пустяком? — будто ослышавшись, переспросила Мерьем Султан. — Мустафа, жизнь человека для тебя пустяк? Вспомнив о казни Неслихан, шехзаде вновь омрачился. Нет, жизнь любого человека была для него важна, ведь этот человек, во-первых, является его подданным, а значит, Мустафа обязан защищать его. — Это мое решение, матушка. Повелитель ничего не должен знать. Он сообщил мне, что вы скоро отправляетесь обратно в столицу. Это отравление не выйдет за пределы гарема. Вы должны мне помочь скрыть это. Сделайте все, что нужно, мама. — Сын, я… не одобряю этого, но помогу, — внезапно сказала султанша. — Если ты так решил, то берешь всю ответственность на себя. Увы, я не в силах тебя переубедить. — Благодарю вас, — улыбнувшись, шехзаде поцеловал руку матери. Конечно, она поможет ему и поддержит его. Мерьем просто не могла оставить своего сына одного, поэтому решилась вместе с ним скрыть эту ужасную правду от султана. Идя по коридорам дворца, шехзаде старался выглядеть уверенным, чтобы при разговоре с отцом не выдать себя. Он даже не заметил, что когда проходил по гарему, девушки, выстроившись в поклоне, бросали на него томные взгляды, а Асхан-хатун, стоявшая в ряду последней, натужно сглотнула, понимая, что пришло ее время. Войдя в опочивальню, где слуги уже накрыли обед, Мустафа застал отца и Махмуда, сидевших на подушках и о чем-то беседовавших. — Повелитель, — наследник поклонился, а затем присоединился к трапезе. — Все в порядке, Мустафа? — осведомился государь. — Что хотела твоя валиде? Шехзаде помедлил с ответом, вновь раздумывая над принятым решением. Ложь во благо или правда? Ложь никогда не приносит пользы, лишь затягивает в собственную пучину, а правда лишь усугубляет сложившуюся ситуацию. Выбирая между ними двумя, шехзаде Мустафа старался не подавать виду, что занят этой проблемой. — Как я и предполагал, отец, она просто хотела со мной поговорить, — стараясь выглядеть спокойным, ответил Мустафа. — Ничего серьезного. В наше отсутствие все было хорошо. — Славно, — оставшись довольным ответом, Повелитель вернулся к трапезе. Однако, взволнованное состояние наследника не укрылось от проницательного взгляда Махмуда, который остался задумчивым после такого ответа и не имел ни малейших сомнений, что что-то все-таки произошло. — Мустафа, мы через два дня отправляемся в столицу. Жди моего письма о начале похода. Мы встретим тебя с твоим войском в нескольких километрах к востоку от границы Габсбургов. Ты выступишь из Манисы. — Как прикажите, Повелитель, — согласился шехзаде Мустафа.Дворец в Манисе. Покои Мерьем Султан
Как только двери за шехзаде закрылись, Мерьем Султан приказала своей служанке найти Бончука-агу и привести к ней. Когда Гюльнихаль ушла, шехзаде Сулейман подошел к бабушке и сел на колени, а она поцеловала его в лоб, потрепав по темным волосам. — Мой шехзаде, — продолжала она ворковать над ним. — Скоро мы отправимся в Стамбул, — печально изрекла султанша. — Ты не должен забывать, что я тебе говорила. Продолжай усердно учиться и помни, что твой отец и я тебя очень любим. Ты уже взрослый, Сулейман. — Да, бабушка, — ответил мальчик, вызвав на лице женщины умилительную улыбку. Через минуту в покои вошла Гюльнихаль-хатун, а вслед за ней Бончук-ага, который поклонился султанше. — Гюльнихаль, поиграй с шехзаде в другой комнате, — приказала Мерьем Султан, снимая мальчика с колен. Служанка послушно увела шехзаде во внутренние небольшие покои. — Вы хотели видеть меня, султанша? — спросил Бончук-ага. — Шехзаде Мустафа уже вернулся, а значит, пора отправлять ему ту наложницу, Асхан-хатун. Я надеюсь, что все сегодня пройдет хорошо, и я останусь довольна, Бончук-ага. — Не беспокойтесь, Мерьем Султан. Я лично все проконтролирую. — Хорошо, — кивнула госпожа. — Но что если Билги-хатун меня спросит… — Ты говори, что это мой приказ. И почему это ты ее так боишься? Ведь ты — главный евнух в гареме, а значит, наравне с хазнедар. — Билги-хатун не хазнедар, госпожа моя, а настоящая ведьма. Усмехнувшись, Мерьем Султан слегка наклонила голову. Бончук-ага знает, как нужно льстить господам и снискать их расположение. — Что там с Бисерой-хатун? Как она? — Что с ней станется, султанша, — немного недовольно прыснул евнух, — вот уж всю плешь мне проела. Как узнала, что шехзаде вернулся, тут же начала в его покои порываться. Говорит, пусти меня, Бончук-ага, не то сама убегу. Я ей говорю, что нельзя так, что шехзаде сам придет, если захочет… — Пригласи ее ко мне к вечеру. Хочу кое-что ей сказать. — Как прикажите, султанша. — Иди и готовь Асхан-хатун к этой ночи. Она должна быть сегодня красива и учтива. Расскажи ей обо всем, — после этих слов Мерьем Султан жестом руки приказала ее оставить. Но ей вновь не суждено было остаться наедине со своими мыслями, так как в покои вошел Султан Баязид с теплой улыбкой на устах. Увидев его, султанша просияла, но тут же вспомнила об их последнем разговоре в столице, когда Мерьем немного обидела его своими словами, но не прошло и минуты, чтобы она не жалела о сказанном. Вопреки всему, что произошло между ними, Повелитель не выглядел рассерженным или обиженным. Он продолжал смотреть на свою госпожу с той же любовью в глазах, и Мерьем Султан успокоилась на этот счет. — Моя султанша, — нежно и заботливо султан сел рядом с женщиной и притянул к себе одной рукой, поцеловав ее кратко в висок. — Ты здесь, наверное, скучаешь одна, Мерьем? — Конечно, мне хотелось бы видеть тебя и сына чаще, но я довольна и этим. Главное, что с нашим шехзаде все хорошо, и он… не разочаровывает нас, Баязид. Султан согласно кивнул, продолжая улыбаться. Мерьем и позабыла, когда они в последний раз вот так просто сидели и разговаривали, а вокруг не было никого, кто мог бы им помешать. Вот бы еще оказаться вдали от душного дворца в глухом лесу, где слышно лишь птиц и журчанье реки. — Я все эти дни провожу с нашим Сулейманом, — рассказывала госпожа. — Как он? — обеспокоенно спросил Повелитель. — Я тоже хочу увидеть его, пускай его приведут после нашего разговора. — Конечно. Он здоров, и клянусь Аллахом, похож на маленького Мустафу. Такой же озорной и непоседливый, но к образованию относится с усердием. Сулейману всего два года, он уже желает учиться. Дай Аллах, вырастет достойным шехзаде и наследником. — Аминь, Мерьем. К слову, о наших детях. Я выбрал мужей для наших султанш, и надеюсь, что ты мой выбор одобришь. — Я внимательно слушаю тебя, Баязид, — после сказанного султаном Мерьем настороженно посмотрела на него, но не подала виду, что очень заинтересована в том, кто может в будущем стать ее союзниками. Разрываясь между защитой своих шехзаде и счастьем дочерей, Мерьем Султан чувствовала себя виноватой за то, что все же делала выбор в пользу первого. Однако, ей было не все равно на дальнейшую жизнь Шафак и Мейлишах, и чтобы младшая дочь не была такой непокорной, султанше приходилось разговаривать с ней в таком строгом тоне. Ведь по-другому с Мейлишах просто невозможно разговаривать. — Мейлишах выйдет замуж за Джафера-пашу, адмирала Османского флота. После похода, разумеется, я призову пашу в столицу, он не будет годами пропадать в морях. Джафер-паша… Мерьем что-то слышала о нем. Умелый и смелый воин, имевший за плечами множество побед, однако, о его характере и том образе жизни, который он ведет, ходят не очень хорошие слухи. Но ведь это всего лишь слухи, не стоит всегда доверять им. Мерьем Султан подумала, что Джафер-паша был бы ей полезен, и с ним можно было бы договориться. К тому же, он не будет груб и невежлив с теми, кто дарует ему должности и богатство, с его Повелителем и его супругой. — Ему не более сорока лет, кажется, — продолжил султан. — Он уже был женат несколько раз, насколько мне известно, сейчас он вдовствует. Последняя его супруга умерла от лихорадки два месяца назад. — И что же, у него, должно быть, есть дети? — предположила султанша. — У него двое сыновей, возрастом нашей Мейлишах, и дочь, совсем маленькая. Но сыновья, как и он, скитаются по морям, а девочка живет со своей мамой. — И как паша отреагировал на наше предложение стать зятем династии? — Думаю, что мое письмо только достигло ее, а ответ придет уже, когда мы будем в столице. Согласившись с этой кандидатурой, Мерьем Султан ожидала, когда султан назовет имя будущего мужа Шафак. — Для Шафак я давно уже решил, кто будет ее супругом. Касим-паша. Эсмехан Султан скончалась, и ему не пристало быть неженатым, тем более, он Великий визирь и должен иметь семью. Словно пораженная громом, Мерьем Султан замерла и побледнела, но султан не заметил этого, увлеченный своим рассказом. Султанша помедлила с ответом, так как была, мягко говоря, обескуражена выбором падишаха. Касим-паша — независимый человек, он не станет ей помогать, к тому же, султанша хотела иметь союзников, который помогут ей именно в совете дивана, где властвует Касим-паша. Она была совсем не согласна с выбором, но видя, как Баязид доволен тем, что принял такое решение, пока смирилась, но не желала отступать. Касим-паша станет еще могущественнее, если в женах у него будет султанская дочь, и потом его власть будет не остановить. Раздумывая над тем, кто могли бы стать мужьями ее дочерей, Мерьем Султан позабыла о вдовствующем Касиме-паше, и очень зря. Ведь его первого султан решит женить именно на одной из своих дочерей. — Дай Аллах им счастья, — только и смогла ответить Мерьем Султан. — Я решил устроить свадьбы после нашего похода, но не знаю, насколько он затянется. Поэтому о помолвке объявим, как только вернемся домой. Возможно, что к следующему лету мы вернемся. — К следующему лету, — повторила Мерьем. — Это так долго, Повелитель. Я без вас совсем затоскую. Баязид любовно посмотрел на жену и кратко поцеловал ее в губы, но султанше было катастрофически мало этого, и она улыбнулась во время поцелуя, а затем обвила руками шею падишаха. Султан слегка навис над ней, сидящей на тахте, как Мерьем Султан вдруг опомнилась и поспешно оторвалась от поцелуя, с беспокойством заглядывая в глаза мужа. Тот выглядел слегка непонимающим, но после все же отстранился. Султанша с досадой выдохнула. Она и позабыла о том, что говорила ей лекарша, и от осознания того, что все же слова лекарши имели место быть, ее бросало в жар, и Мерьем вновь впадала в депрессию. К тому же, утром Гюльнихаль сообщила, что из столицы лекарша прислала ей нужные травы для заваривания. — Прости меня, султанша… — Это мне следует просить прощения, Баязид. Во всем этом моя вина и ничья больше. Я е имею права даже требовать от тебя верности… Султан Баязид нахмурился от подобных слов, но она в успокаивающем жесте положила руку на его колено, заглядывая в глаза. — Баязид, я люблю тебя, и верно даже после смерти мое тело не избавится от этого глубокого чувства, ведь мы столько пережили вместе, и я не могу представить своей жизни без тебя. Сердце разрывается только от одной мысли, что я теперь неспособна быть для тебя… женщиной. — Ты моя любимая женщина, Мерьем, мать моих детей. Твои переживания напрасны, душа моя. Баязид смотрел на ее красивое лицо и понимал, что счастливее него на свете нет человека. Он даже не помнил, чтобы испытывал подобной привязанности к своей первой любви, Хуриджихан, а о трех других женах, Сечиль, Райхан и Джихан, Повелитель вовсе не вспоминал, хотя ему было стыдно за это перед самим собой. Но все это происходило лишь потому, что одна единственная Мерьем затмевала собой остальных, и султан, очарованный ею, не мог смотреть на других женщин. Возможно ли, чтобы это продлилось вечно?Дворец в Манисе. Гарем
— Покоя мне с вами нет! Рабыни захихикали, когда рассерженный Бончук-ага быстрее пушечного ядра пролетел по гарему, подначивая их и заставляя работать. После этого уже Билги-хатун вошла в ташлык и разогнала бездельниц по делам, раздавая им самую разную работу. Бончук-ага отыскал взглядом Асхан-хатун, которую в числе других девушек отправили сегодня прислуживать в швейную мастерскую. Подозвав рабыню, евнух незаметно для остальных отвел ее за угол, где точно не было лишних ушей. — Будь готова сегодня, Асхан-хатун. Шехзаде Мустафа вернулся, и султанша пожелала, чтобы я сопроводил тебя в его покои. Услышав это, Асхан вся затрепетала, но подавила в себе это чувство волнения, вызванное не предстоящей встречей с наследником, а скорее страхом за то, что ей еще предстоит сделать. — Я вечером загляну к тебе, приведу девушек, которые помогут тебе собраться. И самое главное, уму разуму научу тебя, а то от волнения в обморок упадешь прямо в покоях шехзаде, и он отошлет тебя. Султанша будет очень недовольна. Ты уж постарайся, Асхан. — Я все поняла, Карим-ага, — покорно кивнула девушка. — Ну, ступай тогда, — удовлетворенный ее сообразительностью, Бончук-ага проводил ее взглядом, а после вернулся в ташлык. Стоило ему только войти, как мимо него словно ветер пронеслась Бисера-хатун в бледно-молочном платье, словно призрак. Бончук-ага, задетый ее плечом, тут же поспешил за ней. Схватив рабыню за локоть, он рассерженно посмотрел на нее, пытающуюся вырваться. Вот же нахалка! — Ты куда это собралась, Бисера-хатун? — Я тебе говорила, что если не будешь к шехзаде пускать, я сама пойду. Все, больше ждать не могу, Бончук-ага. Пусти! — Бисера взвилась ужом, пытаясь вырваться из мертвой хватки евнуха. Тот схватил ее еще за другой локоть, пытаясь привести в чувства и остановить. — Шехзаде сейчас не до тебя вовсе, — начал говорить ей Бончук-ага. — Разве не знаешь, что он с Повелителем все время проводит? Станет ли он тебя звать в обход общения с нашим государем? Бисера жалобно выдохнула и все же вырвалась из рук евнуха, который порядком устал ее удерживать. Фаворитка беспомощно посмотрела на коридор, который вел в мужское крыло, к покоям шехзаде. Постепенно она успокаивалась и понимала, что возможно только что чуть не совершила глупость. Ее внезапно открывшийся пылкий нрав постепенно вновь засыпал, и Бисере уже было стыдно за свое поведение. Но желание увидеть любимого и, наконец, разделить с ним радость беременности было больше. Неужели, Мустафа ее забыл? Неужели, теперь не будет к ней приходить, чтобы просто поговорить и провести вместе время? — Бисера, иди к себе, — уже более спокойным тоном сказал Бончук-ага. — Вы же сообщили шехзаде о моей беременности? — Как только он прибыл во дворец, — заверил ее евнух. — Но заставить его прийти в твою комнату мы не можем. Иди к себе, жди ужина. Сегодня Гюль-ага перепелов готовит… Совершенно не заинтересованная в том, что сегодня будет на ужин, в отличие от Бончука-ага, Бисера растерянно поплелась к себе, игнорируя удивленные взгляды наложниц. Казалось, фаворитка с каждым днем страдала от нехватки внимания ее шехзаде, и от того увядала, словно цветок. Асхан, проводившая ее взглядом, печально нахмурилась. Именно ей теперь предстоит разбить сердце Бисеры, стоит ей узнать, что ее подруга отправится на хальвет к шехзаде Мустафе.Вечер того же дня. Дворец в Манисе. Сад
— Что-то ты не особо весела, сестра, — шутливо подначил Мерьем Махмуд-бей, идя с ней под руку по вымощенной дорожке в дворцовом саду. — Ты ведь была рада, что я стал хранителем покоев султана. Что случилось? После разговора с Повелителем Мерьем изъявила желание встретиться с братом, с которым давно уже не разговаривала. Она считала себя виновной в том, что оставила его одного среди незнакомых людей, но выслушав его рассказы о том, как Махмуд быстро нашел общий язык с Повелителем и Мустафой, успокоилась и даже была очень рада этому. Они встретились поздним вечером, когда в дворцовом саду почти никого не было, кроме стражников. Брат с сестрой были рады этому одиночеству, ведь в присутствии султана они не могли вести себя более раскованно. Оба понимали, что дороже друг друга у них отныне больше никого нет. Их разговор плавно касался самых разных тем, и они не спешили вернуться во дворец. Гуляя на поляне, они сворачивали к беседке, где располагались, чтобы отдохнуть. А после вновь продолжали прогулку, наслаждаясь обществом друг друга и относительно спокойным и безветренным вечером в Манисе. — Мне совсем не хочется покидать Манису, Марселло… Кажется, мужчина уже позабыл о том, как его звали раньше, и был слегка удивлен тем, что сестра назвала его тем именем. Махмуд уже привык к новому месту, к имени и тем людям, что окружали его. Поначалу он думал, что еще пожалеет о том, что решился бежать из Венеции, но здесь ему хотя бы была гарантирована сохранность жизни, к тому же, он неожиданно для себя возвысился в глазах султана и сделался хранителем дворца. Как сказала Мерьем Султан, эта должность весьма почетна, и Махмуд теперь вхож в султанский дворец и покои падишаха. Во время похода он также будет воевать не в отряде янычар, а защищать султана и шехзаде. — Ты здесь первый раз, не так ли? — спросил мужчина, посмотрев на сестру. Вновь он увидел в ней покойную матушку, на которую Мерьем была очень похожа. — Думаю, что и последний. Махмуд вдруг остановился и посмотрел на свою сестру серьезно и даже как-то осуждающе. — О чем это ты говоришь? Или уже мысли о смерти начинают тебя посещать? Ты словно наш отец… — Я лишь смотрю вперед, Махмуд, — твердо и без колебаний в голосе ответила Мерьем. — Дай Аллах султану долгие годы жизни, но ведь и он не вечен. Я не представляю, что будет твориться в нашей семье после его смерти. — Шехзаде Мустафа взойдет на трон и будет справедливым правителем, — рассудил Махмуд-бей, не понимая, о чем конкретно говорит госпожа. — В Османской Династии существует закон Фатиха, не подлежащий изменению или не исполнению. Это закон о братоубийстве, — сказав это, Мерьем Султан помрачнела и опустила взгляд, словно он наполнился слезами. — Тот из наследников Османского трона, кто стал султаном, должен убить остальных ради общественного блага, предотвращения войн и смут. Я изучала книги и записи в библиотеке Топ Капы и, прочитав об этом, ужаснулась. До сих пор я помню эти строки… слово в слово: «И кому из моих сыновей достанется султанат, во имя всеобщего блага допустимо умерщвление родных братьев. Это поддержано большинством улемов. Пусть они действуют в соответствии с этим». Махмуд слушал ее и впервые ужасался этим варварским, на его взгляд, обычаям Османской империи. Он никогда о подобном не слышал и теперь сам возгорелся страхом за жизни невинных шехзаде. — О, Аллах, если бы я знала, что мне суждено стать женой султана в Османской империи, я бы прокляла тот день, когда пришла сюда! — в сердцах воскликнула Мерьем Султан. — Неужели, я позволю казнить своих сыновей? — Если на трон взойдет Мустафа, он не казнит братьев, — уверенно завил Махмуд. — Я в этом не сомневаюсь! — А если не Мустафа станет падишахом.? Переглянувшись с братом, Мерьем Султан заметила неподдельный страх и необъятное волнение в его глазах. Эта мысль тоже посетила его также внезапно, как султаншу.Дворец в Манисе. Покои Мейлишах Султан
— Скорее, Гизем, — Мейлишах Султан ожидала, пока ее служанка застегнет на шее красивое серебряное ожерелье с алмазами. Гизем-хатун быстро управилась с тяжелой застежкой, и султанша опустила свои черные распущенные волосы. Посмотрев в зеркало, она осталась довольна своим внешним видом. Платье расшитое легкой серебряной нитью с длинными рукавами, на которых мерцали светлые переливчатые камушки, идеально подходило под легкую и даже простоватую серебряную диадему на голове Мейлишах. Сегодня она вновь торопилась на встречу со своим возлюбленным, получив от него письмо. В голове то и дело возникали мысли о том, правильно ли она поступает, стоит ли продолжать эти встречи. Но когда разум пытался оценить ситуацию здраво, сердце отказывалось подчиняться и, окрыляя султаншу, несло ее навстречу ее счастью, которого она так желала. Эти таинственные встречи подогревали ее азарт, были какими-то легкими и игривыми. Однажды Мейлишах Султан задумалась о том, мог ли Арас-бей стать ее мужем. Естественно, она желала этого больше всего на свете, ведь не могла представить никого другого рядом с собой, не могла позволить, чтобы кто-то касался ее так, как делает это Арас-бей: нежно и в тоже время осторожно, словно касается хрупкой хрустальной вазы. Ей казалось, что от этой любви у нее кружилась голова, а ее саму бросало в жар. После каждого письма Мейлишах смотрела в зеркало и находила свое лицо пунцовым от прочитанных строк, а потом сама садилась за стол, брала в руки перо и писала ответное послание, наполненное самой чистой и искренней любовью. — Пора! — решительно воскликнула Мейлишах Султан. — Иди и посмотри, чтобы никого рядом с покоями не было, я выйду через минуту. Поклонившись, Гизем-хатун выскользнула из покоев, оставляя двери приоткрытыми. И ровно через минуту, когда Мейлишах Султан уже готова была выйти вслед за ней, в распахнутые двери вошел… Повелитель. Мейлишах испуганно попятилась назад, испугавшись, что ее обнаружили, и отец пришел из-за этого, но здраво рассудив, что она была осторожной, и даже птица не знает об отравленных и полученных письмах от возлюбленного, спокойно вздохнула и улыбнулась, когда отец подошел к ней с распростертыми руками. Утонув в его крепких объятьях, Мейлишах Султан продолжала гадать, зачем же он пришел. Ее терзал страх, что встречи с Арасом не состоится, вдруг он не дождется и уйдет, а через день Мейлишах уедет из Манисы. Но вскоре вспомнив о нежелательном и навязанном браке, султанша все поняла и уже была готова к ответам на вопросы отца. Она хотела отсрочить свою свадьбу и знала, что если попросит об этом отца, тот, возможно, не сумеет отказать своей младшей дочери. — Мейлишах. — Повелитель отстранился от султанши, оглядев ее с ног до головы. — Какая ты красавица! Куда же ты собралась в столь поздний час, милая? Судорожно соображая, что бы такого придумать, Мейлишах Султан натужно сглотнула. Больше всего ей не хотелось врать отцу, который сейчас смотрел на нее с такой любовью в глазах, что сложно было смотреть так же в ответ. Все равно ей не удастся так сильно показать, как она счастлива видеть его. — Я к матушке, Повелитель. Мы сегодня ужинаем вместе, — быстро ответила госпожа. Султан Баязид довольно кивнул, а после предложил сесть на тахту. Поняв, что разговор будет долгим, султанша все же села рядом с отцом, который не отпускал ее руку и продолжал смотреть в ее голубые глаза, в которых был виден… страх. Падишах был уверен, что Мейлишах догадалась о причине его визита, и понимал, что она не готова к свадьбе. Он и сам не был готов отдать ее замуж, но таковы были традиции, которым Султан Баязид безоговорочно следовал. Мейлишах Султан же боялась за то, что встреча ее сегодня не состоится. Хотя доля этого страха все же принадлежала мысли о скорой свадьбе. — Думаю, ты знаешь, зачем я пришел к тебе так поздно, — начал разговор Султан Баязид. — Речь идет о твоей скорой свадьбе, Мейлишах. Я здесь, чтобы узнать твое мнение. Ее мнение? Разве оно учитывалось? Матушка уже, кажется, давно все решила и даже пригрозила дочери, чтобы та не смела умолять отца отложить этот брак. Но Мейлишах была непреклонна и решила использовать все средства, чтобы повлиять на Повелителя. — Я одинаково переживаю и за тебя, и за твою сестру, но Шафак легче принять это, ведь скорая свадьба — ее второй брак. А ты испытываешь все это впервые, и я очень переживаю за тебя, милая, — Баязид улыбнулся ей по-отцовски и провел большим пальцем по ее щеке. Мейлишах сидела недвижимо и продолжала слушать. — Что ты думаешь? — Отец, я не хочу этой свадьбы! Предчувствуя такую реакцию, Повелитель умело не выдал своего удивления. Он лишь продолжал терпеливо смотреть на дочь, которая от волнения комкала ткань своего платья, видимо, не решаясь продолжать разговор. — Рано или поздно ты выйдешь замуж. Даже если я отменю свой приказ, тебе нельзя оставаться незамужней. Это долг всех султанш, который они обязаны выполнить. Ты ведь знаешь, что моя тетушка, Хатидже Султан, после моя сестра, Михримах Султан, все они вышли замуж в довольно-таки раннем возрасте. Тебе стоит принять это, к тому же, неужели ты думаешь, что я позволю недостойному человеку стать твоим мужем? — Хотите сказать, что уже есть… мой предполагаемый муж? — на этих словах сердце ухнуло куда-то вниз, и когда султанша увидела согласие в глазах отца, то почувствовала собирающиеся слезы, готовые вот-вот вырваться наружу. — Джафер-паша, адмирал Османского флота, должен стать твоим супругом. Он относительно молод, очень предан мне и государству, к тому же, после похода он станет членом совета, и не будет скитаться по морям. Ты останешься в столице подле меня, Мейлишах. Джафер-паша… Ей это имя теперь было отвратительно, и султанша уже ненавидела своего мужа. Она даже в мыслях обругала себя за то, что назвала его мужем. Нет. Этому не бывать. — Отец, я… не готова. Прошу вас, отложите свадьбу. Я не хочу уезжать от вас с матушкой, не хочу семейной жизни с… незнакомым мне человеком. Не хочу… Видя, что дочь попросту начинает капризничать, как делала это в детстве, Повелитель нахмурился, отчего Мейлишах прекратила голосить и вся сжалась от страха. Что ж, отца не так-то просто убедить в чем-то, и мольбы и рыдания не помогут. Но увидев, как в больших голубых глазах его дочери начали собираться слезы, падишах не мог и дальше выглядеть сердитым. Он понимающе вздохнул и печально улыбнулся, а после Мейлишах крепко обняла его. — Мейлишах, тебе не стоит пугаться. Ваша свадьба состоится не через день, и не через месяц. Я отправляюсь в поход в октябре, и неизвестно, сколько он продлится. Возможно, полгода, а может и целый год. Свадьбы мы сыграем после военной кампании, и за это время ты свыкнешься с этой мыслью и обдумаешь все, что тебя ждет. Я уверен, что ты все поймешь, ведь в конце зимы тебе будет уже восемнадцать, — падишах едва заметно улыбнулся. — Ты — султанша, и должна помнить, что представители монаршей семьи никогда не должны пренебрегать долгом и ответственностью перед династией. Я в ответе за государство и за народ, и я тоже имею определенные обязанности, как султан. Ты же должна нести роль госпожи великой империи и во всем быть преданной. Долг и честь — вот те два спутника династии османов. Мы обязаны чтить традиции наших предков, чтобы сохранить то могущество, что уже имеем. Ей хотелось разрыдаться прямо на плече отца, но Мейлишах сдержалась и, заглянув в глаза Повелителю, увидела в них сопереживание. Но каким бы оно ни было, султанша понимала, что отец остается непреклонным, и ей ничего не удастся. — Мы ведь не бросаем тебя на произвол судьбы, Мейлишах. Мы рядом с тобой: я, твоя матушка, Шафак и твои братья. Ты знаешь, что мы всегда готовы поддержать тебя и защитить. И также сделать тебя счастливой. Подумай еще раз хорошенько над всем, что я тебе сказал. Проводив отца-султана печальным взглядом голубых глаз, Мейлишах Султан подошла к зеркалу и поправила волосы, выбившиеся из прически. Она несколько раз вдохнула и выдохнула, чтобы прийти в себя. Ей предстоит целая ночь, чтобы вновь медленно прокручивать разговор с отцом. Целая ночь размышлений и сетований на судьбу. Гизем-хатун осторожно вошла в покои и окликнула госпожу. — Султанша? — Да, идем, — опомнившись, Мейлишах схватила накидку с капюшоном и вышла из комнаты вслед за служанкой.Дворец в Манисе. Сад
Она облегченно вздохнула, когда увидела знакомый мужской силуэт около розового куста за фонтаном. Арас-бей никуда не ушел и покорно дожидался прихода султанши. Они сначала долго молчали, смотря друг на друга неотрывно и с искренней неподдельной любовью, томящейся на дне их глаз: пронзительных карих и взволнованно голубых. — Я дождался бы вас, госпожа, — говорил ей Арас-бей. — Даже если бы пришлось стоять здесь до утра. Вы разбередили во мне такую бурю, что ничто и никто не в силах ее остановить. — Вы сожалеете? — как-то слишком тихо спросила Мейлишах Султан, смотря на него из-под черных ресниц. — Никогда! Невозможно было описать словами, как она была счастлива. Настолько счастлива, что позабыла все слова отца о долге и чести, что готова была броситься на край свет с этим человеком и навсегда бросить родной дом. Такие сумбурные и в то же время рискованные мысли охватывали ее разум, что Мейлишах Султан порой ужасалась собственной смелости. Арас-бей опустил взгляд к губам султанши, которые он целовал каждую ночь в своем сне. Мейлишах вся зарделась и даже немного испугалась, но когда мужчина неожиданно взял ее за руку и улыбнулся, девушка сдалась и поддалась вперед, прижавшись к его груди. И вот они стояли так близко друг к другу, словно в какой-то красивой книге о любви, и Мейлишах уже тяжело выдохнула, видя, как медленно приближается к ней Арас-бей в намерении поцеловать, как вдруг услышала позади себя возмущенное восклицание. — Мейлишах! Услышав свое имя из уст матери, султанша тут же резко отбежала от возлюбленного и испуганно, словно загнанная лань, посмотрела на валиде, которая подошла к ним через всю поляну. Ее взгляд не выражал ничего хорошего. Позади султанши шел Махмуд-бей, гулявший с ней этим вечером. Если бы не Гизем-хатун, стоявшая на тропинке, в намерении предупредить свою госпожу в случае чего, Мерьем Султан так и не догадалась бы, что в дворцовом саду так поздно может находиться ее дочь. Гизем совершила оплошность, когда не успела спрятаться за куст при приближении султанши. Служанка попросту заскучала и уже мечтала о сне, и теперь виновато смотря в глаза Мейлишах Султан, она винила себя за нерасторопность. Мерьем хватило секунды, чтобы понять, что к чему. Отсюда же складывался ответ на вопрос, почему дочь так упорно отказывается от брака. Думать о том, что она влюблена в раба, для Мерьем Султан было постыдно. — Иди в мои покои! — Валиде, позвольте все объяснить! — Ты слышала меня, Мейлишах, — тоном, не терпящим возражений, воскликнула Мерьем Султан, а после наградила дочь осуждающим взглядом. — Просто позор! Переглянувшись с Махмудом, Мейлишах Султан всхлипнула едва слышно и быстрым шагом покинула их тайное место и даже не взглянула на служанку, что так отчаянно ожидала хотя бы слова со стороны госпожи. Мерьем хотела было высказать все Арасу-бею, в котором была так уверена, отправляя его на службу к сыну по настоянию Ферхата-паши, но ей преградил путь Махмуд, впервые посмотревший на сестру так сурово. — Не нужно, — произнес он, смотря в ее глаза. — Иди к Мейлишах. Мерьем Султан вправду растерялась от увиденного и сейчас сделала бы только хуже. Она согласилась и ушла из сада во дворец, кутаясь в меховую накидку. — Махмуд-бей, — Арас кинулся к хранителю покоев, взволнованный скорее не своей судьбой, а судьбой Мейлишах. — Что теперь будет с султаншей? — Я право не знаю, — растерялся мужчина. — Её ведь должны выдать замуж и… — Но я люблю госпожу! — Прибыв сюда, я сразу понял, что здесь нет места для любви. Это печально и очень странно, — Махмуд вздохнул. — Я всем сердцем желал бы помочь вам, видя, что Мейлишах тоже испытывает ответные чувства, но… здесь ничего не стоят твои слова, если ты не падишах…Дворец в Манисе. Покои на этаже фавориток.
Узнав о своей беременности, Бисера-хатун пообещала себе больше не плакать, чтобы не навредить ребенку, однако, последние события напрочь заставили ее забыть о собственном обещании. Она плакала тихо и беззвучно, пряча лицо в подушку и отдавая слезы ветру, когда стояла у открытого окна, вдыхая осенний воздух. Бисера не заметила, как задремала на своей кровати, и даже принесенный ужин остался не тронутым. Шехзаде Мустафа тем временем разбирал бумаги, касающиеся санджака, когда в его покои постучали, а после Бончук-ага вошел, низко поклонившись. — Шехзаде, простите за беспокойство, но Мерьем Султан велела прислать вам рабыню сегодня. Изволите принять? Мустафа, казалось, сначала не услышал его, а после заинтересованно поднял голову, и посмотрев за спину евнуха, сумел разглядеть низкорослую девушку с светлыми волосами, которые были подобны яркому золоту. Он некоторое время раздумывал над услышанным, а после встал из-за стола, шумно выдохнув. Бончук-ага, расценив это как согласие, довольно заулыбался и уже хотел позвать Асхан-хатун войти, но Мустафа неожиданно вышел из покоев, обойдя растерявшуюся наложницу, которая непонимающе смотрела ему вслед. Бончук-ага взволнованно выглянул из покоев. Асхан растерянно посмотрела на него. Неужели, шехзаде отказался… — Возвращаемся, — сухо произнес Бончук-ага. — Клянусь Аллахом, Мерьем Султан меня убьет, а Гюль-ага потом приготовит в жаркое… Мустафа шел по знакомому пути гарема и вскоре оказался на этаже фавориток. Бисера сладко спала на своей кровати и, взглянув на нее, шехзаде понял, как сильно по ней скучал. Ее выражение лица было таким милым и умиротворенным, что шехзаде не смог удержаться и погладил девушку по шелковистым темно-каштановым волосам. Проснувшись, Бисера сначала неверующе посмотрела перед собой, а резко села в постели и не успела толком ничего сказать и удивиться, как шехзаде поцеловал ее нежно и трепетно, отчего у девушки закружилась голова, и она с легкостью расслабилась, позволяя увлекать себя в этот поцелуй. — Как же я скучал, — неожиданно произнес наследник. — Шехзаде, я уже столько всего надумала себе! Сначала решила, что вы забыли меня, потом, что… разлюбили. — Я рядом и никуда не уйду. Растроганно улыбнувшись, Бисера крепко обняла Мустафу за плечи, чувствуя, как он продолжает целовать ее шею. Шехзаде на еще не виднеющийся живот фаворитки и любовно погладил его. Влюбленные счастливо переглянулись, и Бисера, наконец, успокоилась, удобно устроившись в объятьях любимого, который остался с ней на ночь. Обнимая его и чувствуя родное тепло рядом, девушка понимала, что безгранично счастлива, и что наследник все же не забыл ее. Теперь и она имела право думать, что не безразлична ему, и что он любит ее. А большего для нее и не нужно было. Когда сумерки начали рассеиваться, уступая место медленно приходящему осеннему прохладному утру, фаворитка шехзаде Мустафы, Нафиса, крепко держала за руку любимого и слушала из его уст стихи. Узнав, что она приняла мусульманство, шехзаде, не раздумывая, выбрал ей имя, которое на его взгляд больше всего подходило фаворитке, и теперь Нафиса-хатун счастливо улыбалась, мысленно привыкая к новому имени.