Спустя месяц. Стамбул. Дворец Долунай Султан
Дни сменялись один за другим также размеренно и неторопливо, как сменялись месяца, и вот уже наступил октябрь, принесший с собой холодную свежесть ветра и унесший теплые лучи золотого солнца. Чаще стали идти дожди, сопровождаемые раскатами грома и вспышками молний, а после наступал резкий обдуваемый ветер, колышущий голые ветви деревьев. Несмотря на эти перемены в погоде, Долунай Султан приходила к внутреннему спокойствию и согласию, прогуливаясь по небольшому одичалому садику позади дворца, который после смерти матери Повелитель отдал ее дочери и новоиспеченному супругу, Мустафе-паше. Девушка низкого роста с еще не сформировавшимися женскими формами, ярко-рыжими непослушными волосами и голубыми глазами, контрастирующими с ее бледной кожей, не пришлась по душе Мустафе-паше, который в свои уже довольно-таки зрелые годы был искушен в любовных ласках и красоте женщин, проводя время в кабаках. Впервые увидев свою супругу в первую ночь, Мустафа-паша почувствовал отторжение к этой еще только юной девушке, ведь Долунай совсем недавно исполнилось шестнадцать. Сама султанша нисколько не сетовала на собственную судьбу и покорно принимала ее, так как сама согласилась на этот брак, не желая жить в одиночестве и воспитывать младших братьев. Султанзаде Коркут и султанзаде Селим жили вместе с сестрой и не ведали, что каждый вечер она плачет в своих покоях, ведь днем она проводила все свое время с ними, играла и улыбалась. Мустафа-паша весьма посредственно относился к жене и иногда не являлся домой вечерами, что только радовало Долунай, которая спокойно засыпала в своей постели, чувствуя облегчение. Но те ночи, что паша проводил во дворце, султанша проклинала, словно это была ночь с дьяволом. Несмотря на возраст, паша не стыдился своих пороков, а видя отношение молодой жены к этому, только ухмылялся. Для Долунай он был излишне противен и безобразен, но и о чистой взаимной любви она не мечтала, так как была лишена этих чувств, давно решив, что они приносят только боль и разочарование, а после угнетают тебя до конца жизни, разрывая сердце. Она видела, как мама любила отца, и как их отношения вдруг стали холодными и отстраненными, словно они были чужие люди. Долунай не могла простить матери ее согласие на брак с Касимом-пашой, Эсмехан Султан же в свою очередь пресекала все возможные разговоры об отце, не подозревая, что девушка каждый вечер вспоминала о нем и плакала. Боль от размолвки родителей, смерть отца, отстраненное отношение матери к ней, ее смерть и брак, приносящий лишь горести, сделали сердце Долунай Султан каменным, лишив его всяких чувств и покоя. На смену слезам по причине разочарования и угнетения пришел трезвый разум и холодная расчетливость. В этом она точно не была похожа на покойную матушку. Возвращаясь из мечети, где была похоронена Эсмехан Султан, Долунай не спеша вышла из кареты, опираясь на руку Эсин-калфы, которая служила их семье очень долго, и после смерти Эсмехан перешла на службу к ее дочери. С отвращением посмотрев на свой дворец, Долунай Султан помогла вылезти из кареты Селиму, который был самым младшим, в то время как Коркут был уже тринадцатилетним мальчиком и все делал самостоятельно. Эсин-калфа дала кое-какие указания рабыням, а после обратилась к госпоже, которая продолжала смотреть на высокие каменные стены дворца. — Султанша, прикажите растопить хамам, как вы и хотели? — Да, — слегка рассеянно ответила та, а после обернулась на калфу. — Паша уже дома? — Мне сообщили, что он уже вернулся, султанша. — Что ж, сегодня мой вечер не пройдет в спокойствии, — слегка хмуро произнесла она и двинулась в сторону распахнутых дверей. Коркут и Селим направились вслед за ней, вошедшей внутрь дворца. Долунай Султан сняла свой темно-синий плащ, отдав его служанке. Внутри чувствовалось тепло от каминов в противовес жгучему холодному ветру на улице. — Идите наверх, — заботливо поправив воротник кафтана Селиму, сказала Долунай Султан, а после улыбнулась, когда младший брат крепко сжал ее руку. Мальчики послушно поднялись на второй этаж, столкнувшись с Мустафой-пашой. Мужчина, кряхтя и переминаясь с ноги на ногу, спустился по лестнице, ухмыльнувшись при виде супруги, которая сделала вид, что не заметила его. Вопреки тому, что он жил здесь на правах мужа султанши династии, Мустафа-паша не испытывал каких-либо чувств угрызения совести, наоборот, он вел себя в стенах дворца по-хозяйски и даже развязно, отчего Долунай иногда казалось, что это она живет в чужом дворце, а не он. Долунай Султан в своем темно-синем платье из плотной ткани с высоким воротником слегка горделиво прошествовала в холл, где слуги уже накрыли низкий столик для ужина. Не смотря на то, что она ничего не ела с утра, аппетит так и не пришел, и султанша с толикой омерзения взглянула на стол, а после на вальяжно расположившегося мужа на шелковых подушках. — Как съездили в мечеть, султанша? — спросил Мустафа-паша, скорее, чтобы скрасить молчание, которое напрягало их обоих. — Хорошо, — отозвалась та, не смотря на мужа. Долунай вдруг вспомнила о чем-то важном и, поразмыслив немного, решила все же озвучить то, что пришло ей на ум. Отчего-то она испытывала страх перед мужем, хотя внутренне понимала, что из них двоих раб он, а она госпожа. К чему эти страхи? — Мне прислала письмо моя тетушка, Шах Султан. Она совсем скоро прибудет в столицу со своей дочерью. Я предложила им разместиться у нас и… — Она будет жить в нашем дворце? — слегка раздраженно спросил Мустафа-паша. От этих слов Долунай вспыхнула в возмущении, но промолчала, решив сделать вид, что не услышала. — Пока она в Румелии, у Фатьмы Султан. Мне бы хотелось встретить Шах Султан у себя. Она недавно потеряла мужа, он умер от болезни. Мы с ней похожи в том, что потеряли близких людей. С Фатьмой Султан мы не особо близки… — И надолго ли прибывает ваша тетушка? — До свадеб Шафак и Мейлишах она будет здесь. — Что ж, я понял, — весьма скупо заключил он, отпив шербета из кубка. Почувствовав сладкий вкус напитка, Мустафа-паша поморщился. — Кто-нибудь, вина принесите! Служанки долго не решались выполнить его приказ, так как употребление вина было еще одним пороком Мустафы-паши, и Долунай старалась это пресечь, но каждый раз терпела поражение. Невысокая рабыня принесла кувшин с вином, и Мустафа-паша, наконец, налил кубок до краев, а после жадно припал к нему. От этого Долунай Султан неприязненно поморщилась. Есть теперь совершенно расхотелось, и она желала скорее вернуться в свои покои. Быть может, паша сегодня, отведав вина, не пожелает исполнять свой супружеский долг, и пока он здесь допивает этот кувшин, султанша сможет уснуть в одиночестве. — Грядет военный поход, — развязно продолжил Мустафа-паша, слегка охмелевший от вина. — Повелитель сегодня вызывал меня к себе и… — Вы отправляетесь с ним? — с надеждой в голосе спросила Долунай, желая избавиться от общества мужа на долгие месяцы. Уловив в ее голосе эту счастливую нотку, Мустафа-паша лишь рассмеялся, наслаждаясь растерянным лицом жены. — Нет, я остаюсь в столице, султанша. Я назначен регентом на время отсутствия Повелителя. Ваше счастье, что нам не придется расставаться, не так ли? — он лукаво улыбнулся, а после сделал еще один глоток из кубка. Не сумев скрыть разочарованного вздоха, Долунай Султан почувствовала, как была готова разразиться слезами от этой жизни. О чем она думала, соглашаясь на этот брак? Нет, она не искала возможности познать любовь, но желала получить уважение и искреннюю заботу со стороны мужа. Ей было невдомек, что Повелитель выберет ей в супруги такого алчного и противного старика, который не отличался добротой душевной и не мог похвастаться понимающим сердцем. В ее голове промелькнула мысль, что уж лучше бы она вышла замуж за Касима-пашу, однако, вспомнив, что тот вскоре женится на Шафак, султанша отбросила эти мысли. Что случилось, то случилось. За окном послышался пронизывающий ветер, и вскоре этот звук стих, утопая в беспроглядной тьме надвигающейся ночи. Кое-как распрощавшись с мужем, султанша быстрым шагом направилась в свои покои и, зайдя внутрь, неосознанно закрыла за собой двери на засов, прислонившись к ним спиной. Будь, что будет, но сегодня она не намерена принимать Мустафу-пашу, и пусть он разнесет хоть весь дворец. Даже не раздеваясь, она подошла к зеркалу и сняла со своих волос диадему, а после в платье легла поверх покрывала на постель, сжимая в руках одну из маленьких подушек. Несколько свечей продолжали догорать в покоях, и Долунай Султан попыталась успокоиться. В тишине она услышала звук неровных и рассеянных шагов за дверью. Прислушавшись, Долунай Султан продолжила молчать, ожидая, что будет дальше. Нетрезвый паша кажется, пару раз дернул дверь, но поняв, что она не поддается ему, ушел. Султанша облегченно выдохнула. Видимо, он был слишком пьян, чтобы стучать в двери и кричать, чтобы жена их открыла. О том, где он будет спать, султаншу не волновало. Когда тишина полностью вступила в права во дворце, Долунай сумела прикрыть расслабленно веки и тут же провалилась в сон, которого так ждала.На следующий день. Дворец Топ Капы. Покои Мейлишах Султан.
Черные густые волосы подобно ореолу были раскинуты на коленях Шафак Султан, которая медленно и заботливо поглаживала младшую сестру по плечу, пока та тихо и приглушенно рыдала, не в силах совладать со своими чувствами. — Мне кажется, что я будто умираю. Каждый день. Каждый час, — призналась Мейлишах Султан. Из красных опухших глаз вновь потекли слезы. — Прекрати, Мейлишах, — с укором в голосе отозвалась Шафак Султан. — Ты разрываешь мне сердце, и не только мне. Валиде беспокоится о тебе, но ты не желаешь ее выслушать. — Мне было достаточно того разговора в Манисе. Нахмурившись, Шафак Султан стала припоминать о том, что случилось в санджаке ее брата, ведь по прибытии Мерьем Султан долго не разговаривала с младшей дочерью, в чем-то ее упрекая. К тому же, было приказано немедленно объявить о помолвке Шафак Султан и Мейлишах Султан с Касимом-пашой и Джафером-пашой соответственно. После этого известия ее младшая сестра еще больше опечалилась, но все же не рассказывала всей правды. — Ты никогда не говорила, что случилось у вас. Прошел уже месяц… Мейлишах Султан встрепенулась и поднялась с колен сестры. С заплаканными глазами, осунувшимся бледным лицом и растрепанными волосами она вовсе не была похожа на госпожу династии, Мейлишах, что всегда следила за собой, выбирала лучшие наряды и купалась в роскоши и драгоценностях. На ней было темно-розовое платье с золотыми узорами на груди и обтягивающих рукавах. Черные волосы были не уложены в какую-либо прическу, а просто раскинуты по плечам. — Лучше бы ничего этого не было, не было той любви… — О чем ты говоришь? Ты влюбилась? — Арас-бей, — машинально ответила Мейлишах, и произнесенное имя эхом боли отозвалось в ее груди. — Он… хранитель покоев в Манисе, лучший друг Мустафы. Еще до болезни отца… мы встретились с ним. Мне тогда казалось, что я веду себя глупо, идя на поводу у внезапно вспыхнувших чувств, но время шло, и эти чувства не угасали. Ко всему прочему, я узнала, что он чувствует тоже самое. Аллах Всемогущий, ведь Карим-ага предупреждал меня, но я… не слушала. Содрогнувшись от услышанного, Шафак Султан в ободряющем жесте приобняла сестру за плечи, давая ей возможность выговориться. — Тебе не стоило давать волю этим чувствам. Это было опрометчиво, Мейлишах. — Тогда мне казалось, что чудеса возможны, и я смогу стать счастливой… с ним. Сейчас понимая, что во всем виновата сама, я чувствую пустоту внутри себя. Как я могла подвергнуть его опасности? Ты знаешь, ведь валиде чуть не рассказала все отцу. Я тогда еле отговорила ее, на коленях вымаливала у нее прощения. Шафак впервые стало не по себе, и она представила, что действительно чувствовала ее сестра, если готова была на все, чтобы спасти своего любимого. — Она пообещала, что ничего расскажет, но я должна забыть об Арасе, никогда не встречаться с ним и вести себя достойно, потому как совсем скоро выйду замуж. — У вашей истории другого конца быть не могло, — мягко возразила Шафак. — Тебе бы не позволили стать женой Араса-бея, и ты продолжала бы страдать. Мейлишах всхлипнула подобно маленькой девочке, а после опустила взгляд к своим сложенным на коленях рукам. — Знаешь, что матушка сказала мне тогда? — слегка таинственно, но в тоже время пугающе произнесла Мейлишах. — Что я глупа, раз дала волю этим чувствам, потому как будущего у нас с ним нет. Она поняла, что я пыталась отказаться от свадьбы из-за Араса, а еще… — девушка запнулась, — еще, когда я попыталась возразить и отстоять свое право на любовь, она сказала, что отречется от меня, если я воспротивлюсь их с Повелителем воле. Мейлишах вновь вспомнила тот момент, когда она рыдала в покоях матери в Манисе, сидя на тахте, а Мерьем Султан беспокойно расхаживала по комнате, ругая дочь и обвиняя ее в позоре. Та ночь показалась султанше бесконечной, так же как и пролитые от горя слезы. С тех пор она не видела Араса, но сумела убедить Мерьем Султан, что он ничего плохого не совершил, и не стоит идти на встречу с ним, дабы все это узнать. Покидая Манису, Мейлишах даже не смогла взглянуть на него в последний раз, так как он был во дворце и не смел выходить. Для отца и брата эта ситуация не была известна, однако Махмуд был в курсе, но хранил эту тайну и обещал не выдавать. Он был больше на стороне Мейлишах, чем на стороне сестры, но понимал, что ничего поделать не может, так, же как и попытаться помочь. — Мейлишах, забудь о нем, — неожиданно твердо произнесла Шафак Султан. — Ты не должна подвергать его опасности. Тебе ли не знать, на что способна валиде в гневе. Она не пощадит его. Пусть все будет так, как есть. — Но я не хочу замуж! — вновь капризно воскликнула черноволосая султанша. — Ты смирилась с этим, но я не ты. Я не могу вот так вот просто быть спокойной. — Да, я смирилась. Потому что иного выхода не вижу. Так было, и когда я выходила замуж за Ферхата-пашу. Пойми же, что какими бы султаншами династии мы не были, мы не вправе решать все. Нашими судьбами вершит Повелитель. Мейлишах в беспомощности прикрыла глаза и легла на постель. Шафак заботливо укрыла сестру одеялом, садясь рядом. — Касим-паша… неплохой. Также как и Джафер-паша. Они относительно молоды, тебе не стоит так пугать саму себя. Посмотрела бы ты на Долунай. Она бедная страдает в браке с Мустафой-пашой, но смиренно терпит, потому что сама дала согласие на него. Мустафа-паша благородием и добротой не славится, также как и военными заслугами. Отец его даже в поход не берет, — рассказала рыжеволосая султанша. Слушая сестру, Мейлишах ощущала, как проваливается в сон от ее спокойного голоса. Когда же дыхание султанши стало размеренным, Шафак Султан поднялась с постели и, бросив на сестру обеспокоенный взгляд, вышла из покоев, наказав служанке, Гизем-хатун, следить за султаншей. Та покорно склонила голову, все еще чувствуя вину за то, что их правда с Арасом-беем открылась, и из-за этого ее госпожа теперь так страдает.Дворец Топ Капы. Покои управляющей гарема
Октябрь был ей не по душе из-за своей капризной погоды. С самого раннего утра султанша чувствовала легкое недомогание вследствие переменчивого ветра за окном, который то утихал, то вновь начинал беспощадно завывать. Гюльнихаль-хатун заботливо предложила госпоже растопить камин, и Мерьем Султан согласилась, а после равнодушно наблюдала, как евнухи суется в ее покоях, которые через несколько мгновений залило огненным светом, а после его тепло рассеялось в просторной опочивальне. Облачившись в одно из своих привычных темных одеяний, а именно платье глубокого синего цвета с золотыми переливчатыми узорчатыми вставками на груди и рукавах, Мерьем Султан попивала кофе, сидя на тахте, и осматривала покои, в которых жила уже почти восемь лет. Сколько хозяев повидала эта опочивальня, сколько переливчатых песен было здесь слышно, сколько проводилось праздников. Поймав себя на мысли об увеселениях, султанша нахмурилась. Ей в пору было грустить, но не радоваться. Совершенно не хотелось устраивать праздники для наложниц, женщине казалось, что все только и будут делать, что обсуждать ее состояние, не смотря на то, что Чичек-хатун поклялась никому ничего не говорить. Мерьем мерещилось. Мерещилось, будто бы все вокруг открыто смеются над ней. К полудню выгнав всех служанок из своих покоев, султанша села за низкий письменный столик, расположенный на одном возвышении с тахтой. Открыв нижний ящик небольшим золотыми ключиком, Мерьем достала оттуда толстую тетрадь с твердым переплетом темно-красного цвета. Записывать свои мысли в эту тетрадь она начала с тех пор, как вернулась из Венеции. Это странное путешествие на родину стало чем-то символичным для султанши, и она начала по-другому ценить то, что имела. Самая первая запись была о Фиоренце и о том дне, когда Мерьем удалось ее отыскать и тут же потерять. Дальше страницы были исписаны ровным турецким почерком, и буквы, складывавшись воедино, воссоздавали предложения и мысли, которых не касался ни один любопытный взгляд. Открыв новую пустую страницу, Мерьем Султан вновь начала свою «повесть», излагая тяжелые для нее мысли на бумагу в надежде, что этот дневник скроет от всех то, что она чувствует на самом деле. Мейлишах. С тех самых пор, когда на свет появилась Мейлишах, Мерьем Султан всячески оберегала ее от всего дурного, потому как считала, что ее дочь должна жить счастливо не только за себя, но и за погибшую сестру-близнеца, Эмине Султан. Мерьем все еще помнила, как на второй день после родов ей принесли небольшой сверток, из которого виднелось розовенькое личико, но лекарша, проверявшая ее состояние, не разделила радости своей госпожи. Она сообщила, что ранним утром скончалась ее вторая дочь, Эмине. Услышав это, Мерьем крепко прижала к себе Мейлишах, боясь, что какие-то всевышние силы отберут и ее. Мейлишах Султан всегда отличалась своей непокорностью, и ее валиде безукоризненно выполняла все просьбы, делая все, что в ее силах. Но если эти капризы она прощала дочери в детстве, то с возрастом уже желала от нее проявления покорности и смирения. К сожалению, Мейлишах этим не отличалась, потому и шла наперекор судьбе и всем решениям, касающимся ее. Шафак. Она познакомилась с этой маленькой рыжеволосой девочкой, когда той было около трех лет, и сразу же увидела в отражении голубых глаз свою подругу, причиной смерти которой была сама Мерьем. Однако, детское невинное личико не выражало обвинения или осуждения, ведь она попросту не знала всей правды, и Мерьем Султан, чувствуя огромный груз вины, который будет преследовать ее всю жизнь, обязалась перед Аллахом воспитать Шафак Султан. Шафак была покладистой и учтивой. Она прилежно училась и сумела подружиться со всеми братьями и сестрами. Шафак Султан отличалась чутким сердцем, способностью любить и сочувствовать. Сострадание и милосердие не были чужды этой девочке, и она в свои годы рассуждала, совсем как взрослая. Сейчас, когда дочери выросли, Мерьем понимала, что должна их отпустить в дальний путь. Во взрослую жизнь. И пусть эти браки будут заключены на политической основе, Мерьем Султан дарует им счастье и любовь, которые султанши отыщут в своих будущих семьях. Словно по волшебству, когда султанша закончила писать последнее предложение, в покои вошла Шафак Султан. Девушка была облачена в красивое и изысканное платье из сиреневого шелка, а в ее ярко-рыжих волосах, похожих на осеннюю листву, сверкала золотая диадема. — Шафак, — хозяйка покоев расцвела в улыбке и, быстро спрятав свою тетрадь в нижний ящичек, встала с подушек, чтобы поприветствовать дочь. Они крепко обнялись, а после Мерьем вгляделась в слегка печальное лицо девушки. — Валиде, — молодая султанша улыбнулась матери, — как вы? Я так соскучилась по вас. Эти подготовки к свадьбам утомляют меня. Церемонии ведь будут только после похода, к чему так рано нужно выбирать ткани? Вдвоем они расположились на тахте, когда вошедшая в покои Гюльнихаль-хатун принесла блюдо с фруктами и два кубка с клубничным шербетом. — Я решила, что будет лучше обсудить эти тонкости до похода. Когда Повелитель вернется с долгожданной победой, дай Аллах, мы тут же организуем пышный праздник в честь тебя и Мейлишах. — Аминь, матушка. Осторожно заглянув в глаза дочери, Мерьем вздохнула. — Что ты думаешь о решении Повелителя? — Признаться, я в смятении, что отец пожелал, чтобы я стала женой Касима-паши. Мне он всегда казался пугающим… — Шафак медлила, потому как не могла подобрать подходящих слов, чтобы описать все свои чувства. — И я до сих пор боюсь его. Думаю, мне будет трудно поначалу. Но я справлюсь! — горячо заверила она матушку. — Валиде, вам не стоит беспокоиться. Тепло улыбнувшись дочери, что так самозабвенно приносит себя в жертву политике, Мерьем Султан все же не сумела скрыть своего разочарования по поводу того, что ее зятем станет Касим-паша. Она не до конца доверяла этому человеку и не могла быть точно уверенной, что с ним Шафак Султан будет счастлива. Но в таком важном вопросе идти наперекор желанию султана было опасно и опрометчиво. Видя, как дочь старается во всем отдаться долгу перед династией османов, султанша вспомнила Мейлишах, яро отрицающую брак и все, что с ним связано. Почему две султанши были такими разными? Отчего та, что была ее кровной дочерью, вела себя, будто бы не желала признавать хоть какое-то родство с династией и с самой Мерьем Султан, а другая, ставшая воспитанницей, покорно принимала свою судьбу? Где Мерьем так ошиблась, что теперь разочаровывалась в родной дочери? — Шафак, не смотря ни на что, ты все же — госпожа, и Касим-паша не посмеет обидеть тебя. Ты знаешь, что всегда можешь обратиться за советом ко мне, и Повелитель тоже на твоей стороне. Не стоит бояться, — ободряюще улыбнулась Мерьем, погладив дочь по бледной щеке. — Я рядом. — Благодарю вас, матушка, за вашу заботу и любовь. Признаться, если бы не вы, то я бы никогда не познала всего этого. Свою родную мать я, увы, не помню. Даже лица ее не могу в памяти воссоздать… Все так смутно, — Шафак помрачнела от упоминания своей настоящей валиде. — Но это в прошлом. Я всегда молюсь Аллаху за ее покой, но знаю, что вы, как никто другой, поддержите меня во всем. Мать и дочь трепетно и крепко обнялись еще раз, уже задержавшись на несколько секунд дольше в объятьях. — Я была у Мейлишах, — осторожно начала Шафак, посмотрев внимательно на матушку. — Она в слезах рассказала, что произошло в Манисе. — Со временем она поймет, что я поступаю правильно по отношению к ней. Я не презираю любовь и даже понимаю ее чувства, но для нее, султанши Османской династии, нет места воли и желаниям. Как Повелитель решил, так и будет. — Вы сказали, что уважаете любовь, почему же не помогли Мейлишах выйти замуж за того бея? — мягко возразила рыжеволосая девушка. — Если бы вы поговорили с Повелителем, то… Вместо ответа Мерьем наградила дочь долгим серьезным взглядом, отчего так сразу сникла и решила не продолжать этот разговор. Она всем сердцем хотела бы помочь сестре, но понимала, что это невозможно. Вопрос о браке давно решен, и если еще можно было как-то повременить это, то теперь с открывшейся правдой о любви Мейлишах к недостойному рабу, Мерьем Султан не станет потакать капризам младшей дочери. Ей нужно научиться достойно подчиняться приказам. — Ты ведь уже была замужем, Шафак, — отозвалась Мерьем, — ты понимаешь, что есть брак и что необходимо, чтобы в семье супруги, если не любили, то хотя бы уважали друг друга. — Я это понимаю, — согласилась с ней Шафак Султан, вспоминая свой брак с Ферхатом-пашой, где она отдавала всю себя без остатка попытке построить семейное счастье, а он был полностью отягощен мыслями об ее сестре. — Совсем недавно я читала одну книгу, написанную несколько лет назад османским философом, жившим тогда при дворе Топ Капы. Кажется, это было во времена правления Султана Баязида II, — призадумавшись, Мерьем немного помолчала. — Он размышлял о том, какая женщина в империи счастливее: одалиска в гареме султана или законная османская принцесса. Заинтересованно слушая матушку, Шафак Султан не заметила, как облокотилась на спинку тахты, как всегда делали они в детстве с братьями и сестрой, когда слушали рассказы матушки перед сном. — И кто же, валиде? — Ни одна из них, — грустно заключила Мерьем Султан. Удивленно вскинув брови, Шафак терпеливо продолжила ожидать продолжения рассказа. — Если женщина не познала любви, она несчастна, кем бы ни была. Не всегда ведь в гареме случаются великие истории любви, как у Султана Сулеймана и Хюррем Султан… — Или ваша с отцом история, — поспешила добавить девушка, за что Мерьем наградила ее снисходительной улыбкой. — Хюррем Султан любила падишаха и из любви черпала свое счастье. Но были женщины, которые за всю жизнь в гареме так и не смогла обрести покой и полюбить. Они были фаворитками султанов, рожали детей, но не были счастливы, от того и страдали в стенах душного гарема. А османские принцессы были вынуждены выходить замуж без любви и не иметь возможности видеть даже лица мужа до первой ночи. Они уходили из родного дома в пугающую неизвестность, и это становилось первым шагом их ненависти ко всему живому. Они боялись стать свободнее и открыть свое сердце для любви, от того и печалились. — Выходит, что любовь есть причина всех бед? Мерьем Султан не ответила на этот вопрос, и это означало ее согласие. Она перевела взгляд к огню, полыхающему в камине, и также безрадостно вздохнула. Шафак Султан задумалась о том, что есть любовь, и удастся ли ей когда-нибудь познать ее. Султанша давно смирилась с навязанными браками и тем, что сердце ее бьется лишь потому, что это закон природы, а не метаморфозы, вызванные неожиданным всплеском чувств и эмоций. Мысль об одном человеке почему-то не давала ей покоя, и Шафак ужаснулась от того, что размышления о любви внезапно свелись к упоминанию Махмуда-бея и их последней встречи… Когда Повелитель вернулся в столицу, Шафак Султан получила небольшое послание, в котором ее просил о встрече Махмуд-бей. От матушки она узнала, что отец даровал ему должность хранителя покоев и даже намеревается взять с собой в поход. Все это не могло не радовать султаншу, однако в ее груди рождалось беспокойство относительно того, что же хотел получить от этой встречи Махмуд. Вдруг их увидят? И не дай Аллах, случится все также, как и у Мейлишах… Но впервые в жизни Шафак доверилась голосу сердца, а не разума, а потому через час она с Пелин-хатун направлялась в дворцовый просторный сад, где у каменного фонтана ее ждал Махмуд. Увидев его, султанша не могла не отметить, что тосковала. По их разговорам, его шуткам и взгляду, такому пронзительному и изучающему. На нее еще ни один мужчина не смотрел так, а уж Махмуда она считала достаточно взрослым для ее возраста. Он едва ли был старше Мерьем Султан. — Шафак Султан. Он никогда не называл ее «султанша» или «госпожа». И от этого незначительного в их встречах момента Шафак начала любить собственное имя. Это глупость, считала она, но противиться сердцу она больше не желала. — Как вам Маниса? — спросила султанша, улыбаясь так искренно и добродушно, что Махмуд не мог не улыбнуться в ответ. Нет, он все же тосковал по ее красивому лицу. — Не так красива, как Венеция, — усмехнулся хранитель покоев. — Пора бы уже позабыть о Венеции. Ваш дом теперь здесь. И как вижу, ваша жизнь налаживается. Отец даровал вам должность хранителя покоев. Примите мои поздравления. Махмуд ее радости не разделил, и Шафак уже решила, что сказала что-то не так. Она нахмурилась, увидев, как он тяжело вздохнул. — Повелитель принимает самые разные решения. Одно из них касается вас, Шафак Султан. — Да, я понимаю, о чем вы. После похода я выйду замуж за Касима-пашу. — Вы смирились с этим? — У меня нет выбора, — девушка равнодушно пожала плечами. — Я должна. — Мне горько осознавать, что я ничем не могу помочь ни вам, ни Мейлишах. Что касается любви, традиции Османской империи жестоки по отношению к династии. Вам нельзя выбирать тех, кого любите, а смиренно соглашаться с тем, что решает для вас ваш султан. Я никогда не смогу принять эти законы. Это варварство. Также как и казнь шехзаде при восхождении на трон самого старшего наследника. На это Шафак промолчала, но мысленно согласилась с мужчиной. Но чего же он хочет от нее? Зачем решил встретиться с ней? — Простите, что не ответила на то ваше письмо. — Вам не за что просить прощения, — отозвался Махмуд, понимающе кивнув черноволосой головой. — Оно показалось мне… немного не таким, какое шлют друзья друг другу, — на этих словах Шафак Султан густо покраснела и опустила голову. — Неужели? — Махмуд удивленно вскинул брови. — Я так не думаю. Странно, что вы решили, будто бы ваши слова это правда. Шафак тут же поймала себя на совершенной глупости. Действительно, это ведь она посчитала это письмо скорее любовным, чем дружеским, а теперь, изложив свои мысли, была вынуждена краснеть перед мужчиной, на чьем лице царствовала ухмылка Как она могла вообще подумать о таком? Конечно же, Махмуд просто интересовался, чем она занимается в Топ Капы в одиночестве. Ни слова, ни намека о любви не было. Шафак слегка разочарованно выдохнула, но сумела взять себя в руки и даже улыбнуться. Будет лучше, если она перевернет все это в шутку, а потом вовсе забудем об этом. — В любом случае, вам не стоило писать мне, — неожиданно твердо произнесла госпожа. — Я скоро выхожу замуж, и мне запрещено общаться с другими мужчинами. Если кто-то узнает… — Но никто не узнает, — уверенно произнес Махмуд. — Все равно, нельзя быть настолько опрометчивыми. Мне приятно ваше общение, но все же… Снова эта недосказанность. Шафак просто терялась в собственных мыслях и не понимала, отчего ей было трудно сформулировать какое-то предложение. Махмуд же не выглядел таким же взволнованным, и это еще больше пугало султаншу. Оставаться совершенно спокойным было просто невозможно. — Совсем скоро мы отправляемся в поход. Надеюсь, без моего общения вам не будет здесь скучно. — Берегите себя. Если вы вернетесь живым и невредимым, я возблагодарю Аллаха за это. — Вам следовало бы молиться за здоровье будущего мужа, султанша, — усмехнулся Махмуд. — И это тоже, но… — Да хранит вас Аллах! — с этими словами Махмуд-бей поклонился и покинул дворцовый сад, провожаемый голубыми глазами, наполненными солеными слезами. Что за дьявол овладел ее сердцем сейчас? Отчего она впервые в жизни начала жалеть о том, что выходит замуж за другого человека? Или это та любовь, о которой все говорят? Шафак не доводилось испытать этого чувства, но она свято верила, что в браке ей удастся полюбить или хотя бы снискать уважения со стороны мужа. Отчего же Аллах испытывает ее сейчас, рождая в ее душе чувства к другому мужчине в обход ее будущего супруга, который, как считала султанша, достоин любви не меньше? Нет. Стоит похоронить эту любовь, пока она не начала приносить одни лишь беды. Стоило султанше вспомнить эту встречу, как она тут же помрачнела. Благо, что матушка не заметила этого, также как и она, увлеченная собственными размышлениями. — Я поговорю с Мейлишах, — внезапно сказала Мерьем Султан. — У меня у самой сердце разрывается от осознания того, что она злится на меня. — Валиде, я пыталась вразумить ее, тоже говорила, что вы желаете лишь добра, но она ничего не желает слушать. Навестите ее вечером, сейчас она заснула. Благодарно улыбнувшись старшей дочери, Мерьем Султан сжала ее ладонь в своей.Дворец Топ Капы. Султанские покои.
Вернувшись в Стамбул, Султан Баязид незамедлительно приступил к подготовкам к военному походу. Часть запланированных работ уже была выполнена Касимом-пашой, и Повелитель остался доволен, чем очень радовал Великого визиря. Надо сказать, что Касим-паша, пусть и представлял собой человека со сложной и противоречивой натурой, прекрасно справлялся с вверенными ему обязанностями и честно нес должность Великого Визиря Османской империи. При столь огромном влиянии оставаться милосердным и понимающим было просто невозможно, оттого весь Совет Дивана с пашами и беями недолюбливали Касима-пашу, но справно продолжали выполнять все приказы. Как Повелитель и предполагал, наступили холода вместе с дождями и серыми грозовыми тучами, а это означало, что работа Габсбургов по строительству границы была приостановлена. Тоже самое сообщали и османские шпионы, и это было сигналом к началу военного похода. — Повелитель, я сегодня был на верфях, и мне сообщили, что все подготовки завершены, и в случае чего, нам будет оказана поддержка с моря. Джафер-паша лично руководил строительством кораблей, — доложил Касим-паша. Султан слегка задумчиво скользнул взглядом по разложенной на столе карте, а после перевел взор на раскрытую террасу. — Выйдем на воздух. Касим-паша покорно последовал за султаном. Тот оперся руками о каменные перила, всматриваясь в чернеющий кусочек неба над Босфором. Погода вновь была нелетная, и это означало приближение дождя. — Смогут ли наши корабли плыть в столь бушующую погоду? — не отрываясь от лицезрения неба, спросил султан. — Не беспокойтесь, Повелитель. С этим проблем не возникнет, — ответил Касим-паша. — Джафер-паша и его команда не страшится шторма. Волны и ветер их спутники, паша может сделать так, что и природа будет приносить пользу. А вот наши враги, думаю, потерпят поражение. — Да, мне доложили, что из-за погоды строительство прекратилось. Касим-паша, я принял решение, мы выдвигаемся в путь через неделю. Извести всех об этом. — Как прикажите, мой Повелитель. Визирь выглядел немного озадаченным касательно одного вопроса и потому желал улучить удобный момент, чтобы спросить султана. Баязид казалось, выглядел слегка потерянным и, возможно, желал бы остаться в одиночестве, чтобы поразмыслить над будущим походом. Однако, Касим-паша не спешил покидать его. — Еще что-то? — устало спросил Баязид, чувствуя утомленность от решения государственных вопросов. Все же его возраст говорил о многом. — Повелитель, вы пожелали назначить на должность хранителя покоев Махмуда-бея. Вы уверены, что он справится? Возмущенно посмотрев на визиря, Султан Баязид некоторое время помолчал, пытаясь совладать с собой. Он не позволял даже визирям ставить под сомнения принятые им решения. — Раз я так сказал, значит, я уверен в Махмуде. — Простите за мою дерзость. Это стало неожиданностью для меня, ведь я желал представить вам одного верного человека и… — Думаю, для твоего верного человека найдется другая достойная должность, — не дав договорить Касиму-паше, произнес султан. Касим-паша кивнул, отставляя этот вопрос в сторону. Что же, должность хранителя покоев не так важна, как должность третьего визиря в совете. А на это место паша был твердо намерен поставить своего человека. — Кстати, по поводу Каджи Хюсрева-паши, — султан обернулся на визиря и заложил руки за спину. — Я изучил те документы, что ты предоставил мне, надо сказать, я поражен. Он достаточно образован, к тому же, исправно выполняет свои обязанности. Его не в чем уличить или обвинить, Эрзурум при нем процветает, больше мне и не надобно. Касим-паша заметно стал довольнее. Хюсрев-паша был бы очень полезен ему здесь в столице, а на должность санджак-бея Эрзурума паша уже подыскал другого кандидата. Все складывалось как нельзя кстати, и сейчас цель Касима-паши заключалась в продвижении верных ему людей на серьезные должности. Последнее слово было за Повелителем. — Думаю, что в наше отсутствие должность третьего визиря не будет столь необходимой, чтобы ее занимал кто-то. Мустафа-паша справится сам, а Хюсрев-паша еще должен проявить себя в военной кампании. Пусть готовится к походу вместе с нами. Умело скрыв собственное разочарование, Касим-паша низко склонил голову, но тяжело выдохнул. Манипулировать султаном оказалось не так-то просто. Возможно, Повелитель сам не до конца доверяет Касиму-паше и желает проверить того на верность. Раскусить его цель достаточно легко, но великий визирь не сдастся так просто. Если султан принял такое решение, то стоит подождать немного с новыми назначениями. Касиму-паше вполне хватит Мурата-бея и Ахмеда-паши, санджак-бея Анатолии, который уже изъявил желание беспрекословно служить Касиму-пашу, убедившись в его намерениях. Ахмеда-пашу сделать своим соратником оказалось очень просто, к тому же, им также доволен султан, что может в будущем помочь Касиму-паше. На террасу вышел Махмуд-бей, низко поклонившись и ловя на себе презрительный взгляд Касима-паши. — Что у тебя, Махмуд? — спросил Повелитель. — Государь, вашей аудиенции просит Джафер-паша, адмирал Османского флота. — Я давно жду его, — улыбнувшись, ответил Баязид. — Пусть войдет. Касим-паша недовольно хмыкнул. Джафер-паша должен был сначала предстать перед ним, чтобы великий визирь разрешил ему поприветствовать государя, однако все были наслышаны о суровом и непреклонном нраве адмирала Османского флота. Он делал все так, как считал нужным, и служил лишь Повелителю и Аллаху. Джафер-паша оказался высоким смуглым мужчиной с крепким телосложением. Из-под высокой чалмы виднелись угольно-черные волосы. Резкие и довольно-таки грубоватые черты лица делали его менее притягательным и приятным, однако, черные пронзительные глаза все же были красивыми. Все в нем, от манеры говорить, до движения рук и взглядов, говорило о его скрытой жестокости и бесстрашии. Вынужденно поклонившись Великому визирю, а после, сделав пару шагов вперед к султану, Джафер-паша присел на одно колено и поцеловал подол черного одеяния Повелителя. — Повелитель, — адмирал поднял черноволосую голову, сохраняя невозмутимое выражение лица. — Счастлив предстать перед вами. — Как поживаешь, паша? Последний раз виделись, чуть ли не два года назад. — Я столько дней и ночей провел в море, что ступив на сушу, начал покачиваться, Повелитель, — усмехнулся в черную коротко стриженную бороду Джафер-паша. — Привыкнуть к земле снова, будто учиться ходить. — И все же, паша, вам придется задержаться здесь, на суше, с нами, — произнес Касим-паша, привлекая к себе внимание. Джафер-паша одарил великого визиря твердым взглядом, ничуть не смутившись и не испугавшись того, кто перед ним стоит. Об истории Касима-паши знали все. Одна половина людей поддерживала его, другая — обвиняла. Джафер-паша относился скорее ко вторым, чем к первым. Заносчивых людей он не любил, а при первой же встрече с пашой на верфях адмирал сделал вывод о натуре этого человека. Услышав слова о том, что ему придется задержаться здесь, Джафер-паша перевел взгляд на султана. — Джафер-паша, не знаю, получил ли ты мое письмо, — неопределенно покачал головой Повелитель. — Я намереваюсь выдать своих дочерей замуж. Шафак Султан станет женой Касима-паши… При этих словах упомянутый паша возгорелся улыбкой, чем никак не впечатлил Джафера-пашу, который продолжил настороженно слушать. — Я намерен и тебя сделать своим зятем, поэтому ты женишься на Мейлишах Султан, моей младшей дочери. — Повелитель, это… большая честь для меня! — не скрывая своей радости, Джафер-паша поцеловал руку султана. — Я не могу поверить, что ваш выбор пал на меня. Вам ведь известно, что у меня двое взрослых сыновей и дочь возрастом меньше десяти лет.? — Я обо всем знаю, паша. Твои сыновья давно выросли и достойно несут службу во флоте, а дочь, как я слышал, воспитывается в богатом доме с прислугой, после смерти ее материи. — Все верно, государь. — Ничто не препятствует вашему браку. Да будет это решение благим! — Аминь, Повелитель, — отозвался стоящий в стороне Касим-паша. — Я уже объявил о вашей помолвке. Свадьбы сыграем после похода, когда мы, с позволения Аллаха, вернемся домой с долгожданной победой. Выйдя из султанских покоев, Джафер-паша немного самодовольно усмехнулся, думая о том, как высоко он может взлететь, став зятем династии и получив в жены саму дочь Повелителя. По разговорам султана паша понял, что обещанная ему Мейлишах Султан является его младшей и любимой дочерью, и государь сделает все для ее блага, а значит, и для блага ее супруга тоже. — Джафер-паша. Адмирал обернулся, лениво усмехнувшись. Касим-паша, стоило аудиенции закончиться, тут же поспешил выйти из покоев султана, видимо, он желал застать Джафера-пашу, что ему и удалось. — Что вам угодно? — сухо спросил адмирал флота. — Хотел поздравить с грядущей свадьбой. — Благодарю, — кивнул Джафер-паша, вызвав со стороны великого визиря удивление. Он-то ожидал, что будущий зять династии поздравит и его со свадьбой, но Джафер-паша, видимо, был не из тех людей, что отвечают любезностью на любезность. — Вы уже познакомились с другими членами совета? — спросил Касим-паша. — Хотелось бы услышать ваше мнение. — Почему мое? От такой резкости Касим-паша немного растерялся. Этот человек ни во что не ставил великого визиря, а главное, вел себя сдержанно, что раздражало еще больше. — Вы мне кажетесь рассудительным и толковым визирем. Ваш опыт и советы могут нам помочь, паша. — Что ж, — вздохнул Джафер-паша, — Мустафа-паша мне кажется человеком необразованным и даже глуповатым в вопросах политики. Ахмед-паша — человек, руководствующийся чувствами, а не холодным разумом. Таким людям трудно нести службу у султана, и решения они будут принимать, чаще всего, неправильные. Что касается только что прибывшего Каджи Хюсрева-паши, я склонен не доверять ему, так как он представляет собой человека, которым можно манипулировать и переманить на свою сторону. Такой человек предаст без лишних раздумий. — Ну, а что же вы думаете обо мне? — Вы великий визирь этого государства. Плохо думать о вас не положено никому. Ядовито улыбнувшись, Джафер-паша кратко поклонился и, обойдя пашу, двинулся в противоположную сторону к выходу из дворца. Касим-паша с толикой раздражения и злости проводил его взглядом, понимая, что такого человека ему не удастся переманить на свою сторону, а значит, рано или поздно Джафер-паша начнет действовать самостоятельно.Дворец санджак-бея в Манисе. Покои на этаже фавориток
Асхан сидела в ташлыке на одной из шелковых подушек вместе с другими рабынями, что сплетничали и разговаривали, тихо пересмеиваясь, чтобы калфы не наказали их. Поджав колени под голову, Асхан грустно вздыхала и совершенно не принимала участия в оживленной беседе одалисок. Все заметили изменение в ее натуре, девушка перестала шутить и веселиться, стало закрытой и тихой. Рабыни пытались выведать, что же произошло у нее, но Асхан-хатун упорно отмалчивалась и говорила, что все нормально. Одалиски не понимали ее состояния. Как можно было огорчаться и тосковать, если ты стала фавориткой шехзаде Мустафы? После того, как шехзаде отослал Асхан из своих покоев, прошло три дня. Мерьем Султан во время отъезда наказала Бончуку-аге проследить, чтобы Асхан-хатун все же попала в покои ее сына и стала фавориткой. Так и случилось спустя неделю. Шехзаде Мустафа все же, как любой мужчина, требовал женской ласки и внимания, но ему не могли дать этого беременные Бахарназ и Нафиса-хатун, поэтому он все же принял у себя светловолосую рабыню, которая пришлась ему по душе. Она была смирной, но не проявляла раболепного почтения к нему. Асхан с удовольствием разговаривала с шехзаде на разные темы, поддерживала беседу и смеялась. Мустафа звал ее чуть ли не четыре ночи на неделю и одаривал подарками. Асхан не вызывала в нем всепоглощающей любви или страсти, но из-за своего природного очарования и жизнелюбия сумела снискать расположение наследника, а главное — заинтересовать его. Помимо проведенных ночей, подарков и внимания шехзаде, Асхан пришлось делить комнату на этаже фавориток с Нафисой, которая, узнав о том, что ее подруга стала фавориткой, пришла в бешенство и даже не желала признавать тот факт, что теперь она должна жить с ней в одной комнате. Нафиса-хатун оказалась строптивой и упрямой. Она порывалась к шехзаде, однако, наследник был занят подготовкой к походу, поэтому не принимал у себя никого, даже Асхан-хатун. Нафиса была уверена, что стоит ей вновь предстать перед наследником, как он вспомнит о том, как ее любит, как читал ей стихи, как заботился о ее здоровье, и они вместе мечтали, что родится здоровый и крепкий шехзаде. В силу своих переживаний, недосыпания и недоедания, Нафиса-хатун каждый день чувствовала слабость и недомогание. Лекари твердили ей, чтобы она не волновалась и не пренебрегала своим здоровьем и здоровьем ребенка, но наложница не слушала их, каждый день, проливая слезы, если видела, как Бончук-ага приходил в их комнату за Асхан. И если Нафиса-хатун сетовала на свою судьбу и злилась на Асхан, о дружбе с которой уже не могло и речи идти, то последняя мысленно раскаивалась и жалела о том, что произошло. Не случившись с ней того ужаса до того, как она попала в гарем, Асхан-хатун не пожелала бы причинять подруге боль. Анастасия была пленена татарами вместе со своей младшей сестрой, Еленой. Родителей убили на их глазах, и Анастасия, крепко схватив сестренку, пыталась бежать меж горящих изб и сараев, но их быстро нагнали и схватили, а затем поволокли на корабль вместе с остальными девушками. Сестрам повезло, и их не разлучали. Корабли останавливались в причалах, других девушек продавали на невольничьи рынки, а тех, кто были слабыми, выбрасывали в море. Елена в один день заболела, ее лоб покрылся испариной, девочке постоянно хотелось воды. Анастасия с трудом скрыла это от татар, которые каждый день «чистили» корабль, и Елене удалось выздороветь. Сначала рабынь привезли в Стамбул, но там мало кто интересовался их покупкой, а для гарема султана было закуплено всего пять девушек, поэтому «живой товар» повезли в Манису. Там Анастасию и Елену купил один богатый купец в дорогих одеждах, однако, они не стали служанками в его доме, как думала Анастасия. Того знатного господина звали Филипп Вельзер и он был правой рукой кардинала Андреас в Австрии. О том, что такой влиятельный человек, и вдобавок ко всему, враг Османской империи, делал в Стамбуле, Анастасии было непонятно, но то, что она услышала дальше, повергло ее в шок. Филипп Вельзер решил подослать Анастасию в гарем шехзаде Мустафы с целью шпионажа, а чтобы девушка не противилась, ей пригрозили жизнью младшей сестры Елены. Суровый взгляд Филиппа, слезы сестры, к шее которой был приставлен кинжал, сделали свой выбор для бедной Анастасии. Девушка согласилась. Австрийцы понимали, что рано или поздно Султан Баязид объявит им войну и пойдет в первую очередь на Габсбургов, союзников Австрии. Поэтому действовать нужно было очень быстро, но когда Анастасия прибыла в гарем, куда ее купила еще одна калфа дворца, служащая врагам, она встретила Бисеру и Дану, с которыми подружилась. Она снискала расположение и других девушек, жизнь в гареме не казалась ей такой уж ужасной, но мысль о младшей сестре и о том, что ее жизнь была в опасности, каждый день толкали ее на шпионаж. Однако, выведать все, будучи простой рабыней, было невозможно, и Анастасия получила приказ стать фавориткой шехзаде. Судьба ей улыбнулась, она приглянулась Бончуку-аге, затем сама Мерьем Султан приказала отправить ее для сына. Все складывалось, как нельзя кстати, но когда счастливая Асхан вышла из покоев наследника после их первой встречи, ей пришло послание с новым приказом, гласившим убить шехзаде Мустафу… Шли дни, но девушка так и не решалась сделать этого. Она боялась, что станет жертвой чужих интриг, и сестру ей не вернут, а ее саму после смерти шехзаде вовсе казнят. Каждый день она переживала и сетовала на свою судьбу, но понимала, что не имеет другого выхода… — Асхан-хатун. Бончук-ага подошел к девушкам, которые расступились перед ним. Асхан поднялась с подушек и поклонилась, замечая, как обеспокоенно смотрит на нее главный евнух гарема. — Почему ты здесь опять? Разве нет своей комнаты? — немного строго спросил ага. — Нафиса-хатун опять на нее кричит, — вмешалась другая девушка, встав на защиту Асхан. — Что же теперь, что она стала фавориткой шехзаде. Асхан-хатун с нами здесь с самого утра сидит. — Вот оно что, — понимающе кивнул Бончук-ага и перевел взгляд на светловолосую фаворитку. — Хочешь, я поговорю с Билги-хатун? Быть может, она переселит тебя в другую комнату. Нафиса-хатун уж больно крикливая оказалась. Кто бы мог подумать… — Нет, ага. Не нужно, — отказалась Асхан-хатун. — Я… ее понимаю. — Тебе не нужно оправдываться. Это и твоя комната тоже, и Нафиса-хатун тебе ничего не сделает. Иди. Асхан послушно кивнула и, попрощавшись с девушками, поднялась по деревянной крутой лестнице на второй этаж, где располагались комнаты для фавориток. Остановив взгляд на первой двери, Асхан-хатун тяжело вздохнула и вошла внутрь. Нафиса сидела на своей постели, вышивая на белом платке, но услышав скрип двери, посмотрела на вошедшую. Ничего не сказав Асхан, Нафиса-хатун продолжила вышивать, нахмурившись. Асхан-хатун, с трудом подавив в себе желание заплакать, тоже села на свою постель, подобрав ноги. — Бисера, я хотела сказать… — Нафиса, — твердо перебила ее темноволосая девушка. — Это мое имя, которое дал мне шехзаде Мустафа. Бисеры отныне нет, она осталась в прошлом вместе с той чуткой и доброй Анастасией, которая была ее подругой. — Я все еще твоя подруга, — возразила Асхан, заправив светловолосую прядь за ухо. Она понимала, почему Нафиса злится на нее, но ведь сама Асхан не желала быть фавориткой, ей пришлось это сделать, чтобы приблизиться к своей цели. Если бы все было иначе, Асхан тут же рассказала бы все подруге, и она уверена, что Нафиса поняла бы ее. — Нет, это давно не так. — Поверь, — Асхан в безысходности поддалась вперед, — у меня нет никаких чувств к шехзаде. Я вижу, что ты очень любишь его, но у меня нет намерения разрушать твою любовь. — Ты сама себя слышишь? — повысила голос Нафиса и впервые оторвала взгляд от вышивки. Отложив ее в сторону, девушка поднялась с постели, смотря на Асхан сверху вниз. — Нет намерения разрушать любовь, однако, ты не постеснялась побежать к Мерьем Султан и попросить ее сделать тебя фавориткой. Ты светишься от счастья, когда шехзаде зовет тебя, и улыбаешься в ответ на мои слезы. Я теперь понимаю, что ты желаешь отобрать у меня любовь Мустафы. Зря я доверилась тебе и рассказала об этом. Дана бы так не поступила, она знала все мои тайны, но не завидовала мне. Эти слова задели Асхан, но и привели в недоумение. Нафиса выглядела слишком зазнавшейся и считала, что она одна в гареме достойна любви шехзаде. — Что ж, — светловолосая девушка усмехнулась, чувствуя, как внутри нее начинает закипать злость и уверенность в себе, — видимо эта любовь действительно только «твоя», потому как шехзаде ответных чувств не испытывает. Если бы это было не так, он не принял бы меня у себя. Ты любишь его, ты думаешь о нем, и именно ты отдаешь всю себя ему без остатка, а он лишь берет это и не торопится отвечать взаимностью. Обида с силой захлестнула Нафису. Губы предательски задрожали, и от былой уверенности не осталось и следа, когда она увидела, как в глазах Асхан горит недобрый огонь. — Знаешь, почему это происходит? — продолжала Асхан-хатун, чувствуя, что не в силах остановиться. — Шехзаде Мустафа был очень привязан к Неслихан Султан, и что уж говорить, ты похожа на нее. Вы были с ним вместе после того, как он отдал приказ о ее казни. Шехзаде нашел в тебе замену. Нафиса вздрогнула и занесла руку, которая в следующую секунду больно ударила по лицу Асхан. Клокоча от негодования, темноволосая девушка стремительно покинула комнату, утирая на ходу слезы. Асхан тяжело выдохнула и схватилась за горящую щеку, но не заплакала. В душе она понимала, что наговорить гадостей Нафисе было ошибкой, но и терпеть подобное она не намерена, так как все же не желала подруге зла, просто пыталась спасти себя и сестру. Вздохнув, светловолосая девушка медленно села на постель, а после вовсе упала на подушки, пытаясь прийти в себя. Нафиса быстро шла по коридорам дворца, не прекращая лить слезы. Ей хотелось утонуть в них, чтобы больше не испытывать той боли, что причиняет ей эта любовь, в которую действительно вкладывает душу лишь сама девушка. Шехзаде Мустафа, хоть и безмерно рад скорейшему рождению ребенка, но особой радости не испытывает, когда смотрит на свою фаворитку. Он ласков, нежен, заботлив, но в задумчивости чаще всего молчит, а Нафиса-хатун постоянно пытается с ним заговорить и увлечь его, но шехзаде, будто что-то отвлекает. Может, Асхан права, и шехзаде Мустафа вспоминает Неслихан, свою первую любовь, а в ней, Нафисе, видит ее отражение, от этого он привязался к ней? — Султанша, — Нафиса-хатун остановилась, увидев впереди себя Бахарназ Султан в ярко-голубом платье, которая шла в дворцовый сад со своей служанкой. После того отравления Нафиса старалась не попадаться госпоже на глаза, однако, ею завладела злость за то, что она чуть не лишила жизни ее и не рожденного ребенка. Но эта злость не могла перерасти во что-то большее, потому как рабыня точно не смогла бы тягаться с госпожой династии. Нафиса каждый день боялась за жизнь своего малыша, думая, что Бахарназ Султан может предпринять еще попытку избавиться от них. Бахарназ смерила наложницу ненавистным взглядом и прошла дальше, не смотря на девушку. Нафиса-хатун облегченно выдохнула и решила вернуться в ташлык, так как ее слезы уже высохли, и она потихоньку пришла в себя. Бахарназ Султан же проводила девушку холодным надменным взглядом и вздохнула. Ей было известно и о том, что у шехзаде появилась еще одна наложница, русская рабыня по имени Асхан, и это не могло не расстроить султаншу. — Что же я сделала не так? — вслух произнесла Бахарназ. — Отчего Мустафа так поступает со мной? Ведь он клялся мне в любви, и я согласилась стать его фавориткой. Мераль-хатун, служанка госпожи, промолчала, не имея права давать какие-то советы. Но Бахарназ в них не нуждалась, так как размышляла вслух скорее для себя. — Я должна что-то сделать, — продолжала говорить Бахарназ. — Пусть эти девушки радуются, но я буду в лице Мустафы первой и главной. Все же я султанша! На уме у Бахарназ уже было кое-что, и она без раздумий решила приступить к исполнению. И первым делом она приказала своей служанке привести в дворцовый сад шехзаде Сулеймана, чтобы погулять с ним. Маленький шехзаде охотно согласился и уже через полчаса шел по вымощенной дорожке сада за руку с Мераль-хатун, которая тепло одела его, так как на улице был холодный октябрьский ветер. Бахарназ стояла около фонтана, наблюдая, как последние стаи птиц улетают зимовать в теплые края. Шехзаде Сулейман заинтересованно посмотрел на красивую светловолосую девушку в меховой накидке. Бахарназ Султан, увидев мальчика, тут же вздрогнула. Так сильно он был похож на Мустафу, однако, его глаза у него были, как у матери, и от этого Бахарназ еще больше занервничала. Она желала все же наладить отношения с мальчиком, но возможно он видит в ней врага, так как Неслихан Султан всем сердцем ненавидела Бахарназ. — Доброе утро, шехзаде Сулейман, — приветливо улыбнулась Бахарназ. — Как поживаешь? Тебе не скучно одному в своих покоях? Сулейман отрицательно покачал головой. Он все же немного был напуган знакомством с новым человеком, ведь видел он султаншу пару раз, и она не проявляла к нему интереса. — Погуляем? — Бахарназ протянула свою ладонь, в которую Сулейман неохотно, но вложил свою ручку. Вдвоем они двинулись по дорожке, и шехзаде смотрел под ноги, иногда спотыкаясь. Бахарназ Султан чувствовала себя неуютно и скованно. Она не была дружна с детьми и особо не горела желанием общаться с сыном своей соперницы. Султанша даже не подозревала, как будет общаться со своим собственным ребенком, который появится уже скоро. Ей не хватало мудрых слов Айше Султан, возможно, она сумела бы помочь дочери. — Скажи, тебе нравится жить в покоях? — поинтересовалась Бахарназ Султан, не зная, как еще разбавить тишину. — Нравится, — ответил шехзаде. Султанша поджала губы. В беспокойстве посмотрев на Мераль-хатун, она соображала, что же еще спросить у мальчика и как вообще снискать его расположение, ведь шехзаде Сулейман пока сторонился ее и даже боялся. Ему было трудно привыкать к новым людям, и ему по душе было больше одиночество, в котором мальчику было комфортно. — Может, после прогулки пойдем в мои покои? Там уютно и тепло, они большие. Попросим Мераль принести нам много лукума. Сулейман ничего не ответил, и Бахарназ чувствовала, как начинает злиться. — О, Аллах! Что за ребенок, — тихо прошептала она, чтобы никто не услышал. Она вдруг остановилась и посмотрела на мальчика. — Сулейман, скоро у тебя будет братик или сестричка. Я рожу твоему отцу ребенка. Ты же будешь играть с ним? Шехзаде, казалось, немного просиял и едва заметно кивнул. Мераль-хатун, шедшая позади них, подошла внезапно к своей госпоже. — У него ручки, наверное, замерзли, султанша. Быть может, пора шехзаде вернуться. — Нет, ему тепло, — возразила Бахарназ. — Верно, Сулейман? Тебе ведь не холодно? Шехзаде аккуратно высвободил свою ладонь и посмотрел на служанку. Мераль потрогала его носик и щечки, которые оказались очень холодными. — Я отведу его в комнату. С вашего позволения. Мераль-хатун взяла мальчика на руки и зашагала ко дворцу. Бахарназ возмущенно вздохнула, но не хотела останавливать служанку. Ей было тяжело общаться с Сулейманом. Быть может, если бы она раньше проявила к нему интерес, шехзаде бы ответил взаимностью, но она слишком поздно поняла, что нужно быть хитрее и заботиться о мальчике, как того хочет Мустафа. Или хотя бы делать вид, что она беспокоится о нем. Вспомнив о шехзаде, Бахарназ вздохнула и увидела, как Мустафа вместе с охраной направляется к ней. Поклонившись, девушка коротко улыбнулась. — Бахарназ, — Мустафа взял ее холодную ладонь и поцеловал тыльную сторону, отчего девушку бросило в жар от этих прикосновений. — Как ты? — заботливо спросил наследник. — Я в порядке, — скупо ответила та. Она не понимала, отчего Мустафа не чувствует за собой вины за то, что принимает у себя других женщин. Он относится к ней, Бахарназ, как обычно и считает, что она сможет стерпеть все это. — Я видел, что ты гуляешь с Сулейманом, — довольно улыбнулся шехзаде Мустафа. — Я рад, что ты заботишься о нем. Не смотря на то, что Бахарназ Султан впервые решила увидеть маленького шехзаде, она не подала виду, что Мустафа был не прав. Пусть думает, что они постоянно видятся, и султанша заботится о нем. — Шехзаде тоскует по тебе, Мустафа. Постоянно говорит про тебя. Навестим его вместе сегодня вечером? — Быть может, — вздохнул наследник. — Ты ведь знаешь, что скоро военный поход, и Повелитель пожелал, чтобы я присоединился к нему. В связи с этим, я хотел бы поговорить с тобой, Бахарназ. Девушка заинтересованно поддалась вперед, гадая, о чем же хочет сказать Мустафа. — Я давно думал об этом. Гарем сейчас на плечах Билги-хатун, но хазнедар гарема не должна исполнять обязанности управляющей, поэтому я решил даровать эту должность тебе. Ты моя старшая жена, мать моего ребенка, султанша. Ты заботишься и о Сулеймане, и я считаю, что ты этого достойна. Отныне ты управляющая моим гаремом. С минуту Бахарназ Султан удивленно смотрела на шехзаде, а после просияла в радостной улыбке. Она не думала об этом, даже не имела желания стать во главе гарема. Однако, шехзаде доверяет ей больше, чем кому-либо, и потому решил оставить гарем именно на ней. Его слова польстили душу Бахарназ. Она уже предвкушала свою власть, а главное то, что сумеет быть выше всех остальных в гареме, в том числе, и фавориток ее Мустафы. — Мустафа, не знаю, что и сказать, — слегка растерянно произнесла Бахарназ Султан. — Благодарю за оказанную честь. Я не разочарую тебя, клянусь, — горячо пообещала девушка. — Не сомневаюсь в этом, — тепло рассмеялся шехзаде Мустафа. — Однако, не пользуйся своим положением и не притесняй других фавориток. Сдержавшись от негодования, Бахарназ степенно кивнула, выражая покорность. — Билги-хатун расскажет тебе обо всем, я уже предупредил ее. Да поможет тебе Аллах. — Аминь. Аллах и тебе поможет, Мустафа, в военном походе. Я буду молиться каждый день за твое здоровье. Пусть острым будет твой меч! По возвращении, я уверена, ты возьмешь нашего ребенка на руки. Мы вновь будем счастливы, как раньше, верно? Мустафа всматривался в ее горящие ярко-голубые глаза, что так жаждали подтверждения его слов. — Верно, — спокойно ответил шехзаде, и Бахарназ прильнула к широкой груди наследника. Теперь она точно знала, что он не потерял к ней интерес, и Бахарназ всеми силами попытается вернуть его сердце, его любовь. Султанша уяснила, что главное — это выражать покорность и смирение, оставаться спокойной и рассудительной. Все это поможет ей в будущем, как управляющей гаремом, так и любимой женщине шехзаде Мустафы. Не об этом ли говорила ей Мерьем Султан тогда на террасе? Что ж, возможно, Бахарназ и прислушается к ее советам, и все будет так, как она захочет.На следующий день. Дворец Топ Капы. Султанские покои
Задумчиво обводя взглядом составленную карту, султан Баязид проверял последние подготовки в военной стратегии, которую они разработали вместе с Касимом-пашой, как в покои вошел Махмуд-бей, поклонившись. — Что у тебя, Махмуд? — не отрываясь от созерцания карты, произнес Повелитель. — Государь, во дворец прибыла Шах Султан, дочь шехзаде Селима и Нурбану Султан, вместе со своей дочерью. Она желает предстать перед вами. Повелитель оторвал взгляд, вздыхая. Он помнил о том, что племянница в своем письме изъявила желание посетить столицу, и конечно, султан не мог ей отказать. Он помнил Шах кроткой и спокойной девушкой, безропотно согласившейся на брак с Али-пашой. Некоторое время назад он узнал, что его племянница овдовела и очень сильно переживала эту утрату. — Пусть войдет, — встав из-за стола, Повелитель прошел на середину опочивальни. Черноволосая и черноглазая Шах Султан в довольно простом платье из темно-синей ткани степенно вошла в просторную султанскую опочивальню и едва заметно улыбнулась султану. Поклонившись, она с позволения Повелителя поцеловала его руку. За султаншей следовала ее дочь, Нурбану Султан, девочка очень похожая на свою мать. Она была одета в простое зеленое платье с красивой вышивкой на груди, а ее черные волосы покрывал белый платок. — Повелитель, — приветственно кивнула Шах. — Я очень рада снова вас видеть. — И я тоже, Шах. Столько лет прошло… Прими мои соболезнования. Мне сообщили, что Али-паша скончался. Печально вздохнув, так как от упоминания мужа султанша вновь начинала грустить, женщина опустила голову. Повелитель отметил, что за годы разлуки Шах ничуть не изменилась, лишь стала еще больше похожа на свою мать, Нурбану Султан. От Селима она практически ничего не унаследовала. Баязид не был особо близок со своими племянницами, но желал бы это исправить. — Я рад, что ты решила навестить нас, Шах. Можешь оставаться столько, сколько пожелаешь. — Благодарю вас, государь. Это моя дочь, Алиме Нурбану Султан, — с этими словами султанша взяла девочку за руку и подтолкнула ее вперед. Маленькая госпожа робко поклонилась, замечая, как улыбается ей Повелитель. — Очень на тебя похожа, Шах, — сказал государь. Приобняв девочку одной рукой, Шах Султан улыбнулась. — Мы бы не хотели стеснять вашу семью, Повелитель. Надеюсь, Мерьем Султан не против нашего визита. — Конечно, нет, — слегка возмутился Султан Баязид. — Она поможет вам разместиться, вы ни в чем не будете нуждаться. Познакомитесь с моими дочерьми, совсем скоро состоятся их свадьбы. Ты ведь останешься здесь до этого времени, Шах? — Думаю, что да, Повелитель, — удивившись такому радушию, ответила госпожа. — Мы с Нурбану будем очень рады посетить свадьбы ваших дочерей. Когда я уезжала, ваши дети были еще совсем маленькими. Как шехзаде Мустафа? Я слышала, он в Манисе. — Да, он санджак-бей в Манисе. Мы недавно вернулись оттуда. Шах Султан вежливо кивнула, но промолчала. Она все же не очень хорошо знала семью султана и пока не могла расспрашивать его о чем-то еще. — С вашего позволения, мы бы хотели отдохнуть с дороги. — Карим-ага проводит вас и выполнит любое поручение, — Султан Баязид приобнял племянницу за плечи и поцеловал в лоб. — Я рад, что ты приехала, Шах. Женщина вместе с дочерью вышла из покоев султана, где ее уже ждал Карим-ага, которого вызвал Махмуд-бей, пока султанша и Повелитель разговаривали. — Шах Султан, — евнух поклонился, приветственно кивая. — Добро пожаловать. Ваши покои уже готовы. — Благодарю. Карим-ага, я бы хотела кое-что поручить тебе. — Слушаю, султанша, — с готовностью отозвался евнух. — До Стамбула мы были у моей сестры в Румелии, она передает гарему султана подарок, который приехал вместе со мной. Одна красивая рабыня по имени Аджена-хатун. Фатьма посчитала, что ей не стоит прозябать в далекой провинции, и здесь она сможет как-то проявить себя. Быть может, станет служанкой или калфой. Слушая госпожу, Карим-ага напрягся. Зачем это Фатьме Султан посылать наложницу в гарем Повелителя? На ум приходила только мысль о том, что султанша решила с ее помощью узнавать о ситуации в гареме. И это значило, что Фатьма что-то замыслила. — Найди Айгуль-калфу, — продолжила Шах. — Она приведет девушку. — Я понял вас, госпожа. — Хорошо. Это, пожалуй, все, — женщина улыбнулась совершенно искренне. — Передай Мерьем Султан также, что я бы хотела и ее увидеть. В конце коридора показалась маленькая девичья фигурка с яркими рыжими волосами. Долунай Султан, увидев свою тетю, тут же радостно улыбнулась и поспешила ей навстречу. Карим-ага откланялся, оставляя султанш наедине. Шах не без удивления взглянула на дочь своей старшей сестры и отметила поразительное сходство между ними. Они крепко обнялись, и Долунай впервые за все время почувствовала внутреннее спокойствие. Она помнила Шах Султан спокойной и степенной женщиной, однако, детские воспоминания постепенно блекли, и девушка очень хотела увидеть тетю вживую. Возможно, с Шах Султан ей будет проще в своем дворце, где только ненавистный муж и холодные стены, а сама Долунай словно затворница. — Как же я рада тебя видеть, моя красавица! — произнесла Шах. — Ты так похожа на свою матушку. Увидев тебя, я подумала, что это юная Эсмехан идет ко мне навстречу. — Спасибо, султанша, — улыбнулась Долунай, но скорее печально из-за упоминания о матери. — А вы, мне кажется, похожи на Нурбану Султан. — Кто действительно похож на нее, так это моя дочь. Познакомься, Алиме Нурбану Султан. Долунай счастливо улыбнулась и тоже обняла девочку, которая была все еще немного скована из-за такого большого количества людей. — Я вас ждала, султанша, — переведя взгляд на тетушку, произнесла Долунай Султан и грустно вздохнула. — Как только вы написали письмо, я начала считать дни. — Я слышала, что ты вышла замуж. Прими мои поздравления. Ее радости юная госпожа не разделила и лишь опустила взгляд, и это не укрылось от чуткого взора Шах Султан, но она решила, что пока рано расспрашивать об этом племянницу. — Вы же разместитесь в моем дворце, султанша? — с надеждой в голосе спросила Долунай Султан. — Право, не знаю, — неопределенно ответила Шах. — Повелитель сказал, что я должна остаться в Топ Капы, уже и покои готовы… Не знаю, что и делать. — Ну, пожалуйста, султанша, — взмолилась девушка. — Я буду очень рада, если вы с Нурбану будете гостить у нас. — Мы решим этот вопрос, не переживай. А сейчас покажи нам дворец. Я так давно не была здесь, что уже позабыла, какой он огромный.Дворец Топ Капы. Гарем
Аджена стояла у входа в огромный ташлык гарема Топ Капы и с интересом рассматривала щебечущих одалисок, которые, видимо, обсуждали новенькую рабыню, стоявшую отдельно от всех с гордым выражением лица. Не смотря на перешептывания и косые взгляды, Аджена не обращала на них внимания и старалась не прислушиваться. Айгуль-калфа, которой поручили заботу о новой наложнице, подошла к девушке, краем глаза отмечая, как недовольно смотрят на ту рабыни. — Шах Султан уже была у Повелителя. Значит, скоро за тобой придут. Подождем, — сказала калфа, снисходительно смотря на Аджену. Рабыня не скрывала своего любопытства и рассматривала дворец и его обитателей. — Внимание! Мейлишах Султан. Девушки тут же склонили головы, как и Айгуль-калфа, которая толкнула Аджену в плечо, чтобы та сделала тоже самое. Аджена недовольно вздохнула, но поклонилась. Мейлишах, облаченная в темно-розовое платье, не глядя на склонившихся слуг, прошла по гарему со своими служанками. Аджена заметила, что султанша была чем-то удручена и даже не улыбалась. — Кто это? — заинтересованно спросила Аджена. — Насколько я поняла, это дочь Повелителя. Кажется, Мейлишах Султан. — У него есть еще дочери? — Да. Еще есть старшая дочь, только мать у нее другая. И погибла она давно, — рассказала Айгуль-калфа. Пока женщины разговаривали о султанской семье, к ним насторожено приблизился Карим-ага, которому не понравилось то, что они обсуждают членов династии. — Вам ли про султанш тут говорить! — строго проворчал евнух. — Не ваше это дело. Айгуль-калфа виновато потупила взгляд и замолчала. — Ты, Аджена-хатун? — спросил Карим-ага, посмотрев на высокую и красивую девушку. Аджена кивнула, ничуть не смутившись. — Пошли в хамам, а потом тебя лекарша осмотрит. Дадим чистую одежду, и отправишься к девушкам. Чуть высокомерно вскинув подбородок, Аджена-хатун прошла за евнухом по гарему с видом, будто была здесь царицей. Девушки проводили ее недовольными взглядами, но Аджена не обращала внимания, продолжая ухмыляться. Сезен-хатун, как обычно наблюдавшая за всем, что происходит в гареме, медленно приблизилась к оставшейся стоять в стороне Айгуль-калфе, и та, увидев хазнедар, поклонилась. — Что за девушка? — как бы невзначай спросила Сезен-хатун. — Подарок Фатьмы Султан из Румелии. Аджена-хатун, — быстро ответила калфа. — Понятно, — хазнедар довольно улыбнулась и, пройдя через весь гарем, вышла в другое крыло, где был хамам. В письме Фатьма Султан как раз напомнила ей о том, что девушка, которую она отправит, прибудет вместе с Шах Султан, и зовут Аджена.Дворец санджак-бея в Манисе. Гарем
— Ну, что с ней такое, Ханде-хатун? — беспокойно расхаживая по лазарету, Бончук-ага не мог прийти в себя, чтобы начать трезво размышлять. Полчаса назад в гареме Асхан-хатун стало плохо, и она упала в обморок. Другие девушки тут же помогли переложить ее на тахту, а когда позвали Бончука-агу, Асхан пришла в себя, но евнух настоял, чтобы ее осмотрела лекарша. Ханде-хатун, закончив осмотр, подошла к своему шкафчику и взяла оттуда какие-то отвары. Асхан, опустив подол своего платья, посмотрела на лекаршу, которая молчала. Девушка сама испугалась и даже толком не понимала, что с ней происходит. С утра ее мучила тошнота и кружилась голова. Потом, когда стало легче, и Асхан вышла в гарем, то упала в обморок. — Ну, не молчи же! — не вытерпел Бончук-ага. — Говори, Ханде-хатун. — Асхан-хатун беременна, — заключила лекарша. — Но срок очень маленький. Когда ты была последний раз с шехзаде? — посмотрев на рабыню, спросила Ханде-хатун. — Около двух недель назад. Может, чуть меньше, — запинаясь, ответила Асхан-хатун. — А как чувствуешь себя? — опять задала вопрос лекарша. — Легкое головокружение, но не более. — Ты очень слабенькая, хатун. Ростом невысока, хрупкая, можешь, любую простуду подхватить. Будь осторожна, принимай отвары, которые я тебе пропишу, больше отдыхай и не волнуйся. И самое главное, не пренебрегай питанием. Через силу, но нужно хорошо есть, — посоветовала Ханде-хатун. — Не захочет, все равно накормим! — зардевшись, ответил вместо Асхан Бончук-ага. — Как же ты осчастливила нас, хатун. Клянусь Аллахом, Мерьем Султан будет довольна, и шехзаде Мустафа тоже. Асхан его радости ничуть не разделила и лишь нахмурилась. — Что это с тобой? — удивленно спросил евнух. Ханде-хатун также непонимающе смотрела на девушку. — Или не рада? Асхан-хатун словно затравленная посмотрела на него и натужно сглотнула, поджав губы. — Можно я пойду, Бончук-ага? — Иди, кто ж тебя держит-то, — позволительно кивнул евнух. Когда девушка вышла из лазарета, то внезапно разразилась непрекращающимся потоком слез. Стоя у холодной каменной стены в безлюдном коридоре, она закрыла рот рукой, чтобы никто не слышал ее плач. Казалось, сама судьба испытывает ее на прочность. Ей нужно убить шехзаде Мустафу, иначе погибнет ее сестра. Нафиса отныне будет еще больше злиться на нее и никогда не простит, а значит, ей не вернуть ее дружбу, как хотела того Асхан. Все это словно огромный тяжелый камень навалилось на плечи бедной девушки, и Асхан не знала, что теперь ей делать. Ей нужно сделать выбор, и какое бы решение она не приняла, все обернется против ее, и Асхан потеряет близкого человека. Потеряет все. Девушка чувствовала, как все ее нутро трепещет, а она сама начинает терять последние силы. Не желала она убивать шехзаде, но не могла рисковать жизнью сестры. Если же откажется от этого, то больше никогда не увидит Елену. Вспомнив о том, что теперь внутри нее новая жизнь, Асхан еще больше залилась слезами. Она знала, что шехзаде будет рад этому ребенку, что будет любить его, как всех своих детей, и от этого становилось только хуже. Как же она может убить отца собственного ребенка? Не смотря на все, что творилось в душе у бедной Асхан, ей нужно было сделать выбор. И как можно скорее.