Куклы и кукловоды

На следующий день Кирс ходил мрачный. От вопросов одноклассников отнекивался, мол, не выспался. Я злобно хихикала. Хотя, если Кирс надеялся на передышку в первой половине дня, то он жестоко обломается.

На всё про всё — тебе неделя До воскресения поры. Загадок три. Теряешь время!..

 Угу, последнюю строчку он потом узнает. Рано ещё. А до тех пор — никаких записок. Кстати, мне кажется, или Кирс уже пожалел о своём согласии? Если так, то я за него рада. Мальчик наконец начал понимать, куда вляпался. А между прочим, в том недописанном четверостишие есть подсказка. Найдёт или нет? Пока не нашёл. Но листик свернул и положил в карман, что не может не радовать. Надеюсь, потом обнаружит. Я дала себе зарок — во время игры никаких ментальных вмешательств! Мне ничего не стоит сбить его с толку или дать подсказку, запуская в голове нужные шестерёнки. Но это будет уже не так интересно, да и нечестно, если обе стороны должны соблюдать правила. А вот за ходом мыслей Кирса я следила, что по началу оказалось очень нудным. Парень всё время повторял про себя мой недостишок, и даже стоя у доски на геометрии, его мысли были заняты отнюдь не площадью треугольника.  Нет, такими темпами я тут от скуки сдохну. Даром, что уже мертва.  Но, как выяснилось, моё вмешательство не потребовалось. Он проговаривал последние два слова, когда стрелки на настенных часах показали полдень, разрезав тишину класса характерным стуком. Кирс долго смотрел на часы. Нахмуренные брови съехались к переносице. В его глазах можно было заметить проблеск мысли. Нужной мысли. Но именно проблеск, та как эта самая мысль сразу смылась, не дав себя осознать. Придя из школы, Кирс швырнул вещи под стол и легкомысленно плюхнулся на диван. Хотя, это мне только сначала показалось, что легкомысленно, а на самом деле, уже спустя пятнадцать минут он был очень близок к разгадке. Пятнадцать минут! Похоже, я недооценила парня. Ладно, проехали. Впредь буду умнее. А думал он о многом. О фразе «терять время». О машине времени. О том, что мы живём, растём, стареем. О наручных часах, потерянных в прошлом месяце. О часах вообще. О Марсе, где в сутках двадцать пять часов. О циферблате для марсианских часов (по идее, в таком должно быть не двенадцать земных часов, но и не тринадцать, потому что один час после полудня теряется). Час… Теряется… Мы растём… Тринадцать… Глядя на это безобразие, мне, если честно, хотелось рвать на себе волосы. Рано! Рано, рано, рано! Пол дня прошло, а он уже почти отгадал одну загадку! А раз уж я решила играть честно, придётся сразу давать следующую подсказку. Ничего страшного, — говорила я себе тогда, — у него ещё две загадки, — успокаивала я себя тогда. Жуть. Наивная дура была. Могла бы сообразить, так ведь нет же! Уж лучше б он выиграл — проблем было бы меньше. Ну подумаешь, пострадало бы моё самовлюблённое эго, ничего, пережила бы. С учётом того, что умереть после смерти нельзя, ага. А мне приспичило, видите ли! Зла на себя не хватает. Кирс рывком подскочил в положении сидя. Нарочито спокойным голосом (я же вижу, что боится) спросил пустоту:  — Эстильда, ты здесь? Вообще-то здесь, под потолком вишу — обзор шире. Но он не знает. Пришлось слегка качнуть люстру. Кирс задрал голову.  — Эстильда, я отгадал. Первая загадка — твой возраст, да? Тебе тринадцать, — он не спрашивал. Он был уверен в своих словах. Наивный дурень. Догадливый наивный дурень. Да как вообще из двух гребанный и слов, едва ли связанных с по смыслу с отладкой, можно сделать верный вывод?! Решила посчитать простым везением, но как-то отгировать по-любому было надо. Порыв ветра занёс в комнату через открытую форточку бледно-розовый нежный лепесток. Ничего сверхъестественного, если не учитывать сугробы за окном. Кирс сам словно расцвёл. Как мило смотрится на нем эта улыбка! Эх, знала б я тогда, о чём думаю!