Куклы и кукловоды

С самого начала день не задался. Утро встречало людей пасмурным небом. Облака казались грузными, тяжёлыми и грозили свалиться на землю, раздавив город своей внушительностью. Начал накрапывать мелкий дождик. Из туч неохотно вылетали даже не капли — брызги, которые, смешиваясь со снегом, превращали дорогу в сплошную грязь. Я невольно поёжилась. Пускай вода и пролетала сквозь меня, не доставляя дискомфорта, а все равно было противно. Если кто-то и радовался первому признаку весны — жалкому дождичку посреди февраля, — то это точно была не я. Чёрные зонтики, под которыми, как под масками, прятались люди, ещё больше омрачали и без того серый город. Я подправила параметры своей материальности, чтобы не ощущать промозглого ветра, но моральное давление никуда не делось. Возможно, когда-нибудь я привыкну. Когда-нибудь. Как выяснилось, утренней моросью смыло не только грязь с проезжей части, но и весь оптимистический настрой Кэтрин. Пролежав до полудня в кровати, девушка всё же встала и прошлась до кухни, чтобы сделать себе чашечку какао. Кофе Кэт презирала. Сонно зевнув, она обмотала шею шарфом и, вооружившись расческой, начала ежедневную борьбу с колтунами в волосах. Утро словно нарочно выдалось ленивым и идеальным для ничегонеделанья. Правда, по телевизору не было ничего стоящего, а ноутбук, как на зло, сломался, поэтому девятиклассница включила первый попавшийся канал и тупо уставилась в экран. Ну как, первый попавшийся… Просто все остальные, с моей помощью, передавали помехи. Но смотрела она действительно тупо, пропуская мимо ушей все подсказки. Даже когда во время нужной фразы со шкафа неожиданно упал теннисный мяч, заброшенный туда пару лет назад во время неосторожной игры, в голове у Кэт не колыхнулось ровным счетом ни-че-го. Недолго осталось, — утешала я себя. Недолго осталось, — с затаенным ужасом думала Кэтрин. Если Кирс играл отлично, пока не зазнался и не запоролся на последней загадке, то мозгов этой идиотки, наоборот, хватило только на один ребус. Дальше — всё, лимит. Я не видела смысла давать ей ещё подсказки. Дневной минимум в количестве одной штуки она успешно профукала. Да и сомневаюсь, что за два дня она справилась хотя бы со второй загадкой. А на сегодня у меня были ещё и другие планы. По дороге я случайно пересеклась с Кирсом. Не уверена, что и для него эта встреча стала неожиданной, да и вероятность из всех душ, летающих над Землёй, встретить именно его — ничтожна, но обвинять, не имея доказательств, — пустословие.  — Слушай, Эля, я тебя везде ищу, — начал он. Значит, я была права. — Тут мне Март кое-что рассказал… — замялся он, отведя взгляд. Вообще картина была довольно забавной: два полупрозрачных силуэта в белом зависли метрах в пяти над мостовой и преспокойно разговаривают, не обращая внимание на жужжащие внизу иномарки. — Короче, пойдём. Не здесь. — Он сделал попытку схватить меня за руку привычным для живых жестом, но его длань просто пролетела сквозь меня, оставляя на месте «соприкосновения» щекочущее покалывание. Я хихикнула. Друг для друга мы нематериальны, Советчики — исключение. Кирс, до которого дошло, в чём дело, фыркнул и просто махнул рукой, приглашая следовать за ним. Стало интересно, что же такое произошло, и мои планы были отложены на вечер. Любопытство — не порок, в конце концов. Вспомнилось, что в прошлый раз эта фраза относилась к Кирсу, согласившемуся играть… Как-то неожиданно похолодало. Но сомневалась я зря. Мы оказались во вполне уютном букинистическом магазинчике, освещенном парой фонариков. Зато, в сравнении с улицей, где лёгкая морось давно превратилась в снегопад, здесь хотя бы было уютно. Продавец в сползших на кончик носа очках и безразмерном чёрном пальто сладко дремал, изредка покашливая. Очень разумный выбор. Если и заявится покупатель в такую непогоду, то о его появлении просигналит колокольчик над входной дверью, а так — делать всё равно нечего. На первый взгляд книжная лавка не отличалась от сотен своих собратьев (или сосестёр?), зато чем больше я приглядывалась, тем больше удивительных вещей замечала. К примеру тот же колокольчик был подвешен на ловец снов. Вроде, ничего необычного, правда? Но стоило мне присмотреться, и я поняла, что нитки в «паутинке» переплетались несколько иначе, образуя скопление энергии, не позволяющее выходящему воровать. Очень редкое плетение, между прочим. А вот на фонарях гарибскими чернилами был выведен символ, заставляющий свет проникать в каждый уголок комнаты, но ограничивающий его яркость. Именно поэтому в магазине царил полумрак. Гарибские чернила — очень редкая вещь. Добываются они только из стеблей гариблы — растения, растущего на склонах Альп, причём добываются исключительно весной. По сути, это всего лишь сок растения, но он настолько тёмный, что в концентрированном виде может использоваться в качестве чернил. Гарибские чернила нужны для некоторых ритуалов. Ну или для таких вот бытовых заклятий освещения. Местами на деревянных стенах были выцарапаны защитные руны от паутины, от грязи, от сырости, от мышей, от древесных жучков… Четыре одинаковых символа на потолке, расположенных по углам, окутывали пологом тишины всю комнату, не позволяя посетителям громко разговаривать. А уж про книги я вообще молчу. Где они такое сокровище откопали?! Старый кожаный переплёт украшала золотая гравировка. Я и дышала-то через раз, видя, сколько энергии удерживает в себе это чудо. Стоит добавить, что среди книг не было ничего, способного навредить — исключительно бытовые заклинания. И занимали-то они всего одну полку в самом дальнем углу. А единственный проход загораживали малой силы руны сна. Такие, как правило располагаются друг напротив друга, «натягивая» между собой невидимую нить Силы, словно верёвку поперёк коридора. Переступивший порог почувствует резкую усталость, которая исчезнет, стоит лишь сделать шаг назад. Знающий человек мог такое нейтрализовать, повернув одну из рун вверх ногами — обычно, чертящими предусматривалась такая возможность. Здесь же, в книжной лавке, люди поступили очень разумно. Получить доступ к запретным знаниям мог лишь тот, кто уже в какой-то степени ими владел. Кстати, а сам продавец знает, за каким кладезем знаний приглядывает? Знает. На пальце студента со строгими чертами лица и нахмуренными бровями обнаружилось бронзовое кольцо-оберег. Его действие я прочувствовала на себе. На талисмане треугольником располагались Три Руны Гармонии: Вера, что слегка светилась зеленым; Надежда, что сияла золотым, и Любовь, что объединяла всё воедино и переливалась бледно-розовым. В обычном мире при свете дня никто бы ничего не заметил, да только в полумраке книжного магазинчика сияние было очевидным. И мне вдруг светло-светло стало… Как будто раньше в моей душе висели большие чёрные тучи, а сейчас они рассеялись, позволяя долгожданным солнечным лучам проникнуть внутрь и залить Чистым светом всё свободное пространство, вытесняя обиду, жажду крови и желание отомстить… большой светлый луч прошёл сквозь меня. И исчез. А я осталась. Наедине со своей обидой, которая отступала лишь на время, осталась. Ничто не способно изменить характер души, кроме её самой.  — Ну что, Эля, насмотрелась? — голос Кирса, как всегда насмешливый, вернул меня в реальность. Честно говоря, впечатления были настолько яркими, что из головы просто вылетела цель нашего небольшого путешествия. Кажется, он хотел о чём-то поговорить?  — Да, рассказывай. — Я повернулась к нему и скрестила руки на груди.  — Иди сюда. — Он махнул рукой, указывая направление. Прозвучало это как приказ, что, само собой, мне не понравилось.  — А волшебное слово? — После моих слов Кирс резко остановился и окинул меня непонимающим взглядом. Нахмуренные брови подсказали мне, что он усердно пытается понять, о каком заклинании речь. Я невольно захихикала. До Кирса медленно начала доходить абсурдность происходящего.  — Пожалуйста, — хмыкнул он. Вот теперь — другое дело. Теперь и послушаться можно! Мы зашли в закуток между двумя высокими стеллажами. Чем объясняется такой выбор, я догадалась сама. В восьми местах (четыре на полу, четыре на полках; четыре слева, четыре справа; четыре сзади, четыре спереди…) были начерчены руны неразглашения. Так образовывался своеобразный куб со стороной в два метра, внутри которого можно говорить о любых тайнах, совершенно не боясь их огласки. Мало того, что участников своеобразного «обряда» сковывает печать молчания, не позволяющая сболтнуть лишнего, так ещё и подслушать снаружи нельзя абсолютно никому и никак. Двумя словами — полная Тайна. Звучит как приговор.  — Всё настолько серьёзно? — удивилась я.  — Да, — уверенный кивок Кирса сомнений не оставлял. — Присаживайся, разговор будет долгим, — предупредил он, располагаясь в одном из углов «куба». Видимо, мне отведён противоположный. Что ж, допустим.  — Слушаю, — оповестила я о своей готовности после того, как с комфортом устроилась у одного из стеллажей  — Я даже не знаю, с чего начать… — протянул Кирс, засмотревшись куда-то вправо и отбивая пальцами неизвестный ритм. Я понимала, что он собирается с мыслями для действительно важного разговора… но слишком уж меня замучило любопытство.  — Начни с того, как ты нашёл это место. Я бы с удовольствием послушала. Такие… кхм… необычные, мягко говоря, магазинчики не стоят на каждом углу. Кирс (мне показалось, или он в тайне обрадовался небольшой отсрочке разговора?) пояснил:  — С этим всё просто. До переезда я жил неподалёку, и ещё будучи мелочью пузатой мы с друзьями сюда часто наведывались. Словно магнитом тянуло, понимаешь? А уже после смерти я понял, ЧТО это за место. Сегодня вообще с погодой повезло, поэтому никого нет. Иначе, сомневаюсь, что нам бы удалось спокойно договориться…  — Да уж, с погодой «повезло», ничего не скажешь. Мне больше солнце по душе, — буркнула я, поёжившись.  — Каждому своё, — пожал плечами Кирс, — хотя я тоже больше ясное небо люблю. Так вот, к сути разговора, — бодро начал парень, но под моим цепким немигающим взглядом как-то… смутился, что ли. А потом продолжил едва слышно, словно стремясь проникнуть в самые дальние уголки души. — Эль, мне кажется, ты не тому мстишь. Ты бы не умерла, если бы Ихинда тогда не выбросила из твоих вещей куклу. Вот оно что. Кто-то решил втереться в доверие. Пока понятия не имею, зачем, но что-то это мне уже не нравится. Подлянки он умеет разыгрывать просто здоровски. Отвечала я также, на пределе слуха, но едва сдерживая озлобленный рык. Если он действительно верит в то, что говорит, значит, сам запутался в своей лжи.  — Кирс, мне кажется, ты переводишь стрелки. Я бы не умерла, если бы кое-кому не пришло бы в голову ту куклу изрезать. Это всё, о чём ты хотел поговорить? Тогда до свидания! Я уже встала, готовясь улететь куда подальше, но он остановил меня одним лишь вопросом:  — Эстильда, а кого ты ненавидишь больше: меня или её? Отчего-то вспомнилось детское и совершенно абсурдное: «А кого ты любишь больше: маму или папу?». От такого сравнения я нервно хмыкнула. Вообще-то на эти вопросы ответ один: обоих. Но я, скрепя сердце, всё же ответила:  — Её. После чего вернулась на место и решила всё-таки дослушать. Кирс, видя, что я передумала уходить, как можно незаметнее облегченно выдохнул. Ещё не вечер, между прочим.  — Понимаешь, — начал он, — мне тут Март кое-что рассказал… — Я видела, что парень мнётся. С одной стороны, на нас действует заклинание неразглашения и можно смело выворачивать душу наизнанку, но с другой… а не от меня ли эта душа так тщательно пряталась? До недавнего времени я была уверена, что Кирс считает меня (как и я его) самым заклятым врагом. — Пойми, мне тоже есть, за что ненавидеть Ихинду, — выдал он сокращённую версию рассказа. Значит, всё же он мне до конца не доверяет (конечно, а с чего бы вдруг?) или просто время бережёт. Но, зато мне теперь ясны его мотивы. Наверное. Неужели он хочет, чтобы я помогла отомстить? Ну, так эта дамочка хоть и сильна, но даже со мной ни в какое сравнение не встанет, а для Кирса — на один зуб. Хотя… если учесть, что единственное, на что способна Сила против её имеющего — это запереть одном на месте, ограничив передвижение, что лично я достойной местью не считаю, то да, стоит придумать что-нибудь пооригинальнее. А в этом случае, как говорится, две головы лучше, чем одна. Вполне логично, между прочим. Вот только, скорее всего, придётся заключить перемирие с Кирсом, а к этому я морально не готова. Сложно понять, из-за каких именно чувств я противлюсь: ненависть, вроде, поугасла — я же уже отомстила; отвращения к этому парню я не чувствую — внешне он симпатичен, а внутренне мы вообще почти близнецы; сваливать всё на банальную обиду попросту глупо, ибо по-настоящему дуться я никогда не умела — отомстила и забыла. Вот и остаётся только вредность. Смогу ли я перебороть упрямство ради возможности отыграться на той, что когда-то заставила плясать под свою дудку? Смогу, безусловно. Тем более, что после, если, конечно, захочется, никто не помешает нам с Кирсом снова развязать войну.  — Ты просишь моей помощи? — уточнила я.  — Не совсем. Я предлагаю объединиться. На равных условиях. Ну кто бы сомневался? Впрочем, ничего удивительного, я поступила бы так же.  — Предложение заманчивое… — протянула я. Сейчас лучше не проявлять особого энтузиазма, чтобы Кирс не догадался, будто я заинтересована в этом не меньше его самого. Я же не хочу стать объектом шантажа? Да и подробности узнать не помешает. — У тебя уже есть какие-то идеи? Кирс внимательно следил за моей реакцией. Он рад, что я почти согласилась? Отлично. Сейчас он попробует привести ещё пару весомых аргументов, после которых можно будет и подписаться на эту авантюру.  — Ну… Вообще, есть парочка набросков, но они требуют глобального осмысления и детальной проработки, — о, какие умные слова мы знаем, — думаю, свежий взгляд поможет вычислить дыры и сгладит неточности. — Парень посмотрел на меня, явно намекая на то, кого именно он хотел бы видеть в роли обладателя «свежего взгляда». — К тому же две головы явно лучше, чем одна, — я говорила, что мы мыслим одинаково? — а против такой личности, как Ихинда, так тем более. Она играет с Имеющими Силу, не боясь мести, а значит, путь к отступлению у неё наверняка готов. И замаскирован. Ну, или козыри в рукавах имеются. Мы ведь не первые её жертвы, верно? — последний вопрос был обращён к Марту.  — Верно. Я же говорю, она успела достаточно прославиться своими играми. Разумеется, длится это не первое столетие. Я бы присвистнула, да не умею. Что-то не уверена, что мы, почти дети, недавно окончившие своё последнее воплощение и ещё не адаптировавшиеся к загробному миру, да и вообще зелёные и незрелые, сможем перехитрить такую мадаму. Ой, как не уверена. Эту мысль я и высказала вслух. Но Кирс, как оказалось, был более оптимистичен.  — Эль, посуди сама. Во-первых, мы тоже мозгами не обделены, а то, что выглядим, мягко говоря, молодо, играет нам на руку, ибо, скорее всего, она нас недооценит. И совершит большую ошибку. Сила связана не с возрастом, в котором пришлось умереть в прошлом воплощении, а с количеством прожитых жизней. Ну ты и сама знаешь. А во-вторых, если повезёт, удастся собрать других недоброжелателей со своими планами мести. И один из этих планов может сработать. Выглядела его точка зрения вполне обоснованно, только формулировка «если повезёт» меня немного напрягала. Насколько же нам должно повезти, чтобы в нужное время и в нужном месте оказались Имеющие Силу, жаждущие мести и не брезгующие связываться с парой подростков? Неожиданно и Мурса решила внести свою лепту:  — Проблема в том, что многие, кому насолила Ихинда, сейчас живут — в самом прямом смысле этого слова. Имеющий Силу, привязанный к материальному телу, мало чем может помочь. А та тройка личностей, что сейчас вместе с вами находится за Гранью Жизни особым потенциалом не обладает.  — Жаль, очень жаль. — Кирс взъерошил и без того растрёпанные волосы. — Кстати, а сама Ихинда в ближайшее время воплощаться не собирается?  — Нет, — на этот раз отвечал рыжий Советчик, — нельзя воплотиться, пока живые помнят твоё имя. А Ихинда… Видишь ли, она не только здесь прославилась. Её угораздило засветиться в паре известных, среди живых, книг. Как бы не пришлось ждать начала новой цивилизации… — вести, принесённые Мартом, радостными не казались. На мой взгляд, решать что-либо вообще было рано. Мы почти ничего не знаем про Ихинду. Те крупицы информации, перемешанные со слухами и домыслами окружающих, совершенно не обрисовывают всю картину. А посему, вывод напрашивается только один:  — Нам нужно установить слежку. — Кирс от моего неожиданного заявления чуть не подскочил на месте. Рыжий кот посмотрел на меня как на сумасшедшую. А Мурса, чувствовавшая на подсознательном уровне ход моих мыслей (ну, если, конечно, у кошек есть подсознание), уже прикидывала возможности, риски и возможности риска.  — Неплохая идея, — оценила она. Моя умница.  — Как ты себе это представляешь?! Да и зачем? — Кирс мнения Мурсы не разделял. А Март благоразумно отмолчался — за него уже всё было сказано.  — Нужно как можно лучше изучить врага. Наверняка и у неё есть слабые места, о которых простым обывателям неизвестно. — Кирс после моих слов задумался. Конкретно так выпал из реальности минут на пять.  — Но как это организовать? — тихо спросил он то ли меня, то ли себя. На этот вопрос я пока ответить не могла, поэтому отмолчалась. Погода за окном устаканилась, через завесу облаков местами даже просачивались солнечные лучи. От разговоров и напряжённой обстановки уже кружилась голова и двоилось перед глазами.  — Предлагаю обсудить это в следующий раз. Завтра, к примеру. А сейчас у меня ещё есть дела, — в подтверждение своим словам я демонстративно посмотрела на левое запястье, но от этого наручные часы там, как ни странно, не появились.  — Полшестого, — подсказал Кирс. А он откуда знает? Я обернулась и поняла, что за моей спиной всё это время висели большие настенные часы. Ну и пускай.  — Спасибо, — сухо поблагодарила я и оторвалась от земли, сделав вид, что не расслышала последнего вопроса Кирса:  — Так значит, ты всё-таки согласна?

***

Разговор выжал меня, словно половую тряпку. А, собственно, я себя ей и ощущала. Вот только на сегодня ещё были планы, причём не сказать, что радужные. Я собиралась навестить могилу. Свою. Если возле букинистического магазинчика погода уже начала проясняться, то над кладбищем небо было серым-пресерым, наисерейшим из всех оттенков серого (нет, на самом деле их больше пятидесяти). На мой взгляд, именно этот цвет пасмурной погоды стоило бы назвать траурным. У чёрного хотя бы есть свой характер, а серый… он «никакой». Без внутреннего стержня. Самый нейтральный из всех. Цвет уличной толпы, цвет депрессии, цвет пофигизма и флегматичности… Ужасный цвет, короче говоря. И я сейчас имею в виду не только небо — вокруг торчали кресты, похожие друг на друга, словно отштампованные. И люди такие же. Не все, большинство. Серая толпа, временами больше напоминающая стадо и считающая, что каждый должен стремиться стать именно таким. Если я за всю свою жизнь чего-то и боялась (ну, помимо высоты, темноты и смерти), так это стать одним из таких серых образов. Что и случилось. Они б его хоть перекрасили, что ли… В розовый сойдёт. Надгробная плита, почти ничем не отличающаяся от сотен своих собратьев, возвышалась над небольшой клумбой с искусственными цветами. Где-то внутри меня сжался комок обиды. Нет, не обиды на собственную смерть, или на то, что когда-нибудь умрут все мои друзья и знакомые, или на что-нибудь подобное, нет. Горько было оттого, что меня приравняли к этой толпе. Будто я — одна из них. Или не будто. У могилы в чёрных одеждах стояли родители и молча плакали. От этого тоже было тошно. Да, закончилось очередное моё воплощение. Да, закончилось рано. Но ведь оно одно из сотен, что были до и будут после! Я одна из Имеющих Силу, поэтому мне повезло (или не повезло, это уже как посмотреть), я могу наблюдать сверху и влиять на события, происходящие на Земле. Обычные же души топчутся в изолированном помещении, ожидая следующей жизни. Ни то, ни другое нельзя в полной мере назвать Концом. Всё в этом мире циклично. Как после долгой ночи снова встанет солнце, как после холодной ночи снова зацветут цветы, так и после смерти душа заново родится в новом маленьком человечке, кстати, точно так же после апокалипсиса появится новая цивилизация. Для маленького цветочка смена времён года кажется глобальной переменой, быть может, он, как и люди, даже не помнит, что было в прошлой его жизни, и думает, что завять можно только раз… А впрочем, кто знает, о чём они думают, эти цветы? Уж вряд ли возможность мыслить глобально приходит им в голову. Ну или в бутон, но речь ведь сейчас не совсем о растениях, (или о не совсем растениях, или совсем не о растениях…) верно? Хотя и правда, какое дело ромашке до рождения новой галактики? Зато она не станет плакать, когда наступит очередная зима. В этом цветы даже умнее людей. Быть может, кто-то воспротивится, крикнет: «Что за чушь! Цветы не могут думать! У них нет мозга!», но я спокойно вам возражу: для того, чтобы думать, мозг не обязателен. Да и один факт наличия этого замечательного органа отнюдь не сделает вас думающими людьми. Я не хочу, чтобы они плакали из-за меня. Если бы была такая возможность, я бы стёрла себя из памяти родителей. Жаль, что никому не дано влиять на воспоминания. Я попыталась хотя бы намекнуть им о своём присутствии, но они были настолько поглощены горем, что даже не заметили моих отчаянных попыток. Это так гадко, чувствовать себя беспомощной, когда страдают твои близкие люди.  — А говорила, что у тебя нет сердца, — расстроенным тоном сказала вполголоса Мурса.  — Его нет. И никогда не было, наверно. Уже не помню себя человечной. Зато, у них, — кивнула в сторону единственных живых людей на всём кладбище штампованных образов, — оно точно есть. И я его чувствую, как своё.  — Родственные связи — дело сложное, — согласилась кошка.  — Кстати, Мурса, а почему я в последнее время чувствую себя так, словно… слабею, — равнодушно поинтересовалась у своей Советчицы. На самом деле, мне далеко не всё равно. Когда я поняла, что моя Сила действительно уменьшается, стало как-то не по себе.  — Это нормально. Так происходит со всеми. Через год ты потеряешь почти всю Силу, но потом падение твоих возможностей остановится. Ты будешь равна всем, кто умер больше года назад.  — Мурса, Мурсочка, — во мне начала закипать злость, — а почему ты раньше мне этого не сказала, а? — Я медленно выходила из себя. Советчица она или где в конце-то концов?! Ласковый тон, которым это было произнесено, напоминал затишье перед бурей.  — Разве? Я думала, ты знаешь, — спокойно ответила Мурса, совершенно не замечая моего хмурого настроения. Точнее, делая вид, что не замечает. Наша связь кричала ей об обратном, я знаю.  — Да откуда ж мне это должно было быть известно, кошка ты подзаборная! — окончательно взорвалась я. Давно такого не было. — У меня одна Советчица, а значит и один источник всех этих ваших штучек! Дальше последовал целый ряд отборнейших ругательств, которые подробно описывали, что и как я думаю о Мурсе и её привычке умалчивать важные вещи.  — Успокойся, — зашипела кошка. Я заметила, что её задели мои слова. — Обзывая меня, ты кричишь на себя, помни об этом! Мы — одно целое. Хотя, кому я говорю, ты и на себя-то кричать не боишься, что тебе какая-то там Советчица, ближайшая по духу и вообще, почти родня, важнейшее существо после смерти, правда? Подумаешь, забыла рассказать. У меня что, теперь нет даже права на ошибку?  — Зачем ты мне врёшь? Такие нюансы не забывают! Ты нарочно промолчала, и это не только моё личное мнение, но и мнение нашей связи. И как ты можешь упрекать меня, когда сама слишком многое намеренно скрываешь от своего «важнейшего существа»? Ближайшие по духу друг с другом так не поступают! На этой ноте и закончился день. В кои-то веки закат мы встречали порознь.