Куклы и кукловоды

Настроение было ни к черту. Вчерашняя ссора с Мурсой оставила в душе глубокий след. И не радовало даже то, что сегодня (ура! Дождалась!) последний день игры с Кэтрин. Девушка спокойно прошла мимо заброшенного здания, на котором красовалось выведенное чёрной, ещё не засохшей краской число «одиннадцать». Ей уже было всё равно. Ни паники, ни отчаяния, присущих людям, осознающим свою скорую кончину, Кэт не испытывала. Она вообще не чувствовала ничего, выжатая, словно лимон, опустошенная до дна. Но и действительно, какая теперь разница? Думать надо было раньше. Хотя сомневаюсь, что Кэтрин это делать вообще умеет, судя по прошедшей неделе я могу предположить лишь обратное. С Кирсом в книжной лавке я тоже чуть не поссорилась, причем из-за какого-то пустяка. Спасло то, что мозги у парня были, он вовремя оборвал спор и вкрадчиво спросил:  — Эля, что с тобой происходит?  — Ничего! А должно? — огрызнулась я.  — Ну я же вижу, что что-то не так. В нормальном состоянии ты не шипишь аки кошка от малейшей фразы, задевающей твоё самолюбие. — Сравнение с кошкой снова напомнило о Мурсе. Он издевается? Или они сговорились? — У тебя ведь сегодня игра заканчивается, верно? Это как-то связано? — выдвинул он предположение. Ага, связано, как же. Всё, что находится за гранью жизни, связано с Мурсой, ибо кто, если не она, вводил меня в курс дела? А впрочем, глупости.  — Нет, — просто ответила я. Злость и обида переполняли мою душу, грозя вырваться наружу в виде истерики. Чтобы не выдавать свое плачевное состояние, я сделала вид, что меня безумно интересует обложка книги со стеллажа напротив. Из головы всё утро не выходило предательство Мурсы. Что ей стоило сказать с самого начала? Ну, или хотя бы не врать про «забывчивость»? Меня не столько расстроил факт уменьшения Силы, сколько осознание того, что даже своей Советчице нельзя полностью доверять. Она ведь даже и не попыталась как-либо оправдаться! А притворялась такой открытой и честной… до мурашек противно. Мрачные мысли уносили меня все дальше и дальше, пауза в разговоре уже давно затянулась, а Кирс всё ждал. Я не заметила, что он уже довольно долгое время пристально рассматривает мою персону, видимо, пытаясь понять, что же мной движет. От него исходила молчаливая поддержка, которую я непременно ощущала, но легче не становилось. Мурса — часть меня? А стала бы я себе врать? Вряд ли. Разве что, для собственного блага… Но её мотивы мне были непонятны. Наша с ней связь из прочного каната превратилась в хлипкую ниточку, готовую вот-вот лопнуть, не выдержав натиска. И где-то далеко, на том конце волоска, словно через плотную пелену я ощущала Мурсу. Эмоции моя советчица испытывала смешанные, разобрать сложно, но страх там присутствовал точно. Отчего же? Не понимаю. В результате с Кирсом договориться ни о чем толковом не вышло, а до полуночи времени оставалось навалом. Куда себя деть — я не знала и отправилась в пещерку в горах, чтобы хоть как-то успокоиться. Я не буддийский монах, чтобы всё время находиться в равновесии, я лишь маленькая девочка, которую мотыляет из крайности в крайность, хорошенько прикладывая головой обо всё, что попадается на пути. От мрачных мыслей на глаза навернулись слезы. Я могу плакать? Странно, раньше казалось, что это свойственно только физическому телу… Однако, вполне ощутимая капля соскользнула со щеки и разбилась о холодный камень, оставив вместо себя неровное пятно. За ней последовала и вторая. Увлекшись размышлениями о материальности, я не заметила, как дорожки от слез высохли, а глаза больше не застилала мутная пелена. Точно так же я не заметила и бесшумного приближения кошки. Всё такой же черной, как ночь, грациозной и возвышенной. Только теперь мне казалось, что от нее веет холодом. Но, возможно, дело было всего лишь северном ветре, окутывавшем вершины скал. Она молча подошла ко мне и уселась рядом. Мы смотрели вдаль точно так же, как и раньше, и это было невыносимо.  — Почему? — задала я один простой вопрос.  — Только не злись, — предупредила она, отчего мне сразу захотелось приложить ее чем-нибудь потяжелее, — но для нас, Советчиков, существуют свои правила. И иногда они идут в разрез с желаниями хозяина. Это как законы природы — древние устои, за нарушение которых тебе непременно достанется от самого Мира. Про законы природы я знала. Они — единственное, что останавливает Имеющих Силу. Они запрещают наносить какой-либо вред кому-либо, если для этого не было объективных причин. Причинами же могут стать лишь добровольное согласие, или плата за оказанную услугу. Во втором случае заключается нечто вроде контракта: обе стороны договариваются об условиях, которые они обязаны исполнить. В противном случае — возмездие будет вершить сама Природа, являющаяся матерью для всех нас, а в такие моменты она страшна, ой как страшна. Кстати, люди даже не подозревают, но эти законы распространяются на них почти в той же степени что и на нас — сущностей, душ и прочую нежить. Мои игры тоже являются своеобразными «контрактами»: живые соглашаются играть, чтобы получить удовольствие, мои обязанности — подсовывать ежедневно минимум по одной подсказке, даже если игрок такой же тупой, как и Кэтрин. В случае проигрыша человека его жизнь переходит в мою власть, и обе стороны это знают. Но не всегда вторая сторона верит. А зря. Потому что я в таком случае имею полное право творить с ними всё, что захочу: от вселения в тело, до убийства. А ещё Мир не терпит невыполненных обещаний, это тоже сурово наказывается.  — Расскажи о ваших правилах, — тихо попросила я. — Да и вообще о Советчиках. Откуда вы беретесь, почему работаете с Имеющими Силу, зачем это вам? — Как-то за все время нашего с ней общения я и не интересовалась этим. Может быть, зря? Не весь ведь мир вокруг моего эго вертится, в конце концов. И она рассказала.  — Давай по порядку. Откуда берёмся? Мы рождаемся из души. Я, например, являюсь твоей частью и полностью от тебя завишу. Пока жив наш хозяин или хозяйка, живем и мы. То, как мы живем, напрямую зависит от состояния души Имеющего Силу. Если она, как ты это называешь, Чистая, то и условия у нас шикарные: тепло, сытно, уютно… Такие обычно живут в семьях. Если душа самая заурядная, скучная и без изюминки, то и Советчик слоняется по улицам никем не замеченной тенью, изредка подкармливаемый добрыми прохожими. Если душа яркая и с характером, то коту скучать не приходится — таких нередко закидывает к маленьким детям. Нам показывали и даже давали ощутить всю прелесть того, когда тебя тянут за усы и хвост одновременно, а потом гоняются за измученной кошкой по всей квартире, чтобы перекрасить гламурной розовой гуашью. Поверь, не лучшие ощущения. — фыркнула она. — Ну, а если душа ненавидит весь белый свет, то и Советчик тот ещё: озлобленный, кусачий, шипящий, вредный… Продолжать можно до бесконечности, но таких котов не любят, им зачастую приходится голодать и прятаться где попало. Ладно еще летом, но зимой как? — она посмотрела на меня так, что сразу стало неловко.  — А ты где жила? — участливо спросила я.  — Лучше не спрашивай, — фыркнула она и отвернулась. Но я поняла ее. Сложно смириться с тем, что твоё близкое существо жило на помойке… Да я и не смирялась. — Почему служим хозяину после смерти? — продолжала она тем временем. — Это наш долг, упомянутый законами природы. Вы даете нам жизнь, а мы вам — информацию и поддержку. Советчики не могут ослушаться Хозяина, если это не противоречит нашему своду правил. — У них ещё и свод правил есть, оказывается. Как много я не знала, однако.  — Хорошо, — через силу выдавила я из себя это слово, потому что всё было вовсе не хорошо, за одну минуту Мурса резко перевернула моё представление о мире мертвых, — но причем здесь твое умалчивание?  — Это отдельный пункт, — тихо сказала она. Почему-то я четко понимала, что она сейчас чувствует себя виноватой. — Когда-то давно Советчики сразу после смерти предупреждали Имеющего Силу о том, что уже через неделю он значительно ослабнет, а через год останется почти ни с чем. Знаешь, к чему это привело? Они считали, что нужно развлекаться, пока есть возможность. Твои игры — далеко не предел, на Земле начинала твориться такая… такое… такой… хаос, — подобрала она вполне культурное слово, хотя было видно, что на язык просились одни ругательства, — просто словами не описать. Приличными. Но примерно через месяц всё затихало до смерти следующего Имеющего Силу. Вот и был принят закон, не рассказывать вам сразу об этой особенности, а подождать, пока сами спросите.  — Хорошо, — снова процедила я сквозь зубы. Спокойствие, Эля, только спокойствие. Вдох. Выдох. Всё хорошо. Всё в порядке… — А почему же тогда ты соврала мне о том, что просто «забыла» рассказать такую чертовски важную мелочь?  — Честно говоря… — замялась кошка.  — Если кто-то начинает фразу с «честно говоря», скорее всего, он врет, — довольно грубо прервала я её. Плевать. Нечего было доводить меня до такого состояния.  — Я боялась, что ты не поверишь, — тихо ответила она, глядя вдаль. И ведь она была права, до мурашек по коже права… Её слова эхом отзывались у меня в голове, и я явственно чувствовала, что сейчас она действительно говорит правду.  — Прости… — еле слышно сказала я. Кошка удивленно обернулась. Видимо, она не ожидала от такой злобной меня неожиданной ванильности. Да я и сама от себя такого не ожидала. Мурса посидела, посмотрела на меня с минуту и ответила:  — Прощаю. И ты меня извини. Нужно было лучше думать, что говорю, — опустила она взгляд в пол.  — Извиняю. — Ещё одна ритуальная фраза, ещё один природный закон. Я прямо почувствовала, как нити связи между нами восстанавливаются, и мы снова словно сливаемся в одно целое.  — Знаешь, а мы ведь чуть не разорвали Связь. Если такое случается, то Советчик умирает. — Её слова камнем упали на душу. А я даже и не подозревала. Когда время близилось к полночи, хандру с меня как рукой сняло. Мы с кошкой уже висели под потолком в комнате Кэт, я еле сдерживалась, чтобы не потирать руки в предвкушении.  — Ты ее тоже убьёшь? — вопросительно посмотрела на меня кошка.  — Зачем? — искренне удивилась я. — Она станет моей куклой. Оболочкой, в которую я в случае необходимости смогу по праву вселиться.  — А откуда такая радость? — фыркнула она. Отношения между нами наладились крайне быстро, возможно, в том была заслуга Связи.  — Я так давно не чувствовала себя живой! — простонала я. — Это же кошмар какой-то! Ни устать, ни замерзнуть, ни удариться… да о чем речь, я ведь даже есть не могу!  — А зачем тебе еда? Пища нужна физическому телу, а душе — лишь энергия. В чем смысл жалеть о том, что не можешь есть, если тебе это не требуется?  — Энергия нынче очень дорога, — тихо буркнула я, вспоминая «шутку» Кирса с Силовым Куполом и энергетические конфетки, которые он использовал в качестве приманки. Вроде времени с того момента прошло уже предостаточно, но на душе все равно было горько только от одного воспоминания. — А ощущение сытости — одно из самых чудесных ощущений. Наравне со сном и усталостью, — закончила я фразу.  — Усталость? Никогда бы не подумала… Все люди так на неё жалуются. А лежать и видеть галлюцинации, называя это снами вообще очень странно, — тихо проговорила она под нос, вроде как и не мне вовсе, но отреагировать стоило.  — Уставший человек получает эйфорию от осознания того, сколько он успел сделать за день, — поправила я её, — а так, не спорю, мало приятного от простой боли в мышцах. А о снах… Разве кошки их не видят? — удивилась я.  — Видят, — кивнула Мурса, — но теперь, находясь на том свете, я считаю это странным. От беседы нас отвлекла сама Кэт. Если раньше она просто вертелась в кровати со скоростью света, то сейчас села на кровати протирая руками сонные глаза. Заснуть ей не удавалось. Кэтрин тихо, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, прокралась в ванную комнату. От большого любопытства я последовала за ней. Девушка взяла расческу и начала борьбу с непослушными волосами. Я стояла сбоку и ждала объяснения её действиям. Почему я не хочу подсмотреть намерения у неё в голове? Неинтересно. Да и к тому же, вдруг тупость заразна, и я тоже заболею? Закончив с волосами и собрав кучерявую шевелюру в высокий хвост, Кэт умылась, накрасилась, потом чуть-чуть подумала и почистила зубы. Очень осмысленная последовательность действий, да. Когда она взяла плойку и уселась выпрямлять кудряшки, Мурса ошалело посмотрела на меня и спросила:  — Зачем она это делает? Я лишь в недоумении пожала плечами. Всё-таки не удержавшись и заглянув в голову к этой ненормальной, я поняла простую вещь: тупость неизлечима. Ибо единственная мысль, вертевшаяся в голове у Кэт, была — умереть красивой. Дальше следовала красочная фантазия о том, как бедную девушку оплакивают родные, друзья, знакомые и просто случайные прохожие… Я не знаю, откуда взялась вся эта толпа размером с небольшой город. Но эмоции были настолько яркими, что Кэт прослезилась. А что будет, если прослезиться с накрашенными глазами? Правильно, тушь непременно поплывет. Вот и Кэтрин постаралась быстро взять себя в руки, но было уже поздно, макияж пришлось обновить. Ещё спустя четверть часа она просто сидела на табуретке и любовалась на своё отражение. Выпрямлённые волосы, правильные черты лица, стройные ноги, осиная талия…  — Честно говоря, это уже вообще нарциссизм какой-то. — бубнила я себе под нос. Неожиданно девушка сорвалась с насиженного места и стрелой кинулась на кухню, чуть не забыв, что в квартире кроме нее есть ещё и спящие люди. Опомнившись в последний момент, закрыла дверь, чтобы открыть холодильник… … Уже долгое время ночную тишину разрезало лишь мерное чавканье девушки. Всю свою сознательную жизнь она соблюдала строгую диету, а сейчас наконец дорвалась до еды. Я закатила глаза и заткнула себе рот, чтобы не захихикать. Потом всё же вспомнила, что меня никто не должен слышать, и рассмеялась от души. А вот Мурсе было скучно, она лишь слегка покачивала хвостом из стороны в сторону, лениво следя за движением стрелок. Оставалось пять минут. Кэтрин тоже это заметила и опять подскочила словно ошпаренная, поняв, что времени осталось критически мало, а ей ещё губы накрасить надо, ибо вся помада съелась. С сожалением взглянув на оставшийся кусок смачного бутерброда и тяжко вздохнув от того, что ей уже никогда не удастся его доесть, она снова чуть не расплакалась и пошла красить губы. Оставалась одна минута до полуночи. Кэт лежала на кровати абсолютно без движения. Немного подумав, девушка ещё и скрестила руки на груди, аки живой труп. Живописненько, ничего не скажешь. Ситуация была настолько абсурдной, что я не знала, смеяться мне или плакать, однако каталась по потолку в истерике. Двенадцать ровно. Я подошла к Кэт и посмотрела ей в глаза. Там отражалась бездна. Красиво. Но я сюда не для созерцания чарующих очей явилась, а чтобы, наконец, почувствовать себя живой. Не знала, что буду так скучать по стуку сердца в груди. Проникнуть. Слиться. Воплотиться. Эти слова мантрой звучали в голове, повторяясь снова и снова. И вот уже я смотрю на мир глазами своей новой куклы, судорожно пытаясь не задохнуться с непривычки. Я ведь ещё не забыла, как дышать? Вроде нет, всего тройка недель с момента моей смерти прошла, а если считать проигрыш Кирса, то вообще одна. Тело было непривычно высоким, каким-то слегка неуклюжим даже, и первое, что я сделала, это закрыла дверь в комнату родителей Кэт, ибо оставлять недоеденный бутерброд на столе до утра — не есть хорошо. Желудок завыл от голода. Какие же забытые ощущения… На сегодня у меня большие планы, и первым пунктом в них числится: радоваться жизни на полную катушку.