Поцелуй смерти

Держа перед лампой сделанный накануне снимок МРТ Пак Чимина, Юнги вперился в него взглядом, и если бы его эмоции в этот момент каким-то образом преобразовались в тепловую энергию, то снимок непременно загорелся бы в его руках. С ядовитой усмешкой на губах, он мысленно поаплодировал себе: «Что ж, доктор Мин, и в этот раз твой прогноз был идеален — два месяца. Точно так, как ты рассчитал. В этом твое проклятие…». Позади него, скрестив на груди руки и приложив плотно сжатый кулак к своим губам, стоял Чонгук. Он также ясно видел в этом непонятном для простых людей снимке то, что увидеть мог только врач. Это как читать азбуку Морзе: мы различаем в ней только точки и черточки, но у определенных людей эти символы читаются словами. Точно так же доктор Чон в этих черно-белых каракулях на снимке видит смерть. — Печеночная энцефалопатия, — прервал затянувшееся молчание Юнги. — Этого следовало ожидать при таких метастазах в печени, — он бросил снимок на стол и, резко развернувшись, вышел из кабинета.

***

Зайдя в палату, Юнги тихо подошел к лежащему на кровати Чимину и бережно положил свою ладонь на его лоб. Так Чимин мог понять, что рядом с ним Юнги. Почувствовав это прикосновение, младший судорожно выдохнул через приоткрытые губы, над которыми выступила холодная испарина. Цвет лица приобрел землистый оттенок, и с каждым часом он становился заметнее — печень практически не выполняет свои функции, от чего все токсины, которые она должна была нейтрализовать, свободно циркулируют в крови, подобно яду. — Сейчас уже вечер? — слабым голосом спрашивает Чимин, открыв невидящие глаза. — Да, — коротко ответил Юнги. — Иди домой, — обращает лицо на голос Чим. — Сколько ты уже не спишь? Я по голосу слышу, как ты устал. Юнги молчит, так как боится, что стоит ему только попробовать произнести малейший звук, он тут же обернется в едва сдерживаемые рыдания. Казалось, где-то под ребрами кол, и каждый вдох отдавался болью в груди. — Пусть этой ночью со мной побудет Чонгук, — продолжает Чимин, не дождавшись от доктора ответа. — Со мной все будет хорошо, — добавляет он и улыбается. Эта улыбка, совсем недавно спасавшая Юнги от его же мрака внутри, теперь убивает. Ее искренности невозможно сопротивляться, она достигает самого сердца и, оседая там, выпускает шипы. Сев на край кровати, Юнги утыкается лицом в мягкий живот Чимина, прижимая свои руки к его бокам, он душит и глотает терзавшие горло всхлипы, стараясь не подавать никаких признаков своего отчаяния. Однако попытки старшего были напрасны, отчаянием был пропитан весь воздух вокруг него, и, дыша им, Чимин не мог его не заметить. С усилием подняв руку и найдя волосы Юнги, младший стал осторожно пропускать их через пальцы, поджав свои губы. Где-то в душе Чимин проклинал себя за то, что заставляет Юна проходить через все эти страдания, но одновременно с тем горько признает безграничность своего эгоизма, потому что понимает: лишить себя Юнги — он не смог бы никогда. От эмоционального перенапряжения доктор провалился в сон, убаюканный движениями пальцев Чимина в своих волосах и его дыханием. Пробыв в забытье, как казалось Юнги, долгое время, он хотел бы остаться в нем еще немного, но его разбудила легкая боль от сжавшейся ладони в волосах. Не обращая на неприятные ощущения внимания, Юн резко поднял голову и в едва различимых контурах сумерек всмотрелся в лицо Чимина. — Чимин? — поднявшись с кровати, Юнги быстро включил лампу на тумбе и склонился над оцепеневшим пациентом. — Чимин, — повторил он уже значительно громче и нажал на кнопку вызова у изголовья кровати. Вытащив из нагрудного кармана медицинский фонарик, он посветил поочередно в оба глаза, отмечая слабую реакцию зрачков на свет. — Нет, нет, — прошептал Юнги. В то время, как тело Чимина стало биться в мелкой дрожи. Его пальцы сжались до белых костяшек, и послышался скрип зубов от сильно сжавшихся челюстей. Широко распахнутые глаза, не мигая, безжизненно смотрели вперед, пугая своей пустотой. — Доктор Мин? — включила медсестра основной свет в палате. — Примидон внутривенно, срочно! — закричал Юнги, и девушка, услышав название препарата, сразу же поняла, что у пациента начался судорожный синдром. Трясти Чимина стало сильнее, и доктор с замершим сердцем выполнял весь алгоритм действий, необходимый в таких случаях. Мозг Юнги отключился, но его руки помнили доведенные до автоматизма приемы неотложной помощи: перевернув его на бок, доктор придерживал голову и руки в таком положении, чтобы Чимин в припадке не смог навредить самому себе. В палату вернулась медсестра и незамедлительно принялась за проведение процедуры. После введения препарата потряхивать Чимина сразу же стало меньше, и Юнги вернул его тело в прежнее положение. Взяв его за сжатую руку, он попытался разжать пальцы, но они не поддавались, а мелкая дрожь все не проходила. Юнги окаменел над дрожащим телом, молясь о конце этого страшного сна. Каждое мгновенье было длиною в вечность, в ожидании все прекратило свое движение: кровь в жилах застыла, ход мыслей был неуловим. Вдруг Чимин резко замер, его руки моментально расслабились, как и все его тело. Он испустил судорожный выдох и замер с пустыми глазами, обращенными куда-то в потолок. Доктор быстрыми движениями стал мерить Чимину пульс на всевозможных местах, который практически не прощупывался.  — Нет, прошу, нет… — он склонил ухо над губами младшего: Чимин не дышал. — Нет! Стиснув зубы, Юнги установил перекрещенные ладони на грудине Чимина и начал проводить непрямой массаж сердца, не видя ничего вокруг, не думая ни о чем, кроме как о своей цели — заставить сердце Чимина биться вновь. — Продолжай, — громко говорит внезапно появившийся Чонгук и перехватывает из рук медсестры мешок Амбу, предназначенный для искусственного дыхания. — Установи на пациенте кардиограмму, — приказывает девушке Чон, ритмично сжимая в руке мешок. Медсестра в считанные секунды выполняет указания молодого врача, и комнату заполняет непрерывный писк аппаратуры, отражающий состояние умирающего больного. Юнги, словно заведенный, одними губами повторяет слово «нет» и продолжает делать массаж. Небоскребы внутри него с каждым его толчком в грудь Чимина, не заканчивающимся успехом, рушатся и разваливаются на глазах. Кажется, что вместе с Чимином умирал сейчас и Мин Юнги. Оторванный от окружающего всего, он не слышит, что писк аппаратуры стал пульсирующим, не слышит останавливающего голоса Чонгука и просто продолжает свое движение, пока его не отдирают от Чимина. — Он дышит, он дышит, хен! — держа Юнги за плечи, кричит Чонгук. Сморгнув пелену с глаз, старший неосознанно стряхнул с себя руки Чонгука и приблизился к кровати. Кинув взгляд на монитор медицинской аппаратуры, Юнги взял Чимина за руку и почувствовал под кожей его слабый пульс. Облегченно вздохнув, Юнги зажмурился. Его плечи обессиленно поникли, а пальцы сильнее сжали руку Чимина, призывая того не сдаваться и не оставлять его одного. — Позвоните его родителям и переведите Пак Чимина в реанимационное отделение, — услышал Юн голос Чонгука, отдающий указания медсестре. Еще раз взглянув на Чимина, Юн, обернувшись к Чонгуку, устало схватился за его плечо, не чувствуя своих ног. — Хен, я все сделаю, — Чон положил ладонь на руку старшего на своем плече. Кивнув ему, Юнги медленным шагом покинул палату, не помня того, как добрался до своего кабинета. Стоя посреди комнаты, он опустил взгляд на свои дрожащие руки и спрятал в них искаженное болью лицо. Все с треском расходилось по швам и разрывалось в клочья. Возможно ли собрать все воедино после такого болезненного распада? — Ви, — позвал он впервые по имени ангела смерти. — Ви! — Ты звал, — прозвучал глубокий голос спустя минуту. — Звал, — подтверждает Юнги, убирая руки от лица. — Когда? Этот вопрос не требует пояснения, все предельно ясно и этим одним словом. Ангел, тяжело вздохнув, отвел глаза. — Когда? — более требовательно спрашивает Юнги. — Я не могу этого сказать, — не поднимая глаз, отвечает Ви. — Можешь, и ты скажешь, — делает шаг навстречу ангелу доктор. — Нет, — твердо отвечает Ви, глядя Юнги в глаза. Встретившись с непоколебимостью ангела, Юнги яростно запускает пальцы в собственные волосы и поднимает лицо к потолку. — Это ошибка, — Юнги выходит из себя, глаза горят ненавистью и презрением. — Пак Чимин не может умереть, — шепчет он, словно в бреду. — Они не допускают ошибок, — печально прерывает шепот доктора Ви. — Не допускают? — с ядовитой насмешкой, Юнги вновь обращается к ангелу. — Ответь тогда мне на вопрос: чем являемся мы с тобой, если не ошибкой? Один — видит то, чего не должен. Другой — так вообще влюбился в одного из тех, из кого высасывает жизни. Это нас с тобой быть не должно. Ви вздрагивает от его слов, будто от удара. Удара правдой. Она перед ним наглая, обнаженная и отвратительно едкая. От нее щиплет в глазах, и тошнота подступает к горлу. — Если все же не ошибка, то нас создали только для развлечения. Посмотреть на нас сверху и развеять свою серую скуку интересной сценкой, что мы тут разыграли, — на выдохе проговаривает Юнги. — Когда? Ангел молча смотрит доктору в глаза, хочет ответить, но не может. И на то две причины: названное число будет настолько ничтожным, что произнести его вслух не хватает храбрости. И вторая — Юнги и без ангела знает это число. — Ты ведь можешь сам на него ответить, — тихо говорит Ви. — Ты уже ответил. — Может я хочу, чтобы мой ответ оказался неверным, — в голосе Юнги немая просьба, но… — Мин Юнги не дает неверных ответов, — говорит правду Ви, не желая лгать ему. — Прости. — Что? Прости? — доктор срывается на крик. — И это все? Ангел виновато опускает голову, и из-под его опущенных век стекает слеза. — Исчезни, — шипит Юнги. — Будьте вы все прокляты! Исчезни! В последний раз взглянув на доктора влажными глазами, Ви начинает растворяться в воздухе, когда в него летит один из хрустальных трофеев Юнги. Фигура, пролетев сквозь грудь ангела, со звоном разлетелась осколками во все стороны, столкнувшись с поверхностью стены. — Будьте вы все прокляты! — яростно кричал Юнги, круша все вокруг. Не обращая внимания на боль в руках и порезы от острых краев предметов на своем столе, доктор, срывая горло, сносил все с горизонтальных поверхностей на пол. Шар скопленных им эмоций взорвался, выплескиваясь неуемными криками и разрушением всего, что не представляло сейчас никакой ценности. — Доктор Мин? — испуганно пропищала медсестра, прибежавшая сюда на шум. — Убирайся! — приказал он девушке, на что та, вскрикнув, быстро скрылась за дверью и побежала за тем единственным, кто, по ее мнению, мог помочь. Несколько минут спустя Чонгук забежал в кабинет и, встревоженный до этого еще медсестрой, при виде старшего, мечущегося по комнате, пришел в ужас. Подскочив к Юнги сзади, Чон зажал его в кольцо своих рук, пытаясь удержать от дальнейших крушений. Едва сдерживая Юнги, Чонгук звал его по имени, но тот его не слышал. Он лишь истошно выкрикивал поток неразборчивых слов, пытаясь освободиться от младшего. Внезапно лишившись всех сил, Юнги обмяк в руках Чонгука и, не удержавшись на ватных ногах, упал на колени, утягивая за собой Чона. — Хен, — умоляюще простонал младший, сев на пол спереди Юнги и придерживая его за плечи. — Хен. Не в силах чем-либо ответить ему, старший уткнулся макушкой Чонгуку в грудь и безмолвно зарыдал, так как уже сорвал свой голос. Давясь воздухом, он безудержно всхлипывал, сжимая в пальцах халат Чонгука. Слезы обжигали глаза, в висках пульсировало и давило изнутри. Почувствовав, как его обнял Чонгук, Юнги безвольно прижался к нему всем телом, давая волю своему отчаянию. Крепко держа содрогающееся тело Юнги, оказавшееся таким хрупким в его руках, Чонгук покачивал старшего в своих объятьях, ощущая, как мокнет халат от его слез. Он хотел бы точно также впитать в себя хоть некую часть и его боли, хоть как-то облегчить его страдания, но ее так же, как и все чувства человека, нельзя разделить надвое. Смерть и наносимая ею боль — у каждого своя.