Прошу, позвольте мне побыть любимым им еще немного. Я жаден, но клянусь, что больше ни о чем не попрошу.
***
Чувствуя, как тяжелеют веки, Чонгук встряхнул головой, отгоняя прочь застилавшую сознание сонливость, и тянется за уже наполнившимся стаканом кофе из автомата. Молодой хирург третьи сутки не ночует в своей квартире, в которой его никто не ждет. Все, кто дорог ему, находятся в стенах этого здания, куда не хотел бы попасть любой здравомыслящий человек. Опустошив пластиковый стаканчик, Чон не чувствует прилива энергии — кофеин уже давно не помогает — и доктор пьет его скорее по привычке. Шагая по полупустым коридорам больницы, он вытаскивает из кармана своего белого халата телефон и смотрит на его экран: без пяти минут семь часов утра. Впереди еще один длинный день. Добравшись до реанимационной, в которой находится Пак Чимин, доктор застает его родителей перед входом в отделение. С того дня, как Чимина перевели сюда, они не покидают своего сына и дежурят у этих дверей без сна и питания. И несмотря на то, что в этом отделении строго запрещено находиться посторонним, Юнги, в силу обстоятельств, разрешает им проводить время с сыном несколько часов. — Госпожа Пак, прошу Вас, отдохните, — говорит Чонгук подойдя к скамье, на которой сидели мать с отцом Чимина. Мужчина выглядел измотанным и реагировал на все отстраненно, но даже так крепко держал свою жену за руку. — Я ведь сказал медсестре проводить вас в свободную сестринскую, чтобы вы с господином Паком могли поспать, — немного строго проговаривает Чон, глядя на изможденное лицо женщины, которая, кажется, исчерпала весь свой запас сил. — Она подходила… Спасибо Вам, — отвечает женщина, натянуто улыбаясь и не выпуская руки своего супруга. — Но как мне спать, когда мой мальчик здесь. — Как раз ради него вам стоит отдохнуть, — настойчиво твердит доктор. — Не думаю, что он будет рад вашему усталому виду. Ради сына нужно попытаться. — Доктор Чон прав, дорогая, — включается в разговор отец Чимина. — Тебе следует вздремнуть, а я останусь здесь… — Нет-нет, — перебивает мужчину Чонгук. — Вас это касается не меньше, господин Пак. Обещаю, что сообщу вам немедленно, даже если ваш сын дышать станет по-иному, — уверяет их доктор. Чонгук лично отвел их в сестринскую комнату и, убедившись в их удобстве, вернулся в реанимационное отделение. Добравшись до нужной палаты, Чон открывает дверь и застает там Юнги. Стоя спиной к двери, он склонился над Чимином, кажется, не замечая вошедшего, и младший, решив не тревожить их, тихо закрывает дверь, оставляя их наедине. Сонливость все никак не покидает Чонгука и, перебрав в голове способы взбодриться, он направляется в служебную уборную. По коже лица стекает холодная вода, капая с прядей волос, спадающих на лоб, и с подбородка в раковину, унося собой часть его усталости, отчего держать глаза открытыми становится не так трудно. Подняв взгляд к зеркалу, Чонгук смотрит в отражение и видит позади себя огромные полураскрытые крылья цвета грозовой тучи, темные и красивые — они будто бы его. Доктор улыбается в отражение и чувствует, как чужие руки медленно обхватывают его за талию, и теплое тело прижимается к нему сзади. Ви. Это имя столько прекрасного привнесло в его жизнь, столько чувств и эмоций, что все, что было до того, как Чонгук впервые услышал его, кажется сплошным черно-белым кино. Эти теплые руки, бархатный голос, его присутствие необходимы Чонгуку подобно воздуху. Ангел смерти теперь стал ангелом его жизни, и вероятное будущее без него стало ненавистным. Развернувшись в кольце рук, Чонгук взял Ви за подбородок и заглянул ему в глаза, на что ангел ответил ему улыбкой. Каждый раз, когда он смотрит на это красивое лицо, в его глаза, обращенные только к Чонгуку своей всепоглощающей глубиной, на губы, обещающие не то нежность, не то страсть, он видит его каждый раз, словно в первый, и отдает очередную часть своей души безвозвратно, не жалея, утопая навсегда. Нет. Это невозможно. Невозможно прожить счастливо, лишившись всего этого. Раз вкусив, Чонгук обрек себя на вечный страх потерять то, что ему не принадлежит. Доктор чуть наклонился к Ви и, прильнув к его губам, обхватил ладонями его лицо. Ангел теснее прижимается к человеку, желая слиться с ним воедино и стараясь отвечать на поцелуй более уверенно. Но через мгновенье все мысли канут в непередаваемых чувствах и ощущениях наслаждения, что дарят губы Чонгука. Их мягкость так сладка и терпка, что даже целуя их, хочется получить еще больше. Эта сладость трепетом распространяется по всему телу, разжигая кровь и выбивая из легких полустон, заглушенный их слиянием. Воспользовавшись этой секундой, Чонгук углубляет поцелуй, от чего у Ви подкашиваются колени и он льнет к врачу плотнее, так как иначе не устоит на своих ногах. Оторвавшись от его губ, Чон покрывает лицо ангела невесомыми поцелуями и, обнимая, зарывается носом в его волосах, вбирая в себя едва уловимый приятный запах. — Чонгук, — шепчет Ви, обдавая кожу шеи доктора горячим дыханием. — М-м. — Мне уже пора, — глухо проговаривает ангел, но, в противовес своим словам, до боли сжимает в кольце своих рук талию Чонгука и тихо стонет. — Еще только минуту, — просит человек о времени, необходимом им обоим. Но Ви отрицательно качает головой и, нехотя расцепляя пальцы рук, упирается ими о грудь доктора и мягко отталкивает. — Пора, — шепчет он и тянется к Чонгуку за последним мимолетным поцелуем, после чего рассеивается перед Чоном мутным облаком. — Ви!***
Жизнь неумолимо покидает Чимина, и сидящий рядом Юнги, держа его за руку, не может предотвратить это. Он чувствует скорый приход смерти в пульсе его руки под своими пальцами, видит в цвете его лица, слышит в его дыхании. В приближении неотвратимого Юнги просит свои легкие прекратить дышать, сердце — перестать биться, потому что сделать это своими руками ему не хватит храбрости. Хотя будет ли в таком случае считаться мужеством трусливо лишенная собственноручно жизнь, или же жизнь, проведенная в боли утраты и тоске — и есть мужество. Почувствовав, как его руку легонько сжали, Юнги резко поднялся со стула и склонился над пытающимся раскрыть свои веки Чимином. Чим несколько раз моргает, фокусируя свой взгляд на лице, столь любимом им. В преддверии конца, он рад тому, что может видеть. — Мой Юнги, — шепчет Чимин так тихо, что Юнги едва услышал в срывающемся из губ младшего воздухе эти слова. — Да, — кивает Юн. — Твой чертов Мин Юнги, — ласково проговаривает доктор и мягко улыбается. Улыбающийся Юнги так прекрасен, что Чимин судорожно вздрагивает от несправедливости того, что видит ее чуть ли не в первый и в последний раз. Он хочет сказать ему, что эта улыбка так его красит, но ему не хватает сил. Младший не подозревает о том, что рождена она была Чимином, с ним она и умрет. Что-то вынуждает Чимина оглядеться, и в непривычных стенах реанимационной палаты, покрытых холодного белого цвета кафелем, он находит свой страх, давящий на него этим замкнутым пространством. Снова переводя глаза к Юнги, что гладит его по волосам, прижавшись губами к тыльной стороне его ладони, Чимин в немой просьбе смотрит ему в глаза. «Не здесь. Я не хочу… только не здесь» Не без труда, у Юнги получается вывезти Чимина на крышу больницы, куда в такое время года обычно никто не выходит. На полу лежит тонким слоем выпавший за ночь снег, но небо не по-ноябрьскому голубое и уже светло. По новостям непременно скажут о необычайно теплом дне, встречающем скорую зиму, но Юнги этот день запомнится не этим. Юнги устанавливает спинку инвалидного кресла так, чтобы, смотря на небо, Чимину не пришлось задирать голову. Он подправляет на нем теплый плед, укутывая плотнее, и целует в висок. — Так лучше, правда? — доктор садится перед ним на корточки, пока младший, чуть заметно кивнув, почти улыбается. Смотря в бесконечность над собой, Чимин чувствует неподъемность собственных век, даже моргать ему удается с трудом. От кончиков пальцев вверх по телу ползет холод, но он не от прохладного легкого ветерка, что путает волосы. Это то, чего Чимин ждал. Боялся, но ждал. Оно накрывает его толщей чего-то несоизмеримого, звуки приглушаются, и дышать уже нет необходимости, он, словно погруженный в воду, чувствует на себе ее приятную тяжесть. — Это не больно… Юнги поднимает голову на едва уловимый звук и просовывает свои руки под плед, найдя холодные пальцы Чимина, он тут же начинает их массировать. — Ты замерз? — приподнявшись на ноги, спрашивает Юнги, но глаза Чимина закрыты. — Чимин? — старший приближает свое лицо к его, обхватывая руками и немного потряхивая. — Чимин? Младший не отвечает и не открывает своих глаз. — Нет, нет, — Юнги тянет на себя его безвольное тело, которое легкой ношей оказывается у него в руках. — Подожди, ты не можешь… Слова безысходности и пустой надежды льются у него из уст, доктор обвивает Чимина в крепкие объятия, будто не соглашаясь отпускать из этого тела то, что так стремится его покинуть. Прижавшись губами к его темени, он не слышит свою речь, что превращается в бессвязный поток мольбы, тонущий в волосах Чимина, никем не принятый. Тупая боль наполняет его всего, ее настолько много, что Юнги почти захлебывается в ней, настолько невыносимая, от нее хочется взвыть. Юнги видит, как на снегу перед ним появляются босые ноги, и он поднимает глаза к ангелу, обнимая Чимина еще сильнее. — Не смей, — шепчет доктор. — Не смей забирать. Ви становится на колени и наклоняется к Чимину — ему непременно нужно успеть. Но Юнги притягивает младшего к себе, не давая ангелу дотронуться до него. — Нет… Ви обращает свой взгляд к Юнги, и тот, не успев договорить, останавливается на полуслове. В глазах напротив сожаление, грусть, но самое главное — это обещание и просьба. Просьба довериться. Доктор не замечает, как собственные руки непроизвольно ослабили хватку и дали возможность ангелу сделать то, что он хочет сделать, хотя все внутри Юна противилось этому. Ангел снова наклоняется к Чимину и под пристальным взглядом Юнги, закрыв глаза, прижимается губами ко лбу. Юнги не понимает, что происходит, но знает точно одно: он бесчисленное количество раз видел, как ангелы забирают душу своих подопечных, но ни одно из них не походило на то, что он видит сейчас. Ви медленно поднимается с колен, и Юн замечает, как дрожат его ноги, но не придает этому никакого значения, разглядывая Чимина, которого только что поцеловал ангел смерти. — Прости за отца, — просит прощения Ви. — Что… что происходит? — срывающимся голосом спрашивает Юнги. Ангел тяжело дышит и, кажется, сейчас упадет, как вдруг со стороны двери его внимание привлекает выбежавший Чонгук. — Ви, — Чон останавливается, увидев представшую перед ним картину. — Чонгук… — на выдохе произносит ангел, с болью глядя на человека, которого так полюбил, и падает. — Ви! — Чонгук бежит к нему, но не успевает. Бессознательное тело ангела резко поднимается грудью вверх и застывает в подвешенном состоянии над ними. Он близко, но до него не дотянуться. Руки и крылья Ви безжизненно свисают вниз, как и его голова. Все это за гранью понимания, и Чонгуку, в охватившем его страхе, остается лишь наблюдать, не способному что-то сделать. Он продолжает выкрикивать его имя, но тут же теряет голос, когда крылья ангела начинаю тлеть. Крылья, красотой которых Чонгук не раз восторгался, превращаются в уносимый ветром черный пепел. Красный огонь достигает их основания, и Ви резко дергается в воздухе. Из горла ангела вырывается истошный вопль, который режет сердце Чонгука на мелкие куски. Ви обеими руками хватается за горло и не перестает кричать, будто сгорая заживо. Ангел также внезапно замолкает и отпускает свою шею. Чон не дышит и боится даже двинуться. Кровь застыла в его жилах, так же, как и Юнги с Чимином на руках. Несколько секунд ничего не происходит, после чего тело Ви будто отпускают, и оно устремляется вниз в свободном падении. — Ви! — отдается эхом крик бежавшего навстречу Чонгука.***
Flashback — Джин, — Ви окликает ангела, которого разглядел в толпе невидящих их людей, после некоторого времени поисков. Но он не оборачивается, возможно потому, как вполне оправданно решил, что есть еще какой-нибудь «Джин» среди людей, хотя вероятнее всего потому что сам факт того, что его кто-то может звать, мягко говоря, маловероятен. Джин стоял боком к Ви, и его идеальный профиль гордо возвышался над людьми, что спешили куда-то. Он выделялся среди этой серости своим статным ростом и светлыми волосами, которые были близки по цвету к белому, конечно, если пропустить то, что у него имеются огромные крылья за спиной. Его неземная красота отдавалась свечением ослепляющим, но холодным. Точенные черты лица, словно выгравированы из мрамора искусным мастером, но так же, как и этот дорогой камень — мертвы и неподвижны. — Джин, — повторяет Ви, подойдя к нему поближе. Когда-то давно, еще в то время, когда число проведенных подопечных у Ви было меньше десяти, они уже говорили, если пару слов можно посчитать за разговор. Ви тогда не мог отойти от того случая с отцом Юнги и не придал его словам никакого значения, теперь же это оказалось очень важным. — Мне нужно поговорить с тобой, — говорит ангел Джину, который только повернул к нему голову и одарил взглядом пустым, ничего не выражающим, как и его лицо. — Помнишь ты сказал мне однажды, что видел подобное. Что ты тогда имел в виду? — спрашивает Ви, уверенный в том, что блондин понимает, о чем идет речь. — Ты видел ангелов, подобных мне? Но Джин молчит, все также беспристрастно смотря на осыпавшего его вопросами ангела. — Я хочу оставить своего подопечного живым, — не сдается Ви, выкладывая сразу всю суть, на что Джин отворачивается от него. — Это невозможно, — наконец заговорил он. — Я чувствую, что возможно, как и то, что ты знаешь, каким образом мне это сделать. — Невозможно. Ви встает перед ним, закрывая собой обзор на его подопечного человека, но Джин все также неподвижен, будто никакого Ви перед ним нет. Предугадывая наверняка, он решает пойти на то, что скорее всего хоть как-то растормошит Джина. — У меня мало времени, — Ви хватается за грудки, крепко сжимая в пальцах вязанную ткань, чем все-таки обращает на себя его взгляд, ничем не удивленный. — Я не могу больше это делать. Не могу. Я хочу закончить все на этом. Когда-нибудь Чон тоже станет чьим-то подопечным, Ви надеется, что это произойдет через многие десятки лет, от старости. Но ангел останется существовать неизменным и губить Чонгука он не намерен. Было бы ложью сказать, что он не хочет остаться с человеком подольше, но чем сильнее к ангелу привяжется Чонгук, тем хуже будет становиться его человеческая жизнь. Ви отвергает свое предназначение и твердо решает спасти Чимину жизнь. Ему не страшно для этого отдать взамен свою, ведь он не считает ее жизнью. Это просто существование, и им он причинит Чонгуку много боли — этого он боится неимоверно. — Как мне это сделать? — Ви немного тряхнул руками, от чего пошатнулся и Джин. — Скажи!