Игрушка

Размышлять о смысле жизни можно, наверное, в любом положении. Особенно, если это самое положение предполагает, что, кроме как размышлять, делать ты ничего больше не можешь. Вот этот мой так называемый «друг», который имя свое мне так и не сообщил… Или правильнее называть его подругой? Интересно, он по собственному желанию влез в женское платье или его заставили? Может, он и сам игрушка в этом, выражаясь его словами, «проклятом доме»? Тогда чья? Великого, что ли? Или кого-то другого? Ведь «горничная» назвала моего «рабовладельца» младшим хозяином. Значит, есть и старший? А мной он что, тоже заниматься будет? Может, и мне придется бабские тряпки носить? Да еще и мазаться… Тьфу, мерзость! Не, в принципе, чулочки там я еще мог нацепить - ну это типа как игра с переодеванием, прикольно даже. Но вот все эти парики, накладные сиськи и помада – не, с такого меня воротит. Ладно еще, если там парень женоподобный, как мой «друг». Бывает, и не отличишь одно от другого, я уж в порнушках насмотрелся, которыми меня дядя просвещал. А на моей угловатой тушке вон то же платье будет, как плащ-палатка на вороне. Хотя… если Великому приспичит, то что я смогу сделать? Будет передо мной стоять выбор: ремень или юбка, - ясно, что я выберу. От юбки синяков еще ни у кого не появлялось. Я скрипнул зубами. Блин, ну куда его там унесло?! Он что, забыл вообще про меня? Я уже, едрён батон, конечностей не чувствую, хоть и пытаюсь мышцы напрягать и расслаблять по очереди. Сколько я тут сижу, кстати? Часов-то в комнате нету. Может, уже два часа. А может, двадцать минут, просто я слабак и трус, вот и кажется, что сейчас окочурюсь? Пить охота жутко. Во рту такой вкус… ну, как после того, как пожуешь грязные носки, пропитанные чужим потом, и все это проглотишь. Кушать тоже хочется, а то у меня с утра в желудке только сперма и побывала. Не, там, конечно, тоже протеины, но меня как-то такая диета не устраивает. Кажется мне, или за окном темнеет? Это вечер, или просто тучи к дождю наползли? Блин, а что, если у меня ноги-руки отвалятся, и я инвалидом стану? Меня тогда Великий на помойку выбросит, как сломанную куклу? Под конец я уже даже думать связно не мог, просто сидел и гипнотизировал взглядом закрытую дверь: «Открывайся, открывайся, открывайся…!» И когда она, наконец, открылась, я подумал, что у меня глюк. А когда внутрь вошел Великий с какими-то пакетами, и я понял, что он – реальный, то от счастья чуть в обморок не хлопнулся. - Хорошо сидишь? – спокойно осведомился «хозяин», швырнул мешки с покупками на пол и потопал мимо меня к письменному столу. Тут до моих ноздрей донесся одуряюще прекрасный аромат еды. Взгляд сфокусировался на пакете из Макдональдса, который Великий тащил в руке, и огромном, запотевшем стакане колы, из которого торчала соломинка. Я судорожно сглотнул, но сухое горло только болезненно сжалось. Парень между тем расположился на крутящемся стуле, небрежно положил снедь на стол и развернулся лицом ко мне. Блин, неужели эта сволочь сейчас будет жрать прямо у меня на глазах?! От такой несправедливости я жалобно взвыл. - Надо понимать, это «Да»? – Темная, изломанная чаячьим крылом бровь насмешливо приподнялась. – Значит, ты подумал над своим поведением, Пупсик? Я кивнул и замычал в носки. Я действительно много думал. Только вот не успел придумать, как бы тебя, гада, придушить. - Будешь вести себя хорошо? Как послушная игрушка? Интересно, если ответ будет «Нет», он снова набросится на меня с ремнем? Выяснять как-то не хотелось, и я снова кивнул. Великий улыбнулся во все тридцать два зуба: - Блин, как же ты мне нравишься связанным и с кляпом во рту! Такой няшка, и со всем соглашаешься. Может, мне тебя так и оставить? Слезы защипали глаза. Я не стал дальше унижаться и просто отвернулся, чтобы он их не увидел. - Эй, Пупсик, ты чего? - Внезапно он оказался рядом со мной, и я вжал голову в плечи, ожидая удара. Но вместо этого щеки осторожно коснулись кончики пальцев, прослеживая влажную дорожку. – Я пошутил. Сейчас выну кляп, а потом развяжу ноги, понял? Будешь делать, как я скажу, и все будет хорошо. Пальцы скользнули по скуле, дошли до рта… Наконец-то! Я мог сжать челюсти, я мог говорить! Так и хотелось заорать ему прямо в самодовольную красивую морду: «Сволочь!» Но я сдержался. Тогда уж он меня точно не развяжет. Наоборот, снова что-нибудь в рот воткнет – еще похуже носков. А там и так… будто кошки нассали, а потом моим языком все вытерли и повесили его сушиться. Великий между тем, насмешливо поглядывая на мою кислую морду, распутал веревки на ногах, но руки так и оставил связанными. Он даже помог мне распрямить непослушные конечности и стал их осторожно растирать, чтобы восстановить кровообращение. Было больно, но в то же время приятно и… как-то стыдно-тревожно. Руки «массажиста» разминали следы от веревок как раз у самого паха – нежно, осторожно, умело. Блин, только бы у меня не встал! А то Великий точно подумает, что я, как послушный зверек, приказ его выполняю. Нет, не бывать такому! Я попытался полностью сосредоточиться на боли в спине и связанных за спиной руках – это отвлекало. - Так лучше? Нет, вот пойди пойми этого типа: сначала калечит, потом сам же лечит. Я кивнул, но тут же спохватился, что уже могу использовать рот по прямому назначению, и поспешно пробормотал: - Да… хозяин. И тут случилось то, чего я никак не ожидал: Великий стащил с шеи цепочку с ключом и потянулся к кольцу в стене над моей головой. Там щелкнуло, и я почувствовал, что свободен! Цепь глухо стукнула о ковер. От облегчения все мышцы превратились в кисель, и я плавно стек на пол. «Хозяин» оставил меня валяться в виде дохлой амебы и снова уселся у стола. Взял бумажный стакан с колой и слегка потряс. Я услышал, как внутри толкнулись друг о друга кубики льда. Пить! Моя голова приподнялась на измученной шее, будто ее вздернули на веревочке, глаза уставились на стакан. Владей я телекинезом, одной силой мысли я мог бы сейчас подтащить к себе не только колу, но Великого вместе со стулом. - У Пупсика, кажется, пересохло в горлышке? – усмехнулся мой мучитель и снова поболтал льдом в стакане. - Да, хозяин, - уже привычно прохрипел я, вскидывая на парня умоляющие глаза. Улыбка Великого стала еще шире – прямо кот Чеширский. - Ну, если хочешь пить, так иди сюда. Не так! – осадил меня окрик, когда я попытался было встать на ноги. – На коленях ползи. Так я и думал, что за воду и еду тут придется унижаться! Мой взгляд на мгновение метнулся к двери, за которой лежал путь на свободу. Вскочить, метнуться в коридор, позвать на помощь… Ага, щас! Дверь, как ты заметил, открывается внутрь. Как ты с ней справишься со связанными-то руками? Да и бегун из тебя… Великий-то вон на стометровке показывает недостижимый результат – в мастера спорта, небось, готовится. Он поржет только, а потом снова выпорет. Нет, уж. Похоже, один из двоих в этой комнате рожден ползать и летать по умолчанию не может. Показать пальцем, кто? Я пополз. Тут главное было на гада этого не смотреть - только на красный стакан с капельками конденсата на стенках. Тогда можно представить, что я – отбившийся от каравана путник, а яркое пятно впереди – оазис с пальмами. Таким манером я добрался до колен Великого – дальше ходу не было. - На меня посмотри. Блин, пришлось-таки уставиться в эту сытую морду. Глаза в глаза. И снова ореховый оттенок, такой лучистый и обманчиво теплый. Цвет старого золота с примесью гречишного меда. Не отрывая от меня взгляда, Великий снял со стакана пластиковую крышечку, вытащил соломинку, облизав мокрый кончик. У меня снова насухо сжалось горло, язык механически повторил чужой жест, обводя запекшиеся губы. Я думал, «хозяин» протянет колу мне, но вместо этого он поднес стакан ко рту и отпил большой глоток. Кадык на горле вкусно дернулся. Так я и думал! Все это – очередная пытка. Будет сейчас наслаждаться моими муками, хлебая напиток на моих глазах, и обзывая по-всякому… Великий действительно склонился ко мне – слишком низко, так не наклоняются, чтобы ударить. Я почувствовал тепло его дыхания на щеке и аромат парфюма – тонкого, пробирающегося через рецепторы как бы исподволь, но заставляющую голову кружиться, будто едешь на цветной карусели… Я попытался отстраниться, цепляясь за мысль, что башка кругом идет, конечно, от обезвоживания. Но сильная ладонь легла мне на шею и мягко толкнула вперед. Мой нос ткнулся в носяру Великого, я чуть повернул голову и почувствовал на губах влагу – его смоченные колой губы коснулись моих. Ничего не соображая от жажды, я скользнул по ним языком – сладкий вкус напитка взорвался в мозгу, как маленький фейерверк. Оранжевые звездочки еще опадали под закрытыми веками, а Великий уже вторгся в мой рот языком, и туда излились каскады чистого, лопающегося пузырьками блаженства. Кажется, я застонал и от неожиданности подавился, когда кола хлынула в отвыкшее от влаги горло. Кашлял, чувствуя, как на глаза выступают слезы, ожидая всем телом наказания. Но ничего не произошло. Великий дал мне отдышаться, а потом снова поболтал стаканом. - Надо же, какой ты жадный. Хочешь еще? - Да, хозяин! – торопливо выкрикнул я и тут же мысленно пнул себя по мозгам. «Да, давай, Денечка, выстилайся перед хозяином, быстро же ты этому научился!» Парень довольно оскалился и, сверля меня своими фантастическими глазами, медленно отпил из стакана. На этот раз ему не пришлось хватать меня за шею. Я сам потянулся за колой. Сам раздвинул губы. Позволил восхитительной жидкости наполнить рот, взрываясь молекулами счастья на небе и языке. Сглотнул, чувствуя, как чужой язык нежно слизывает сладость с десен, а потом исчезает, оставляя ощущение пустоты и… новой жажды. Я открыл глаза и подозрительно уставился на Великого. Тот сидел с непроницаемой мордой, но в глазах притаилось хитрое такое, лисье выражение. Это вот что сейчас было? Он, правда, что ли засунул язык мне в рот? Зачем это он… - Еще? – спросил мой мучитель и, дождавшись моего кивка, снова отхлебнул из звякнувшего льдом стакана. Теперь его губы, встретившись с моими, не спешили раскрываться. Они немного потерлись о мой рот, играя, заставляя мой язык выглянуть из своего убежища в попытке добраться до желаемого. Ему удалось пробраться внутрь, но там мой разведчик наткнулся на преграду из плотно сжатых зубов. Прошелся по ним, исследуя сладкий вкус, беспомощно толкнулся, побежал вокруг, скользя по деснам… Но тут его губы впились в мои, и сим-сим открылся, вливая в меня мечту. Так Великий продолжал поить меня, каждый раз требуя большего, чтобы я мог получить желаемое. Я посасывал его губы, одну за другой. Позволял хозяйничать языком у меня во рту, а когда он прятался в свою норку, догонял, ловил и захватывал в плен, засасывая глубоко в свой рот. И все это – в буре пузырьковых фейерверков, в фантасмагории света, взрывающегося под закрытыми веками. Дальний краешек моего сознания вопил, что я целуюсь с парнем. В первый раз в жизни целуюсь по-настоящему – ведь раньше никто и никогда не целовал меня в рот. И все бы ничего – но с кем? С садистом, психопатом и извращенцем? С тем, кто меня изобьет и глазом не моргнет? С тем, у которого такие невозможно упругие, полные, мягкие, сильные губы… Я приказал голосу разума заткнуться и пил, пил, пил…