Игрушка

Вы когда-нибудь делали домашку по алгебре голяком и с вибратором в жопе? Ага, вот я тоже раньше никогда не пробовал. А теперь пришлось. Началось с того, что Великий расположил меня горизонтально на кровати – корма кверху, колени на полу. Полил попку силиконом и засобачил туда пробку. Черную такую с пимпочкой. А потом говорит: - Слушай, Пупсик, у меня тут домашка кой-какая по алгебре завалялась, так что ты уж потрудись. Завтра сдать надо. У меня аж дар речи пропал. А он такой стаскивает меня с кровати и к столу письменному подпихивает. - Давай-давай. Сумка школьная вон там валяется. Калькулятор, если что, в ящике. - А сам ты что, не можешь? – я окинул неверящим взглядом развалившегося на покрывале Великого. – Ты же вроде отличник, - и добавил поспешно, - хозяин. - Может, и могу, - лениво потянулся тот и включил висящую на стене здоровенную плазму. – Но в душе я гуманитарий. Хули мне эта алгебра сдалась. А ты давай, грызи гранит науки. Тебе полезно. Не, ну вообще охренел, а, маргаритка голубая?! Ясно теперь, как он на золотую медаль идет! За него рабы по всем предметам, небось, пахали. А теперь я отдувайся?! Хоть бы пробку, сука, из жопы вытащил, мне ж на ней сидеть! - Я в математике дуб, - предупредил я, осторожно присаживаясь на стул. – Не, хуже, я дупло. Ты не ту игрушку себе выбрал. - А мне пофиг, - Великий даже не смотрел на меня, щелкая каналами. – У меня решебник есть. Ошибок наделаешь – накажу. Тут я уже не выдержал: - Нафига тогда я тебе нужен?! Или это просто предлог такой для порки? Эксплуататор хренов удостоил, наконец, меня высокомерным взглядом: - Ты забыл сказать «хозяин». И с порки мы, кстати, можем начать. От возмущения у меня аж дыхание в зобу сперло. Я крутанулся на стуле, что тут же отозвалось в несчастном анусе, и принялся рыться в валявшемся рядом рюкзаке. Из телека полилось что-то знакомое в более жесткой обработке: Some of them want to use you Some of them want to get used by you Some of them want to abuse you Some of them want to be abused Да, блин, в самую точку. Мне пока только и абъюзают все, кому ни лень. Хочу я этого, или нет! Я вытащил из рюкзака дневник с изображением мозгов на обложке и надписью: «Они устали». Ага, оно и видно! Косой взгляд в сторону кровати подтвердил диагноз: Великий развалился нога на ногу, откинувшись на подушках, посматривал какой-то трэшак про психушку, умудряясь одновременно тыкать пальцем в айпад – наверняка, последней модели. Так, ну и где тут у нас домашка записана? Ага, вот. А чего это тут красным каракули? «Обращался к учителю: «Эй, холоп!» И корявая подпись химика. Мда... Это Великий у нас может. «Курил благовония в туалете». Благовония? Жесть! Пролистаем чуть назад, это уже становится интересным. «Нарисовал половой орган на доске. Мужской. Сказал, что перепутал литературу с биологией». Ха, перепутал он, щас! «Продавал одноклассника в рабство». Пфф, ничего нового! Интересно только, кого он там сбыл? Может, пухлявого блондинчика? - Пу-упсик! – донеслось игриво с кровати. Я вздрогнул, пробка в попе неприятно шелохнулась. – Ты трудиться должен, а не личную жизнь хозяина изучать. Домашку нашел? - Угу, - буркнул я, вытаскивая тетрадь. Полистал до чистой странички. Ёпт! Вот как чуяло сердце, что тут подстава! – Хозяин! («Злыдень ты писюкастый!» - добавил я про себя) У тебя тут Единица написала: «Задолженность с пятнадцатого». Единица - это наша математичка. - Правда? – Голос Великого – сама невинность. – Вот и делай с пятнадцатого. И препираться ведь бесполезно! Ну, сунул я нос в дневник, потом в учебник. Так, корни, радикалы, множители... Я почесал башку колпачком ручки и взялся за дело. Шло оно со скрипом, тем более что здорово отвлекали вопли из ящика и какое-то забойное техно. Там, судя по всему, бурно мочили кого-то из всех видов тяжелого и легкого оружия. А начиналось, блин, так мирно – с психушки. Я возился с корнями и дробями, бурча себе под нос: - Вот хули мне все это... Вынесение множителя под знак радикала... Я уже и так под одним радикалом хожу, а корни теперь разве что в очко совать будут и оттуда же извлекать. Все равно школы мне теперь не видать. - Между прочим, я все слышу! – По ходу, у великого не только чутье было обостренное, но и слух. Может, он в прошлой жизни собакой был? Злющим таким кобелем-доберманом. – И с чего ты решил, что в школу больше не пойдешь? Я снова крутанулся на стуле и уставился на бывшего добермана круглыми глазами: - А я пойду? Чё, прям завтра? В моей голове уже мелькали множественные сценарии побега. Ну не потащит же Великий меня в школу на цепи?! - Пойдешь-пойдешь, - усмехнулся «хозяин», - а то размечтался, небось, что будешь лапками кверху лежать и изучать Камасутру вместо алгебры? Не-ет, среднее образование это наше все! К тому же, у меня аж яйца сводит, как представлю, что трахаю тебя в школьном туалете, - и эта сволочь похотливо облизнулась. – Жаль, придется пока это дело отложить. Завтра у тебя выходной. И послезавтра, пожалуй, тоже. - Э-э... – я лихорадочно переваривал новую информацию, стараясь отвлечься от подкинутой воображением порно-картинки: Великий, натягивающий меня на свой хуй прямо в кабинке, на которой отродясь не было двери. – Так это... прогулы... - Не ссы, - Великий закинул руки за голову и потянулся, как сытый кот. – Тебе справку нарисуют, что заболел. Типа «геморрой», гы. Убил бы гада нафиг! Я попробовал углубиться в уравнения и даже решил парочку с грехом пополам, как тут в попке у меня что-то шевельнулось. Проклятая пробка ожила и теперь мелко дрожала, посылая в кишку совершенно неуместные при умственной работе волны. Ясненько: «хозяин» у нас любит поиграться с вибратором! Я поудобнее уселся на стуле и, как ни в чем не бывало, принялся за следующий пример – пусть зарубит себе на носу, я ему не машинка с радиоуправлением! Минут пять прошло спокойно, а потом пробка во мне дернулась и затряслась активнее. Из попки теперь доносилось едва слышное жужжание. Я заметил, что сделал ошибку в задании. Пришлось все зачеркнуть и начать заново. Но стоило перевернуть страницу в учебнике, и бац! Вибратор снова сменил частоту и теперь уверенно долбил мою кишку в ритме отбойного молотка. Я поплотнее сдвинул бедра, чтобы удержать рвущийся кверху писюн на месте. Внутри медленно разгорался пожар – как бы я не ерзал, пытаясь изменить положение, анатомическая пробка задевала простату и медленно вытесняла математику из моей несчастной головы. Зато там все плотнее обосновывался Великий: вминающий меня в стенку душевой кабины так, что мой членик с каждым рывком терся и бился о стекло; кусающий сзади за шею, как совокупляющийся волк; подхватывающий меня под бедра и бережно опускающий на себя; всасывающий мои соски так сильно, что тело пронизывал электрошок сладкой боли... - Тебя что-то беспокоит, Пупсик? – раздался нарочито встревоженный голос со стороны кровати. – Может, попка? Ты ею так и елозишь. - Со мной... все в порядке... хозяин, - выдавил я через сжатые зубы. – Всего два задания... осталось. - Вот и хорошо, - судя по голосу, этот гад потешался вовсю. – Как кончишь, покажешь. В смысле, как решать кончишь. А то я не понял! Ладно, домучил я алгебру кое-как, аж взмок весь. Встал, подошел к кровати с тетрадкой. - Все? – Великий поставил кино на паузу и сел. Глянул на меня и хихикнул. – Блин, никогда еще не видел, чтоб у кого-то на алгебру вставало. Боже, как мне хотелось тетрадь в трубку свернуть и по морде ему, по морде! - Ну, чего ты застеснялся, Пупсик? Подойди поближе. Я подошел. Отдал домашку. Великий сидит такой – в тетрадку носом, сверяет с решебником. А перед мордой у него мой членик торчит указкой. Так близко... ткнуться чуть-чуть вперед, и попаду ему прямо в губы. Только тогда «хозяин» точно с меня шкуру спустит. Блин, вот эти мысли про губы отставить! Не хватало еще, чтоб я потек тут. И так уже стыда не оберешься. И в жопе жужжит. - У тебя красивый член, ты знаешь об этом? – внезапно пробормотал Великий, не отводя взгляда от решебника. «Чот я не догоняю, он все еще про математику?» - Небольшой, но аккуратный, ровный такой. И яички красивой формы. В ладонь так удобно ложатся. «Блин, я что, на это должен как-то реагировать? Типа спасибо за комплимент, его моему пиюну никогда не делали, он польщен?» - У тебя половина примеров неправильно решена. Придется переделать. – Великий поднял на меня глаза, в которых клубилось что-то темное. – Но сначала придется тебя наказать. По удару за ошибку – думаю, так будет справедливо. Тащи-ка сюда стул. «Стул? Значит, ремнем он меня лупить не будет? Или все-таки будет? Разложит на сиденье и...» На негнущихся ногах я подковылял к стулу на колесиках и подкатил его ближе к кровати. Великий наконец соизволил поднять свою мажорскую задницу и перенести ее на черное кожаное сиденье. - Сюда, Пупсик, - поманил он меня пальцем. – Ложись животиком мне на колени. Все это нравилось мне все меньше и меньше, но делать было нечего. Я неловко присел, и тут же был подхвачен сильными руками и разложен таким макаром, что мой заткнутый пробкой зад бодро топорщился вверх, а голова и ноги свисали по обе стороны стула. В пузо мне упирался стояк Великого. Мой собственный бесславно уткнулся в край кожаного сиденья между раздвинутыми рукой «хозяина» бедрами. - Эх, жаль в школах отменили телесные наказания, - мечтательно вздохнул мой палач и добавил. – Приступим.